💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Малышка

Описание:
Исин делает Лухану опасный подарок - с черными полнолуниями глаз и клинком под резинкой чулка.

Примечания автора:
Ноу комментс. Это слишком слишком.
Саунд: https://vk.com/infiniteplaylist? w=wall-39788892_672

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------

- Ну и любит же тебя папаша.
Исин захлопнул дверь машины и посмотрел на «босса». Лухан хмыкнул и нажал кнопку на брелке – машина отозвалась коротким сигналом.
- Так а кто еще будет заниматься его грязными делишками, пока он блюдет честь своего министерского мундира? – Лухан весело заржал.
- Я думал, он тебя четвертует, когда ты сказал, что партия пропала, - заметил Исин, подходя к крыльцу коттеджа. Дверь распахнулась прямо перед его носом, и старик, исполнявший обязанности дворецкого, поклонился ему в пояс:
- Господин…
Исин смотрел, как Лухан со свойственной ему приветливой небрежностью похлопал старика по плечу:
- Свободен, Ли, - а потом, сбрасывая кроссовки, повернулся к нему, очевидно, продолжая разговор: - Капля в море. Он же знает, что я найду этого ублюдка и искупаю в крови. Новости быстро разносятся – желающих обмануть меня сразу станет меньше.
- Ну да, конечно, - скривился Исин, вспоминая, как собаки грызли тело курьера, рискнувшего обмануть их в прошлый раз.
- Все, что ни делается – к лучшему, - улыбнулся Лухан, вытягиваясь на большом кожаном диване. – Плесни мне чего-нибудь?
Исин открыл бар и задумался, что выбрать, когда его мобильник затрещал мелодией старинного телефона. Лухан сморщился и закрыл глаза, вслушиваясь в голос Исина.
Исин отключился и, обернувшись, встретился с яркими темными глазами Лухана. «Босс» был старше всего на несколько лет, но, по мнению Исина, разделяла их целая пропасть – начать с того, что он никогда не был таким садистом, как этот похожий на ангела отбеленными волосами парень (вспомнить тех собак хотя бы, от которых в желудке мерзко закручивалась тошнота). Начать с того, что его взгляд не горел такими голодными угольями. Начать с того, что он никогда не ломал никого, чтобы подчинить себе – а Лухану это доставляло удовольствие.
- Курьер нашелся, - сказал Исин. – Они два дня прятались от патруля в какой-то бухте на юге.
- Прекрасно, - сказал Лухан, откидывая голову с золотистыми волосами на подлокотник.
- Собаки отменяются на этот раз? – весело спросил Исин, разливая вино в бокалы.
Лухан посмотрел на него, изогнув бровь:
- Конечно. Если я узнаю, что он не решал ничьих проблем за мой счет, пока сидел там два дня. А иначе, боюсь, я не откажу себе в удовольствии…
Отдавая бокал, Исин подумал, что никогда его не поймет – ни его напускную легкость, ни глубокую недоверчивость. Лухан сделал глоток, сверкнув глазами, и Исин вздохнул – даже такой противоречивый, Лухан нравился ему до кончиков пальцев. Лухан его отрицательный герой…
Наверху тихо скрипнула дверь, и спустившаяся служанка нагнулась к уху Исина, прошептав, что все готово.
Исин почесал кончик носа и подумал, что, как бы он ни восхищался бэд боем Луханом, ничто не мешает ему потаскать его за усы и подкинуть подарочек с сюрпризом – и пусть попробует оседлать непокорную лошадку.
- Слушай, - Исин широко улыбнулся, отставляя бокал. – Мы тут специально для тебя одну птичку поймали.
Лухан смотрел на него с полминуты, пытаясь уловить смысл, а потом сказал:
- Я же сказал, меня не интересуют бабы.
- Лухан, этот зверек особенный, тебе понравится, - Исин подмигнул, вытаскивая Лухана с дивана. – Хотя бы посмотри. Мы столько сил потратили на один наряд.
- Да не хочу я, - пока его затаскивали вверх по лестнице, Лухан не переставал отбиваться.
- Если не понравится, можешь вышвырнуть за дверь, - разрешил Исин, толчком в спину заставляя Лухана ввалиться в спальню.
- Исин! – заорал Лухан, напрасно ударив по закрывшейся деревянной двери.
Его крик вспугнул кого-то у окна, раздался густой шорох, и Лухан медленно развернулся, готовясь воспользоваться разрешением Исина выкинуть это, чем бы оно ни оказалось, из своей комнаты к чертовой матери.
В комнате, освещенной только прикроватными светильниками, рядом с большим выходящим в сад окном, стояло нечто, напоминающее кадр из фильма о средних веках – золотистые локоны упругими пружинками падали к плечам, пышное атласное платье стелилось до самого пола, а рука в сетчатой перчатке, нервно сжав пальцы, держалась за низкий подоконник.
Лухан присвистнул – ничего себе у Исина фантазия. Но девка, даже в таких роскошных тряпках, была ему не нужна, поэтому он подошел к сказочному существу, намереваясь спустить его с лестницы, как и обещал.
Лухан дернул руку в перчатке на себя, девушка полетела вперед и уперлась свободной рукой ему в грудь, медленно подняв лицо. И Лухан готов был поклясться, что никогда раньше не видел таких глаз. Веки внешним краем поднимались к вискам, прорисованные черными штрихами густых ресниц, а сами глаза были похожи на две полные черные луны, тяжело поднявшиеся над горизонтом, чтобы серебрящимся по радужке сиянием застелить туманом мысли Лухана.
- Что?.. – пробормотал он.
Лухан поднял руку, отодвигая нелепые золотые локоны в сторону – под его пальцами появилась острая скула, мерцающая в неярком свете матовым персиковым оттенком нежной кожи. Лухан успел подумать, что косточки слишком широки для девушки, когда черные луны засветились отчаянной ненавистью и его ударили по руке.
