Пятый вечер

Вы замечали, сколько солнечного света может вместить ледяная сосулька? Одна за другой с нее падают капли, а она все сверкает! Нет, еще не весна, до нее далеко. Еще и сессия не кончилась.

Комната Тамары. Слава занимается, Катя в сторонке играет на гитаре.

Слава. На Луне есть притяжение, только в шесть раз меньше.

Катя. Да? А мне говорили…

Слава. Весомость исчезает в той точке, где притяжение Земли и Луны уравновешивается.

Катя. В атмосфере?

Слава. Там уже нет атмосферы – безвоздушное пространство.

Катя. Да? А мне говорили… Слава!

Слава. Что?

Катя. Не возвращался?

Слава. Гарун бежал сильнее лани, быстрей, чем заяц от орла.

Катя. Куда бежал?

Слава. В неизвестном направлении. Можно о чем-нибудь другом?

Катя. Пожалуйста. Ты читал, сегодня в газете про вас пишут.

Слава. Про кого, про нас?

Катя. Про химическую промышленность. Громадные перспективы.

Слава. Перспективы – будь спокойна. Химия – наука будущего. Самая абстрактная и в то же время самая практическая из наук.

Катя. Когда теплотехнику сдаешь?

Слава (сморщился). Обязательно надо какую-нибудь гадость сказать! Еще конспекты надо переписывать. А время?

Катя. У Лидочки попроси.

Слава. Просил.

Катя. Испортилась самописка?

Пауза. Слава встряхнулся, разгоняя дурные предчувствия, подошел к Кате.

(Отстранилась.) Руки!

Слава. Пошла ты к черту!

Катя. Ты думал, со мной проще, чем с твоими студентками? Нет, со мной не проще, придется тебе разочароваться.

Слава вернулся к столу.

Слава, а вот ты, наверно, думаешь, что у меня нетрудная работа. Неправильно! Зависит от того, как ее выполнять. Меня, знаешь, как абоненты любят. А главное – очень перспективная работа. Я могу вырасти до диспетчера. Не знаю, мне жалко, что ты недооцениваешь мою специальность.

Входит Тамара.

Тамара. Ко мне никто не приходил?

Слава. Никто не приходил и не придет.

Тамара. Видишь ли, Александр Петрович еще не уехал, а мне очень нужно видеть его по делу.

Слава. По какому делу? Зачем тебе его нужно? Да я тебя запру в комнате, как помешанную.

Тамара (печально). Что он тебе сделал, что ты так на него злишься?

Слава. Все-таки жизнь – зловещая штука. Одного поломала, другую согнула.

Тамара скрылась за ширмой, легла на кровать.

Катя (подошла к ширме). Между прочим, я знаю один адрес, там о нем можно справиться.

Слава. Твое дело сторона.

Тамара поднялась на кровати.

Катя. Он по телефону говорил, с переговорного, я слышала.

Слава. Учти – существует тайна телефонных переговоров.

Катя. Да я не хочу слышать, а слышу. Даже самой неприятно. Он в гастроном звонил, на угол Литейного и Пестеля. Ты скажи ей, может, она сходит.

Слава. Из себя небесное создание строишь, а другие пускай бегают, унижаются.

Катя. И пускай спросит Зою из бакалеи. Уж у нее что-нибудь узнает, либо хорошее, либо плохое.

Слава снова принимается за занятия.

Тамара. Может, чаю выпьете?

Катя (села к столу). С удовольствием.

Слава. Кате пора домой.

Катя посмотрела на Славу. Сорвалась, схватила пальто и, не надев его, выбежала.

Тамара. Зачем ты так?

Слава. Болтает лишнее. (Ушел к себе.)

Тамара тихо встает, одевается и уходит в «Гастроном» на угол Литейного. Свет гаснет. Конторка «Гастронома». За столом сидит Зоя в белом халате поверх пальто. В руках у нее стопка листочков с экзаменационными билетами. Она тасует их, как колоду карт. Открыла верхний листочек, прочитала.

