Спроси у солнца

Описание:
Мин наивный девственник, разучившийся верить в себя и заблудившийся внутри своего одиночества, а Лухан ищет того, с кем хотел бы смотреть на рождественские огни.

Посвящение:
Тем немногим, кто себя узнал.

Примечания автора:
Бессмыслица. Возможно, только музыка придаст тексту ощущение " первого раза": https://vk.com/infiniteplaylist? w=wall-39788892_682

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Когда наступала суббота, он засыпал. Холодный воздух наползал из открытой на балкон двери и крал его сны, в которых пахло дорогой кожей от чужой куртки и неоновые огни стелились мерцающим полотном за окном машины. А он плотнее заворачивался в плед и прятал застывшие ручки на груди, потому что это все – только сон.
Он всегда был один.
Только холодный воздух с балкона голодно облизывал мизинчик на ноге, а он повторял последние строчки, которые усталое сознание вырвало у отзвучавшего трека – спроси у солнца, любил ли я тебя.
Спроси у солнца, каково держаться каждый день, когда неоновые огни мелькают мимо окна автобуса, и запах кожи расплывается от стоящего впереди парня, которому нет дела до того, кто давно и безнадежно заблудился в отчаянии дней.
Он научился улыбаться машинально, но в субботу наступал предел машинального давления, и он запутывался в складках пледа, отказываясь бороться, ждать и надеяться – ему было двадцать три, все, кого он любил, предавали его, но это, наверно, было не так страшно, потому что свое тело он так и не отдал никому.
Уж лучше одному, чем с кем попало.
Уж лучше одному.
Мягкий плед и осенний дымный туман. Миллион и еще одна суббота, когда отчаяние сдувает воздух в легких и хочется не дожить до воскресенья.
Но разве он слишком много просил? Разве он когда-либо позволял себе разменивать тех, кого любил, мелочью, чтобы заплатить за такси, которое отвезет его в чужие объятия? Разве он чем-либо заслужил эти серые туманные дни, когда улыбка стиралась с губ напрочь, и он не мог вспомнить, как ее вернуть?
Если честно…
Уж лучше кислотой, чем умирать от одиночества.

У него была черная кожаная куртка и синий потрепанный седан. У него была камера, и ее объектив прицельно отщелкивал кадры – чужие улыбки, развевающиеся волосы в полуповороте головы, беспощадное солнце с осеннего неба, заливающее желтую листву огнем. Объектив камеры, казалось, видел за осенним туманом ту сказку, где каждый полуповорот головы заставляет сердце замирать, а застывшие ручки робко поправляют воротник его куртки, пугая ледяным прикосновением кончиков пальцев. Но сказки превращались в глянец, выезжая из лотка принтера, и он долго смотрел на них, удивляясь, как объемный дрожащий от дыхания мир, копошившийся у него внутри, упрощался до плоского снимка, из которого манящее очарование уже не выцарапать назад.
Неоновые вывески поедали его вместе с черной кожаной курткой, на заднем сиденье седана оставались чужие обесцвеченные волосы, а непойманное оно дрожало дождливым маревом перед его закрытыми глазами, когда он стряхивал пепел на мокрый асфальт.
Он однажды видел подобное – это было в Праге. Старый мост смотрел на него суровыми лицами каменных статуй, осеннее золото тлело конусами стриженых деревьев вдоль набережной, а ярко-красные крыши походили на украшения на шапке торта, и он представлял этот старый город залитым рождественскими огнями. И в их слабом и нежном мерцании он грел в своей ладони застывшие ручки, щурясь на сияющие пятна и блеск в чужих глазах – потому что это было то, чего он хотел. Сказка, которую он видел своими глазами, не через объектив.
Но волшебные рождественские огни мелькали год за годом, оставляя только чужие волосы на сиденье седана, и объектив глупел и ловил все больше пустоты в кадре.

Лухан очень спешил – и тот, кто ударился о его грудь, зашипел от боли. Лухан машинально поймал его, придерживая за плечи, разглядывая и не думая извиняться. Он подумал, что мальчику не больше семнадцати, но он держал в руках стопку счетов и кожаный портфель. Утром понедельника в банке было шумно, люди ступали по черно-белым квадратам на полу, а Лухану хотелось взять это лицо в ладони и подуть на глаза, чтобы он закрыл их – огромные красивые глаза, разливавшиеся тонкими чернильными линями, поднимавшимися к вискам.
- Простите, - пробормотал тот, кто ударил его, прижимая бумаги к себе.
- Ничего, - ответил Лухан, отпуская его плечи. – Я сам виноват. Надеюсь, вы не сильно ударились.
Мальчик на секунду остановил на нем широко раскрытые глаза – и исчез в толпе.
Лухан перешел с черного квадрата на полу на белый и, задумавшись, смял в кулаке листочек со своим номером в очереди. А потом развернулся и толкнул тяжелую стеклянную дверь, выпадывая в сырой холод улицы.

Мин вышел из банка и устало посмотрел на небо, с которого сыпались мельчайшие дождинки, оседая стекляшками на черной ткани пальто. Мин взъерошил волосы и шагнул на дорогу, когда синий седан затормозил прямо перед ним, едва не окатив брызгами. Стекло опустилось, и тот парень, которого он толкнул в банке, произнес:
- Я хотел бы подвезти вас в качестве извинения.
Глаза Мина расширились еще сильнее, и он ответил, плотнее запахивая пальто:
- Но вам не за что извиняться. Я сам был невнимателен.
- Тогда я хотел бы подвезти вас просто так, чтобы вы не намокли. Садитесь.
Дверь с пассажирской стороны распахнулась наружу, и Мин, вздохнув, взялся за металлическую ручку.
- Мне неловко…
- Бросьте, просто садитесь.
Одинокие субботы не сделали Мина более разговорчивым, и, указав, куда ехать, он всю дорогу смотрел в окно, неловко кивая на попытки незнакомца быть более дружелюбным.
Мин выбрался из машины перед своим офисом и сказал:
- Спасибо, - захлопывая дверь.
Парень, очевидно, хотел сказать еще что-то, но Мин снова раскрыл свои огромные глаза, хлопнул ресницами и через секунду исчез за дверями.
