Главная страница Случайная страница Разделы сайта АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже.
Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал.
Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее. ✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать». Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами! ЧАСТЬ 1 3 страница
По дороге домой Габи заскочила в книжный магазин и купила учебник по астрономии. Вечером, засыпая, она поняла, что настроена оптимистичнее, чем когда бы то ни было, не считая того, что мускулы как будто наливались свинцом. К сожалению, оптимистично настроенная Габи поутру обнаружила, что не может встать с кровати. Болело все. Точнее, «боль» — не то слово. Это скорее напоминало пытку. Каждую мышцу словно пропустили через мясорубку. Спина, грудь, живот, ноги, ягодицы, руки, шея… болели даже пальцы. Габи села лишь с третьей попытки, потом проковыляла в ванную и поняла, что требуется максимум самообладания, чтобы почистить зубы, не взвизгивая при этом. Открыв аптечку, девушка решила принять все, что можно, — тайленол, аспирин и так далее. Она запила таблетки стаканом воды, проглотила и вздрогнула. Габи признала, что это перебор. Но сейчас было слишком поздно — а главное, болеутоляющее не помогло! А может быть, наоборот — ведь она, в конце концов, могла перемещаться по клинике, пусть даже черепашьим шагом. Но боль никуда не делась, доктор Фурман уехал, и меньше всего Габи хотелось общаться с доктором Мелтоном по поводу абсолютно здорового малыша Джорджа. Не имея особого выбора, она узнала у одной из сестер, где доктор, постучала и заглянула в кабинет. Мелтон посмотрел на нее поверх головы пациента, и его лицо немедленно оживилось. — Простите, что вмешиваюсь, — сказала Габи. — Можно вас на пару слов? — Конечно, — сказал доктор Мелтон. Он встал, оставив папку на столе, и вышел. — Вы передумали насчет ленча? Покачав головой, она рассказала ему про Еву Бронсон и Джорджа. Он пообещал, что примет их, как только сможет. Ковыляя по коридору, Габи долго чувствовала на себе его взгляд. В половине первого Габи приняла последнего пациента. Взяв сумочку и помня о том, что у нее не так уж много времени, она побрела к машине. Следующий пациент должен был появиться через сорок пять минут, не Габи рассчитывала успеть, поскольку ей не обязательно было оставаться у ветеринара вместе с Молли. Один из плюсов жизни в маленьком городе с четырьмя тысячами жителей в том, что все находится в нескольких минутах езды. Чтобы попасть в Морхед-Сити — город в пять раз больше Бофора, — требовалось всего лишь перебраться через мост (и большинство бофорцев именно там делали покупки в выходные), но этого расстояния было достаточно, чтобы считать Морхед-Сити таким же далеким и изолированным, как города «там, на востоке». Бофор — милое местечко, особенно исторический центр. Когда стояла подходящая для пеших прогулок погода, городок напоминал Саванну в первый век существования. Широкие аллеи, тенистые деревья, больше сотни отреставрированных домов, главная улица и дощатая набережная с видом на гавань. У причалов теснились прогулочные и рыбачьи лодки всех форм и размеров, роскошная яхта ценой в миллионы швартовалась бок о бок с крошечным яликом и изящной парусной шлюпкой. На набережной было несколько ресторанов, откуда открывался прекрасный вид. Это были старые, типично южные заведения, с крытыми внутренними двориками и столами для пикников, отчего клиенты чувствовали себя путешественниками во времени. Порой по выходным в ресторанах играл оркестр, а прошлым летом, на Четвертое июля, когда Габи навещала Кевина, столько народу сошлось послушать музыку и посмотреть фейерверк, что