Положение дел

Час настал.

Неумолимая сила держала в своих руках силу безжалостную.

Лантенак был в руках Симурдэна.

Старый роялист-мятежник попался в своем логове; он уже не мог

ускользнуть; и Симурдэн решил, что маркиз будет казнен в своем же

собственном замке, тут же на месте, на собственной своей земле и даже в

своем собственном доме, дабы стены феодального жилища стали свидетелями

того, как слетит с плеч голова феодала, и дабы урок этот запечатлелся бы в

памяти людской.

Потому-то он и послал в Фужер за гильотиной. Мы только что видели ее в

пути.

Убить Лантенака значило убить Вандею; убить Вандею значило спасти

Францию. Симурдэн не колебался. Этот человек был в своей стихии, когда

следовал жестоким велениям долга.

Маркиз обречен; на этот счет Симурдэн был спокоен, его тревожило

другое. Его людей ждет, разумеется, кровавая схватка; ее возглавит Говэн и,

чего доброго, бросится в самую ее гущу; в этом молодом полководце живет душа

солдата; такие люди первыми кидаются врукопашную; а вдруг его убьют? Убьют

Говэна, убьют его дитя! единственное, что любит он, Симурдэн, на этой земле.

До сего дня Говэну сопутствовала удача, но удача своенравна. Симурдэн

трепетал. Странный выпал ему удел -- он находился меж двух Говэнов, он

жаждал смерти для одного и жаждал жизни для другого.

Пушечный выстрел, разбудивший Жоржетту в ее колыбельке и призвавший

мать из глубин ее одиночества, имел не только эти последствия. То ли по

случайности, то ли по прихоти наводчика ядро, которое должно было лишь

предупредить врага, ударило в железную решетку, прикрывавшую и маскировавшую

бойницу во втором ярусе башни, исковеркало ее и вырвало из стены. Осажденные

не успели заделать эту брешь.

Вандейцы зря хвалились -- боевых припасов у них оставалось в обрез.

Положение их, повторяем, было куда плачевнее, чем предполагали нападающие.

Будь у осажденных достаточно пороха, они взорвали бы Тург, сами взлетели бы

на воздух, но погубили бы и врага, -- такова по крайней мере была их мечта;

но все их запасы пришли к концу. На каждого стрелка приходилось патронов по

тридцати, если не меньше. Ружей, мушкетонов и пистолетов имелось в избытке,

зато пуль нехватало. Вандейцы зарядили все ружья, чтобы вести непрерывный

огонь; но как долго придется его вести? Требовалось одновременно

поддерживать огонь и помнить, что уже нечем его поддерживать. В этом-то и

заключалась вся трудность. К счастью, -- если только бывает гибельное

счастье, -- бой неминуемо перейдет в рукопашную; сабля и кинжал заменит

ружье. Придется колоть, а не стрелять. Придется действовать холодным

оружием; только на этом и покоились все их надежды.

Изнутри башня казалась неуязвимой. В нижней зале, куда вела брешь,

устроили редюит, вернее баррикаду, возведением которой искусно руководил сам

Лантенак; баррикада эта преграждала вход врагу. Позади редюита, на длинном

столе, разложили заблаговременно заряженное оружие-- пищали, мушкетоны,

карабины, а также сабли, топоры и кинжалы.

Так как не представлялось возможным воспользоваться для взрыва башни

подземной темницей, маркиз приказал загородить дверь, ведущую в подвал. На

втором ярусе башни, прямо над нижней залой, была расположена огромная

круглая комната, куда попадали по узенькой винтовой лестнице; и здесь, как и

в зале, стоял стол, весь заваленный оружием, так что стоило только протянуть

руку и взять любое на выбор, -- свет падал сюда из большой бойницы, с

которой ядром только что сорвало железную решетку; из этой комнаты другая

винтовая лестница вела в такую же круглую залу на третьем этаже, где

находилась дверь, соединяющая башню с замком на мосту. Эту залу обычно

называли " залой с железной дверью", или " зеркальной", ибо здесь по голым

каменным стенам на ржавых гвоздях висели зеркала -- причудливая уступка

варварства изяществу. Верхние залы защищать было бесполезно, так что

" зеркальная" являлась, следуя Манессону-Малле, непререкаемому авторитету в

области фортификации, " последним убежищем, где осажденные сдаются врагу".

Как мы уже говорили, задача заключалась в том, чтобы любой ценой помешать

неприятелю сюда проникнуть.

Зала третьего этажа освещалась через бойницы; однако и сюда тоже внесли

факел. Факел этот, вставленный в железную скобу, точно такую же, как и в

нижнем помещении, собственноручно зажег Иманус, он же заботливо прикрепил

рядом с факелом конец пропитанного серой шнура. Страшные приготовления.

В глубине нижней залы, на длинных козлах, расставили еду, словно в

пещере Полифема, -- огромные блюда с вареным рисом, похлебку из ржаной муки,

рубленую телятину, пироги, вареные яблоки и кувшины с сидром. Ешь и пей

сколько душе угодно.

Пушечный выстрел поднял всех на ноги. Времени оставалось всего полчаса.

Взобравшись на верх башни, Иманус зорко следил за передвижением

неприятеля. Лантенак приказал не открывать пока огня и дать штурмующим

возможность подойти ближе. Он заключил:

-- Их четыре с половиной тысячи человек. Убивать их на подступах к

башне бесполезно. Убивайте их только здесь. Здесь мы добьемся равенства сил.

И добавил со смехом:

-- Равенство, Братство.

Условлено было, что, когда начнется движение противника, Иманус даст

сигнал на трубе.

Осажденные молча ждали; кто стоял позади редюита, кто занял позицию на

ступеньках винтовой лестницы, положив одну руку на курок мушкетона и зажав в

другой четки.

Положение теперь прояснилось и сводилось к следующему:

Нападающим надлежало проникнуть под градом пуль в пролом, под градом

пуль опрокинуть редюит, взять с боя три расположенные друг над другом залы,

отвоевать ступеньку за ступенькой две винтовые лестницы; осажденным

надлежало умереть.

VII