А Лухан даже не назвал своего имени, чтобы надеяться, что его запомнят.

Дождь покрывал оконное стекло, стекая вниз тяжелыми прозрачными слезами, и Лухан сидел перед ноутбуком, бессмысленным взглядом рассматривая клавиатуру. Это казалось странным, но каждый раз, когда он наводил объектив, в видоискателе перед ним всплывали глаза косые, как лезвия клинков. Огромные зрачки смотрели на него пару секунд – а потом исчезали.
Дождь выплакал неделю слез, а Лухан так и не забыл мальчика в черном пальто, которого подвез сырым холодным утром до синеющего крашеным стеклом здания в центре.
- Эй, хочешь, я зайду завтра?
Лухан оглянулся на Сехуна, держащего руку у него на плече.
- Могли бы сходить куда-нибудь…
«А потом снова высветленные волосы на сиденье», - подумал Лухан.
Сехун был чьей-то сказкой. Но чужой, не его. И Лухан уже достаточно его обманывал.
- Прости, как-нибудь в другой раз. Может, через пару месяцев.
Сехун закусил губу и отвернулся, возвращаясь на свое место.
Лухан никогда не отказывал прямо. Но все же был достаточно честным, чтобы выражаться ясно. «Пару месяцев» прозвучали пощечиной для хорошенького личика Сехуна.

Мин поднял повыше воротник пальто и оглянулся на крашеное в синий стекло, покрывавшее фасад здания, в котором располагался его офис и которое он ненавидел уже полтора года. У его ненависти к этой высотке была та же причина, что у его ненависти к самому себе – он был один, и его кошмарное одиночество превращало в кошмар все, к чему он прикасался.
- Постойте!..
Мин оглянулся, пытаясь понять, к кому обращался этот голос.
- Постойте! Послушайте! – тот парень, которого Мин толкнул в банке в понедельник, остановился перед ним, сжимая пальцами брелок с ключами. - Вы же помните меня?
- Да, - сказал Мин.
- Я случайно оказался здесь и подумал… если вы не заняты, то, может быть, мы можем пообедать где-нибудь? А если нет, я мог бы просто отвезти вас домой.
Парень поднял голову и посмотрел на него, продолжая вертеть кольцо ключа в пальцах.
- Случайно? – спросил Мин.
Ключи замерли.
- Нет, - ответил парень. – Я просто подумал, вранье будет выглядеть менее странным.
Мин усмехнулся и кивнул.
- Если вы не хотите, я пойму, - пробормотал парень. – Такой, как я, вряд ли внушает доверие…
- Нет, почему, - вдруг спохватился Мин. – Я был бы рад, если бы кто-нибудь составил мне компанию этим вечером.
Парень улыбнулся и протянул руку:
- Меня зовут Лухан.
Мин пожал его ладонь, разглядывая темные глаза и светло-каштановые волосы, нос и губы, щеки и брови – и усмехнулся:
- Тебе восемнадцать?
Лухан погасил улыбку, оставив только усмешку в уголках губ:
- Нет, это все кровь девственниц.
Мин вздрогнул… а потом расхохотался.

Можно было сказать, что Лухан не давал ему прохода. Можно было бы, если бы Лухан всегда не держался в пределах той границы, которую отчертил для него Мин, оберегая свое стеснение, пряча неловкость и неумение общаться с людьми, ставшими ему по большей части чужими за все то время, что он провел один. Если Мин отказывался от его приглашений, он только кивал, уходил и никогда не спорил – чтобы вернуться на следующий день с идеей, еще более безумной и привлекательной. И Мин отказывал все реже, после встреч с ним стоя перед зеркалом в ванной и трогая свои губы, которые болели от смеха.
Лухан въелся в его жизнь, как дождь в осень – он не был таким приятным, как солнце, не был слишком теплым – но казался естественным, и в нем, как в дожде, была своя красота. Лухан въелся в его календарь, заполнив сначала выходные, потом среду, вторник, пятницу… Мин смотрел в зеркало, трогал губы и чувствовал, как в левой стороне груди сильно бьется сердце под тонкой рубашкой – а все от запаха черной кожаной куртки и неоновых реклам, отражавшихся от тонированных стекол синего седана.
Он боялся думать об этом.

Раньше Лухан никогда не думал, что, встретив свою сказку, ему придется ее приручать. Заставлять не бояться улыбаться без причины, учить просить, когда его помощь нужна, показывать, что радоваться даже самым ничтожным вещам – нормально.
Мин ничего этого не умел. В каждом кафе, в которое они заходили, он сидел на стуле статуэткой, следя, чтобы его руки или ноги случайно не касались Лухана, долго думал, прежде чем отвечать даже на самые глупые вопросы, и никогда не приглашал к себе домой.
Мин был странным и донельзя замкнутым, но Лухан чувствовал в нем тот мощный поток, который искажал реальность, подрисовывая городу рождественские огни и заставляя сердце рваться от невозможности сказать, как это волнует его. Мин был похож на трек, который однажды утром ты встречаешь на радио, и он звучит внутри тебя несколько дней, заставляя безумствовать, бегать по улицам в распахнутом пальто, покупать цветы… Трек, который отмечает эпоху – свободную и яркую, когда ты чувствовал жизнь, как она есть, запутанными ручейками проходящих мимо незнакомцев, изредка пересекающимися с твоим собственным.
Лухану казалось, что Мин даже не тает от его тепла, что его усилия и терпение бессмысленны. Но пока есть время до рождества, ничто не мешает ему пытаться.

Машина остановилась у подъезда, и Мин молчал, глядя в окно. Лухан смотрел на него, держа руки на руле, и молчал тоже.
- Хочешь подняться? – спросил Мин, продолжая смотреть в окно. – У меня есть бутылка вина.
- Хочу, - ответил Лухан, и в его голосе не было ни удивления, ни радости.
- Пойдем, - отозвался Мин, распахивая дверцу.
Глухо освещенный лифт привез их на десятый этаж, и Мин открыл дверь, пропуская Лухана.
- Чувствуй себя как дома.
- Спасибо, - сказал Лухан, вешая куртку.
Мин включил свет в кухне, а Лухан прошел в гостиную, останавливаясь перед дверью на балкон.
- Можно закурить?