гавань была буквально забита лодками. Поскольку причалов на всех не хватало, лодки просто привязывали одна к другой, и владельцы перебирались с борта на борт до берега, по пути охотно разделяя с соседями выпивку. На противоположной стороне улицы были разнообразные офисы вперемежку с туристическими забегаловками и художественными салонами. По вечерам Габи любила бродить и рассматривать картины. В юности она мечтала стать художником; прошли годы, прежде чем она поняла, что ее амбиции далеко превосходят талант. Но при этом Габи вполне могла оценить хорошую работу. Две картины она даже купила, и они теперь висели у нее дома. Девушка рассчитывала приобрести еще несколько, в дополнение, но доходы не позволяли — по крайней мере пока. Габи вкатила на подъездную дорожку, слегка охнула, выбираясь из машины, а потом храбро зашагала к двери. Молли встретила ее на крыльце и не спеша обнюхала цветочную клумбу, прежде чем запрыгнуть на пассажирское сиденье. Габи еще раз охнула, когда садилась в машину, потом опустила окно, чтобы Молли, по своему обыкновению, могла высунуть голову. Ветеринарная клиника находилась всего в паре минут езды; Габи въехала на парковку, прислушиваясь к скрежету гравия под колесами. Здание клиники — викторианской постройки, приземистое, потрепанное — больше напоминало жилой дом, чем учреждение. Габи пристегнула поводок, бросила взгляд на часы и помолилась, чтобы ветеринар не медлил. Дверь отворилась с громким скрипом, и Молли натянула поводок, ощутив типичный запах ветеринарной клиники. Габи подошла к столику секретарши, но, прежде чем она успела заговорить, та встала и спросила: — Это Молли? Габи не стала скрывать удивления. Она по-прежнему не могла привыкнуть к жизни в маленьком городе. — Да. Я Габи Холланд. — Приятно познакомиться. А я Терри. Прекрасная собака. — Спасибо. — А мы гадали, когда же вы приедете. Вам ведь нужно успеть на работу, если я не ошибаюсь. Пройдемте в кабинет. Можете заполнить все бумаги там. Сюда, пожалуйста. Врач сейчас вас примет. Долго ждать не придется, он уже почти освободился. — Отлично, — улыбнулась Габи. — Я очень признательна. Секретарша провела ее в смежную комнату. Там стояли весы, и она помогла Молли забраться на них. — Не стоит благодарности. Кроме того, я все время привожу к вам детей. Как вам нравится работать в Бофоре? — Очень нравится, — ответила Габи. — Хотя дел куда больше, чем я думала. Терри записала вес Молли и повела ее и Габи дальше по коридору. — Обожаю доктора Мелтона. Он так внимателен к моему сыну. — Я ему передам, — пообещала Габи. Терри вошла в маленькую комнату, в которой стояли металлический стол и пластиковый стул, и передала Габи бумаги: — Заполните анкету, а я пока скажу доктору, что вы здесь. Терри оставила хозяйку наедине с Молли; Габи осторожно села и поморщилась, потому что мускулы немедленно запросили пощады. Она несколько раз глубоко вздохнула, подождала, пока утихнет боль, а затем принялась заполнять бумаги. Молли бродила по комнате. Примерно через минуту открылась дверь, и первое, что заметила Габи, — белый халат. А затем — фамилию, вышитую синими буквами. Габи собиралась заговорить, но внезапно потеряла дар речи. — Здравствуйте, Габи, — сказал Тревис. — Как поживаете? Габи уставилась на него, гадая, что он тут делает. Она уже намеревалась что-то сказать, когда вдруг поняла, что глаза у Тревиса синие. А она думала, что карие. Странно. И все же… — Полагаю, это Молли, — произнес он, прервав ее мысли. — Привет, малышка… — Тревис присел на корточки и погладил собаку. — Нравится? О, да ты красавица. Как дела, детка? Звуки его голоса вернули Габи к реальности; она вспомнила их минувшую ссору. — Вы… вы ветеринар? — пробормотала