- Ты боишься, - догадался Лухан. – Правильно…
Желание спустить эту прелесть с лестницы медленно таяло.
- Иди ко мне, - Лухан протянул руку, за подол платья придвигая чудную игрушку к себе.
Испуг сменил в огромных зрачках ненависть, и что-то на удивительной шее дернулось, выдавая страх его маленькой очаровательной жертвы. Лухан рассмеялся, наконец, сложив два и два – под его пальцами на шее снова метнулся вверх твердый хрящик кадыка.
- Ты же не девушка? – спросил он, приближаясь к огромным чарующим глазам. – Чертов Исин…
От парня в женском платье вкусно пахло чем-то фруктовым, и Лухан довольно втянул ароматный запах возле его плеча. Блаженство… Она или он был прекрасен, как ни крути, от самой макушки до кончиков пяток. И любопытство Лухана вдруг потянуло его узнать, что там на самом деле надето на эти пяточки – какие еще фантики, которые уже можно начать снимать, жадно облизываясь в предвкушении момента, когда он вытряхнет эту нежную прелесть из шуршащего платья.
Атласная ткань легко поползла вверх, повинуясь руке Лухана, и он разглядел блеснувшую на сгибе ножки пряжку.
- Туфли, - весело сказал Лухан. – Давай их снимем, тебе будет удобнее.
Лухан осторожно потянул свою куколку к кровати, стараясь не напугать еще больше, заставив присесть на мягкое покрывало.
- Ножку, - попросил Лухан, присев перед ним на колено. Но сказочное существо, очевидно, его не понимало. Лухан вытянул маленькую ступню из-под платья и осторожно снял белую туфельку. Второй каблучок тихо стукнул о паркет, и Лухан снова потянул все так же блестящего тревогой в глазах мальчика вверх. Без каблуков он оказался на полголовы ниже Лухана, и Лухан подумал, что это его как никогда устраивает, потянув на себя за плечи. Мальчишка заупрямился, и Лухан легко разжал руки, когда в дверь постучали.
- Ну что, нравится подарок? – озорно блеснув глазами, спросил Исин. – А я вам тут принес кое-что.
Исин поставил на кровать поднос с чайником и двумя темными чашечками и застыл в дверях.
- Проваливай, - сказал Лухан. – Не мешай.
Исин рассмеялся и захлопнул дверь – он увидел, что хотел. Этот дикий блеск в глазах Лухана.
Лухан потянул ручку ко кровати и опустил шуршащее платье на нее. Глаза мальчика напоминали пугливую кошечку, и Лухан, не удержавшись, потер его шею, напоследок крепко сжав пальцами нежную кожу под ушком – нет, он хотел дать понять, что малыш не выйдет из этой комнаты, пока Лухан не получит то, что хочет. Лухан подтолкнул к нему поднос и улыбнулся как мог ласковее, хотя и подозревал, что выражение его лица далеко от дружелюбного – стоило только на полсекунды представить, как он сдирает чулки с этих гладких коленочек, как касается бедра у основания…
- Ну же, малышка, - поторопил он. – Налей.
Парнишка вздрогнул и потянулся к чайнику. Маленькие чашечки дрожали в его руках, а Лухан чувствовал, что ему уже хорошо – сломать этот испуг, подчинить себе, забрать все… Осушить его, как бокал вина, насладиться вкусом невинности, впитать в себя. Лухан начинал понимать, что уже туго соображает. Он поймал чужие руки и медленно стянул с них перчатки, отправив ажурную ткань под кровать. Пальчики оказались теплыми и мягкими, ладошка – маленькой и квадратной. Мальчик позволял держать свои руки и только пугливо косился на Лухана большими глазами, подрагивая ресницами, длинные тени от которых трепетали на щеке. Лухан выпустил ладошечку с сожалением, встал, распахнул шторы и открыл дверь на балкон. Холодный ночной воздух заструился внутрь, заставив Лухана почувствовать, как ему жарко. Он стащил с себя рубашку, оставшись в одной майке, и включил проигрыватель. Нежная и тревожная электроника с привкусом 80-х поплыла по комнате, и Лухан решил, что с него хватит.
Сердце глухо выстукивало в груди, когда он вновь положил ладони на плечи роскошной куколки и потянул платье вниз, оголяя кожу. Мальчик быстро развернулся, стряхивая его руки и поправляя дурацкую одежду, снова сверкая гневом в темных глазах.
- Платье тебе не поможет, малышка, - ласково сказал Лухан, присаживаясь обратно на кровать. Он взял маленькую чашечку и сделал глоток горячего зеленого чая. – Почему ты все время молчишь?
Опущенный вниз взгляд начинал его бесить. Ему было смешно думать, что эта куколка не понимает, что ее ждет. А в таком случае Лухан не видел смысла так упираться и пренебрегать его – пока – хорошим отношением.
- Ты же не немой? – вновь спросил Лухан. – Ну, хоть один звук из этих прекрасных губок…
Лухан положил пальцы на его лицо и с усилием провел вниз, отодвигая губу и обнажая белые зубки. Нежный рот снова беззвучно сомкнулся. Лухан усмехнулся и наклонился к нему, выворачивая шею и грубо целуя. Мальчик оттолкнул его, но не смог убрать руку Лухана, сжавшего пальцы на искусственных локонах. Локти бесполезно взмахнули в воздухе, и Лухан наклонил его за волосы к подносу:
- Ну же, я хочу услышать твой голос.
Мальчик упал лицом на чайник, горячий металл задел его щеку, и он сморщился, рукой отодвигая его от себя. Лухан перехватил его ладошку и расплющил на горячем заварнике, даже сквозь чужую плоть ощущая обжигающее прикосновение. Хорошенькая жертва Лухана заскулила, пытаясь выдернуть обожженную ладонь, но Лухан отпустил лишь тогда, когда чужие губы подарили ему болезненное:
- А-а-а…
- Моя крошка, - тихо пропел Лухан, отбирая покрасневшую ладонь. Когда он прижимался к ней, его губы чувствовали тепло ожога, а наполнившее чужие глаза в дополнение к страху презрение заставило его рассмеяться. – Сделай мне хорошо, - усмехнулся он, растягивая чужие пальчики на своей ширинке.
