Глава 7. Загородный клуб «Неопалимая Купина», расположенный в десяти милях к северо-западу от Вашингтона, в холмистых

Загородный клуб «Неопалимая Купина», расположенный в десяти милях к северо-западу от Вашингтона, в холмистых, поросших лесом окрестностях Мэриленда, был излюбленным местом сборища истеблишмента, где предавались исконному развлечению английских аристократов. Главное помещение гольф-клуба смахивало на декорацию из «Унесенных ветром», и, точно как в Таре, гостей встречали ослепительные улыбки чернокожей прислуги. Обычаи «Неопалимой Купины» едва ли отличались космополитизмом. Но поскольку президенты любили играть в гольф, руководству клуба пришлось, изменив своим давним традициям, пересмотреть отношение к выходцам из Африки и потомкам Авраама. Бертон Галилей был первым сыном Черного Континента, удостоившимся чести быть избранным в его члены. Руководство клуба тянуло два года, прежде чем соизволило распахнуть двери для сынов Израиля. А теперь в «Неопалимой Купине» разыгралась еще одна жаркая баталия: допустить ли в клуб представительниц слабого пола? Первая леди уже успела плешь президенту проесть.

В субботу, около часа дня, Банион переодевался в раздевалке, вспоминая ту часть «Воскресенья», которую вчера записал с Эрхардом Виллигером. Тема – Россия, разумеется. Виллигер, бывший государственный секретарь, ныне – вездесущий советник всех наций и корпораций, утверждал, что воинственные заявления президента Бледникова о возвращении Аляски – не более, чем попытка умаслить ярых сторонников его партии. Он якобы вовсе не собирался посылать свой флот через Берингов пролив. «В любом слючае, – проговорил Виллигер со своим сочным венгерским акцентом, – исходя изь того, что мне изьвестно, не думаю, что их корябли смогут переплить через Волгу, не говоря уж о Беринговом проливе».

Пока Банион, вполне довольный собой, неторопливо размышлял о вчерашнем дне, снаружи просунулась чья-то рука, залезла в его сумку для гольфа и вытащила оттуда полдюжины мячей с монограммами, заменив их на точно такие же.

Четвертая лунка на жаргоне гольфистов «Неопалимой Купины» именовалась «сучкой». Фервей был очень узким; с правой стороны тянулась «случайная вода», слева – густые лесные заросли. Сколько многообещающих игр заканчивалось на четвертой лунке! Ради этой лунки Банион специально приехал заранее, чтобы потренироваться перед раундом со спикером Микером и судьей Фитчем. С Фитчем все было ясно. Золотые дни его славы на площадке для гольфа были давно позади. Но что касается спикера Микера… Банион вычитал в «Пост», что тот недавно посещал курсы для начинающих игроков в Бел Меллоу, во Флориде; так что его надо остерегаться.

Банион встал на стартовой площадке и впервые опробовал свою новенькую клюшку. У него мурашки побежали по коже от гулкого звука шлепка, с которым он послал мяч прямо в лунку. О, этот божественный звук! Мяч, точно стрела, пролетел по фервею. Просто класс. Вот бы повторить этот удар, когда…

Что за чертовщина?

Мяч вдруг резко отклонился от курса и полетел прямо в заросли. Срикошетил, словно бильярдный шар. Ветра нет, так что ветер тут ни при чем. Бред! Совершенно непонятно. Он уже четверть века играет в гольф, но никогда, никогда не видел, чтобы мяч выделывал такие фокусы. Мяч исчез в лесных зарослях, зашуршав листьями: звук, который так хорошо знаком каждому незадачливому любителю гольфа.

С минуту Банион стоял неподвижно, недоумевая, как с точки зрения физики можно объяснить этот фокус: мяч буквально отскочил от траектории на девяносто градусов. Некоторое время он раздумывал, стоит или не стоит идти за мячом, но потом решил сделать еще один удар. В конце концов, он здесь ради того, чтобы попрактиковаться.

Он снова вернулся на стартовую площадку, и, изготовившись для удара, пробормотал волшебное слово «спокойненько» и ударил. Опять услыхал упоительный шлепок литой резины о титановый наконечник. Мяч взмыл в воздух. Удар был не столь хорош, как первый, немного срезанный вправо, но, если повезет, мяч не шлепнется в воду. Останься… останься… ну же…

Пролетев семьдесят пять ярдов, мяч, вильнув, исчез в зарослях – в точности как первый. Банион изумленно разинул рот, услышав глухой «чпок», с которым мяч ударился о ветку.

Банион оторопело уставился на клюшку, подарок Бертона Галилея.

Что за чертовщина?