она. Тревис кивнул, продолжая чесать Молли за ухом. — Унаследовал отцовскую профессию. Он открыл эту клинику, а я работаю здесь с тех пор, как закончил колледж. Не может быть. Из всех возможных вариантов ветеринаром оказался именно Тревис. Господи, почему этому дню не суждено было стать самым обычным и заурядным? — Почему вы ничего не сказали тогда, вечером? — Я сказал. Посоветовал показать Молли ветеринару, если помните. Габи прищурилась. Этому человеку, кажется, нравилось ее злить. — Вы ведь понимаете, что я имею в виду. Тревис взглянул на нее снизу вверх: — То есть почему я не сказал, что я и есть ветеринар? Я пытался, но вы не позволили мне объяснить. — Вам, во всяком случае, следовало предупредить… — Сомневаюсь, что вы были в настроении меня выслушивать. Но это все пустяки, право же. Я не сержусь. — Он улыбнулся. — Давайте посмотрим вашу крошку, ладно? Я помню, что вам нужно вернуться на работу, поэтому постараюсь побыстрее. Габи почувствовала, как при этих словах — «я не сержусь» — в ней вновь закипает гнев. Захотелось уйти немедленно. К сожалению, Тревис уже начал щупать живот Молли. И потом, подумала Габи, она вряд ли сможет встать быстро, даже если попытается, потому что ноги у нее словно парализовало. Раздосадованная, она скрестила руки на груди — от этого движения как будто воткнули нож в спину, — а Тревис тем временем достал стетоскоп. Габи прикусила губу. Слава Богу, удалось подавить стон. Тревис взглянул на нее: — Вы нормально себя чувствуете? — Да. — Точно? По-моему, вам больно. — Все в порядке, — повторила она. Пропустив ее тон мимо ушей, Тревис сосредоточился на собаке. Он перемещал стетоскоп и слушал, потом исследовал один из сосков, затем с щелчком натянул резиновую перчатку и быстро произвел внутренний осмотр. — Да, она, несомненно, беременна, — заключил он, снимая перчатку и бросая в корзину. — Судя по всему, примерный срок — семь недель. — Я же вам сказала. — Габи гневно взглянула на соседа. Она с трудом удержалась, чтобы не напомнить о Моби. Тревис встал и убрал стетоскоп в карман, потом взял бумаги и перевернул страницу. — И кстати, могу официально заявить, что Моби тут ни при чем. — Ах так? — Да. Скорее всего виноват лабрадор, которого я как-то видел поблизости. Кажется, он принадлежит старику Кейсону, хоть я и не уверен. Может быть, это собака его сына. Насколько я знаю, парень вернулся в город. — Почему вы так убеждены, что это не Моби? Тревис принялся делать пометки; Габи показалось, что он не расслышал вопроса. Он пожал плечами: — Ну, хотя бы потому, что Моби кастрирован…. Бывают минуты, когда мозг перегружен настолько, что слова становятся непонятны. Габи мгновенно вспомнила свое маловразумительное бормотание, слезы и внезапную вспышку ярости. У нее и впрямь сохранилось смутное воспоминание о том, как Тревис пытался что-то объяснить. Она не знала куда деваться от стыда. — Кастрирован? — прошептала она. — Ну да. — Он взглянул на нее поверх бумаг. — Два года назад. Здесь, в этом кабинете. — О… — Я пытался вам сказать. Но вы ушли раньше… Мне было неловко… В воскресенье я хотел зайти и объясниться, но не застал вас. Габи ляпнула первое, что пришло в голову: — Я была в спортзале. — Да? Отличная идея. Габи с усилием разъединила руки. — Полагаю, я должна извиниться. — Я не сержусь, — повторил он, и Габи почувствовала себя еще хуже. — Послушайте, я знаю, вы спешите, поэтому давайте поговорим насчет Молли, хорошо? Она кивнула, ощущая себя девочкой, которую учитель поставили угол, и по-прежнему думая о своей субботней тираде. То, что Тревис вел себя так приветливо, было невыносимо. — Период беременности продолжается девять недель, значит, осталось еще