Произведения Ю.К.Щуцкого 2 страница

Обращение Ю.К.Щуцкого к Тó гаю понять можно. Тó гай, как и его знаменитый отец Итó Дзинсай, принадлежит к так называемой " школе древней науки" (когаку-ха), т.е. к тому направлению конфуцианской мысли в Японии XVII-XVIII вв., которое противопоставляло себя поощряемому правительством Токугава чжусианскому направлению, – иначе говоря, сунской философской школе. При этом критика " школы древней науки" исходила из убеждения, что философы сунской школы далеко отошли от древнего конфуцианства и задача ревнителей " конфуцианской истины" состоит именно в раскрытии древнего, т.е., в представлениях такого рода мыслителей, подлинного конфуцианства. В этом смысле они и назвали свою линию " школой древней науки".

В свете истории мы видим в этой школе критическое направление классической филологии эпохи феодального абсолютизма. Этому направлению мы обязаны очень многим в деле научного исследования древних памятников – их подлинности в целом, степени и границ подлинности их отдельных частей или мест, а равно и раскрытия первоначального содержания многих понятий и идей. Такое критическое направление возникло в цинском Китае в общем русле классической филологии, и оно же проявилось в токугавской Японии, в которой – по тем же историческим причинам – также расцвел тогда классицизм. Ю.К.Щуцкий остановился на японском представителе критического направления классицизма. В японском варианте этого направления он увидел большое внимание к тому, что его интересовало, – к вопросам идейного содержания древних памятников.

Насколько прав был Ю.К.Щуцкий в такой оценке критической линии китайского классицизма в Японии, может показать только сравнительное изучение этого классицизма в Китае и Японии. Пока такого изучения не производилось. Можно лишь сказать, что для понимания исторического существа, содержания и целей классической филологии в Китае необходимо учитывать китаистическую филологию и в Японии, которая при всех своих местных особенностях в основном воспроизводит те же направления исследования.

Таким образом, Ю.К.Щуцкий в своем стремлении раскрыть содержание " И цзина" так, чтобы было ясно, что все элементы целого связаны друг с другом и совместно рисуют динамическую картину зависящих друг от друга явлений, обратился к очень разным версиям трактовки " И цзина". Но это не означает, что его интерпретация представляет соединение взятых из разных источников мыслей, какое-то соединение даосизма, буддизма и конфуцианства. Достаточно вчитаться в его интерпретирующий перевод, чтобы убедиться, что это не так: Ю.К.Щуцкий осмыслил связь гексаграмм по-своему; зависимость его толкования от названных им источников выразилась только в том, что он не допускал ничего такого, что вообще не допускалось выбранными им мыслителями, представлявшими три линии философской мысли – линии очень различные, но развивавшиеся в сфере определенной, реальной истории реального народа – создателя глубоко своеобразной культуры. Ю.К.Щуцкий не позволил себе ступить на путь безответственного сочинительства, вроде объявления " И цзина" китайско-бактрийским словарем [186], в то же время он и не следовал некритически и тому, что говорил об " И цзине" тот или другой китайский мыслитель. Продумав концепции наиболее крупных из них, сопоставив эти концепции с ицзиновским материалом, Ю.К.Щуцкий выработал свое понимание этого памятника.

На этой основе и сделан " интерпретирующий перевод". Он получил при этом особую форму: в авторский текст введены слова и фразы самого " И цзина", выделенные курсивом; иначе говоря, введен в переводе весь текст " основы" " И цзина". Поскольку же авторский текст представляет развернутое и связное изложение содержания " И цзина", постольку отрывочные " афоризмы" при каждой гексаграмме предстают в своей совокупности также как связный текст.