Его взбешенная жертва вырвала руку и смотрела на него яростными глазами.
- Тогда я сам возьму, - ухмыльнулся он еще раз, приподнимая платье и скользя пальцами по щиколотке. Мальчишка безуспешно отталкивал от себя его руки, пока Лухан пробирался под платьем все выше и выше, наклоняя его назад, к кровати. Когда Лухан добрался до резинки чулка, почувствовав за ней голую кожу, мальчишка от ярости и отчаяния размахнулся, и звонкая пощечина размазалась по щеке Лухана.
- Маленькая дрянь! – прошипел Лухан, потирая ушибленное лицо. Лухан столкнул поднос с кровати, чайник с грохотом опрокинулся, маленькие чашечки раскололись. Мальчик в ужасе смотрел на то, как жидкость расползается по полу, понимая, что наделал – в глазах человека напротив расползалась точно такая же лужа, только из ярости.
- Моя нежная шлюшка, - пальцы Лухана ласково прошлись по мягкой щечке, а потом он размахнулся и ударил так, что парнишка отлетел на кровать. Лухан навалился сверху, придавив его своим телом. Соблазнительные коленочки раз за разом поднимались, пытаясь ударить его, шуршащая ткань подола поднималась все выше, позволяя Лухану жадными руками забраться под юбку и облапать стройные ножки. Когда он чувствовал под руками эти мягкие, круглые бедра, желание с головой охватило его, и на сопротивление ему было плевать. Он коленями прижал свою строптивую зверюшку к кровати и попытался поцеловать, но мальчишка только вертел головой и упирался ладошечками ему в грудь. Ярость в Лухане сменилась инстинктом охотника, и он, перехватив тонкие ручки, от души приложил его спиной о кровать. Нависая над ним, смотрящим на него снизу вверх яростными, дикими глазами, Лухан думал, что эта крошка лучше всех, кто у него был. Никто еще не сопротивлялся ему с таким упорством, считая за честь оказаться в кровати красивого и богатого парня, а это испуганное существо, всем телом извиваясь, чтобы сбросить его с себя, все пыталось защитить то, что Лухан решил забрать – и теперь уже неважно, сколько синяков эта малышка на нем оставит.
Лухан резко дернул подол платья вверх, обнажая ножки в чулках, и нагнулся, чтобы поцеловать колено, когда его ударили пяткой в лицо. У Лухана помутнело в глазах, а мальчишка отполз к изголовью кровати, спрятав ноги под тканью и еще более испуганно глядя на него.
- Малышка… - прохрипел Лухан. – Ты можешь сопротивляться, сколько влезет, но за каждый твой удар я заплачу двумя.
Одно резкое движение, и искусственные золотые локоны снова зажаты в пальцах Лухана. Слабые ручки не в силах освободиться от них, и Лухан с удовольствием толкает его лицом в изголовье кровати, наблюдая, как розовая губка трескается от удара, а щель наполняется кровью.
- Даже твоя кровь пьянит, - сообщает Лухан, слизнув рубиновую капельку с чужого лица. – А теперь раздевайся.
Лухан дергает вниз молнию на платье, и в полосах разошедшейся ткани показывается тонкая спинка, пугающая торчащими косточками.
- Ты такая прелесть, - Лухан пересчитывает позвонки пальцами, за волосы притягивая свою несчастную жертву ближе. Но когда платье начинает соскальзывать с плеч, мальчишка снова порывисто дергается и освобождается от Лухана, оставляя накладные локоны в его руках. Лухан не успевает поймать его за руку, и его испуганный зверек вскакивает, пятясь от его горящих глаз.
- Куда же ты, малышка, - предупреждает Лухан, - там за тобой стол.
Но мальчик не понимает, что он говорит. Лухан пытается его схватить, и он отпрыгивает назад, натыкаясь спиной на тяжелый письменный стол. Лухан ловит подол его платья и сажает на столешницу, раздвигая ноги и прижимая к себе. Горячие сумасшедшие поцелуи обсыпают тонкую шейку сыпью, и Лухан снова поглаживает его ножки под слоями ткани. Испуганный зверек мычит что-то и пытается отодвинуться, смахивая со стола лампу. Лухан толкает его сильнее, вытягивая на столе, запутывая пальцы в шелковых каштановых волосах, которые, определенно, идут ему больше, чем искусственное золото. Лухан пытается поцеловать в губы, но мальчишка уворачивается, больно оттаскивая Лухана от себя за волосы. Лухан бьет еще раз, но уже без раздражения – ему просто нравится, как блестят его глаза, когда их обжигают слезы. Черные ресницы намокают снова, а Лухан грубо раздвигает ноги, стягивая чулок. Мальчишка взвизгивает и бьет чем-то по его пальцам, так что Лухан снова вынужден выпустить его.
Что же, эта беготня была хороша до определенного момента…
Лухан потирает ушибленные пальцы и осторожно обходит сверкающего испуганными глазами зверька сбоку, не забыв повернуть ключ в двери и опустить его в свой карман. Крошка пятится снова, и Лухан прыгает на него, как зверь. Острые коленки бьют об пол, а Лухан тянет расстегнутое уже платье на себя. Мальчишка выворачивается под ним, прижимаясь спиной к полу, и его перепуганные луны на лице снова сводят Лухана с ума, заставляя наклониться к кровящим губам.