Зоя. «Вафли. Характеристика, качество, сортность». (Задумалась.) Вафли – мелкопористые пластинки с ячеистой поверхностью. У них должен быть свойственный им запах. (Сбросила на счетах костяшку. Недовольна собой, покачала головой. Снова перетасовала билеты, открыла верхний.) «Десертные крепкие вина». Из десертных крепких вин наиболее характерное – это являются портвейны «Масандра» и «Ливадия». (Еще костяшка.)

Женский голос. Зойка!

Зоя. Чего тебе?

Голос. Там к тебе пришли. Здесь ты, нет – как сказать?

Зоя. Кто?

Голос. Говорят – знакомые.

Зоя. Пропусти.

Входит Ильин. Воротник поднят – на улице холодно. Поставил чемодан. Взвесился на товарных весах, покачал головой.

Вот не ожидала. Ну, как знакомая приняла, не обидела?

Ильин сел на стул.

Что это у вас меланхолия? В наше время вы должны быть оптимистом. Берите от жизни все!

Ильин. Все взял, ничего не осталось.

Зоя. Прогнала вас мадама?

Ильин. Прогнала.

Зоя. Ну, расскажите про ваше расставанье. Я люблю, когда рассказывают про расставанье.

Ильин молчит, присвистывает.

Мужчина в расцвете лет. Стыдно. У вас еще все впереди.

Ильин. У меня все впереди. И в семнадцать лет было все впереди и сейчас все впереди.

Зоя. Вам ли жаловаться. Сколько вы насмотрелись в жизни. Не хуже Максима Горького.

Ильин. Максим Горький тридцать томов написал.

Зоя. Ну и что, не у всех способности. У меня тоже не лучше. Учу-учу, а что толку? Другому поставят вопрос, он и пошел и пошел, а я сразу все выложила и молчу. Говорят – мало.

Ильин. Ты не знаешь, каким я был прежде, чего только мне не пророчили. И вот такой камуфлет.

Зоя. Она хоть интересная?

Ильин. Кто?

Зоя. Ваша мадама. Имейте в виду, неинтересная женщина – все равно что глупый мужчина.

Ильин. Совсем я тут с вами развинтился. Пора домой. Домой, за работу.

Зоя. Желаю успеха. Труд создал человека.

Ильин. Пора, пора. Уже нам в лица дует воспоминаний слабый ветерок…

Зоя. А у меня идея. Давай поцелуемся?

Ильин. В следующий раз.

Зоя. Испугался, я пошутила. Знаешь, почему я такая легкомысленная? Оказывается, мой родной прадедушка был француз. Вот честно скажу: не терплю я эти симфонии – я ее уважаю, я ее обожаю, я ее ублажаю…

Ильин. Помолчала бы.

Зоя. Чего мне молчать, я у себя.

Ильин (встал). Э-эх!

Зоя. Куда собрался?

Ильин. Пойду.

Зоя. Совсем?

Ильин. Совсем.

Зоя. Зачем же приходил?

Ильин. Попрощаться. (Помахал железнодорожным билетом.)

Зоя. Прощайся…

Прощаются за руку. Ильин уходит.

(Кричит ему вслед.) Ну и шут с тобой, шагай – не оглядывайся. Эх ты! Куда бежишь, чего ищешь? … (Прислушалась. Ильин не отвечает. Села за столик, перетасовала экзаменационные билеты.) Так. Виноград. Ну, стандартный виноград, он должен соответствовать своему стандарту. Большинство винограда упаковывается в решета. (Щелкнула на счетах.) Так. Витамины. В одна тысяча восемьсот восьмидесятом году ученый Лукин доказал, что есть витамины. Витамин «Е» предохраняет от нервной системы. (Еще костяшка.)

Входит Тамара.

Вы ко мне?

Тамара. К вам. По личному делу.

Зоя. Присаживайтесь. Только коротко, у меня экзамены завтра – повышение квалификации. Такие вопросы – прямо на министра торговли.

Тамара (села). Мне нужно найти Александра Петровича.

Зоя. Извините, какого Александра Петровича?

Тамара. Ильин его фамилия.

Зоя. Сашка, что ли?

Тамара. Саша.

Зоя (поняла, с кем говорит). А, звезда скатилась. Значит, вы его ищете.

Тамара. У меня к нему дело.

Зоя. Так. Значит, сбежал.