- Пожалуйста.
Мин гремел чем-то на кухне, а Лухан выдыхал в окно сладкий дым дорогих сигарет, глядя на мерцающий в ночи город.
Зачем было звать его? Просто выпить вина? Мин предлагает ему добираться домой на такси или хочет оставить на ночь, потому что завтра суббота?
- Держи.
Лухан выбросил сигарету и оглянулся, пару секунд разглядывая Мина прежде, чем взять бокал.
- Хочешь, я включу что-нибудь?
- Давай, - сказал Лухан.
Когда Мин открыл ноутбук, и из больших колонок полилась баллада на французском, Лухан потянул себя за ворот рубашки – Мин сам давал ему повод думать, что…
- Выключи свет, - попросил Лухан.
Мин щелкнул выключателем, оставив только ряд неярких светильников вдоль стены.
Лухан сделал глоток из бокала и закрыл глаза.
- Я не умею пить красное, - сказал Мин, отставляя бокал. – Я из-за него задыхаюсь.
- Тогда зачем было наливать? – спросил Лухан.
- Я думал, оно тебе понравится. Это хорошее вино.
- И все?
- Да…
- Послушай, Мин…
Лухан вырос позади Мина тенью, положив руки ему на бедра.
- Если тебе неприятно, я перестану…
Мин почувствовал, как мнется под его ладонями ткань брюк.
- Я просто не могу больше играть с тобой. Зачем ты позвал меня, Мин?
- Я… я не знаю…
Мин окаменел, когда ладони поползли по бокам, поднимаясь выше, к ребрам.
- Мин, просто ответь мне. Так, чтобы я не сомневался.
Прядь волос Лухана свесилась на лоб, щекоча тонкую шею, и Мин обернулся, оказываясь в чужих объятиях. Лухан в полумраке смотрел на него так внимательно, что Мину стало не по себе. Он опустил взгляд, а потом тихонько шагнул вперед, опуская ручку на плечо Лухана.
- Ты мне нравишься.
Лухан осторожно обнял его, притянув рукой за пояс, и опустил голову на плечо, тихонько покачиваясь под легкую мелодию, поднимавшуюся из динамиков.
- Ты такой маленький…
- Ты же выше ненамного, - улыбнулся Мин в чужую шею.
- Я знаю, - сказал Лухан. – Но моего роста хватит, чтобы обнять тебя всего.
Мин подумал, что это странно – как эти слова заставляют его сердце колотиться. Как странно спокойно ощущать грудь Лухана прижатой к своей и его ладони на спине, скользящими по гладкому материалу рубашки. Мин вытянул руки и сцепил их на шее Лухана, прижимаясь к нему еще ближе.
Лухан приподнял голову и взглянул на Мина. Мин прочел вопрос в его взгляде и на секунду смутился, опуская глаза. Лухан улыбнулся и потянулся к нему губами.
Но Мин отвернул голову, спрятав лицо на чужой груди, не позволяя себя поцеловать.
- Ты меня боишься?
Волосы Лухана блестящим шелком скользили сквозь пальцы Мина, а сам он вдруг посмотрел на Лухана уставшими болезненными глазами.
- Я не сумасшедший, не подумай…
Лухан чувствовал чужие пальчики, перебирающие его волосы, чувствовал неуверенность Мина, но все еще крепко держал его за пояс.
- Просто скажи, что у тебя нет жены и детей, и ты никого не обманываешь.
Лухан рассмеялся почти беззвучно, одними губами. Пальчики в его волосах замерли, и он отодвинул Мина от себя.
Когда Лухан оттолкнул его и исчез в темном коридоре, Мин испугался – что все посыпалось снова, как штукатурка с потолка, что надежда опять обожгла его и оставила маленький шрам. Он так и стоял, разглядывая блики алого в бокале с вином, позабыв о реальности, растворяясь в новом разочаровании…
- Меня зовут Лухан. Мне двадцать три…
Мин повернулся, и в руки ему вложили твердую кожаную корочку.
- У меня нет жены, детей и чувства юмора…
Ламинированные странички паспорта в руках Мина зазвучали, как банкомат, отсчитывающий купюры.
- Я не вор и не убийца. Меня не ищет налоговая и служба по контролю за наркотиками…
Мин осторожно отпустил паспорт на полочку, с неохотой отрывая пальцы от дорогой кожаной корочки. И улыбнулся. Своей самой дурацкой улыбкой, которая искривляла его рот, делая похожим на монстрика.
- Мне совершенно нечего скрывать от тебя.
Лухан притянул эту странную счастливую улыбку к себе, с удовольствием разглядывая яркий блеск в раскосых глазах.
- Иногда я поступал, как мудак… Но если ты хочешь знать, я расскажу и это.
Мин покачал головой, пропуская свои руки под руками Лухана и опуская ладони на лопатки. Он не хотел копаться в чужом прошлом. Достаточно было знать, что настоящее не основано на вранье.
- Теперь-то можно?
И Мин сам потянулся вперед.
Чистые ноты, как те, которые выползали из динамиков, потянулись через поцелуй, связывая мягкие розовые губы. Мин брал их осторожно, пробуя на вкус, поворачивая голову, прижав раскрытые пальцы к основанию шеи Лухана и поглаживая его под ухом. Лухан целовал смелее, выпивая чужие губы с сдерживаемой страстью, как голос, повторявший «Спроси у солнца» - с тяжелым надрывом, дрожащим под лавиной готовых вырваться наружу, пререхлестывающих через край эмоций. Он держал Мина, отказываясь освободить его от себя даже тогда, когда Мин начал задыхаться.
Рубашка Мина хрустела под его ладонями, а Мин привставал на носочки, наклоняя его к себе сцепленными на шее руками. Лухану хотелось поднять его, помочь взобраться на себя, обвиться ногами вокруг его пояса, но он бы не удержал…
Вместо этого он только бесконечно хрустел рубашкой, разглаживая ткань на спине вдоль ребер, и не закрывал глаза, разглядывая дрожащие прикрытые ресницы Мина, который распробовал уже весь вкус, так интересовавший его, и теперь сжимал его губы и открывал его рот так же твердо, как и он сам.