Зверек бешено кусает Лухана за губу, и Лухан думает, что кровь закапает все платье, снова ударяя по лицу, так что голова мальчишки болтается из стороны в сторону. Лухану надоедает ждать, и он пытается порвать платье, рванув его в стороны на груди. Мальчишка заходится воем и стукает его по спине найденной на полу разбитой лампой. Лухану хочется увидеть это лицо перемазанным в крови, но он сдерживается, последним ударом разбивая все, что еще осталось целого в лампе, об пол. Мальчишка судорожно сжимается, когда тяжелый остов лампы ударяет не по нему, а по паркету рядом с его ухом, а Лухан снова набрасывается на него, ощупывая ноги под платьем.
Лухан не понимает, почему этот под ним ползет вниз и сам помогает задирать юбку, пока в грудь ему не упирается тонкий клинок, еще вчера висевший в кабинете отца вместе с остальными. Ай да Исин… И когда он успел проболтаться, что ему нравятся игрушки поопаснее.
Малышка вскакивает, поправляя платье, и бестолково держит старый нож направленным на Лухана. Лухан не думает, что отобрать его будет слишком сложно, но рисковать, зная бешеный нрав этой куколки, не хочется, и он пытается уболтать его:
- Брось, я не боюсь. Ты даже этим не сможешь мне навредить.
Короткий шаг вперед, и Лухану не хватает секунды, чтобы поймать его запястье и выбить нож из пальцев.
- Вот видишь, - оскаливается Лухан. – Еще одна такая ошибка, и я тебя поймаю. И тогда, будь уверен, разобью не только губы.
Мальчишка, очевидно, понимает, что даже с ножом ему долго не продержаться, и переворачивает клинок, направляя его себе в грудь.
- Перестань, - голос Лухана становится еще жестче, когда он понимает, что эта малышка не шутит. Он уже загнал его в угол между кроватью и окном и заставил упереться спиной в стену – теперь ему даже не двинуться вперед: когда Лухан делает короткий шаг, сталь прорезает атлас платья и впивается в грудь.
- Неужели я тебе настолько не нравлюсь? – говорит Лухан, отходя к окну и нашаривая на подоконнике статуэтку маленького будды. Статуэтка разбивается о стену рядом с головой мальчишки, рассыпаясь градом осколков, и он поднимает руки, чтобы защитить глаза. Этой секунды Лухану хватает, чтобы отобрать нож и со всей скопившейся в нем яростью вонзить его в стену чуть выше его головы. Тонкая сталь клинка поет от сильного удара, а мальчишка все еще держит руки поднятыми, спасаясь теперь уже от гнева Лухана.
- Глупый, - серьезно говорит Лухан, наклоняясь к его плечу. Тревога красиво изгибает густые брови и опаляет темные глаза, а Лухан ведет пальцем по голому плечу, подминая тонкие светлые волоски, покрывающие кожу, как шкурку персика. – Неужели ты думал, что убежать получится? Убежать от меня?
Лухан поднимает чужое личико за подбородок и прожигает глаза напротив тяжелым взглядом, наслаждаясь тем, что все-таки смог подмять этого непокорного зверька под себя – мальчишка опускает взгляд, накладывая тени от ресниц на щеки, и Лухан толкает его спиной на кровать.
Платье осыпается к подножию кровати отцветшими лепестками, и зверек остается перед ним почти голым, напрасно стыдливо пытаясь прикрыться тонкими руками. Лухан щелкает по этим маленьким ручкам и снова роняет его спиной на кровать, срывая чулки с удивительных гладких ножек. Нежная белая кожа оставляет в сознании Лухана провалы, когда он касается белых бедер, а зверек вдруг начинает что-то говорить на языке, который Лухан не знает. Он сжимает руки Лухана и касается их лбом, давясь быстрыми словами, то ли кланяется, то ли просит, и его глаза наполняются слезами, когда Лухан тянет вниз вслед за чулками и белье. Лухана раздражает эта мокрота на руках и непонятная речь, и он снова ударяет мальчишку, так что его голова откидывается назад. Но зверек не хочет замолкать и продолжает умолять, цепляясь за руки Лухана. Лухан думает, что зверек напрасно это делает, сдавливая пальцы на тонкой шее. Мальчишка начинает задыхаться, скребет ногтями покрывало и через минуту затихает, измученный борьбой и полуудушенный. Лухан переворачивает его и заставляет встать на колени, вдавив заплаканное личико в подушку. Белые гладкие ягодицы перед ним и напряженная поясница будят в Лухане дьявола, и он ударяет по этой упругой заднице, с восторгом наблюдая, как отпечаток его ладони проступает на белой коже, как ожог. Лухан поглаживает след от удара, потом забирается между ягодиц, раздвигая их и нащупывая сжавшуюся дырочку. Мальчишка снова начинает выть, подтягивая живот и уродливо натягивая кожу на проступающие ребра, а Лухан все давит упругую ягодицу, сходя с ума от того, насколько эта куколка плавными и нежными очертаниями тела походит на девку. Зверек отчаянно переступает коленями, а потом предпринимает последнюю попытку спастись, поджимая ноги под себя и падая боком на кровать. Лухан поднимает его за волосы, превращая его вой в визг, и снова выпрямляет, поддерживая под животом. То, что ему больно, совершенно не волнует Лухана, и он продолжает упиваться своей властью над чужим телом, снова потирая горячую впадинку между ягодиц. Когда Лухан находит дырочку, он довольно поглаживает ее пальцем, растягивая краешки:
- Никто ведь не пользовался тобой, малышка? Я первый?.. Это так приятно, - Лухан одним резким движением погружает средний палец внутрь, слушая, как воет зверек под ним. Лухан ощупывает сухие гладкие стеночки, сходя с ума от мысли, что это все, непорченное, девственное до самой последней складочки, достанется ему. Тело под ним такое нежное и беззащитное, что самое худшее в Лухане всплывает наружу, и ему невыносимо хочется подчинить его до основания, растерзать и наслаждаться окровавленными лепестками, которые сорвутся с этого малыша, упадут к его ногам и никогда уже не оживут… Яркая синяя венка пробегает под коленом и исчезает под кожей на бедре, еще десяток взлетают вверх на покрасневшей шейке, набухают на костяшках, ползут по ладони и снова появляются на сгибе локтя. Зверек весь опутан тонкой паутинкой сосудиков, по которым кровь растекается по фарфоровому телу, и Лухану хотелось бы прокусить тонкую кожу и чувствовать, как теплая влага, сок несчастного цветка, заливает его горло… каждую ночь. – Я бы смазал тебя или еще что-то, - говорит Лухан, раскрывая его вторым пальцем, - но я думаю, когда пойдет кровь, тебе станет легче.