две. Таз довольно широкий, так что не беспокойтесь. Поэтому я и просил ее привезти. У колли иногда бывает узкий таз. Вам не нужно ничего делать, помните лишь о том, что скорее всего собака ощенится в каком-нибудь темном и прохладном месте, поэтому постелите в гараже старые одеяла. Насколько я помню, попасть в гараж можно с кухни? Габи снова кивнула и почувствовала себя маленькой-маленькой. — Просто оставьте дверь открытой, и она начнет туда наведываться. Так сказать, готовить гнездо. Это абсолютно нормально. Обычно щенки появляются в какое-нибудь тихое время суток. Ночью или когда вы будете на работе. Помните, что все это совершенно естественно и беспокоиться не о чем. Малыши сразу же примутся сосать, на этот счет тоже не волнуйтесь. Думаю, одеяла придется выбросить, так что не стелите в гараже ничего особо ценного. Она кивнула в третий раз, почувствовав себя еще меньше. — Больше вам ничего не нужно делать. Если вдруг возникнут проблемы, привезите Молли в клинику. Если что-то случится в нерабочее время — вы знаете, где я живу. Габи откашлялась. — Хорошо. Тревис, не дождавшись продолжения, улыбнулся и шагнул к двери. — Все. Можете везти ее домой. Я рад, что вы решили приехать. На инфекцию было не похоже, но все-таки хорошо, что я проверил. — Спасибо, — промямлила Габи. — Мне очень жаль… Он вскинул руку: — Никаких проблем. Честное слово. Вы расстроились. А Моби в самом деле бегает где вздумается. Всякий мог ошибиться. Увидимся. Когда он в последний раз потрепал Молли по загривку, Габи казалась самой себе шести дюймов росту. Как только Тревис — доктор Паркер — вышел из смотровой, Габи долго ждала, чтобы удостовериться, что он достаточно далеко. Затем с трудом поднялась со стула и выглянула в коридор. Убедившись, что горизонт чист, Габи отправилась в регистратуру и расплатилась по счету. Она знала наверняка лишь одно: пусть Тревис и готов ее простить, но она-то никоим образом не сумеет забыть то, что сделала. А поскольку поблизости нет достаточно большой скалы, под которую она могла бы забиться, лучше всего некоторое время избегать соседа. Не всю жизнь, конечно. Какой-нибудь разумный срок. Лет пятьдесят, например.
Тревис Паркер стоял у окна, наблюдая, как Габи ведет Молли к машине. Он изучал выражение ее лица и улыбался. Хотя он едва знал Габи, но увидел достаточно для того, чтобы понять: она из тех, чьи лица — зеркало души. Редкое качество в наши дни. Тревис нередко ощущал, что слишком многие люди всю жизнь притворяются, носят маски и в итоге теряют собственное «я». Он был уверен, что Габи никогда не станет такой. Достав ключи из кармана, доктор Паркер направился к машине с обещанием, что вернется через полчаса. Он прихватил переносной холодильник, в котором каждое утро привозил свой ленч, и поехал на излюбленное место. Год назад он купил участок в конце главной улицы, с видом на Шеклфорд-Бэнкс, намереваясь в один прекрасный день возвести здесь дом своей мечты. Единственная проблема заключалась в том, что Тревис понятия не имел, чем это закончится. По большей части он вел простую жизнь и мечтал построить маленький деревенский домик вроде тех, что стоят на островах Флорида-Кис, на первый взгляд — столетней давности, но на удивление светлые и просторные внутри. Много места ему не нужно — спальня и, возможно, кабинет, но как только Тревис брался за дело, то понимал, что этот участок больше подходит для того, чтобы построить нечто пригодное для приема друзей и родных. Образ дома становился расплывчатым, поскольку в этом случае, несомненно, предполагалось наличие жены и детей — а ни того, ни другого Тревис еще даже не пытался себе вообразить. Иногда образ жизни, который они с сестрой избрали для