Взять еще один тренировочный удар? От одной мысли о двух тренировочных ударах подряд ему стало нехорошо. Но, с другой стороны, рыскать в такую жару по кустам… Там, между прочим, полно ядовитого плюща…

Он снова побрел на стартовую площадку – с видом человека, который, закуривая сигарету, ждет, что она вот-вот взорвется. Потом с угрюмой решимостью ударил, позабыв про свою мантру «спокойненько».

На этот раз он еще больше срезал вправо. Вверх, вверх, вверх… Этот наверняка упадет в воду… И вдруг – раз, мяч снова сделал кульбит и нырнул в заросли, нарушая все законы физики.

Банион запихнул клюшку в сумку, даже не сняв с нее чехол с вышивкой «Кэмп-Дэвид» – рождественский подарок от предыдущего президента, – и ринулся в заросли: черт с ним, с ядовитым плющом.

Он углубился в лес ярдов на тридцать – туда, где по его расчетам должны были валяться все его мячи, и вдруг невдалеке за деревьями увидал скопище мигающих огоньков. Ремонтная машина? Странно. Что здесь можно ремонтировать? Что ж, по крайней мере, ремонтники наверняка видели его мячи.

Рядом с машиной он различил какие-то фигуры в сверкающих комбинезонах. Может, это пожарные в огнеупорных…

Боже правый!

На небольшой полянке, ярдах в пятидесяти от Баниона, стояла ОНА: круглая, приземистая, блестящая, – вероятно, из отполированной стали, – сплошь усеянная мигающими огнями.

В горле у Баниона пересохло; сердце чуть не выпрыгнуло из груди. В последний раз оно так билось только на поле для сквоша. Ну, может, еще пару раз на подходе к оргазму, да и то лет двадцать назад.

Притаившись за сосной, он наблюдал. Двое пожарных возились у машины, чем бы она там ни была. Она была похожа – от одной мысли об этом ему стало неловко – она была похожа на летающую тарелку. Ничего себе шуточки. Это просто ни в какие ворота не лезет.

Но она была там. Чем бы она ни была.

Ага, вспомнил он. Тут, в Мэриленде повсюду военные объекты. Сверхсекретные убежища, построенные во время холодной войны – чтобы было где прятать президентов и конгрессменов, если русские сбросят бомбу. Наверняка это что-нибудь в этом роде. Бомбоубежище. Странное выбрали место для такого объекта.

В ту самую минуту один из пожарных повернулся и увидел Баниона.

Тот отчаянно вскрикнул. Это случилось помимо его воли. Господь всемогущий и святые угодники!

Они его заметили! Они идут прямо к нему!

Банион повернулся, чтобы дать деру.

Боже! – за его спиной стоял еще один, преградив ему путь обратно к полю. Он открыл рот и сказал:

– Алука. Алука валало.

Теперь Баниона окружали трое пришельцев. Он почувствовал резкий запах – похоже на нашатырь, но с какой-то сладковатой примесью, вроде как… корицы? Или так пахнет их пот?..

В глазах у Баниона потемнело. Ноги стали ватными. Он потерял сознание.

Разве кто-то вправе его за это винить?

* * *

Банион очнулся от мерцания огней и мерного гудения мотора.

– Виски с содовой, – сонно пробормотал он, – какой фильм показывают?

Должно быть, он задремал. Летит в самолете, как обычно, первым классом. Когда туман рассеялся, он увидел перед собой какое-то существо, не отводящее от него пристального взгляда. Ростом с обычного человека; с блестящей переливчатой кожей, совершенно лысое, с черными миндалевидными глазами и прорезями вместо ушей.

Существо заговорило:

– Калу?

Банион вытаращил глаза. Он был докой по части светского этикета: знал, как следует обращаться к Епископу Кентерберийскому, судье Верховного Суда в отставке, к жене или дочери английского графа. Но как следовало поступить в данной ситуации? «Как поживаете?» – вряд ли это подойдет.

– Калу? – нерешительно пролепетал он. В голове мелькнула вполне резонная мысль: должно быть, у него помутился рассудок от страха. Он чувствовал себя обессиленным, слишком уставшим для каких-либо эмоций. Вспомнилось состояние после внутривенных уколов, которые ему делали в больнице перед колоноскопией.

Еще один. И тоже что-то бормочет.

– Мука.

– Мука, – ответил Банион. На самом деле, все не так уж плохо. Просто приятное головокружение, какая-то… эйфория, что ли. Он попытался поднять руки, но обнаружил, что его кисти привязаны к столу, на котором он лежал. В мозгу красной лампочкой загорелся сигнал тревоги. Эйфорию как рукой сняло. Он потряс кистями и услышал позвякивание металла. Плохо дело, просигналил ему мозг.

– Эй, вы, – крикнул он, – что здесь происходит?

– Вуга бакак.

– Вы говорите по-английски?