Тамара. Я знаю, что он здесь бывает.

Зоя. Раньше надо было держать. После драки кулаками не машут.

Тамара. Мне надо его видеть, ненадолго.

Зоя. Значит, он тебе тоже мозги крутит.

Тамара. Как вы странно говорите.

Зоя. Слушай, подруга, здесь не оторвется, он крепко на якоре стоит.

Тамара. Меня это не интересует. У меня к нему личное дело.

3оя. И у меня не общественное.

Смотрят друг на друга.

Тамара. Так вы передайте ему, пожалуйста, что я хочу его видеть.

3оя. А кем вы ему приходитесь?

Тамара. Просто знакомая. Старая знакомая.

Зоя. Чудно! Я вот – новая знакомая, а он мне все рассказывает о себе. А старая знакомая приходит ко мне спрашивать, что с ним да где он.

Тамара. Да, он мне не все рассказывает. Может быть, стыдится.

Зоя. Ах-ах! Когда любят – не стыдятся. Любовь – бесстыдное чувство, учтите… Да вы и не подходите друг к другу, ну нисколечко! Он же все равно через месяц вам изменять начнет. Вам это будет непереносимо. А я прощу. (Постепенно возбуждается.) Ведь он сам не соображает, что ему нужно! У него про вас еще воспоминания юности, вот что его волнует! А я виновата, что он тогда познакомился не со мной, а с вами? Я получше вас была, уж поверьте. (Роется в сумочке.) Вот, посмотрите, какая я была.

Тамара (не без яда). Да, вы сильно изменились.

Зоя. Все равно мне до вас далеко. Неужели вы ни разу не задумались о своем возрасте?

Тамара (легко). А что, говорят, я хорошо сохранилась.

3оя. Не верьте, они преувеличивают. (Сочувствуя.) Замуж тебе надо, вот что. За хорошего человека. Эх, в Индию бы тебе. Там, говорят, на одну женщину полтора мужчины приходится. Хоть половинка бы досталась.

Тамара. Так вы передадите ему, не забудете?

Зоя. Думаешь – прибежит?

Тамара молчит.

Зоя. Ну, надейся, надейся.

Тамара. До свидания.

Зоя. Только передать-то не придется. Нет его у тебя, нет и у меня.

Тамара. Как – нет?

Зоя. Вот так. Ищи-ищи. Найдешь – привет передавай.

Тамара уходит.

Так. Крахмал. (Припоминая.) Крахмал – это мельчайшие частички, которые незаметны простым вооруженным глазом. (Посмотрела в тетрадку, поправилась.) Невооруженным! (И заплакала.)

За столиком, в вокзальном ресторане. Ильин. Входит Катя с номерком в руках.

Катя. Товарищ Ильин!

Ильин. О! …

Катя. Пойдемте отсюда.

Ильин. Откуда ты, прелестное дитя?

Катя. Я? С переговорного.

Ильин. А как ты сюда попала?

Катя. Я? Шла мимо, а вы у парадного стоите, где Тамара Васильевна живет.

Ильин. Ничего я не стоял.

Катя. А может, и не стояли, мне показалось. Вот эту селедку можно съесть, а графинчик давайте я отнесу обратно. Вы же его не тронули, буфет обязан принять.

Ильин налил себе стопку, выпил.

Товарищ Ильин! Не надо! Ведь с этого все и начинается. Вы не видели научный кинофильм «Это мешает нам жить»? Идемте отсюда, здесь неудобно девушке сидеть. Что обо мне подумают?

Ильин. Никогда не думай, что о тебе думают, учись не зависеть от чужого мнения.

Катя. Как же не думать? Мы же не одни живем, в человеческом обществе…

Ильин налил себе еще.

Александр Петрович, не надо! Идемте лучше к Тамаре Васильевне, она зачем-то хотела вас видеть.

Ильин. Ай трай ту ду май бест.

Катя. Что?

Ильин. Ради вас сделаю все, что в моих силах.

Катя. Спасибо.

Ильин. Только не это.