себя, удивлял Тревиса, поскольку Стефани тоже не торопилась замуж. Их родители прожили в браке почти тридцать пять лет, и Тревис не представлял отца с матерью порознь — с тем же успехом он мог представить себя парящим в облаках. Разумеется, он слышал о том, как они познакомились, когда учились в старшей школе и вместе отправились в туристический поход; о том, как мама поранила палец, когда резала пирог, как папа, за неимением бинта, зажал рану рукой, чтобы остановить кровь. Одно прикосновение — и «фокус-покус», как выражался папа. «Я понял, что она создана для меня». С Тревисом до сих пор ничего похожего на «фокус-покус» не произошло. Абсолютно ничего подобного не было. Разумеется, в старшей школе у него появилась подружка Оливия, окружающие считали, что они идеально подходят друг другу. Она жила через мост, в Морхед-Сити, и Тревис то и дело встречал ее в супермаркете. Они болтали минуту о пустяках, а затем дружески расставались и шли своей дорогой. После Оливии были бесчисленные приятельницы. В конце концов, Тревис не был таким уж бесчувственным, когда дело касалось женщин. Он считал их интересными и привлекательными, а главное — искренне любил. Он гордился тем, что ни один из его романов не завершился разрывом, который причинил бы боль какой-нибудь из сторон. Расставания были удобны для обоих — чувства тлели, как отсыревший бикфордов шнур, но до взрыва не доходило. Тревис сохранял дружеские отношения с большинством своих бывших подруг — включая последнюю из них, Монику, и полагал, что те относятся к нему точно так же. Просто они не подходили друг другу. Три его бывшие девушки замечательно вышли замуж, и все три пригласили Тревиса на свадьбу. Он редко задумывался о том, чтобы наконец остепениться, — а если и задумывался, то в итоге представлял себе женщину, которая разделит с ним его увлечения. Нужно радоваться жизни. Конечно, у всех есть свои обязанности, и он отнюдь не возражает. Ему нравится быть ветеринаром, он неплохо зарабатывает, имеет собственный дом и вовремя платит по счетам, но жизнь не должна состоять только из этого. Тревис хотел испытать как можно больше. Нет, не так. Он просто обязан был испытать как можно больше. Он жил так с тех пор, как помнил себя. Тревис был собранным и организованным, когда речь шла о школе, и получал хорошие оценки при минимуме усилий, но, как правило, радовался четверкам не меньше, чем пятеркам. Мать невероятно сердилась. «Только представь, как хорошо ты бы мог учиться, если бы постарался!» — твердила она каждый раз, когда получала табель. Но школа доставляла Тревису куда меньше удовольствия, чем головокружительная езда на велосипеде или серфинг. Если прочие дети, говоря о спорте, подразумевали бейсбол или футбол, то Тревис мечтал взмыть на мотоцикле в воздух и пережить несколько секунд полета, а потом благополучно приземлиться и ощутить взрыв энергии. Он был поклонником экстремальных видов спорта еще до того, как они официально вошли в обиход, и теперь, к тридцати двум годам, перепробовал их все. Издалека Тревису были видны стада мустангов на дюнах Шеклфорд-Бэнкс; наблюдая за ними, он потянулся к сандвичу. Пшеничный хлеб, индюшка с горчицей, яблоко, бутылка воды — его привычный ленч. На завтрак он неизменно ел овсянку, яичницу из белков и банан. Как бы Тревис ни стремился повысить уровень адреналина, диету он соблюдал неуклонно. Друзья удивлялись. Тревис не спешил объяснять им, что дело не в дисциплине, а в сверхчувствительном нёбе. В десять лет он съел тарелку тайской лапши, густо приправленной имбирем, и его рвало до утра. С тех пор малейший привкус имбиря вызывал у него тошноту, а вкусовые ощущения так полностью и не восстановились. Тревис