Петербургские повести» Гоголя.

К ним относятся повести " Невский проспект", " Портрет", " Записки сумасшедшего". Они открывают собой серию петербургских повестей. К ним надо отнести также " Нос", " Коляску", " Шинель". Хотя " Шинель" Петербургские повести составляют как бы особый этап в творчестве Гоголя и историки литературы не без оснований говорят о втором, петербургском, периоде в его литературной деятельности. Необыкновенное изобилие всякой вещественности, но все призрачно. Призрачны предметы, люди, их поступки. Мир будто настоящий; дома, как дома, платья, как платья, люди, как люди; фантастические образины будто исчезли, но этот действительный мир выглядит неестественным; пожалуй, он фантастичнее всяких фантазий. Все повести связаны общностью проблем(власть чинов и денег) и единством основного героя(разночинец, мал чел). Фантастика подчинена изображению жизненной правды.

Темой Невского, проспекта открывается первая из «Петербургских повестей»; страницы, посвященные главной улице города, играют роль пролога к циклу в целом. Автор произносит ироничный гимн Невскому проспекту, где «пахнет одним гуляньем», где «жадность, корысть и надобность выражаются на идущих и летящих в карстах и на дрожках» и совершается быстрая «фантасмагория в течение одного только дня». Невский проспект - лишь красивая личина странного, фантастического, полубезумного города, сущность которого раскрывается в сюжетах и характерах «Петербургских повестей».

В повести «Нос» майор Ковалев однажды утром обнаруживает, что его нос исчез, а затем с изумлением узнает, что этот кусок тела обрел собственную жизнь. Гротескная история об отделившемся и возгордившемся носе не только высмеивает свойственные жителям столицы чинопочитание и карьеризм, но и обогащает образ города новыми красками. Петербург - центр русской культуры, город художников, поэтому в Петербургских повестях» закономерно появление персонажей - служителей искусства. В Петербурге искатели карьеры и денег, прозаические ковалевы и пироговы сосуществуют рядом с искренними и чистыми пискаревыми, кроткими и беззащитными «маленькими людьми»; горячка, сумасшествие и смерть соседствуют с высокой радостью служения искусству (этот путь избирает бывший товарищ Чарткова) - таков подлинный облик города, скрывающийся за пестрым фасадом Невского проспекта. Петербург в повестях Гоголя — фантасмагорический полупризрачный город, в котором странное переплетает­ся с повседневным, реальное — с фантастическим, вели­чественное — с низким, красивое — с безобразным. Этот мифологический образ Петербурга во многом восходит к поэме А. С. Пушкина «Медный всадник. Одновременно с этим в произведениях Гоголя при­сутствует глубоко реалистическое видение Петербурга. Чаще всего писатель изображает мир чиновников, их специфические взаимоотношения, определяемые табе­лью о рангах (обратите внимание, что этот институт был введен Петром I: весь бюрократический Петербург — это, образно выражаясь, «постройка» Петра). Повести, различные по сюжетам, тематике, героям, объединены местом действия — Петербургом. Но для писателя это не просто геогра­фическое пространство. Он создал яркий образ-символ города, одновременно реального и призрачного, фантастического. В судьбах героев, в заурядных и невероятных происшествиях их жизни, в молве, слухах и легендах, которыми насыщен сам воздух города, Гоголь находит зеркальное отражение петербургской " фантасмаго­рии". В Петербурге реальность и фантастика легко меняются местами. Повседневная жизнь и судьбы обитателей города — на грани правдоподобного и чудесного. Невероятное вдруг становит­ся настолько реальным, что человек не выдерживает и сходит с ума. Гоголь дал свою трактовку петербургской темы. Его Петербург, в отличие от пушкинского Петербурга (" Медный всадник"), живет вне истории, вне России. Петербург Гоголя — город невероятных происшествий, призрачно-абсурдной жизни, фантастических собы­тий и идеалов. В нем возможны любые метаморфозы. Живое превращается в вещь, марионетку (таковы обитатели аристократи­ческого Невского проспекта). Вещь, предмет или часть тела становится " лицом", важной персоной в чине статского советника (нос, пропавший у коллежского асессора Ковалева, называющего себя " майором"). Город обезличивает людей, искажает добрые их качества, выпячивает дурные, до неузнаваемости меняет их облик.