Эта часть работы Ю.К.Щуцкого для читателя наиболее трудная. Для ее понимания нужны два условия: во-первых, собственное знание " И цзина", хотя бы в пределах работ Ван Би, Оу-и и Итó Тó гая; во-вторых, вдумчивое отношение к концепции самого Ю.К.Щуцкого, в значительной мере построенной на элементах, идущих от этих трех ицзинистов, но в целом осмысляющей " И цзин" по-иному. Следует также помнить, что автор сам хотел об " И цзине" и своем понимании его говорить языком, близким к языку ицзинистики. Можно принять такой способ работы автора, можно и не принимать его. Но нельзя не признать: для того чтобы сделать такой " интерпретирующий перевод", нужно было не только вдуматься в " Книгу перемен", но и вчувствоваться в нее.

Ученые знатоки " И цзина" могут не согласиться со многим в интерпретации Ю.К.Щуцкого. Вполне допустимо понять ряд вещей в " И цзине" иначе. Ведь даже отдельные понятия " И цзина" осмыслялись исследователями по-разному, а от понимания отдельных понятий зависит и понимание " И цзина" в целом. Но не считаться с интерпретацией Ю.К.Щуцкого отныне нельзя. Размах исследовательской работы, понимание существа проблемы, продуманная аргументация, исключительное знание ицзиновской литературы, старой и новой, – все эти качества работы Ю.К.Щуцкого прочно вводят ее в арсенал ицзиноведения. Кроме того, в ней есть и то, что представляет особую и весьма значительную ценность: автором включены сделанные им переводы некоторых материалов, касающихся " И цзина", а именно: известного трактата Оу-ян Сю, рассуждения об " И цзине" Су Сюня [187], " Предисловие" Итó Дзэнсѐ к изданию исследования Итó Тó гая, а также стихи ряда китайских авторов, посвященные " И цзину". Есть даже большой отрывок из " Тай сюань цзина" Ян Сюна.

В работе Ю.К.Щуцкого есть элементы прошлого, настоящего и будущего. Прошлое, т.е. приметы того времени, когда он писал свою работу, сказывается в принятии автором концепции феодализма: для него время создания " И цзина", т.е. VIII-VII вв. до н.э., – эпоха феодализма. Такая концепция в 30-х годах была наиболее распространенной в исторической науке. Другая примета прошлого в работе Ю.К.Щуцкого – оперирование им при определении разнослойности основного текста аргументами языка и мышления, соединенного с мыслью об их стадиальности. В 30-х годах это считалось самым важным в языкознании.

Читатель, столкнувшись с отзвуками этих концепций, должен учитывать время создания работы. Но читатель должен также учитывать, что вопрос о времени начала феодализма в Китае до сих пор служит предметом споров. Правда, для большинства китайских историков, а также для наших специалистов по истории Китая, VIII-VII вв. – эпоха рабовладения, но следует помнить, что эта точка зрения установилась буквально в самые последние годы. К тому же и сейчас еще есть сторонники концепции феодализма даже для этих веков [188]. Что же касается идеи стадиальности языка и мышления, то надо прямо сказать: она фигурирует у Ю.К.Щуцкого чисто внешне. Фактически автор оперирует аргументами от языка в духе Карлгрена [189], а не Марра.

" Настоящее" в работе Ю.К.Щуцкого – его историзм. Даже при самом поверхностном чтении работы видно, что первое и важнейшее для автора – это освобождение от взгляда на памятник как на какое-то извечное целое. Он не только решительно отстранил " Десять крыльев" как позднее приложение к основному тексту, но даже в этом основном тексте увидел три разновременных слоя. Другим проявлением историзма автора должно быть признано его стремление при интерпретации памятника не навязывать ему ничего идущего извне.

" Будущее" в работе Ю.К.Щуцкого – масштаб его синологической эрудиции. Он – первый из нас, кто, наряду со знанием китайской специальной литературы, а также европейской синологической, показал знание и японской синологии, по своему значению в области изучения китайских классиков несомненно следующей сейчас же за китайской. Здесь открывается путь к выходу из орбиты специфической науки, именуемой " синология", и к переходу в сферу общечеловеческой науки истории – для историков Китая, литературоведения – для специалистов по китайской литературе, языкознания – для занимающихся китайским языком.