- В тебе есть что-то от маньяка…
Каштановые волосы петлями запутались в пальцах Лухана, и он усмехнулся в воротничок чужой рубашки, поглаживая эти кольца.
- В тебе тоже, поверь мне… Покажи мне язычок.
Мин смутился, но розовое мелькнуло на его губах, и Лухан сжал его плечи:
- Сильнее.
Лухан смахнул со своей груди упирающиеся в нее ручки и, игнорируя сопротивление, заставил Мина сделать то, что он хотел, затянув сладкий язычок в свой рот. Колени Мина подогнулись, когда Лухан сжал его язык губами, удерживая лицо в ладонях, и Мин бы зашатался, если бы Лухан не прижал его, еще сильнее запрокинув голову и заставляя подчиниться.
И Мин подчинился. До дикости, до сумасшествия. Взъерошил волосы Лухана, обвел ладонями его голые предплечья, залез под рубашку на поясницу, распластав холодные ладони на горячей коже, заставив Лухана вздрогнуть – и все это проделал, с готовностью открывая рот для настойчивых и неприличных поцелуев, которые вытягивали из него всю ту долго сдерживаемую искренность, плавили холодное туманное одиночество…
Лухан нагнул Мина слишком сильно, и Мин поехал на гладком полу, скользя ногами между его ног. Мин ударил его прямо в самое драгоценное, и Лухан тихо рассмеялся.
- Давай, еще раз по этому месту, и я уже ничего не смогу.
Мин вспыхнул, вцепился в рубашку Лухана, поднялся, поправляя волосы, и отвернулся.
- Прости…
Лухан рассмеялся снова и, вновь притянув его к себе, положил подбородок на плечо:
- Если бы ты согласился продолжить…
Мин сбоку посмотрел на лицо Лухана, ощущая его дыхание на своей щеке.
- То что?
- Я бы предложил диван.
Лухан посмотрел на расправленный широкий диван, стоящий у противоположной стены, на секунду представив их обнаженные тела, красивый и чувственный секс… Впрочем, с робким и чуть неуклюжим Мином не стоило строить больших ожиданий.
Лухан погладил напряженный животик под хрустящей рубашкой, заметив короткую судорогу, пробежавшую по чужому телу.
- Просто скажи, если ты хочешь этого, как и я.
- Ты ведь не о поцелуях?..
Лухан переложил его опущенную руку себе на шею, заставив запутаться в волосах.
- Я не о поцелуях.
Мин молчал, раздвигая пальчиками светлые пряди, а Лухан продолжал поглаживать нежный твердый животик. Лухан подумал, что ему впервые приходится уговаривать кого-то. Уговаривать вообще было не в его привычках, а странная осторожность Мина могла бы показаться смешной, но в его руке, раскрытой ладонью обводящей трогательный нежный изгиб мышц под кожей возле пупка, не было ничего неправильного.
- В этом нет ничего такого. Если мы оба хотим, нам ничто не мешает дойти до дивана и раздеться… Скажи уже что-нибудь.
Мин развернулся к нему, спрятав лицо на груди.
- Когда я ищу… ищу ответ, во мне все молчит.
Лухан обнял его за плечи, подумав «О, Боже…»
Мин продолжал стоять, притиснутый к груди Лухана, а пустота внутри него становилась все глуше. Под его кожей не было ни одного звука, который сказал бы ему, прав он или нет и чего же он на самом деле хочет. Только спокойная рука Лухана, с шорохом проезжающаяся каждый раз вдоль спины, потихоньку растравляла между ног маленькое нетерпеливое любопытство.
- Я думаю, я хочу.
Когда Мин потянул Лухана к дивану, Лухан почему-то подумал, что это маленькое тело всегда так долго сопротивляется потому, что ему приходится быть очень храбрым, когда решение принято. И Лухан не хотел заставлять его все делать самому.
Он быстро перевернул их, и спиной на диван опустился уже Мин, блестя возбужденными глазами и разглядывая наклонившегося над ним Лухана с тихим серебрящимся на дне глаз любопытством. Лежать под кем-то, кто сказал, что дело не в поцелуях, было для него в новинку.
- Можно я расстегну?
Мин кивнул, и жемчужные пуговки на его рубашке одна за одной выскользнули из петель. Лухан помедлил с пару секунд, прежде чем распахнуть полосы ткани, обнажая бледную грудь с яркими цветочками сосков. Лухан совсем не хотел торопиться.
Лухан скользнул по темному пятнышку пальцами, будто смахивал мусор, и Мин вздрогнул.
- Тебе так приятно? Или наоборот?
Мин протянул ему руку, и Лухан расстегнул манжету рубашки. Белая ткань свалилась до самого локтя, и Мин осторожно положил свои пальцы на сосочек, аккуратно поглаживая.
- Нет, просто они… очень чувствительные.
Лухан рассмеялся и приподнял Мина, притягивая к себе пропущенными под спинкой ладонями. Он смеялся счастливо, как сумасшедший, когда ткань расстегнутой рубашки колыхалась за спиной Мина, белой волной нависая над диваном, когда он стащил ее с плечика, оголяя ласковую кожу и кусая мягкую складочку над подмышкой, когда нерасстегнутая манжета застряла на второй руке Мина, и он отчаянно сдирал ее с кисти, чувствуя, как тепло от обнаженной кожи, поднимавшееся к его лицу, заставляет его дрожать.
- Значит, очень?
Лухан опрокинул Мина на диван, все еще держа руки обернутыми вокруг его пояса, и прижался к сосочку губами, посасывая темную кожу так, чтобы она поднялась. Мин завозился под ним, согнул ноги в коленях и снова пропустил пальцы через его волосы. Лухан на прощанье вылизал темный ореол, растирая комочек языком – с Мином этого не хотелось. Не нужно было вылизывать его тело, сгорая от желания, заставлять стонать, просить трахнуть пожестче, как делали те, с кем он спал обычно. Мин запутывался руками в его волосах, как будто они уже давно вместе, и простые прикосновения к его телу сводили Лухана с ума сильнее, чем самые развратные ласки, что он дарил раньше.
Лухан оставил сосочек и нагнулся к Мину, придерживая его за шею, жадно схватывая его губы и сжимая пальчики, вцепившиеся в обивку дивана. Он хотел сказать, что с Мином ему не так, как было с другими.