стал осторожнее в отношении еды, он предпочитал простые, незамысловатые блюда всякой экзотике. Постепенно, с возрастом, он исключил из своего рациона все лишнее, а теперь, двадцать лет спустя, просто боялся что-либо менять. Наслаждаясь простым, незамысловатым сандвичем, Тревис удивлялся собственным мыслям. Обычно он не испытывал склонности к глубоким размышлениям. (Еще одна причина неизбежного охлаждения, как утверждала Мария — девушка, с которой он расстался шесть лет назад.) Обычно Тревис просто жил — делал то, что было необходимо, а остальное время старался проводить в свое удовольствие. Вот одно из главных преимуществ холостой жизни: можно заниматься чем вздумается и когда вздумается. Самоанализ — лишь один из вариантов. Это должна быть Габи, подумал Тревис, хотя не понимал почему. Он едва знал ее и сомневался, что ему когда-нибудь выпадет шанс узнать настоящую Габи Холланд. Тем вечером Тревис видел сердитую Габи, а недавно — Габи Воплощенное Раскаяние, но при этом он понятия не имел, как эта девушка ведет себя в обычных обстоятельствах. Не исключено, что у нее хорошее чувство юмора, хотя бог весть отчего он так решил. Еще Габи, несомненно, умна (Тревис сделал этот вывод на основании ее работы). Но он безуспешно попытался представить ее на свидании. И все-таки Тревис был рад, что она приехала, пусть всего лишь затем, чтобы предоставить им обоим шанс завязать добрососедские отношения. Он прекрасно знал, что плохой сосед может испортить человеку жизнь. По соседству с Джо жил парень, который в первый же погожий весенний день принимался жечь сухую листву, а по субботам с раннего утра стриг газон; у них несколько раз чуть не доходило до потасовки по поводу плачущих по ночам младенцев. Правила общежития, казалось Тревису, восходят еще к доисторическим временам, и меньше всего ему хотелось, чтобы Габи начала его избегать. Может быть, он пригласит ее в гости, когда у него в следующий раз соберется компания… Да, решил Тревис. Он так и сделает. Забрал сумку-холодильник и зашагал к машине. После ленча ему предстояло, как обычно, принимать собак и кошек, а в три часа кто-то собирался принести геккона. Тревис любил возиться с экзотическими животными, он действительно разбирался в них, и это неизменно впечатляло владельцев. Ему нравилось выражение почтительности на их лицах, гласившее: «Потрясающе, он знает анатомию и физиологию буквально каждого живого существа на свете!» Тревис делал вид, что так оно и есть. Но правда была куда более прозаичной. Разумеется, он не всеведущ, просто болезнь есть болезнь, и ее лечат, как правило, вне зависимости от класса или вида, варьируются только дозы лекарства, и за этим доктору Паркеру приходилось обращаться к справочнику, неизменно лежащему на столе. Садясь в машину, он снова подумал о Габи. Интересно, занимается ли она серфингом или сноубордингом? Вряд ли — но в то же время Тревис ощутил нечто особенное. Ему показалось, что Габи в отличие от большинства его бывших подруг не откажется испробовать то или другое, если представится возможность. Он понятия не имел, почему так решил. Тревис включил мотор и попытался отогнать странную мысль, изо всех сил убеждая себя, что это не важно. Хотя чувствовал он совершенно обратное.