Ю.К.Щуцкий КИТАЙСКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ " КНИГА ПЕРЕМЕН"

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА

Вступление

Это вступление обращено к читателю - некитаеведу. Оно необходимо как своего рода путеводитель по предлагаемой ниже работе, оно должно ориентировать читателя в вопросах, без учета которых не будет понятна сама " Книга Перемен" и, более того, не будет понятно, почему автор взялся за перевод и исследование памятника, так мало на первый взгляд говорящего современному читателю. Кроме того, именно в этом вступлении должна быть приведена и объяснена основная терминология памятника, которая постоянно будет употребляться ниже и без которой нельзя обойтись в специальной работе о " Книге Перемен".

Мы предприняли эту работу, потому что, изучая материалы к истории китайской философии, постоянно сталкивались с необходимостью предпослать исследованию каждой философской школы предварительные исследования " Книги Перемен" - основного и исходного пункта рассуждений почти всех философов древнего Китая.

" Книга Перемен" стоит на первом месте среди классических книг конфуцианства и в библиографических обзорах китайской литературы. Это понятно, так как библиология и библиография в феодальном Китае были созданы людьми, получившими традиционное конфуцианское образование. Библиографы старого Китая непоколебимо верили традиции (не исконной, но достаточно старой), относившей создание " Книги Перемен" в такую глубокую древность, что никакая другая классическая книга не могла конкурировать с ней в хронологическом первенстве, хотя фактически " Книга Перемен" - вовсе не самый древний из памятников китайской письменности, и это установила китайская же филология.

Однако, независимо от традиции, независимо от конфуцианства, " Книга перемен" имеет все права на первое место в китайской классической литературе – так велико ее значение в развитии духовной культуры Китая. Она оказывала свое влияние в самых разных областях: и в философии, и в математике, и в политике, и в стратегии, и в теории живописи и музыки, и в самом искусстве: от знаменитого сюжета древней живописи – " 8 скакунов" [190]– до заклинательной надписи на монете-амулете или орнамента на современной пепельнице.

Не без досады, но и не без удовольствия мы должны предоставить " Книге Перемен" безусловно, первое место среди остальных классических книг и как труднейшей из них: труднейшей и для понимания и для перевода. " Книга Перемен" всегда пользовалась славой темного и загадочного текста, окруженного огромной, подчас весьма расходящейся во мнениях литературой комментаторов. Несмотря на грандиозность этой двухтысячелетней литературы, понимание некоторых мест " Книг Перемен" до сих пор представляется почти непреодолимые трудности, - столь непривычны и чужды нам те образы, в которых выражены ее концепции. Поэтому да не посетует читатель на пишущего эти строки, если некоторые места перевода данного памятника не окажутся понятными при первом чтении. Можно утешить себя только тем, что и на Дальнем Востоке оригинал " Книга Перемен" не понимается так просто, как другие китайские классические книги.

Чтобы посильно помочь читателю, мы здесь остановимся на плане нашей работы, на внешнем описании содержания " Книги Перемен" и на ее главнейшей технической терминологии.

Наша работа разделяется на три части: в первой из них излагаются основные данные, достигнутые при изучении этого памятника в Европе, Китае и в Японии. Вторая часть представляет собою сжатое изложение данных, полученных нами при исследовании тринадцати основных проблем, связанных с " Книгой Перемен". Третья часть отведена переводам книги.