Мин подтянулся выше, скатал его рубашку до лопаток и потянул вверх, освобождая руки и плечи, за которые ему так нравилось держаться. Тепло голого тела вытягивало из него безумные, отчаянные нити зависимости, и он прижался губами к шее Лухана, зацепившись пальцами за его цепочку, когда Лухан вдруг тряхнул головой, чтобы убрать упавшие на глаза волосы. Металлические звенья разошлись в секунду, и блестящая змейка соскользнула Мину на грудь.
- Ты ударил меня по самому дорогому, порвал цепочку… что еще ты сделаешь, Мин?
Лухан целовал его лицо, отбирая порванную металлическую змейку из пальцев Мина и выбрасывая ее под диван.
- Ты такой беспомощный и безобидный, а мне от тебя ничем не защититься…
Мин вцепился в чужие плечи, от обиды спрятав лицо у Лухана на груди. Каждое его движение вспыхивало глупой ошибкой, а он так хотел быть для Лухана кем-то, кого хочется искренне любить, кто не делает ошибок и не портит настроение своей неловкостью.
- Прости, я не хотел. Я всегда порчу…
От этого ему никогда не избавиться, похоже.
Но Лухан давно смирился с этим, не говоря уже о том, что не считал бедой мелкие неприятности. Он сжал волосы Мина на затылке, заставив посмотреть на себя.
- Ты неправильно это воспринимаешь. Я был бы не против вместо этой цепочки носить ту, которую подаришь мне ты.
Лухан смотрел в чужие глаза, вновь распахнувшиеся шире обычного, и решил подразнить еще.
- А ушиб лучше поцеловать… Я уверен, от поцелуя мне станет легче…
Мин сообразил, в чем смысл шутки, только когда Лухан потащил его руку к своей ширинке, расправляя пальчики на бугорке. Мин смутился, хотел отобрать ладонь – но его никто не держал. Лухан просто смотрел на него, нагнувшись в темноте близко к лицу, как будто был близоруким, и Мин, подумав, робко сжал пальцы, чувствуя, как моментально твердеет тело под тканью.
Робкое прикосновение не настолько заводило Лухана, чтобы он потерял контроль и набросился на Мина, срывая с него остатки одежды. И все же его движение, которым он расстегнул пуговицу на брюках Мина и спустил вниз собачку ширинки, было слишком поспешным. Лухан подумал, что именно его агрессивная торопливость заставила Мина снова прижаться к нему, спрятав лицо в шее и блокируя его движения. Лухан беспомощно развел руки, а потом покорно сцепил их на спине Мина.
Мин завозился, заскреб ногами в смешных носочках по дивану, и крепко вцепился в чужие плечи, запрещая отстраняться и заставляя выслушать себя.
- Послушай, Лухан, я должен сказать…
Мин затрясся, как пойманный кошкой мышонок, и заставил себя выдохнуть:
- Ты можешь не верить, но у меня это в первый раз.
Бровь Лухана поползла вверх, и он оторвал Мина от себя, чтобы взглянуть в его лицо.
- Что? Даже с девушкой?
Мин от отчаяния закрыл лицо руками и нагнул голову.
- Я никогда… Если тебе неприятно, можешь уйти, не надо себя заставлять.
Лухан потянул его за плечи и легко встряхнул.
- С чего это мне должно быть неприятно? А? Потому что ты выбрал меня, чтобы я это сделал с тобой?
То, что Лухан все никак не хотел произносить слово «секс», просто медленно убивало Мина. Он чувствовал себя наивной дурочкой, ломающейся перед парнем, хотя ему давно не семнадцать. Ему казалось, что он сам приподнимает подол платья, рыдая при этом над своим цветочком, который хотят сорвать, хотя в общем-то, никогда не берег свою девственность. Он просто хотел, чтобы все было по-настоящему. Мин чувствовал себя отвратительно жалким. Глаза вдруг наполнились слезами, и он всхлипнул.
- Я же ничего не умею… Каждый второй согласится переспать с тобой, не надо заставлять себя и делать это с бревном, как я.
Лухан вновь расхохотался. Он взял Мина за руку и приложил ее к своей груди.
- Поцелуй меня сюда. Не только у тебя они чувствительные.
Мин поднял на него удивленные глаза и с недоумением уставился на сосочек на груди Лухана. А потом наклонил голову и обнял пятнышко влажными губами. Лухан ласково погладил его шею и чуть наклонился, передвинувшись на ногах Мина. Твердое уперлось Мину в бедро, и он подавился.
- Видишь, что делает со мной неумелое бревно?
Мин действительно тяжело свыкался с мыслью, что он возбуждает Лухана – со всей своей робостью и неопытностью. Эта была странность, в которую не надо было верить, но с Луханом все было не так.
- Котенок, давай я просто сниму это?
Мину надавили на грудь, вынуждая опуститься обратно на диван, и Лухан потянул за опушку брюк, стягивая их с ног. Белые гладкие икры взмахнули в воздухе, и Мин согнул ноги в коленях, соединив бедра вместе. Лухан бы еще посмеялся над его девчачьими манерами, но отчего-то вдруг оказавшиеся очень милыми и мягкими ножки заставили его нервно выдохнуть. Желание погрубее трахнуть его сию же секунду так и не появилось, зато выплыло что-то еще более извращенное и непозволительное – Мина хотелось замучить. Заласкать до боли, чтобы это маленькое тело страдало, а нежные ножки раздвинулись бы сами, приглашая взять то, что изнывало от желания… Лухан усмехнулся и тряхнул головой, прогоняя глупые мысли.
- Знаешь, хочется тебя раздеть, чтобы ни клочка одежды не осталось.
Лухан расставленными пальцами гладил мягкие бедра, прокатываясь от колена вниз, и туманными глазами смотрел на Мина, который изучал его в ответ, собирая остатки сил, чтобы казаться естественным.
- Раздень.