Сморщенная дырочка не хочет впускать в себя второй пальчик, и Лухан с силой надавливает на нее, чувствуя, как нежная кожица трескается, а тон голоса зверька меняется на еще более жалкий. Он стукается лбом о сложенные ладони и без остановки орет одну гласную, эхом отражающуюся в пустой голове Лухана. Два пальчика внутри заставляют его бедра тереться друг о друга, а когда Лухан начинает просто вертикально всовывать и доставать пальцы обратно, давая грубое представление о том, что ждет малыша дальше, зверек и вовсе захлебывается рыданиями, кусает себя за белое тонкое запястье, поворачивает голову набок… и затихает, позволяя слезам литься на его руки, пугая Лухана изломами нежного покалеченного тела.
И тогда в Лухане что-то ломается с хрустом перемороженого льда, и он отталкивает от себя белую задницу, которую секунду назад мечтал порвать, чтобы увидеть стекающую по бедрам кровь. Затихший смирившийся зверек вдруг начинает принадлежать ему совсем по-другому, не игрушкой на одну ночь, а так… как будто Лухан его хозяин, и Лухан, как хозяин, обязан позаботиться о своей собственности.
Лухан открывает бар, поглядывая на него, изломанного и почти растерзанного, сжавшегося на кровати, и наполняет до краев тяжелый с косыми гранями стакан. Он думает, что полного стакана неразбавленного виски малышу хватит, чтобы заглушить разум и оставить один только голос тела, и, придерживая его за волосы, вливает обжигающий алкоголь внутрь, заставляет глотать, несмотря на то, что зверек захлебывается слишком крепким виски, а тонкая струйка стекает с губ на грудь. Лухан возвращает стакан в бар и, секунду подумав, делает большой глоток прямо из горла бутылки.
Его крошка смотрит на него, прижавшись к изголовью кровати, вытирая ладонью разбитые и раздраженные алкоголем губы, с тяжелым липким страхом в глазах ожидая, что он будет делать дальше. Лухан протягивает руки и за узкую талию тянет его к себе, сминая покрывало, укладывает его на своих коленях и тихо покачивает, как ребенка. Тонкими пальцами стирает слезы с мокрых ресниц, словно тушью старого мастера прорисовывающих загибающееся к виску веко, сжимает нежные плечи и прижимает к себе так, как никого еще не прижимал. Зверек смотрит на него широко раскрытыми глазами, очевидно не понимая, что он делает и какая еще боль ждет его после этой ласки, но он слишком устал, чтобы убегать снова, а алкоголь золотыми каплями насыщает его кровь, обездвиживая и лишая мыслей.
- Малышка, - снова шепчет Лухан, сдвигая каштановые пряди назад, - кто дал тебе такие глаза? Почему я не вижу ничего, кроме них?
Глубокий и ровный тон его голоса, очевидно, успокаивает зверька лучше, чем мягкие прикосновения, и Лухан продолжает, поглаживая его бедро и сильнее прижимая к себе, чтобы продолжить медленно укачивать его на коленях:
- Ты как яд, малышка, яд в моих венах… Не бойся меня, я больше не сделаю тебе больно…
Лухан подталкивает зверька, заставляя положить руку ему на шею, и, когда он сворачивается клубочком, тихо гладит его по голой спине, позволяя плакать, уткнувшись в его шею.
Когда слезы высыхают, Лухан осторожно разворачивает уже не сопротивляющееся тело и медленно поглаживает сосок. Зверек совсем обмякает, почти усыпленный алкоголем и ласковыми поглаживаниями, и Лухан с удовольствием разглядывает туманную поволоку в его темных глазах. Сосочек неохотно поднимается, твердея под пальцами, и Лухан царапает его ногтями, почесывая темный кружочек. Зверек тихо вздыхает, прикрывая глаза дрожащими ресницами, и Лухан перекладывает его на кровать, любуясь обнаженным телом, пока стаскивает с себя майку.
Кровать прогибается под его весом, когда он нависает над мальчиком, скользя пальцами по разбитой губе и думая, что, если бы он напоил его сразу, не пришлось бы уродовать это нежное тело. Впрочем, так даже лучше – кровь и слезы этого малыша будто дождь в пустыне внутри Лухана. Болезненная выстраданная сырость, смягчившая его жестокость.
Лухан придерживает зверька за щеку и наклоняется, чтобы поцеловать. Он не ждет, что ему ответят, и не огорчается, когда крошка снова отворачивается – у него впереди целая ночь, чтобы научить его реагировать правильно.
Лухан спускается короткими поцелуями к его груди и облизывает сначала один сосок, потом другой, опуская медлительные пальцы на смоченную слюной кожу. Подушечки пальцев скатывают сосочки в твердые горошинки, и зверек тихонько возится под ним, закрывая глаза плотнее и сжимая ладошки в кулаки. Лухан обводит темный ореол пальцами, сходя с ума от шелковистой нежности кожи, окружающей головку, а потом прищипывает ее пальцами – темная кожа вытягивается и пару секунд сохраняет форму бугорка, прежде чем опасть. Лухан накрывает сосочек губами и легко втягивает в себя, посасывая и лаская твердый шарик внутри языком. Когда он отрывает губы, каждый раз раздается влажный чмок, а напрягшиеся мышцы на шее зверька расслабляются. Кожа вокруг краснеет, и маленький сосочек набухает еще сильнее от прилившей к нему крови, становясь болезненно чувствительным – зверек тихо хныкает, когда Лухан вновь задевает головку ногтем.
