Договор о взаимной поддержке для одиноких и никому не нужных людей.

Стороны, а именно Сато Тацухиро (в дальнейшем " сторона А") и Мисаки Накахара (в дальнейшем " сторона Б"), договорились о следующем:

А не станет ненавидеть Б.

Вообще-то, А даже полюбит Б.

А не изменит своего решения.

А не передумает.

Когда одной стороне будет одиноко, другая всегда будет с ней.

Поскольку Б всегда одиноко, следовательно, А всегда будет с Б.

Мне кажется, если мы так поступим, наши жизни пойдут на лад.

Мне кажется, боль останется в прошлом.

Нарушители контракта штрафуются, штраф― десять миллионов йен.

***

― Послушай! Тебе не одиноко? ― позвала Мисаки.

Обернувшись, я громко ответил:

― Нет, мне не одиноко.

― А мне одиноко!

― А мне нет.

― Врёшь.

― Ничего я не вру, ― сказал я, ― Я сильнейший хикикомори в мире, я вполне могу жить сам по себе. Боль мне нипочём. Тебе, Мисаки, тоже стоит бросить полагаться на других. В конечном счёте, каждый сам по себе. И это прекрасно. Сама подумай, разве нет? В итоге ты всё равно окажешься совершенно одна; так что одиночество естественно. Если принять его, не будет никаких бед. Потому я и заточил себя в однокомнатной квартирке размером в шесть татами.

― И тебе не одиноко?

― Мне не одиноко.

― Тебе не одиноко?

― Мне не одиноко.

― Врёшь, ― произнёс кто-то тихим, приглушённым голосом.

Я обернулся взглянуть.

Я стоял посреди своей комнаты размером в шесть татами. И я сидел в углу, поджав ноги, обхватив их руками и сливаясь с тенью.

Стояла ночь, и невозможно было ничего разглядеть, услышать или сделать. Хоть сейчас было лето, в этой лишённой мебели и прочих вещей комнате царил холод. Закрытое помещение наполнял мрачный и пугающий мороз. Я поднял голову, дрожа.

Я сказал:

― Я одинок.

― Я не одинок.

― Врёшь.

― Не вру.

― Я так одинок.

― Да, я одинок!

Один «я» дрожал, трясся и клац-клац-клацал зубами. Другой «я», стоявший в центре комнаты, наблюдал за мной. Мне казалось, я свихнулся. Но я не свихнулся.

Только две вещи я понимал: я был один, и мне было ужасно одиноко. Я не хотел, чтобы так всё оставалось. Я не хотел быть одиноким.

― Однако, ― воскликнул я, ― в этом и дело!

― Быть одиноким естественно! ― кричал я дальше, ― Разумеется, я ненавижу одиночество! Поэтому я и спрятался от всего мира, поэтому и заточил себя наедине. В долгосрочной перспективе это наилучшее решение. Понимаешь, да? Эй! Понимаешь меня, да?

Ответа не было.

― Не понимаешь? Слушай меня внимательно. Если постараешься, поймёшь. Это несложно понять. Попросту говоря... попросту говоря, я избегаю контактов, поскольку мне одиноко. Поскольку я не хочу сталкиваться с ещё большим одиночеством, я прячусь от других. Эй, слышишь меня? Вот тебе решение проблем!

Никто не ответил.

― Я самый жадный человек на свете. Половинчатое счастье меня не устраивает. Мне не нужно частичное тепло. Я хочу такого счастья, которое длилось бы вечно. Но это невозможно! Не знаю уж, почему, но в нашем мире счастью обязательно что-нибудь помешает. Хорошие вещи быстро ломаются. Двадцать два года живу, и хотя бы эту истину усвоил. О чём бы речь ни шла, что угодно― всё испортится. Так что лучше с самого начала ничего не ждать.

«Именно! Тебе тоже стоило бы это понять, Мисаки. Если поймёшь, бросишь выдумывать свои бестолковые планы. Перестанешь искать помощи у людей вроде меня».

Она была ужасно глупой. Впасть в такое глубочайшее отчаяние. Мне было страшно представить, какое одиночество заставило её искать помощи у ничтожества вроде меня. Я проклинал несчастья, свалившиеся на её голову. Я проклинал тот несправедливый факт, что дети не выбирают себе родителей. Мне хотелось, чтобы такая светлая девушка, как она, жила здоровой, счастливой жизнью.

«Пожалуйста, будь счастлива, хоть где-нибудь, хоть как-нибудь. Со мной всё в порядке. Я справлюсь сам. Мне лучше быть одному. Я живу один и один умру».

И всё-таки я не оставлял надежд. Не оставлял...

«Смотрите, вот он – светлый, сияющий, нежный».

Это мой родной город, один из тех, что вызывают горьковато-сладкие ностальгические слёзы. Осенние равнины, растянутые в бесконечность. Воспоминания далёких дней. Вечные мимолётные взгляды смешливых маленьких девчушек. Спокойствие сбитого машиной чёрного кота. Мне больше не было больно и тяжко. Теперь я в порядке.

― Верно. Теперь, да, ― сказала маленькая девочка.

На меня смотрела анимешная кукла в натуральную величину, которую Ямазаки оставил в подарок. Она была ангелом. Она взяла меня за руку и повела за собой.

Мы перенеслись на другую планету, далеко отсюда. Там было очень красиво: белые облака плыли по синему небу, холодный ветер дул в протянувшемся до горизонта весеннем поле. Мы стояли посреди поля; девочка выбрала прелестный белый цветок, сорвала его и протянула мне. Своими тонкими пальчиками она сжала и выдернула один лепесток:

― Жизнь.

Затем выдернула ещё один:

― Смерть.

Она гадала на цветке.

― Жизнь... Смерть... Жизнь... Смерть... Жизнь... Смерть... Жизнь... Смерть.

Последний лепесток, кружась, упал на землю.

Девочка тихо улыбалась.