Маленькая ступня в носочке, опустившаяся к нему на колени, заставила Лухана снова рассмеяться – он забыл о них. Лухан поддел резинку и стянул носочек, нагнувшись, чтобы поцеловать косточку в основании стопы. С ним происходило что-то странное – насколько ему не хотелось валить и трахать, настолько же бессмысленными и глупыми казались поцелуи. Желание тлело прямо на коже, смываясь жаром вдоль изогнутого позвоночника, но питалось, казалось, только голосом Мина, смыслом его слов и волшебным, пьянящим пониманием того, что он прямо сейчас отдается, по капельке, смешно и глупо – позволяя снять носочки. Лухан опустил второй носочек, выбрасывая его с дивана к горе одежды, уже валявшейся на полу, и наклонился ниже, целуя колено.
- Я сказал ни клочка.
Мин глубоко вздохнул и раздвинул ноги. На взгляд Лухана, выражение его глаз было бесценным.
Лухан исцеловал все бедро, спускаясь ниже, поглаживая ножку и не забывая поглядывать на Мина, которого неловкость, очевидно, отпускала только тогда, когда он держался за волосы Лухана. Нежное вкусное бедро закончилось, и Лухан уперся во впадинку паха, лизнув горячую кожу. Мин вздрогнул. Лухан остановился и насмешливо взглянул на Мина.
- Опс.
На светло-серой ткани трусов расплывалось маленькое сырое пятнышко.
- Я… Лухан!
Но Лухан уже наклонился, чтобы сжать эту маленькую постыдную кляксу губами, пососав кончик члена через ткань, и Мин с трудом вспомнил, что надо разжать пальцы, пока он не лишил Лухана волос. Лухан уверенно целовал член сквозь трусы, держа пальцы на подрагивающей венке в паху, и Мин мучился от его губ, чувствуя эту уверенность маленькими всполохами обиды внутри.
- Ты со многими делал это?
Лухан различил в его голосе обреченность и обиду и погладил член через ткань.
- Со многими.
Мин отполз от него, поднявшись выше по подушке, с неприязнью думая о своих одиноких субботах, когда он капля за каплей узнавал, что такое отчаяние, пока Лухан ублажал кого-то, кого теперь называет случайностью.
- Мне уже ничего не сделать с этим, Мин.
Лухан прижал его бедра к своему лицу, так что щеки смешно надулись, зажатые гладкими ножками.
- Прости, что не нашел тебя раньше. Но я ведь все-таки нашел?
Мин не мог отрицать, что то, что он сейчас хоть кому-то нужен, целиком заслуга самого Лухана.
- Хорошо.
Мин погладил его по волосам, растрепав легкие пряди.
- Я не обижаюсь, просто ты никогда не поймешь, что значит не принадлежать никому.
Лухан усмехнулся, чмокнув его в бедро. Он действительно не понимал, как можно было прожить двадцать три года, не узнав, что такое ласка, похоть и желание. Это тело под ним было совсем чистым, как вымытые дождем окна, и Лухан бы хотел дать ему сейчас, за один раз, все то, чего Мин никогда не получал. Лухан потянул за резинку трусов, но, едва спустив их с ягодиц, остановился.
- Тогда… ты часто делал это сам с собой?
Мин вспыхнул до кончиков ушей, пытаясь спрятать смущенный взгляд.
- Давай, скажи мне.
Лухан снова придвинулся ближе, нежно сжимая член под тканью, провел языком по шее Мина и прошептал на ухо:
- Ты же ласкал себя… Свое нежное чистое тело, представляя чужие руки, как мои сейчас. Я хочу знать, как часто ты любил сам себя.
Мин всем телом прижался к Лухану, откидывая голову и подставляя шею под горячие ласки.
- Часто… В душе… Я сходил с ума…
Лухан чувствовал, как член приподнимает тонкую ткань, оставляя на сером больше пятен, и ласкал его еще горячее, отчего-то вдруг хорошо понимая отчаяние Мина, который, сжав его руками, сейчас возился под ним, приподнимаясь, как волна, толкаясь бедрами в его руку.
- Я гладил себя, пока желание не глушило тоску… А потом на моих руках оставались пятна, и мне хотелось умереть.
Лухан чувствовал, что эти нехорошие, стыдные разговоры обнажают человечка, зажатого под ним, сильнее, чем трусы, которые он стягивает по ногам. Эта жизнь – очень странная штука…
- Мин…
Лухан не знал, что сказать. Разве что произнести это имя раз сто, разрушая границу между ними, хотя на обнаженном Мине и без того ничего не осталось, чтобы спрятаться.
Мин вывернулся и заскреб ногтями по обивке, когда Лухан взял в рот. Запах кожи, неоновые огни, затравленная нежность – это все проснулось в нем, нестерпимо зашевелилось диким зверем, когда Лухан уперся руками по бокам от него и просто поднимался и опускался ртом на его член.
- Лу… Хан…
Звать по имени человека, который занят засасыванием твоего члена, казалось безумием не меньшим, чем пытаться остановить его, запрещая раздевать еще сильнее голодные струны в душе. Голодные настолько, что у Мина не осталось стыда и смущения, и он вцепился в волосы Лухана, глухим голосом повторяя:
- Еще… Я хочу тебя, Лухан.
Лухан мог поклясться, что никогда еще не делал такого минета, от которого тело в его руках одна за другой прошивали короткие судороги. Никогда раньше член в его рту не казался ему таким хорошеньким, чтобы его искренне хотелось облизывать и сосать, как мороженое. Но Мин с его невинными гладкими ножками, сжимавшими Лухана по бокам, Мин, изворачивавшийся под ним всем телом, как под пытками, запутывавший пальчики в его волосах… Мин, громко сказавший «Я хочу тебя», сносил Лухану крышу, и Лухан отчаянными пальцами смывался внутри его бедер, насаживаясь на член так, что он упирался в глотку.
Мин в конце концов очень неудачно двинул бедрами, загоняя член Лухану в горло, и Лухан подавился, выпустив его изо рта и тяжело откашливаясь.
- Прости.
Лухан вытер набежавшие слезы и взглянул на Мина, у которого на лице не было ни грамма сожаления, только тяжелый туман желания в глазах. Блестящий от слюны член так и стоял вертикально, и Лухан внезапно почувствовал его – дикое опаляющее желание растянуть Мина так, чтобы он стонал, заглушая динамики, все еще бьющиеся непонятной французской речью. Лухан рывком свалил Мина, прижав к дивану, целуя так, что губы ныли и трескались в уголках, дико поглаживая его ласковое голое тело вдоль шеи, по ребрам, по бедрам, между ног…
Собственные джинсы вдруг начали нестерпимо мешать, и Лухан расстегнул пуговицу, распуская ширинку.