Катя. Почему? Странный человек… Как она вас любит! Это раз в жизни бывает, и то не со всяким. Другой и так проживет и думает – все в порядке. Где-то я читала, что любви нет, есть одна симпатия. Неправда! Разве что-нибудь сравнится с любовью? Без нее человек высыхает.

Ильин. Раз так – выпьем за Тамару Васильевну!

Катя. Ах, так! Тогда я тоже буду пить. Сколько вы – столько и я.

Ильин. Хвалю. (Наливает ей.)

Катя. Только мне нельзя, я сразу пьяная буду. (Выпили. Катя задохнулась, торопливо закусила).

Ильин. Да, надо привыкать к мысли, что лучшее уже позади.

Катя (выпив, начала соглашаться). А что, правда. Я ведь тоже не такая молодая. Мне девятнадцать лет, а у меня уже нервы портятся.

Ильин. Ты насчет Тамары Васильевны говорила.

Катя. Я? Не помню.

Ильин. По идее можно жить только с такой женщиной, которая высекает из твоей души искры.

Катя. По-моему, Тамара Васильевна именно высекает.

Ильин. Началась война – она одна меня провожала. Сидим на машинах, женщины кругом ревут, а она смотрит снизу вверх и говорит: «Видишь, какая у тебя будет бесчувственная…» – и запнулась. Спрашиваю: «Что?» Моторы тарахтят, не слышно. «Что ты сказала, не понял!» – «Я сказала: видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена». Машины тронулись, она бежит сзади. Бежит и молчит. Потом мотор, что ли, заглох – остановились. И она остановилась. Прислонилась к водосточной трубе, смотрит. Опять поехали, она опять побежала. Потом отстала… (Налил себе.) А тебе хватит.

Катя. Вы пьете – и я буду пить! (Расхохоталась.) У нас одна девочка остригла косы, надела кофту в обтяжку, юбку с разрезами – у нее сразу мальчики появились. Скажите, почему это? Мальчишки тоже есть не лучше. Он с тобой знакомится и уже заранее спрашивает, где ты живешь – боится, что далеко провожать… Александр Петрович, когда я его увидела – у меня в груди как будто колокол ударил!

Ильин. Кого увидела?

Катя. Кого? Славку.

Ильин. Вот видишь, а ты сидишь здесь. Иди к нему. А то, знаешь, есть такое словечко: «поздно». Ничего, еще узнаешь! Ты слушайся меня. Самые хорошие советы дают неудачники.

Катя. Почему же вы неудачник? Вы – большой человек. Как вы в химии разбираетесь! Слава говорит – это сейчас редкость.

Ильин. Химия, Катенька, – это всего-навсего мечта. Химия – синяя птица. А у черта на куличках есть поселок Усть-Омуль. И морозы там – за сорок градусов, туман над эемлей стоит, молоко. Дунешь – гул идет, будто паровоз свистнул, воздух замерзает. Машину с места не сдвинешь, нет сцепления с почвой, от скатов резина кусками отваливается. А ты знай целый день крути баранку. А срочный рейс – и ночь не поспишь. Пожевал, не выходя из кабины, и дальше газуй. А то застрянешь в тайге, километров пятьсот от поселка, и жди, пока откопают. Вот она, шоферская работенка.

Катя. Значит, вы все наврали? Вы шофер.

Ильин. Теперь заведующий гаражом. Крупная должность.

Катя. Зачем же вы наврали?

Ильин. Только ради мелкого тщеславия.

Катя. Значит, вы хотели ставить себя выше других?

Ильин. Ну, потолковали – довольно. Иди, Катя.

Катя. А вы?

Ильин. А я посижу.

Катя. Одна не пойду.

Ильин (с досадой). А! …

Опрокинул рюмку. И Катя опрокинула. Стукнул ею о стол. И Катя стукнула. Смотрят друг на друга молча.

Комната Тамары. Тетку и племянника мы застаем в той мизансцене, в какой остановил их разговор: она – со скатертью, которую начала складывать, он – с развернутым листом ватмана.

Тамара. Они уже сидят на машинах, все кругом плачут. А я ему говорю: «Видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена»… Славик, ты не злись. Ведь кончено!

Слава. А если кончено, зачем предаваться воспоминаниям?