Текст " Книги перемен" неоднороден как со стороны составляющих его частей, так и со стороны самих письменных знаков, в которых он выражен. Кроме обычных иероглифов, он содержит еще особые значки, состоящие из двух типов черт, сяо(по словарю Кан-си), или яо(современное чтение) [191]. Один тип представляет собою целые горизонтальные черты; они называются ян(" световые"), ган(" напряженные") или чаще всего, по символике чисел, цзю(" девятки"). Другой тип черт это прерванные посредине горизонтальные черты; они называются инь(" теневые"), жоу(" податливые") или чаще всего, по символике чисел, лю(" шестерки"). В каждом значке шесть таких черт, размещенных в самых различных комбинациях, например:

и т.п. По теории " Книги перемен" весь мировой процесс представляет собою чередование ситуаций, происходящее от взаимодействия и борьбы сил света и тьмы, напряжения и податливости, и каждая из таких ситуаций символически выражается одним из этих знаков, которых в " Книге перемен" всего 64. Они рассматриваются как символы действительности и по-китайски называются гуа(" символ"). В европейской китаеведной литературе они называются гексаграммами. Гексаграммы, вопреки норме китайской письменности, пишутся снизу вверх, и в соответствии с этим счет черт в гексаграмме начинается снизу. Таким образом, первой чертой гексаграммы считается нижняя, которая называется " начальной", вторая черта это вторая снизу, третья – третья снизу и т.д. Верхняя черта называется не шестой, а именно верхней (шан). Черты символизируют этапы развития той или иной ситуации, выраженной в гексаграмме. Места же от нижнего, " начального", до шестого, " верхнего", которые занимают черты, носят название вэй(" позиции"). Нечетные позиции (начальная, третья и пятая) считаются позициями света – ян; четные (вторая, четвертая и верхняя) – позициями тьмы – инь. Естественно, только в половине случаев световая черта оказывается на световой позиции и теневая – на теневой. Эти случаи называются " уместностью" черт: в них сила света или тьмы " обретает свое место" [192]. Вообще это рассматривается как благоприятное расположение сил, но не всегда считается наилучшим. Таким образом мы получаем следующую схему:

Таким образом, гексаграмма с полной " уместностью" черт - это 63 -я

, а гексаграмма с полной " неуместностью" черт - это 64 -я.

Уже в древнейших комментариях к " Книге Перемен" указывается, что первоначально было создано восемь символов из трех черт, так называемые триграммы. Они получили определенные названия и были прикреплены к определенным кругам понятий. Здесь мы указываем их начертания и их основные названия, свойства и образы:

Из этих понятий можно заключить, как в теории " Книги Перемен" рассматривался процесс возникновения, бытия и исчезновения. Творческий импульс, погружаясь в среду меона - исполнения, действует, прежде всего, как возбуждение последнего. Дальше наступает его полное погружение в меон, которое приводит к созданию творимого, к его пребыванию. Но так как мир есть движение, борьба противоположностей, то постепенно творческий импульс отступает, происходит уточнение созидающих сил, и дальше по инерции сохраняется некоторое время лишь сцепление их, которое приходит, в конце концов, к распаду всей сложившейся ситуации, к ее разрешению.

Каждая гексаграмма может рассматриваться как сочетание двух триграмм. Их взаимное отношение характеризует данную гексаграмму. При этом в теории " Книги Перемен" принято считать, что нижняя триграмма относится к внутренней жизни, к наступающему, к созидаемому, а верхняя - к внешнему миру, к отступающему, к разрушающемуся, т.е.

Кроме того, гексаграмма иногда рассматривается и как состоящая из трех пар черт. По теории " Книги Перемен", в мире действуют три космические потенции небо, человек, земля:

Существует также выработанная в гадательной практике ицзинистов символика отдельных позиций гексаграммы.

Бывали и иные способы рассмотрения структуры гексаграмм, но полное перечисление их для наших целей излишне. Поэтому мы ограничиваемся лишь следующими указаниями.

В верхней и в нижней триграмме аналогичные позиции имеют ближайшее отношение друг к другу. Так, первая позиция стоит в отношении аналогии к четвертой, вторая - к пятой и третья - к шестой.

Далее, полагали, что свет тяготеет к тьме так же, как тьма к свету. Поэтому и в гексаграмме целые черты корреспондируют прерванным. Если соотносительные позиции (1-4, 2-5, 3-6) заняты различными чертами, то считается, что между ними " есть соответствие"; в случае однородности черт на соотносительных позициях между ними " соответствия нет".