В течение следующих двух недель Габи стала настоящим специалистом по маскировке, по крайней мере в пределах собственного двора. У нее не было выбора. Что она могла сказать Тревису? Выставила себя дурой, а он еще усугубил проблему, охотно простив ей все. Ее единственным оправданием — и единственным позитивным моментом во всем этом приключении — было то, что Габи извинилась в клинике. Впрочем, следовать новому распорядку оказалось нелегко. Поначалу нужно было лишь оставлять машину в гараже, но у Молли приближались роды, и Габи пришлось парковаться на дорожке, чтобы собака могла освоиться в своем уголке. Это значило, что впредь ей предстоит приезжать и уезжать в те часы, когда соседа точно нет дома. Габи сократила пятидесятилетний срок, решив, что пары месяцев или, возможно, полугода будет достаточно, чтобы из памяти Тревиса исчезло — или почти исчезло — воспоминание о том, как она себя вела. Габи знала, что у времени есть свойство сглаживать острые углы, пока не останется лишь смутный облик. И тогда она смогла бы вернуться к нормальной жизни. Начала бы с мелочей — помашет соседу рукой, когда будет выходить из машины, и так далее. Может быть, однажды они с Тревисом даже улыбнутся друг другу при встрече — а до тех пор она предпочитала вести жизнь тайного агента. Габи изучила рабочее расписание Тревиса. Нужно было всего лишь быстро взглянуть на часы, когда он собирался на работу поутру, а она наблюдала за ним с кухни. Возвращаться домой оказалось еще проще: когда Габи приезжала, он обычно был на реке, с катером или скутером, но, с другой стороны, теперь вечера стали проблемой. Поскольку Тревис околачивался на улице, девушке приходилось сидеть дома, вне зависимости от того, насколько прекрасен был закат. Если она не ехала в Морхед-Сити, то в итоге усаживалась за учебник по астрономии, который некогда купила в надежде поразить Кевина. К сожалению, с тех пор им еще ни разу не довелось вместе посмотреть на звезды. Габи убеждала себя, что нужно отнестись к ситуации по-взрослому, но у нее было ощущение, что при встрече с Тревисом она будет не слушать, а вспоминать. Меньше всего ей хотелось усугубить произведенное впечатление. Кроме того, Габи было о чем подумать. Например, о Кевине. По вечерам, как правило, он заезжал ненадолго, а однажды даже остался на выходные — разумеется, после гольфа. Кевин обожал гольф. Еще они трижды ходили в ресторан, дважды в кино и провели воскресный вечер на пляже — а два дня назад, когда они сидели на кушетке и пили вино, он вдруг снял с Габи туфли. — Что ты делаешь? — Собираюсь помассировать тебе ноги. Наверное, они болят, ведь ты целый день проводишь стоя. — Тогда сначала я их вымою. — Мне все равно, чистые они или нет. Обожаю на них смотреть. У тебя красивые пальцы ног… — Ты, случайно, не тайный фетишист? — Нет. Просто я без ума от твоих ног. — Кевин пощекотал ей ступню, и Габи со смехом поджала ногу. В следующее мгновение они уже страстно целовались — а потом, лежа рядом, Кевин сказал, как сильно он ее любит. У Габи возникло ощущение, что стоит задуматься над возможностью переезда к нему. Было неплохо. Максимум до чего Кевин дошел в разговорах о будущем. Но… Но что? Жить вместе — это шаг в будущее или всего лишь попытка продлить настоящее? Действительно ли она ждет предложения руки и сердца? Габи не знала. Ну… да. Но Кевин пока не готов. И поэтому, разумеется, каждый раз, когда они были вместе, в ее сознании возникали вопросы: когда он будет готов? Будет ли он готов хоть когда-нибудь? Почему он не хочет на ней жениться? Разве это неправильно — желать брака, а не просто совместной жизни? Габи уже ни в чем не была уверена. Некоторые женщины с детства знают, что в таком-то возрасте выйдут замуж, именно это и происходит. Другие же, не стремясь под венец, спокойно переезжают жить к своим возлюбленным, и у них тоже все идет как по маслу. Иногда Габи казалось, что она — единственный человек на свете, у которого не выработан план действий. Для нее брак всегда был чем-то неопределенным. Событие, которое должно произойти. Ведь так? От этих мыслей у Габи разболелась голова. Больше всего ей сейчас хотелось посидеть