Лухан за пояс подталкивает его вверх по кровати, пока перед ним не оказывается бледный мягкий живот. Лухан вылизывает его весь, цепляет пальчиком ямку пупка и тянет ее в сторону, чтобы потом обшарить языком, заставив зверька вновь извиваться под ним. Его губы соскальзывают с животика вниз, на мягкий треугольничек возле бедра, и Лухан оставляет на нем легкий след зубов, предупреждая. Малыш приподнимает голову и вновь смотрит на него со страхом, собирая остатки сил, чтобы сбежать. И Лухан снова сдается, опускаясь еще ниже, поднимает ножку, опуская себе на колено, щекочет ступню мизинцем, целует пальчики, чувствуя, как зверек снова расслабляется.
Лухан гладит щиколотку, потирает под коленом, заставляя согнуть ножку, скатывается на бедро, замирая пальцами на пульсирующей от страха фиолетовой венке в паху. Он целует колено, не позволяет свести ноги вместе, и его поцелуи оседают на внутренней стороне бедра, спускаясь к дышащей теплом и запахом тела впадинке. Лухан втягивает этот запах, в котором слабыми нотами запутался тот фруктовый аромат, поднимавшийся от зверька, пока он не стащил с него тяжелое платье. Но собственный томный запах разласканной кожи с легким оттенком поднимающегося возбуждения для него дороже, и он вылизывает и выцеловывает нежную впадинку паха, заставляя зверька измученно задрожать.
Чужие губы снова роняют незнакомое слово, когда Лухан прикасается к члену губами. Он ведет языком от самого основания до головки, а потом накрывает его губами и впускает в рот. Зверек хватается за покрывало, комкает его в кулаках, а Лухан тяжело скользит по члену, сильно втягивая в себя. Десяток сильных движений головы Лухана вверх и вниз, и член выскальзывает у него изо рта, вываливается наружу, загибается вверх к животу, а зверек измученно стонет, выворачиваясь угловатыми ребрами на покрывале. Лухан ловит головку и снова начинает сосать, положив ладонь на чужой живот, чувствуя, как под ним все напрягается и тянется раздраженными нервами прямо к его губам. Головка упирается ему в горло, но он продолжает загонять пульсирующий толстыми венками член глубже, поглаживая их языком и слушая, как его малышка скулит, запрокидывая голову и упираясь ему в плечи основанием ладони с нервными напряженными пальцами. Когда слюна, обволакивающая нежную кожицу, начинает на вкус ощущаться терпкой и соленой, Лухан переползает по кровати выше, сжимая плоть малыша уже ладонью. Он лежит на боку рядом с ним, надрачивая ему и изучая опухшие разбитые губы, дергающиеся каждый раз, когда он размазывает выступившую на кончике влагу. Лухан двигает пальцами сильно и быстро, и его малышка хватается за его руку, накрест тянущуюся через обнаженное тело, открывая глаза. Черные полные луны догорают недавним сопротивлением, и Лухан видит в темных блестящих зрачках только мечущиеся внутри тени желания. Он снова целует сосок, и зверек ломается в поясе, пытаясь отодвинуться от него, стискивая пальцами его плечо. Лухан засасывает сосочек, вытягивая его вверх – и послушная головка так и остается твердо стоять, выдавая предел напряжения, накопленного маленьким телом с разведенными ногами. Слюна на члене почти высыхает, и Лухан, поцеловав напоследок дрожащие разбитые губки, оставляет его, чтобы снять с себя оставшуюся одежду. Тяжелые джинсы улетают под кровать, а Лухан придавливает крошку, ложась сверху. Его член касается мокрой возбужденной плоти зверька, и Лухан легко двигается на нем вверх и вниз, заставляя привыкнуть к себе и почувствовать то невыносимое жгучее желание, что чувствует он сам. Лухан просовывает руки под его спинку и притягивает к себе, надавливая членом сильнее, и зверек сам сжимает бедрами его тело, прижимаясь теснее, оплетает руками его плечи, тяжело дыша в грудь. Лухан знает, что он пьян, и поэтому с удовольствием вылизывает его шею, слушая тихие стоны. Эта малышка, несмотря на муть в глазах, все еще пытается молчать, но Лухан слишком хорошо чувствует, как его зверьку хорошо, и потирается о него еще сильнее, в приглушенном свете двигая бледными бедрами так, как будто он уже внутри.
- Ну же, малышка, - шепот Лухана тает рядом с маленьким розовым ушком, - просто поддайся мне…
Лухан целует, мягкие губы сминаются под его напором, а зверек обвивает его руками и ногами еще теснее, позволяя завладеть своим язычком и нежно пососать.
- Нежная крошка, - шепчет Лухан, просовывая обе руки ему под спину и усаживая на кровати. Он снова ласкает член рассыпающегося под его прикосновениями зверька и целует разбитые им самим, такие теплые, влажные губы. – Позволь мне любить тебя, малышка…
Голос зверька застревает дрожью в горле, когда он укладывает его обратно, удерживая ножки под коленями прижатыми к животу. Светлые волосы падают со лба и щекочут горячий обласканный член, а Лухан прижимается губами к сжавшейся дырочке. Он сильно облизывает кожу вокруг и, помедлив, раскрывает ее языком, входя внутрь так глубоко, как позволяют тугие стеночки. Зверек извивается под ним с болезненными стонами, а Лухан только сильнее раздвигает ягодицы и погружается глубже, посасывая вход. Лухан нарочно мучает его, заставляя тяжело дышать и мять покрывало пальцами, играя шершавой подушечкой языка с невинной дырочкой, полизывая сжимающееся отверстие и щекоча дыханием.