Особенное внимание уделяется при анализе гексаграммы второй и пятой позициям. Каждая из них является (в нижней или в верхней триграмме) центральной, т.е. такой, в которой самым совершенным и уравновешенным образом выявляются качества триграммы.

Кроме того, при анализе гексаграммы принято считать, что большее значение приобретают черты световые или теневые, если они в меньшинстве. Так, в гексаграмме

единственная теневая вторая черта " управляет" остальными чертами и является для них центром тяготения.

Вторая часть текста " Книги Перемен" написана обычными для китайского языка иероглифами и представляет собою интерпретацию гексаграмм в целом, отношения составляющих их триграмм и отдельных черт. Это, собственно, и есть текст " Книги Перемен". Он неоднороден, принадлежит разным авторам и создан в разное время.

В этом тексте мы, прежде всего, различаем основной текст и примыкающие к нему комментарии, которые издавна уже как бы срослись с основным текстом, так что последующая весьма обильная комментаторская литература развилась вокруг основного текста и приложенных к нему комментариев.

В основной текст входят следующие двенадцать составных частей.

I. Название гексаграммы, гуа мин [193]. Позднее были приписаны названия составляющих ее триграмм.

II. Гадательная формула, выраженная при помощи четырех терминов (" качеств"), так называемая сы дэ. Термины эти: юань(начало), хэн(проницание, развитие), ли(благоприятность, определение) и чжэн, или чжэнь(стойкость, бытие), – либо присутствуют полностью или частично, либо отсутствуют.

III. Афоризмы по поводу гексаграммы в целом, гуа цы [194]. Они бывают более или менее развитыми, иногда включают в себя " четыре качества" или одно из четырех основных мантических предсказаний (счастье, несчастье, раскаяние, сожаление), которые, по-видимому, являются позднейшей вставкой в текст, как и пояснительные слова типа " хулы не будет", " хвалы не будет", " ничего благоприятного" и т.п.

IV. Афоризмы при отдельных чертах, сяо цы, или яо цы. По языку и по типу они очень близки к тексту III и включают в себя такие же слагаемые. Все остальные тексты (V-XII) представляют собой древнейшие комментарии, составленные значительно позже, чем основной текст.

V. Комментарий к тексту III, " Туань чжуань". В этом комментарии гексаграмма рассматривается со стороны составляющих ее триграмм, черт и т.п., и на этой основе разъясняется текст III.

VI. Великий комментарий образов, " Да сян чжуань", где гексаграмма рассматривается с точки зрения образов триграмм, ее составляющих, и дается указание этического порядка. Как и вся " Книга перемен", V и VI тексты на грани 30-й и 31-й гексаграмм механически делятся на первую и вторую части.

VII. Малый комментарий образов, " Сяо сян чжуань". Он совершенно отличен и по своим задачам, и по языку от предыдущего и представляет собою комментаторские приписки к афоризмам текста IV. Объяснения в нем даются главным образом применительно к технике гадания, основываются на структуре гексаграммы и к философскому осмыслению " Книги перемен" отношения не имеют. Происхождение этого текста сравнительно позднее.

VIII. Комментарий к афоризмам, " Си цы чжуань", или " Да чжуань" – " Великий комментарий". Он представляет собою несистематическое собрание коротких параграфов, в котором энциклопедическим порядком излагаются основы философской концепции " Книги перемен" (онтология, космология, гносеология и этика), техника гадания по " Книге" и своего рода история культуры Китая в глубокой древности. Именно этот текст оказал наибольшее влияние на философов, связанных с " Книгой перемен". Он сравнительно поздно был включен в состав памятника, но, несомненно, является самым интересным для истории китайской философии. Он также механически делится на две части.

IX. Толкование триграмм, " Шо гуа чжуань". Текст состоит из двух неравных частей. Первая, значительно меньшая, по своему характеру, языку и тематике примыкает к тексту VIII и попала в текст IX, по-видимому, по ошибке переписчиков [195]. Вторая,

большая часть содержит отдельные характеристики триграмм, классификацию их и предметов мира по категориям триграмм. По характеру текст этой части совершенно отличен от первой и сильно напоминает мантические спекуляции первых ханьских комментаторов.