Как и Пушкин, порабощение человека Петербургом Гоголь объясняет с социальных позиций: в призрачной жизни города он обнаруживает особый механизм, который приводится в движение " электричеством чина". Чин, то есть место человека, определен­ное Табелью о рангах, заменяет человеческую индивидуальность. Нет людей — есть должности. Без чина, без должности петербур­жец не человек, а ни то ни се, " черт знает что". Универсальный художественный прием, который использует писатель, изображая Петербург, — синекдоха. Замещение целого его частью — уродливый закон, по которому живут и город, и его обитатели. Человек, теряя свою индивидуальность, сливается с безликим множеством таких же, как он, людей. Достаточно сказать о мундире, фраке, шинели, усах, бакенбардах, чтобы дать исчерпывающее представление о пестрой петербургской толпе. Невский проспект — парадная часть города — представляет весь Петербург. Город существует как бы сам по себе, это государство в государстве — и здесь часть теснит целое. Гоголь отнюдь не бесстрастный летописец города: он смеется, негодует, иронизирует и печалится.

В " Невском проспекте" писатель дал как бы заставку ко всему циклу " петербургских повестей". Это и " физиологический очерк" (подробное исследование главной " артерии" города и городской " выставки"), и романтическая новелла о судьбах художника Пискарева и поручика Пирогова. Их свел Невский проспект, " лицо", " физиономия" Петербурга, меняющаяся в зависимости от времени суток. Он становится то деловым, то " педагогичес­ким", то " главной выставкой лучших произведений человека". Гоголь создает образы кукол-марионеток, носителей бакенбард и усов разных мастей и оттенков. Их механическое собрание шествует по Невскому проспекту. Судьбы двух героев — детали петербургской жизни, позволившие сорвать с города блес­тящую маску и показать его суть: Петербург убивает художника и благосклонен к чиновнику, в нем возможны и трагедия, и зауряд­ный фарс. Невский проспект " лжив во всякое время", как и сам город.

Безумие — одно из проявлений петербургского абсурда. В каждой повести есть герои-безумцы: это не только сумасшедшие художники Пискарев (" Невский проспект") и Чартков (" Портрет"), но и чиновники Поприщин (" Записки сумасшедшего") и Ковалев, который едва не сошел с ума, увидев собственный нос, разгуливающий по Петербургу. Даже " маленького человека" Башмачкина, потерявшего надежду отыскать шинель — " светлую гостью" его унылой жизни, охватывает безумие. Образы безумцев в повестях Гоголя не только показатель алогизма общественной жизни. Патология человеческого духа позволяет увидеть подлин­ную суть происходящего. Петербуржец — " нуль" среди множества подобных ему " нулей". Выделить его способно только безумие. Безумие героев — это их " звездный час", ведь, только потеряв рассудок, они становятся личностями, утрачивают автоматизм, свойственный человеку из чиновничьей массы. Безумие — одна из форм бунта людей против всевластия социальной среды.

Сам Гоголь был не просто религиозным человеком, он был мифологически
суеверен, т.е. суеверие приобретало вполне реальные очертания, диктовало
свою волю и свои нормы поведения, которым он неукоснительно следовал, и
которые всецело подчиняли себе все окружающее. Смех, плач, дорога, смерть,
огонь (сожжение рукописей и даже печатных произведений), порожденные какой-
то болезненной страстью, таинственным образом влияли на судьбу Гоголя.
Процесс писания становился смыслом бытия, это был его духовный скит и
судьба.«Записки охотника» неопровержимо убеждали читателя в необходимости уничтожения крепостничества как основы общественного строя в России; в этом смысле они ближе всего стоят к «Путешествию из Петербурга в Москву» Радищева.

Несмотря на многочисленные исследовательские прочтения, Гоголь и как
художник, и как личность по-прежнему окутан тайной, созданию которой,
впрочем, в наибольшей мере, способствовал он сам (многочисленные
сомнительные даты под собственными сочинениями, апокрифические письма
родным и друзьям, истории из уст Гоголя о дружбе с Пушкиным и общении на
«дружеской ноте» с петербургским литературным окружением, анекдот о
прыскающих в руках типографских наборщиках, легенда о «Прощальной повести»
и многие др. сюжеты, творимые Гоголем как реальность, и в реальность
которых он сам – прежде всего – верил.