на веранде с бокалом вина и ненадолго позабыть обо всем. Но Тревис Паркер сидел у себя на крыльце и листал журнал — следовательно, вылазка была исключена. Вечером в четверг Габи снова торчала дома. Жаль, что Кевин был занят допоздна — они могли бы чем-нибудь заняться вместе. У него была назначена встреча с дантистом, который открывал свое дело и нуждался в услугах страховщика. Это не так уж плохо — Габи знала, что Кевин всецело поглощен карьерой, — но вдобавок рано утром он отправлялся вместе с отцом в Миртл-Бич на конференцию. Следовательно, Габи предстояло увидеть его лишь в среду, а до тех пор сидеть в четырех стенах. Отец Кевина заправлял одной из крупнейших страховых контор в Северной Каролине, и с каждым годом, по мере того как близился момент его выхода на пенсию, у Кевина прибавлялось обязанностей. Иногда Габи удивлялась: в его жизни все было расписано с тех пор, как Кевин научился ходить. Но наверное, бывает и хуже. Если закрыть глаза на кумовство, Кевин не то чтобы получал деньги просто так: отец проводил на работе меньше двадцати часов в неделю, а сын, как правило, — около шестидесяти. Кевин располагал штатом в тридцать сотрудников, управленческие проблемы сыпались градом, но у него был дар общаться с людьми. По крайней мере именно так говорили на двух корпоративных рождественских вечеринках, куда Кевин приглашал Габи. Да, она им гордилась, но в такие вечера, как этот, ей казалось, что ее собственная жизнь проходит мимо. Может быть, махнуть на пляж, пить вино и смотреть на закат? На мгновение Габи задумалась. Потом отвергла эту идею. Сидеть одной дома еще куда ни шло, но если она будет пить в одиночестве на пляже, то почувствует себя полной неудачницей. Все решат, что у нее нет ни одной близкой души на целом свете, а это ведь неправда. У Габи много друзей. Просто так случилось, что ни одного из них нет в пределах ста миль — и воспоминание об этом отнюдь не улучшило ей настроения. Хотя, если взять с собой собаку… это другое дело. Самая естественная вещь, притом полезная для здоровья. Пришлось употребить большую часть болеутоляющих, какие только нашлись в аптечке, но боль в мышцах наконец утихла. Габи не вернулась на тренировки — эти люди, судя по всему, мазохисты, — но начала более или менее регулярно посещать тренажерный зал. По крайней мере последние несколько дней. Она была там в понедельник и в среду и намеревалась выкроить немного времени завтра. Девушка встала с кушетки и выключила телевизор. Молли не было в комнате; догадавшись, что она в гараже, Габи направилась туда. Дверь была приоткрыта. Когда она вошла и включила свет, то обнаружила, что ее окружают поскуливающие, дрожащие меховые комочки. Габи позвала собаку — и вскрикнула… Тревис только что зашел на, кухню, намереваясь вынуть из холодильника цыплячью грудку, когда услышал бешеный стук в дверь. — Доктор Паркер! Тревис! Вы дома? Он узнал голос Габи. Лицо у нее было бледное и перекошенное от ужаса. — Идемте, — выпалила она. — Молли плохо. Тревис действовал машинально; когда Габи побежала обратно к дому, схватил с заднего сиденья машины медицинский саквояж, который брал с собой, если его внезапно вызывали на какую-нибудь ферму. Отец всегда твердил: необходимо держать наготове все, что может понадобиться, и Тревис хорошо запомнил его наставления. Габи оставила дверь открытой и скрылась в глубине дома. Тревис последовал за ней секундой позже и догнал на кухне, возле двери, ведущей в гараж. — Она тяжело дышит, и ее рвет, — пояснила Габи. — И… из нее что-то свешивается. Тревис мгновенно понял, в чем дело. Выпадение матки. Остается надеяться, что он не опоздал. Поспешно сполоснув руки в кухонной раковине, он спросил:
|