X. Толкование порядка гексаграмм, " Сюй гуа чжуань". Текст сильно отличается от всех остальных текстов " Книги перемен". В нем развивается и аргументируется последовательность расположения гексаграмм в " Книге перемен". Этот текст заслуживает большего внимания, чем то, которое ему обычно уделяется. Только Чэн И-чуань (XI в.) разработал его еще более последовательно и превратил в небольшие вступления к каждой гексаграмме. Текст этот весьма ценен как материал для истории техники мышления в Китае.

XI. Разные суждения о гексаграммах, " Цза гуа чжуань". Это нечто вроде продолжения или, вернее, остатки второй части текста IX. Большой ценности он не представляет, не внося ничего качественно нового.

XII. Глосса, по-китайски " Вэнь янь чжуань", в которой дается объяснение терминов текста первых двух гексаграмм. Это очень пестрый текст, полный повторений, по-видимому, составленный из древнейших цитат устной мантической традиции наряду с более поздними интерпретациями терминов. По существу этот текст теряется в море аналогичных комментаторских глосс, и он остался бы незамеченным, если бы давняя, но необоснованная молва не связала его с именем Конфуция.

В разных изданиях " Книги перемен" эти тексты располагаются различно, но в общем сохранились две системы расположения текстов. Во-первых, более древняя система, в которой тексты I, II, III и IV идут не один по окончании другого, а так: 1-я гексаграмма, относящийся к ней текст I, II, III и IV, затем текст XII, относящийся к ней; после этого 2-я гексаграмма, относящийся к ней текст I, II, III, IV и XII; затем 3-я гексаграмма с той же последовательностью текстов (кроме XII) и т.д. После текстов 64-й гексаграммы помещаются один за другим тексты V, VI и VII, VIII, IX, X и XI. Во-вторых, более поздняя система расположения текстов, которая отличается от первой только тем, что тексты V, VI и VII разнесены по гексаграммам, причем тексты V и VI помещаются непосредственно после текста IV, а текст VII разнесен под соответствующими отдельными афоризмами текста IV. Эта система уже засвидетельствована в комментаторской литературе III в. н.э. Такое различие расположения текстов указывает, что с давних пор и в комментаторских школах замечали неоднородность " Книги перемен". Как документ ценны тексты I, II, III и IV, как более развитые комментарии – тексты V, VI, VIII и X. Остальные же тексты мало способствуют пониманию " Книги перемен" и во многом уступают позднейшим комментариям. В настоящей работе, главное внимание уделено основному тексту и лишь побочное – комментариям V, VI, VIII и X.

Глава I
Появление и изучение " Книги Перемен" в Европе

Вряд ли кому надо доказывать то, что изучение китайского литературного наследия невозможно без основательного обследования так называемых классических, или канонических, книг (цзин). Они лежали в основе всякого образования на протяжении столетий как в самом Китае, так и в Японии, и в Корее, и во Вьетнаме, и в других государствах, усвоивших китайскую культуру: царствах Ляо, Цзинь, Си-Ся и т.п. [196]В настоящее время, если канонические книги и перестали быть основой образованности, то все же их там продолжают изучать в высшей школе.

Среди же этих китайских классических книг главное место занимала " Книга перемен" (" И цзин", или " Чжоу и"). Мы можем назвать ее первой книгой в китайской библиотеке [197]. Можно себе представить на основании этих вводных замечаний, сколь необходимо для синологии изучение этого памятника древнекитайской литературы.