Тамара. Потому и предаюсь. Раньше ведь не предавалась. Машины тронулись, и я побежала. Потом их машина почему-то стала, и я остановилась, смотрю на него. Опять поехали, я опять побежала.

Слава. Я только одного не пойму. Это в романах влюбляются неизвестно за что, а в жизни все-таки любят за что-то.

Тамара. Нет, Слава, он не такой человек, как тебе кажется. Совсем не такой, совсем не такой!

Слава. Завидую людям, которым все нравится.

Тамара. Мне давно уже не все нравится.

Слава. Прогресс.

Тамара. Ну и что же, людям часто казалось, что плохого в жизни больше, чем хорошего. Но вот прошло время – и что на поверку? Ленин, Джордано Бруно, Пушкин – люди их вечно будут помнить! А разные инквизиторы, гонители, цари – почти все забыты. Только отдельных представителей еще по истории проходят, да и то путают, какой царь после какого шел.

Слава. А ты не лишена логики.

И, одновременно замолкнув, они, как на ожившем кинокадре, продолжают прерванные занятия.

Тамара (рассеянно). Как там твои профсоюзные дела?

Слава. А никак. Что я, буду за всех вкалывать? Называется выборы! Все себе самоотводы дали: один говорит – поет в хоре, другой говорит – за городом живет, третья говорит – меня нельзя выбирать, я подавляю инициативу других. Так не подавляй! А я на минутку вышел – бац! – выбрали!

Тамара. Стыдно говорить такие слова! Студенты съехались бог знает откуда, некоторые живут на частных квартирах. Ты же лучше знаешь, кто нуждается в общежитии, кто нуждается в помощи из директорского фонда. Есть такие, что стесняются, ни за что сами не скажут. А культмассовая работа? Особенно для иногородних. Сходить вместе то ли в театр, то ли в музей… Экскурсии по памятным местам, то ли пешком, то ли на автобусе. У профкома есть средства, чтобы это оплатить. А ты? Какой эгоист! … Завтра принесу тебе форму: экран уплаты членских взносов. Повесишь на стенку, чтобы все видели.

Слава (вздохнул). Ладно.

Тамара. Приберу там у вас. (Уходит в другую комнату.)

Слава. У нас. Сколько вас. Раз.

Звонок в дверь. Тамара вернулась в комнату.

Тамара. Это он! (Опустилась на стул.)

Слава. Открыть?

Тамара. Подожди. Егор Иванович откроет.

Сидят молча. В прихожей послышался голос Кати.

Слава. Катя твоя пришла.

Тамара снова скрылась в соседней комнате. Вошла Катя. Она сильно навеселе.

Катя (сразу же от двери, предупреждая). Я не к тебе пришла. (Приблизилась к столу. Надувшись, разглядывает чертеж.) Опять на Лидочку ишачишь? Давай. Давай.

Слава. А ну, дыхни.

Она дыхнула.

Где нализалась?

Катя. А тебе какое дело? (Надменно протянула руку, указала на свой платочек, который не без умысла уронила.) Подыми!

Слава поднял.

Стул!

Слава подвинул стул.

Не сюда, туда!

Слава отнес стул к стене.

(Напевая, прошлась по комнате в танце.) Ой, что я пою! Нужно чардаш. (Пляшет перед Славой.) Что же, долго я так буду? Теперь ты пляши!

Слава. Обалдела?

Катя. Ты должен исполнять, что тебя просят женщины. А то я уйду. Руки вот так. К себе, от себя, к себе, от себя! Понял?

Входит Тамара.

Тамара. В чем дело?

Катя (Тамаре). У него есть данные, только ему надо систематически заниматься. (С л а в е.) Воды!

Слава подал ей стакан воды.

Выпей!

Слава (ставит стакан). Ну, знаешь…

Катя. Тамара Васильевна, у меня к вам дело, очень важное. А если я лягу, можно?

Тамара. Ложись на мою кровать, сейчас дам укрыться.

Катя (Славе). Что-нибудь укрыться, слышал?

Слава принес одеяльце. Катя легла, он укрыл ее.

Теперь достань у меня из пальто тетрадку. В кармане.

Слава достал толстую тетрадь.

Тебе!