– Крик маку фито.

– Вы? Говорите? По-английски?

Бесполезно. Ощущение такое, будто попал в страну третьего мира, где надо кричать, чтобы тебя поняли. Если уж они проделали путь длиною в миллиарды световых лет, чтобы тут, наконец, приземлиться, то могли бы уж, используя свои суперсовременные технологии, выучить пару фраз на местном языке. У них была отличная возможность слушать кассеты по дороге сюда. «Пожалуйста, повторите: „Отведите меня к вашему начальнику“».

– При. Вьет.

Это что, «привет»? Не Бог весть что, конечно, но для начала неплохо.

– При-вет, – раздельно проговорил Банион, – Меня. Зовут. Джек.

– Каму.

– Вы – Каму? – спросил он, натягивая ремни, которыми были перехвачены его кисти. Вся эта ситуация плохо укладывалась у него в голове.

Во время этого крайне глубокомысленного диалога Банион вдруг ощутил остренький холодок и, бросив взгляд на ноги, обомлел: во-первых, он был голый, а во-вторых, его лодыжки тоже были привязаны к столу, а ноги широко расставлены. Это напомнило ему душераздирающую сцену из фильма ужасов: ухмыляющийся злодей на заднем плане со страшным оружием в лапах.

– Может, я… – осмелился он, – может, я могу вам как-то помочь?

Третья тварь двинулась к его ногам. В ее руках было нечто, совсем не внушающее оптимизма. Банион замер.

– Эй! Минуточку!

Он попытался сесть и вдруг понял, что грудь его тоже перехвачена ремнями.

– Эй, вы не имеете права – я гражданин США!

Но тварь продолжала приближаться.

– Как вы смеете! На следующей неделе ко мне на обед приедет сам президент!..

* * *

Банион пришел в себя.

Он взглянул вверх и увидел стволы деревьев, тянувшиеся в вечереющее небо. Стрекотанье сверчка заставило его содрогнуться от страха.

Он был один.

Он был одет.

Он сделал глубокий вдох, но вместо пряного соснового аромата ощутил запах нашатыря и корицы.

Банион снова содрогнулся, побрел, пошатываясь, как пьяный, к дереву и обессиленно прислонился к стволу. Кажется, он начинал припоминать. Подойдя поближе, он нагнулся, чтобы исследовать траву. Там, где трава была примята, четко отпечаталось три круга – каждый примерно в ярд шириной. Да, все правильно. Корабль стоял на трех подпорках. А тут, должно быть, он…

– Спокойненько, – сказал он себе, как тогда, перед вторым ударом на стартовой площадке. – Ничего страшного. Просто нервишки пошаливают. Ты слишком много работал. Перенапрягся. Пошел в лес за мячами. Споткнулся. Ударился головой. Да, так оно и было. И тебе приснился глупый, дурацкий сон.

Он ощупал лоб, в надежде найти там шишку. Однако лоб был абсолютно гладким. И голова не болела. Еще раз сосредоточившись на собственных ощущениях, он вдруг понял, что чувствует дискомфорт в другом месте. Как было после колоноскопии, когда…

– Ох. Боже. Правый.

* * *

Банион рванул через заросли и, выскочив на четвертый фервей, понесся к зданию клуба со скоростью древнегреческого марафонца, несущего весть о победе греков над персами. Весьма необычное для «Неопалимой Купины» зрелище.

Две пары игроков на стартовой площадке уставились на него в немом изумлении.

– Бегите отсюда! – заорал Банион, не сбавляя темп. – Спасайтесь!

– А что случилось?

– Пришельцы!

– Что он сказал?

– Это был Джек Банион?

– Он вроде бы сказал «пришельцы»?

Когда он добежал до здания клуба, пот катился с него ручьями.

– О, мистер Банион, – сказал ему менеджер, – вас разыскивают спикер Микер и судья Фитч. С вами все в порядке, сэр?

– Позвоните… ох… позвоните… ох… ох…

– Мистер Банион?

– Позвоните… уф…

– Вам бы лучше прилечь. Я принесу воды.

– Не надо воды! Полицию. Позвоните… в полицию. Преступ…

Сердечные приступы случались в «Неопалимой Купине» довольно часто, ведь многим членам клуба было хорошо за шестьдесят. Менеджер набрал номер «скорой» – 911.

– Они сейчас приедут, – сказал он Баниону. – Лягте на пол, сэр.

– Нет, нет, нет.

– Лягте, прошу вас, – он побежал за дефибриллятором, кляня себя за то, что так и не удосужился ознакомиться с инструкцией по его применению.

– Что случилось?

– Это мистер Банион, ему стало плохо с сердцем. Возьмите одеяло, поднимите ему ноги…

Или ноги надо поднимать после теплового удара?