- У тебя есть презерватив?
Лухан замер в расстегнутых штанах, когда понял, что спросил. Откуда вообще у Мина они могли взяться?
- Э… нет…
Мин осторожно отполз от него, схватившись руками за колени и глядя на него уже гораздо более трезвым взглядом.
- Ладно. Сойдет и так…
Лухан снова потянулся к Мину, пытаясь поймать его за руку, но Мин категорично отодвинулся.
- Я тоже не хочу без презерватива.
Лухан откинул голову, отпустив тихое:
- Блядь…
Кто вообще тянул его за язык? Дурачок Мин и не вспомнил бы о резинке, надо было просто толкнуться в эту сладкую попку и молча сделать дело… Ярость в Лухане кипела, ошпаривая паром, но он только закусил губу, молча поглаживая Мина по бедру. Это Мин, его ожившая сказка, и Лухан не мог и не хотел развалить ее на осколочки, каких бы планов ни успел настроить насчет этой сладкой задницы, словно по его фетишам вылепленной. Лухан понимал, чего боялся Мин, но объяснять ему, насколько безосновательны его страхи, не хотел. Не хотел выглядеть лжецом, который обманывает неопытного мальчика, чтобы просто трахнуть.
- Мин…
Лухан положил ладонь на его лицо, разворачивая к себе. Мин, казалось, собирается заплакать.
- Я не буду делать того, чего не хочешь ты.
Мин снова распахнул свои огромные глаза, слушая признание Лухана.
- Но я слишком хочу тебя, чтобы сейчас остановиться. Если хочешь, это моя темная сторона. Я не могу остаться с тобой наполовину. Я хочу знать, что ты принадлежишь мне теперь…
Глаза Мина стали еще шире, и Лухан улыбнулся.
- Да, ты еще не знаешь, но я эгоист и ревнивый собственник. Я хочу считать тебя своим, и мне нужно услышать свое имя из твоих губ, когда ты будешь кончать.
Мин зашелся краской, выронив:
- Хорошо…
Лухан снова столкнул его на диван, нависая над ним и спуская свои джинсы. Мин огромными глазами смотрел на то, что открыла сдвинутая ткань, тихо нагреваясь от возбуждения – член стоял, подрагивая от напряжения, а когда Мин коснулся пальцами головки, на них осталась влага.
Лухан сморщился и убрал его руку, прижав к подушке.
- Не дразни меня больше, чем нужно.
И когда Лухан навалился на него обнаженным телом, заставив почувствовать прижатый к его собственному член, Мин тряхнул руками, пытаясь освободиться и снова сжать в пальцах волосы Лухана, которые, казалось, усмиряли его желание. Но Лухан, очевидно, хотел видеть его всего раскрытым, как книгу, чтобы читать каждую черту его лица, изогнутую извращенным удовольствием – не позволив освободить руки. И рассудок Мина окончательно помутнел… Этот худой, странный парень, бывший с ним то смущающее нежным, то до грубости жестким, действительно хотел его настолько, что его член истекал смазкой, хотя он даже не прикасался к нему. Лухан сказал, что не будет делать то, что неприятно Мину, но сейчас Лухан крепко держал его руки прижатыми к изголовью, и ему бы ничего не стоило просто трахнуть его, наплевав на сопротивление. Эта смесь ярости и нежности пугала и завораживала Мина, и он кусал губы и закрывал глаза, когда Лухан терся об него, имитируя настоящий секс.
Кожа Лухана начала гореть и покрываться испариной, когда Мин под ним тяжело задышал, приподнимая бедра навстречу. Его член скользил по члену Мина, даря ему извращенное удовольствие, словно он просто репетирует, изучая, на что способен разгоряченный Мин, прежде чем у него появится шанс по-настоящему затрахать его, излюбить до судорог и диких стонов. Мин словно игрушка, и в его нетронутом игрушечном мире они добрались до грани, лаская друг друга без одежды, намереваясь кончить вместе, но все еще не переступая черту, за которой начинаются правила взрослого мира самого Лухана. И Лухан с готовностью заберет его к себе, туда, где ему давно пора оказаться, но не сегодня.
Мин вздрогнул, когда между его ягодиц скользнула чужая ладонь. Он до последнего верил Лухану. Все еще верил.
- Не бойся.
И в голосе Лухана не было ни ласки, ни трогательного лицемерного тона, каким обычно произносят фальшивые утешения. В голосе Лухана, в его пальцах, которыми он проник внутрь того, кто свел его с ума пугливыми глазами, была только уверенность. Лухан знал, куда нужно надавить, чтобы Мин ополз расплавленным желе, сжав его голыми ножками от удовольствия. Нежный бугорок набухал все сильнее, и Лухан ласкал его пальцами, тяжело прижимая руки Мина к дивану.
- Когда внутри будут не пальцы, ты поймешь разницу.
Мин слабо простонал, понимая, что значит сгорать, чувствуя внутри себя того, кто хочет его. Его мутное сознание поднимало со дна тяжелый песок желания, кружа в темной воде, и Мин почти готов был попросить сделать это по-настоящему, когда Лухан выпустил его руки, сжав оба их члена вместе. Лухан дрочил им обоим, покрываясь потом, и тяжело сглатывал, опираясь на руку с дрожащими на плече мышцами.
- Ты не представляешь, как мне хочется оттрахать тебя в самом деле. Выебать так, чтобы сил не осталось шевелиться…
Лухан сказал «выебать», и это слово, каким бы грубым ни было, по-луханевски естественно принадлежало той сказке, которую он искал. Он действительно этого хотел. Хотел разложить Мина на молекулы, растянуть по кровати и с ног до головы выпачкать в том, что отдаст его тело, подчиненное ласкам, чтобы потом гладить по волосам, щурясь на перемигивание ярких огней в окне. Он должен показать Мину, что значит любить до темноты в глазах, что значит не выбираться весь день из кровати и ничего не делать, ни о чем не думать, видя только огни вдали. И он все это получит, выцепит из своей волшебной сказки, а пока ему незачем спешить.