Слава (открыл тетрадь). Что это?

Катя. Убиралась у твоей Лидочки, обнаружила ее конспекты знаменитые по теплотехнике. Я их тебе переписала.

Слава. Что, за весь семестр?

Катя. От нечего делать.

Слава. Сколько же времени ты угрохала на эту халтуру?

Катя. Ночь одну просидела. У меня все равно бессонница была. А почему ты говоришь – халтура? Разве тебе это не нужно? Ведь сессия.

Слава (задумчиво, на мотив «Се-си-бон»). Сес-си-я! Та-ра-рам, та-ра-рам… Спасибо.

Катя. Что стоишь? Иди учись!

Слава, листая тетрадь, ушел в соседнюю комнату.

Что я хотела сказать? … Тамара Васильевна, вот что: Александр Петрович вам не пара. И он сам это прекрасно понимает. Я читала такое изречение: «На могиле человека надо писать не то, кем он был, а то, кем он мог быть».

Тамара. На какой могиле? Что с ним случилось?

Катя. Ничего не случилось – это цитата. Тамара Васильевна, во-первых, он врун. Оказывается, он на автобазе работает где-то на Полярном круге. Температура ниже сорока градусов. И в такой холодище он должен ехать по тайге.

Тамара (тряхнула ее за плечи). Где ты его видела? Он не уехал? Где он сейчас?

Катя. Не знаю. Он меня довел до вашего дома и куда-то пошел. Тамара Васильевна, вы меня взболтали – не поймешь, где желток, где белок, я теперь гоголь-моголь. Можно я посплю немного?

Звонок в наружную дверь. Тамара метнулась открывать, но вернулась к зеркалу, торопясь, подкалывает волосы. Постучали.

Тамара. Да.

Вошел Тимофеев.

Тимофеев. Приветствую. Не помешал?

Тамара. Что вы? Раздевайтесь.

Тимофеев. Не стоит, я на минутку. (Но разделся.)

Тамара. Садитесь.

Тимофеев. Рассиживаться некогда. (Но сел.) Вижу свет в окошке – решил посмотреть, что, как. Значит, вы здесь обитаете? А там кто?

Тамара. Там племянник.

Тимофеев. А это что? (Включил рефлектор. Он вспыхнул и перегорел.)

Тамара. Это рефлектор. Вы его пережгли.

Тимофеев (рассматривает рефлектор). Ничего, возьму с собой, починю.

Тамара. Не стоит, племянник починит. Слава!

Входит Слава с раскрытой тетрадью.

Слава. Катя спит? Тетя Тома, понимаешь, что она сделала? Передула лекции по теплотехнике за весь семестр. Тут же формулы, адский труд! Это, знаешь, героический поступок, за это можно представить к награде.

Тамара. Не трещи – разбудишь.

Слава. И главное – ничего не перепутала, действительно у нее, что ли, способности? Может быть, она самородок? При такой внешности это редкость, правда? У нее, в сущности, очень выразительная внешность, ты заметила?

Тамара. Ладно, иди занимайся. Уже есть конспект – не теряй времени.

Слава. Проснется – крикни мне. (Ушел.)

Тамара подошла к спящей Кате, поправила одеяло. Та проснулась.

Катя. А Слава где?

Тамара. В той комнате.

Катя. Я его, кажется, обидела. Вы не помните, что я ему говорила?

Тамара. Не помню.

Катя. Пойти, что ли, извиниться. (Надела туфли, подошла к двери в соседнюю комнату, остановилась.) Тамара Васильевна, он в каком месяце родился?

Тамара. В марте.

Катя. Я на четыре месяца его старше. Нехорошо?

Тамара. Ерунда.

Катя. Вы думаете? (Пошла к С лаве.)

Тимофеев (разбирая рефлектор за столом). У вас плоскогубцев не найдется?

Тамара (рассеянно). Найдется.

Тимофеев. А может, отвертка есть?

Тамара. Есть.

Тимофеев. Не дадите мне?

Тамара (не двигаясь). Дам… Вы пришли что-то мне сказать?

Тимофеев. Да, собственно, поинтересоваться. Ильин к вам не заходил?

Тамара. Александр Петрович? С какой стати!