Ассистент опрометью кинулся вон. Какой ужас. А ведь мистер Банион – один из самых молодых членов клуба.

Не прошло и десяти минут, как прибыла бригада «скорой помощи».

– Нет, я же сказал – полицию! – заорал Банион, пребывая в мрачном расположении духа после долгих препирательств с менеджером и ассистентом, которые пытались завернуть его в одеяло, бестолково суетясь над ним с дефибриллятором, который он энергично отпихивал. Нет, черт побери, у него не болит левая рука! Они должны незамедлительно эвакуировать всех с поля! Эти твари, должно быть, все еще там!

– Мне не нужна «скорая»!

Люди, у которых сердечный приступ, часто так говорят. Двое парамедиков измерили ему кровяное давление, подняли рубашку и прикрепили к его груди электроды – сделать кардиограмму. Еще один, с планшеткой в руках, отрывисто выспрашивал его о прошлых болезнях.

– Все нормально. Они… что-то вставили… Со мной все в порядке. Позвоните в полицию. Вызовите войска. Позвоните в ВВС! Наверняка они все еще здесь!

– Кто?

– Они! Пришельцы! На летающей тарелке, там, в лесу, за четвертым фервеем.

Один из парамедиков нагнулся и понюхал Баниона.

– Да не пил я!

– Сэр, мы собираемся доставить вас в больницу. У вас очень высокое давление.

– Еще бы ему не быть высоким! Позвоните в полицию! Очистите поле для гольфа! О господи!

– Что, сэр?

– Спикер! Судья Фитч! Их тоже преследуют! Они охотятся за членами правительства! Отправляйтесь за ними! Быстрее! Скажите им! Им угрожает опасность! Они могут захватить всю страну!

* * *

– Она была в пятидесяти ярдах от меня, – проговорил Банион. Он сидел на пассажирском сиденье, заботливо пристегнутый Битси. После успокоительного, которое ему вкололи в больнице, глаза его стали стеклянными. – Может, в шестидесяти. Надо было нарисовать… У нас дома есть цветные карандаши? Огни были цветные.

– Джек, – сказала Битси, обеспокоенная (и не без оснований) состоянием мужа, но в то же время лихорадочно придумывающая предлог, чтобы отвертеться – о господи – от дружеской вечеринки у Тайлера в честь сэра Хью и леди Блетч, – пожалуйста, не разговаривай. Тебе надо отдохнуть.

– О боже, Битс. Они существуют. Они и в самом деле существуют.

Должна ли она вообще в это вникать? Доктора в полном недоумении. Рентген не выявил никаких черепно-мозговых травм. Банион не был пьян. По правде говоря, Джек вообще не пьет. Может, стаканчик вина, и то крайне редко. Трудно себе представить, чтобы он напился вдрызг на поле для гольфа. Кровь тоже в норме. Никто из его родни не страдал психическими расстройствами. Но доктора намекнули ей… Будто он что-то бормотал о том, что над ним якобы… как бы это сказать… надругались. Хотя никаких явных, хм… повреждений обнаружено не было. Битси содрогнулась. Какой кошмар.

– Мы скажем, что с тобой произошел несчастный случай на поле, – сказала она.

– Это все меняет. Мы должны пересмотреть наши взгляды на вселенную, на религию. О господи, Битс…

– Мы скажем, что ты упал с тележки для гольфа, налетел на дерево и ударился головой.

– Но к чему эти медицинские эксперименты? Наверно, это часть их плана по изучению землян.

– Очень сильно ударился головой, – вздохнула Битси.

– Но что этим тварям тут нужно?

– Позвоню-ка я лучше Чипу. Не думаю, что тебе стоит идти завтра на шоу.

– Порабощение? Колонизация? Боже мой!

– Он найдет, кем тебя заменить.

– Ты бы видела их корабль, Битс. Совсем как в кино.

– Может, ему удастся уговорить Эвана Томаса подменить тебя.

– Они проделывали какие-то странные вещи с моими яйцами.

– Джек, успокойся.

– Они пытались меня завлечь. Меня. Это не было случайностью. Они выбрали меня.

– Нет, только не Эван Томас. Он уже давно положил глаз на твое шоу. Помнишь, как он рвался подменить тебя прошлым летом, когда мы были в Турции?

– Но почему я? – пробормотал Банион.

– Я знаю, кто нас выручит – Рик Симмонс. Попрошу Чипа его уломать.

– Они вполне могли выбрать спикера Палаты представителей или кого-нибудь из Верховного Суда. Но они выбрали меня.

– Джек, прекрати.

– Не знаю, справлюсь ли я, Битс.

– Конечно, справишься.

– Я всего лишь человек. А там их, должно быть, тысячи…

– Джек, мы обсудим это завтра.

– …Миллионы.