Лухан отпускает его ножки и голодно облизывает бедро, низ живота, сосочек – чтобы снова накрыть его губы своими, придерживая голову напряженными пальцами. Лухан стукается зубами и снова потирается о него членом, но не отпускает губы, жадно зацеловывая влажную сочащуюся сукровицей трещинку. Он сосет слишком сильно, и во рту медленно расплывается тонкий привкус крови, снова побежавшей из раны. Взгляд зверька мутный, и Лухан, разглядывая его тело, беспомощно раскрытое перед ним, хватает его за руку, горячим шепотом умоляя:
- Не позволяй мне сделать тебе больно…
Зверек переплетает с ним пальчики, и Лухан вновь опускается вниз, осторожно раздвигая ягодицы. Лухан погружает внутрь средний палец, прокатываясь им по бугорку, потом второй, надавливая сильнее, разглаживая эту нежную точечку. И только когда он добавляет третий палец, зверек испуганно сжимает ладошку, останавливая Лухана.
- Потерпи, малышка, - успокаивает Лухан, заставляя себя растягивать его медленнее. Он снова наклоняется к нежному полуприподнятому члену и вбирает его в себя, сильно посасывая, чтобы зверек забылся на минуту, позволив ему закончить.
Когда все три пальца свободно помещаются внутри, а зверек реагирует на прикосновения внутри так, будто от его рук бьет током, Лухан кладет ладони ему на бедра и придвигает к себе.
Лухан поглаживает дырочку головкой члена, медленно надавливая. В глазах зверька снова появляется страх, но он ничего не может с ним сделать, осторожно входя внутрь. Тело под ним рассыпается судорогами, когда он двигается глубже, и замирает, когда он останавливается.
- Малышка… - хриплый голос Лухана пугает даже его самого, но сил изменить что-то у него нет, и он просто движется назад, поглощенный тем, как теснота отпускает его. Он снова двигается вперед, но собственное тело не слушается его, и он входит уже под другим углом, заставляя зверька изворачиваться и тянуться к нему. Он так и не может выровняться, раздирая тело под ним, не в силах справиться с собственными бедрами, подающимися вперед жадно и бесконтрольно. Его тело трясет от ощущения нежно вбирающего его член прохода, он не может дышать нормально, и вместо выдоха из него вырываются три рваных хрипа. Нежная влажная теснота и юная упругость распахнутого перед ним тела сводит с ума, и Лухану снова начинает хотеться порвать его и измучить до основания, но даже на это у него нет сил. Его руки трясутся, и он прижимает ладошки зверька к постели, чтобы удержаться, припадая к его тяжело поднимающейся груди. Нежный сосочек приобретает сумасшедший вкус, когда он посасывает его, а хрипы зверька сильнее всколыхивают и без того заходящееся сердце.
- Малышка, крошка, мой нежный зверек… - Лухан почти ломает чужие пальцы, стискивая их своими, - открой глаза, милый, я никогда не видел таких глаз…
Лухан целует прикрытые веки, и, когда они распахиваются, толкается глубже, утопая в еще шире раскрывшихся черных лунах. Он падает в них, и по черной воде расходятся широкие круги, хороня его под поверхностью.
Лухану требуются несколько долгих минут, чтобы начать двигаться, не ломая ритм движений каждым вздоха малыша, не сминаясь в пояснице, когда он сжимает его внутри, обхватывая поднятыми бедрами.
Но даже так он чувствует, что не может контролировать себя, и просто позволяет своему телу двигаться, отдавая зверьку всю ласку, что теплится на кончиках пальцев. Лухан поглаживает его тело, которое под давлением алкоголя и удовольствия бесстыдно раскрывается перед ним, изгибается, вычерчивая углы торчащими ребрами и впадиной живота, приподнимается, как волна, тихо постанывая. Лухан стискивает пальцами несчастный сосочек на его груди, сильно выворачивая, и плавится от раздавшегося вслед за этим измученного стона.
Ладонь, которой он держит пальчики мальчика прижатыми к кровати, покрывается испариной, и Лухан прижимает ее, горячую, к чужому животу. Лопатки на его спине четко вычерчиваются, когда он двигается вперед, мышцы на предплечье подрагивают, а вдоль шеи, слепляя светлые пряди, катятся капли пота.
- О боже, даже твоя кожа горит, - хрипло выдыхает Лухан, когда касается мягкого треугольничка под животом. Зверек мяукает что-то, будто соглашаясь, и Лухан запутывает пальцы в волосах в паху, нащупывая такую же горячую испарину, как у него самого.
Лухан толкается вперед, и нежность стеночек внутри, обнимающих его горящий член, сводит его с ума. Лухан перекладывает руки ему на плечи и толкается сильнее, разглядывая его приоткрытые губы. Жемчужный ряд нижних зубок показывается наружу, а потом он поворачивает голову, тяжело выдыхая, и стискивает кулаки. Каждое движение Лухана обрисовывает на его шее дельту напряженных мышц, спускающихся на грудь, и Лухан вылизывает ее вдоль, пока не спускается к соску. Он теребит его языком, втягивает в рот и выпускает с влажным чмоканьем, передвигаясь ниже, к животу. Каждый раз, когда Лухан двигается вперед, зверек напрягается и тянется вниз, насаживаясь на член, и от этого его животик твердеет, а на боку проступают напрягшиеся мышцы.
Лухан проводит ладонями по белым изогнутым гладкими полушариями ягодицам, ласкает бедро и забирается под колено – там пота еще больше, и его пальцы скользят по сырому, размазывая влагу по коже. Их тела уже абсолютно влажные и горячие, а Лухан все не может насытиться жаром чужой кожи, нежностью поднимающегося от нее тепла. Его руки снова скользят на живот, вслушиваясь в немой стон напряженных мышц, ласкают нежное тело, изнывающее от кружащего голову наслаждения. Лухан снова поднимает его, притягивая к себе, целует опухшие губы и толкается резче, чем раньше, задевая внутри зверька то, что заставляет его рот разомкнуться с тихим:
- А-ах..