Однако насколько это изучение необходимо, настолько оно и трудно. Так, один из ранних переводчиков " Книги перемен", Дж.Легг, вспоминал: " Я написал перевод " И цзина", заключающий в себе и Текст, и Приложения, в 1854 и 1855 гг.; и я должен признать, что, когда рукопись была закончена, я знал очень мало о размахе и методе этой книги" [198]. Заметим, что Дж.Легг был не первым европейским исследователем этой " таинственной классической книги". Правда, и его продолжатели, хотя и были, так сказать, смелее в своих гипотезах (я имею в виду прежде всего фантастичнейшего среди китаеведов Терьена де Лакупри), но не обладали достаточной смелостью, чтобы столь же чистосердечно, как Легг, с первых же строк признаться в своем непонимании. Конечно, первым исследователям было особенно трудно понять наш памятник, ибо они не располагали еще той оборудованной справочниками и позже появившимися исследованиями, статьями, китаеведной лабораторией, которой обладает китаевед в наше время. Однако даже теперь, несмотря на эту лабораторию, работу во многом приходится начинать сначала, ибо справочники и многие специальные работы еще далеки от совершенства.

Возьмем для примера один из самых распространенных китайских словарей-справочников, призванных давать наиболее общие сведения, – словарь " Цы юань" [199]. О " Чжоу и" мы читаем в нем следующее: " " Чжоу и" – название книги. Сочинена Вэнь-ваном, Чжоу-гуном и Конфуцием. Исходя из восьми триграмм, которые были начертаны Фу-си, [они], наложив их друг на друга, создали 64 гексаграммы и 384 черты. Когда при Цинях сжигали книги (213 г. до н.э. – А.К.), " Чжоу и" уцелела как гадательная книга. Поэтому среди всех классических книг она наиболее полна и хороша. Среди говорящих о " Чжоу и" одни считают, что такое название указывает на всеобъемлющий и универсальный характер системы этой книги (игра на одном из значений слова чжоу– " целый", " круг". – Ю.Щ.); другие полагают, что " Чжоу" идет от названия местности к югу от горы Ци, упоминаемой в строфе " Чжоуские равнины тучны-тучны" (см. " Ши цзин", " Да я", I, 3, 3. – Ю.Щ.) [200], чтобы отличить [эту книгу] от " Иньской и". Комментарий Чжэн Сюаня теперь уже утрачен. При [династии] Вэй был комментарий Ван Би. Танский Кун Ин-да составил к нему субкомментарий; это ныне называемый " Чжу шу бэнь". Во [время династии] Тан был сборный комментарий Ли Дин-цзо. При Сунах появились " И чжуань" Чэн-цзы и " Бэнь и" Чжу-цзы". Вот все сведения о " Чжоу и", которые можно почерпнуть из словаря " Цы юань"! Такие же сведения содержатся и в других справочниках общего характера. Во всех них повторяется легенда, что " Книга перемен" написана Вэнь-наном, Чжоу-гуном и Конфуцием, хотя авторство Конфуция поставлено под сомнение в самом Китае уже около тысячи лет тому назад.

На Востоке борются две школы понимания и изучения " Книги перемен": одна, основанная на традиции, и другая, работающая на основе критической филологии. Эта борьба насчитывает около тысячелетия, причем и в новейшее время традиция еще прочно удерживалась в работах многих современных ученых в Китае, Японии и в странах Запада.

На основании доступных нам источников [201]можно полагать, что первые сведения о " Книге перемен" в Европе появились в предисловии книги, вышедшей в Париже в 1681 г.: " Confuzius Sinarum philosophus, seu scientia Sinensis latine exposita studio et opera Patrum Societatis Jesu iussu Ludovici Magni e bibliotheca regia in lucem produit P.Couplet". Только в 1736 г. был сделан первый перевод " Книги перемен" на латынь иезуитским миссионером Регисом (J.B.Regis), который в свою очередь базировался на более ранних, но не датированных работах миссионеров: переводчика Жозефа де Майя (Josephus de Mailla) и интерпретатора Петра дю Тартра (Petrus du Tartre). Перевод был сделан при помощи маньчжурской версии " Книги перемен", и работа Региса свелась лишь к пополнению своими замечаниями труда его предшественников [202].