Тимофеев. И вы не знаете, где он?

Тамара. У меня поважнее заботы есть. Столько дел – успевай поворачивайся. Знаете, как на участке? Девушки вон из десятилетки пришли. Есть такие: куда ни поставишь – они не справляются. Одна – чересчур тихая, другая – чересчур боевая, на смену прямо с катка заявилась. Такой завал устроила! Я ей говорю: «Коньки выкину и проценты сниму».

Звонок. Тамара вышла, открыла дверь, вернулась обратно. За ней вошел Ильин.

(Просто.) Ты разве не уехал?

Ильин. Завтра.

Тамара. Если переночевать – комната свободна.

Ильин (Тимофееву). А! Знакомые все лица!

Тимофеев (чинит рефлектор). Привет!

Ильин (Тамаре). Ты ему не верь. Женатый человек. У него трое детей, куда он их денет?

Тимофеев. Шут гороховый ты все-таки. (Встал.)

Ильин. Сиди.

Все трое сели. Ильин в пальто сел за стол, Тамара – на подоконник, Тимофеев – у двери, с рефлектором.

Я вот что пришел сказать. Если я не ошибаюсь, вам взбрело в голову, что я, так сказать, неудачник.

Катя и Слава вошли в комнату. Остановились, слушают.

Увы, я лично этого не нахожу. Считаю себя полезным членом общества. И, кстати сказать, более полезным, чем вы все, вместе взятые. Так что учтите, друзья, ради вашего удовольствия прикидываться лучше, чем я есть на самом деле, я не собираюсь. Человек должен всегда оставаться самим собой. Самая выгодная позиция. Да, однажды наступает время, когда тянет на родимые места, к старым друзьям. Не получилось? Тем лучше. Запомните: я свободный, веселый и счастливый человек. И еще буду счастлив разнообразно и по разным поводам. Чего и вам желаю. И на том прощайте. (Встал.)

Тамара. Саша, я тебя уважаю.

Ильин. Ага, ты меня уважаешь. Ты мной гордишься.

Тамара. Да, горжусь.

Ильин. То-то. Что морщишься, главный инженер? Я тебя шокирую?

Тимофеев. Ничего. Только, знаешь, я в таких случаях стараюсь не срывать свою злость на других. Особенно на женщинах. Пошли.

Ильин. Я уйду, когда меня попросит хозяйка. (Тамаре.) Может, мне уйти?

Тимофеев (посмотрел на них внимательно). Ну ладно, сами разберетесь. (Ушел.)

Ильин стоит неподвижно. Потом быстро подошел к Тамаре. Глядя исподлобья, остановился. И сел на стул к ней спиной. Катя и Слава вернулись в свою комнату, уселись рядышком на диван – тихие, сосредоточенные. Ильин, не подымая глаз, повернулся к Тамаре, уткнулся лицом в колени. Тамара сидит не двигаясь.

Тамара. Я знала, что ты придешь. Я знала!

Ильин. Как это получилось – ты, самая хорошая из всех, и полюбила меня. Восьмое чудо света.

Тамара. Восьмое? А еще какие есть?

Ильин. Не знаю.

Тамара. Такой честный. Такой умный. Такой хороший. Помнишь, ты предлагал мне ехать куда-то. Что ж, если ты не передумал, я поеду. Ой, что ты мне руки целуешь, они грязные… Ой, что ты кофточку целуешь! …

Ильин. Ничего, ты не пожалеешь.

Тамара. Не пожалею, Саша, не пожалею!

Ильин. Ничего, ты еще увидишь.

Тамара. Увижу, Саша, увижу!

Ильин. Томка! Сколько из-за меня натерпелась!

Тамара. Что ты, обо мне и не думай, я тут хорошо жила. У меня много было счастья в жизни, дай бог каждому. И потом, я вообще никогда не падаю духом. И потом, теперь у нас будет все иначе, все… Завтра воскресенье, можно поехать на озеро Красавица. Там очень хорошо. Я еще там не была, но говорят… И в Павловске очень красиво… Я тоже не была, но говорят… (То ли радуясь, то ли страшась за свое счастье.) Ой, только бы войны не было! …

1959