С другой стороны двери Исин, которого после услышанного им грохота и звона разбитой посуды, мучает любопытство, прислушивается к даже через дерево хорошо слышным хрипам Лухана и поскуливанию этой хорошенькой шлюшки, рисуя в воображении два горячих тела на кровати, дарящих друг другу удовольствие – узкую сильную спину Лухана с капельками пота и белые нежные бедра, которые могли бы оказаться его собственными, если бы Лухан захотел. Но Лухан никогда не будет трахать его так, с хриплым рычанием вбивая в постель, как бы в глубине души Исину иногда не хотелось. Поэтому он и подсунул ему эту невинную маленькую блядь – пусть лучше Лухан сойдет с ума из-за него, чем достанется кому-то, кто будет явно лучше Исина.
Лухан вытирает пот с чужого лба и снова целует, начиная двигаться короткими неглубокими толчками, как спаривающиеся собаки, но это его не волнует. Он обнимает лицо зверька ладонями и шепчет, разглядывая страдающие темные глаза:
- Меня зовут Лу Хан. Повтори…
- Лу… Хан… - послушно произносят чужие губы, коверкая его имя чужим нежным акцентом.
- Умница, - сквозь подступающую глухоту улыбается Лухан, целуя несчастные дрожащие губки.
Лухан придвигает его еще ближе и двигается быстрее, наслаждаясь тем, как зверек цепляется за его плечи, падая лицом ему на шею, прямо туда, где с волос струится горячий пот. Лухан берет его член в руку и водит по нему ладонью так же быстро, как двигается сам. Еще минуту его голову мутит от ощущений, а потом зверек прижимается к нему животом, бессильно опадая нежными ручками на плечи и оставляя на его пальцах горячую вязкую жидкость. Его мышцы сжимают член Лухана, и он остервенело трахает обессилевшее тело, с чавканьем прокатываясь внутри, слушая, как его кожа шлепает о чужую, пока он не заливает зверька изнутри своей спермой.
Лухану кажется, что он оглох и потерялся в пространстве. Единственное, в чем он уверен – он должен обнять своего зверька, пройтись по всем изгибам его тела и собрать остатки удовольствия, пульсирующего на коже испариной. Зверек лежит на боку, и Лухан нечаянно вляпывается пальцами во влагу на его животе. Его тихое ругательство заставляет мальчика открыть свои огромные глаза, смотрящие на него пьяно не то все еще от алкоголя, не то от удовольствия, и доверчиво потянуться к Лухану ручками, пытаясь обнять в ответ. Лухан показывает ему выпачканную ладонь и забывает, как дышать, когда зверек, удивленно взглянув на него, начинает язычком счищать с нее собственную сперму. Лухан словно забывает, что хотел совсем не этого, и продолжает наблюдать, как вслед за язычком его ладонь оглаживают уже нежные губки. Зверек снова поворачивается к нему и тянет ручки, сцепляя их на шее Лухана, и Лухан тяжело наваливается на него, нежно скользя носом по шее:
- Моя малышка…
Лухан поглаживает его тело, начиная от плеч и кончая бедрами, а пьяный зверек льнет к нему и ластится. Лухан очерчивает пальцами ягодицу и прижимает пальцы ко входу. Растянутая дырочка все еще медленно пульсирует, позволяя жидкости вытекать из нее наружу, и Лухан собирает ее пальцами, растирая вокруг входа. Зверек у него на груди хрипло закашливается и стонет сквозь зубы, сжимая свой член кулачками, а Лухан чувствует, как моментально возвращается возбуждение.
- Прости, малышка, - говорит он, целуя замученные губки.
А потом ставит на колени.

Минсок просыпается, когда Лухан во сне шевелится и наконец-то выпускает его из объятий, отворачиваясь от него. Он тихо выпутывается из одеяла, соскальзывая босыми ногами на пол. Тонкие светло-серые лучи еще не разгоревшегося рассвета просачиваются в комнату, а он смотрит на свое тело, все покрытое синяками, слюной и пятнами засохшей спермы.
Минсок долго разглядывает макушку Лухана на подушке, его золотые волосы, шею с выступающими позвонками, слушает ровное дыхание, потом поворачивается и идет к углу между окном и кроватью, туда, где высоко в стене воткнут нож.
Его сил не хватает, чтобы вытащить клинок одной рукой, и встает на носочки, хватаясь обеими ладонями за рукоятку, когда его руки сверху накрывает чужая и легко помогает вытащить нож. Лухан не отнимает опасную игрушку, просто встает позади Минсока, легко дыша ему в затылок, проводит руками по голым плечам, по нагим бледным бедрам, смотрит на серый рассвет.
- Давай, малышка, - наконец, говорит он, сжимая клинок чужой рукой. – Отомсти мне.
Лухан, сжав пальцы Минсока вокруг рукоятки своими, поднимает нож до уровня своей груди и останавливает лезвие под соском, направив острие на себя.
- Давай, малышка, сердце здесь.
Минсок пытается отобрать руку, но Лухан не позволяет, медленно приближая клинок к своей груди. Острие вонзается в кожу, рассекая ткань, и из-под стали показывается капелька крови.
- Давай, малышка, - продолжает Лухан, - если ты не сможешь простить, то какая разница?
Лухан вдавливает нож еще глубже, морщась от боли, пока Минсок с визгом не начинает бить его по голому плечу. Лухан останавливается, а Минсок выбрасывает нож под ноги, смотря на окрасившуюся кровью стальную полоску.
- Моя малышка, - ласково говорит Лухан, обнимая его и всматриваясь в рассвет.
Минсок начинает рыдать.
- Я знаю, малышка, - Лухан поглаживает его по волосам, утягивая к кровати и укладывая на свои колени. – Поплачь…
В сером холодном рассвете обнаженные тела кажутся призраками, и Лухан вновь, как вчера, укачивает своего непокорного зверька на коленях, нашептывая ему слова старой колыбельной на языке, который Минсок не понимает.