Мина эти грязные обещания только заводили сильнее, он извивался на диване, бесстыже поскуливая, прижав ладонь к груди, и без конца вертел головой, беззвучно шевеля губами. Лухан думал, что это похоже на молитву, но, черт возьми, какому богу можно молиться, когда стоишь на грани, с которой тебя медленно смывает удовольствие?
Лухан приподнял Мина, позволив голодным рукам снова вцепиться в плечи, в волосы, в его плоть.
- Лу-лу-хан…
«Лу-лу-хан» - было тем, что дрожало на губах Мина, и Лухан слизал с них собственное имя, с любовью сдвигая прилипшие ко лбу влажные волосы ладонью.
- Малышка…
Голос Лухана хрипел, и буквы не складывались в слова, поэтому он просто поцеловал Мина, заставив вновь откинуть голову и закрыть глаза. Мин давился поцелуями, но не пытался вырваться и не убирал ладоней с его горячей поясницы. Когда губы Мина беспомощно разжались, а ногти впились в его тело, Лухан сжал ладонь плотнее, позволяя мутной похожей на клей жидкости испачкать его руку. Влажные пальцы заскользили по его собственному члену быстрее, и он тяжело опустился на Мина, придавливая его своим телом.
Лухан, отдышавшись, чмокнул Мина в губы, мягко улыбаясь.
- Ты так и не сказал…
Мин устало положил руки ему на плечи, зарываясь в мягкие влажные волосы.
- Чего?
Лухан упрямо помотал головой, снова оставляя на сладких-сладких губках поцелуйчик.
- Мое имя.
Живот Мина задергался от смеха, и он вздрогнул от неожиданности, когда понял, что именно его движения размазывают по телу Лухана.
- Серьезно? Мне казалось, я кричал его.
Мин пошарил рукой на полу и вытянул свою рубашку, чтобы стереть ей неприличные пятна на своем животе и на теле Лухана.
- Мне казалось, что мои соседи слышали, с кем я этим занимаюсь.
Лухан захохотал еще веселее, отбирая рубашку и счищая ей остатки с рук и груди Мина.
- Не думай, что я буду против, если все вокруг будут это знать.
Мин мельком подумал, что допросил у судьбы подарочек – Лухан и в самом деле был ревнивым, сумасбродным и одним из тех, кому нравится подчинять. Смешило только то, что Мин, казалось, был не против зависеть и подчиняться. Он повернулся на диване, разыскивая свое белье в куче одежды на полу, подставив Лухану голую спину и сочные ягодицы, по которым Лухан тут же звонко щелкнул ладонью.
- И куда это ты?
Мин не знал, куда, просто лежать голым на диване рядом с относительно одетым Луханом ему было странно. Мин махнул рукой в сторону все еще играющих динамиков.
- А выключить?
Лухан отобрал у него из рук найденные трусы и заявил:
- Иди выключай.
Мин нервно засмеялся и встал, стараясь не обращать внимания на то, что он абсолютно голый. Лухан лежал на диване и откровенно потешался над его смущением. Когда Мин щелкнул выключателем, и от света в комнате осталось только прозрачное пятно окна, стало легче. Мин вздохнул свободно.
- Какой ты скромник.
Лухан в темноте кинул в него трусы и умудрился попасть в лицо. Мин нагнулся, пытаясь наощупь нашарить на полу свою одежду, когда Лухан схватил его за пояс и поволок на диван.
- И дурак… Пойдем спать.
Мин пробовал протестовать, но Лухан только накинул на него плед, лежавший на спинке, душа недовольство под плотной тканью. Лухан устроился рядом, положив голову Мина на свою руку.
- Засыпай. Я хочу, чтобы моя рука затекла под тобой.
Мин хотел сказать, что это неудобно, что ему неловко, придумать еще кучу вещей, чтобы избежать этой неприличной ситуации, но Лухан по-хозяйски развернул его к себе спиной и осторожной рукой погладил по животу, цепляя волоски, которые дорожкой тянулись от пупка вниз.
- И знаешь что?
Лухан приподнялся на локте, поцеловал в висок, засунул нос в волосы Мина и пошарился в них, как пес.
- Я бы повторил утром. Определенно бы повторил.
Мин тихо рассмеялся, скрывая странное удовлетворение в голосе.
- В душе или у тебя на кухне.
Лухан все никак не желал заткнуться и говорил пошлости, заставляя Мина смеяться.
- Нет, из-за тебя я плохо соображаю, в душе можно наебнуться…
Мин перевернулся и зарылся пальцами в волосы Лухана, приподнимая и разнимая легкие пряди.
- Перестань, Лухан… Знаешь, что я хотел сказать?
Лухан молчал, но Мин угадал, как в темноте приподнялась его бровь.
- Я никогда ни с кем не лежал голым на диване…
- Удивил, надо же, - хмыкнул Лухан.
- Подожди, не перебивай.
- Да я молчу…
- И, честно говоря, мне все еще неудобно.
Лухан торопливо притянул тело рядом с собой ближе.
- Но… спасибо тебе, - Мин подтянулся, чтобы чмокнуть в губы. – Ты не знаешь, что сделал.
- Маленький дурачок, - пробубнил Лухан, выталкивая колено Мина, случайно забравшееся ему между ног. Если бы Мин знал, что дьяволы в Лухане от дрочки вовсе не успокоились, он бы был осторожнее. Но Лухан знал, что Мин просто… невинный, как бабочка, и только снова обнял его, добавляя: - Поверить не могу, что ты старше меня.
Мин тихо хихикнул, скользя ладошечками по голой спине Лухана, и Лухан терпеливо снял чужие ручки с себя, укладывая их лодочкой у Мина под щекой.
- Если не заснешь, мне все-таки придется тебя одеть.
- Что? – Мин на самом деле не понимал, чем он провинился, хлопая ресничками и глядя на Лухана невинными глазками.
- ТО, - прорычал Лухан, в темноте наклоняясь над Мином, так чтобы он разглядел в его глазах весь смысл этого «то», услужливо доставленный ладонью Лухана, поглаживающей между ягодиц.
- О… - вырвалось из Мина, и он закрыл лицо ладонями.
Лухан снова счастливо и дико рассмеялся, притягивая смутившегося Мина ближе.