Другому

Я полюбил безумный твой порыв,

Но быть тобой и мной нельзя же сразу,

И, вещих снов иероглифы раскрыв

Узорную пишу я четко фразу.

Фигурно там отобразился страх,

И как тоска бумагу сердца мяла,

Но по строкам, как призрак на пирах,

Тень движется так деланно и вяло.

Твои мечты – менады по ночам,

И лунный вихрь в сверкании размаха

Им волны кос взметает по плечам.

Мой лучший сон – за тканью Андромаха.

На голове ее эшафодаж,

И тот прикрыт кокетливо платочком.

Зато нигде мой строгий карандаш

Не уступал своих созвучий точкам.

Ты весь – огонь. И за костром ты чист.

Испепелишь, но не оставишь пятен,

И бог ты там, где я лишь моралист,

Ненужный гость, неловок и невнятен.

Пройдут года… Быть может, месяца…

Иль даже дни, – и мы сойдем с дороги

Ты – в лепестках душистого венца,

Я просто так, задвинутый на дроги.

Наперекор завистливой судьбе

И нищете убого-слабодушной,

Ты памятник оставишь по себе,

Незыблемый, хоть сладостно-воздушный…

Моей мечты бесследно минет день…

* * * * * * *

Как знать? А вдруг, с душой подвижней моря,

Другой поэт ее полюбит тень

В нетронуто-торжественном уборе…

Полюбит, и узнает, и поймет,

И, увидав, что тень проснулась, дышит, –

Благословит немой ее полет

Среди людей, которые не слышат…

Пусть только бы в круженьи бытия

Не вышло так, что этот дух влюбленный,

Мой брат и маг не оказался я,

В ничтожестве слегка лишь подновленный…

Он и я

Давно меж листьев налились

Истомой розовой тюльпаны,

Но страстно в сумрачную высь

Уходит рокот фортепьянный.

И мука там иль торжество,

Разоблаченье иль загадка,

Но Он – ничей, а вы – его,

И вам сознанье это сладко.

А я лучей иной звезды

Ищу в сомненьи и тревожно,

Я, как настройщик, все лады,

Перебираю осторожно.

Темнеет… Комната пуста

С трудом я вспоминаю что-то,

И безответна, хоть чиста, ^[9]

За нотой умирает нота.

Разметанные листы

Невозможно

Есть слова. Их дыханье – что цвет:

Так же нежно и бело-тревожно;

Но меж них ни печальнее нет,

Ни нежнее тебя, невозможно.

Не познав, я в тебе уж любил

Эти в бархат ушедшие звуки:

Мне являлись мерцанья могил

И сквозь сумрак белевшие руки.

Но лишь в белом венце кризантэм,

Перед первой угрозой забвенья,

Этих вэ, этих зэ, этих эм

Различить я сумел дуновенья.

И, запомнив, невестой в саду,

Как в апреле, тебя разубрали, –

У забитой калитки я жду,

Позвонить к сторожам не пора ли.

Если слово за словом, что цвет,

Упадает, белея тревожно,

Не печальных меж павшими нет,

Но люблю я одно – невозможно.^[10]

Сестре

А. Н. Анненской

Вечер. Зеленая детская

С низким ее потолком.

Скучная книга немецкая.

Няня в очках и с чулком.

Желтый, в дешевом издании

Будто я вижу роман…

Даже прочел бы название,

Если б не этот туман.

Вы еще были Алиною,

С розовой думой в очах

В платье с большой пелериною,

С серым платком на плечах…

В стул утопая коленами,

Взора я с Вас не сводил,

Нежные, с тонкими венами

Руки я Ваши любил.

Слов непонятных течение

Было мне музыкой сфер…

Где ожидал столкновения

Ваших особенных р…

В медном подсвечнике сальная

Свечка у няни плывет…

Милое, тихо-печальное,

Все это в сердце живет…