Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!
Александр Самойленко 4 страница
|
|
Они проходят через толпу по узкому месту, потому что рядом чем-то ещё торгуют и очередь мешает проходу. Валька, видимо, решила показать новому знакомому свой класс. Длинными тонкими музыкальными пальцами она у всех на виду вытащила из кармана куртки проходящей рядом женщины портмоне и сунула Нинке. Но никто, кроме Пети, этого не видал.
– Вот, «мальцы», кормильцы, – вытягивает пальцы Валька. – Сколько в «лопате»?
Нинка вытаскивает портмоне, считает, портмоне выбрасывает в урну.
– Тридцать два.
Они заворачивают в подворотню, прямо в центре города, поднимаются на третий этаж. Здоровенная, старой постройки с высоченными потолками, запущенная грязная квартира. Три или четыре комнаты. Заходят в одну из них: кровать, стол, детская кроватка со спящим ребёнком, запах пелёнок, бабка. Бабка тут же молча сваливает.
Садятся за стол и начинается разговор за шампанским. Петя узнает, что ребёнок – Валькин, что очищать карманы граждан девочки имеют право только на четвёртом маршруте трамвая, а на Ленинской – это уже они залезли в чужой огород. План у них – по сто в день на каждую. Кому сдают? Кому надо. Подписали их на три года. Осталось пять месяцев...
Нинка ушла. Петя потащил Вальку на колени к себе, начал щупать и балдеть. Она соскочила. «Я щас, в ванну...»
Только легли – звонок в двери. Валька побежала открывать, накинув халатик. В комнату вместе с Валькой зашёл человек – в шляпе, в красивых очках от близорукости, аккуратно одетый. Взглянул на Петю, снял шляпу, интеллигентно сказал: – здравствуйте. И Петя ответил: – Добрый вечер. - Человек положил на стол что-то, завёрнутое в газету, а сам взял со стола приготовленные девками заранее деньги, тоже завернутые в бумажку. Не считая, сунул во внутренний карман пиджака. На лацкане Петя разглядел «поплавок».
«Ну и дела! Вот это люди! Вот это «малина»! – восхитился Петя, радуясь, что так легко попал в этот запретный мир и запросто всё видит.
«Интеллигент» надел шляпу, культурно сказал «до свидания» и ушёл. Валька закрыла за ним двери, вернулась, скинула халатик... «Шикарная фигура! Её бы пододеть, а то носит какое-то замусоленное тряпье. Какая девочка!» – разгорался Петя. Валька легла и в ту же секунду как ужаленный заорал разбуженный интеллигентом ребенок. Опять ей пришлось вставать, кормить молоком из бутылки ребёнка. Халат она не надела и Петя истекал, собираясь соскочить с кровати...
Но вот ребенок накормлен и Валюха рядом, но... звонок в двери!
– Да чёрт с ним, не открывай! – Петя зажал её и ищет то, ради чего он сюда пришёл. Но она напряглась.
– Это муж...
И Петино суперменство начинает катастрофически таять и сокращаться. Вместе с потенцией.
Валька подскакивает, напяливает трусы и халат. Петя бегает – красив, как Апполон, – ищет трусы. Находит, суёт в одну штанину две ноги. А надо успеть ещё надеть брюки, два носка, рубашку и пиджак... А муж всё названивает, специфически, свой код.
Валька побежала открывать. Муж, парень средних размеров, с блатной рожей и руки все в наколках, застал Петю в брюках, в одном носке и с рубашкой в руках.
Муж что-то угрожающе мычит. «Да он же немой! Ну, попал...» –Петя натягивает рубашку обратной стороной. Муж подскакивает к Пете, что-то где-то у себя выдёргивает и в воздухе блестит стальное лезвие. Петя перехватывает руку и давит слегка запястье – примерно в пятую часть своей силы. Нож падает на пол. Петя подбирает его. – Хорошее пёрышко, – говорит Петя, сунув наборную ручку ножа в карман брюк, снимая и надевая правильно рубаху. Он натягивает второй носок, надевает туфли и пиджак. Достаёт из кармана нож и кладет на стол. Молчаливая сцена. Надо уходить. Немой мычит, расстёгивает куртку, вытаскивает из-за пояса бутылку водки и бухает её на стол. Петя пьёт и впервые в жизни не пьянеет.
Потом немой показывает ему – я, мол, уйду в другую комнату, а ты оставайся с ней, с Валькой. Валька как будто слегка смущенно смотрит в пол. В этом мире побеждает сильнейший... Но Петя не готов к такому резкому переходу границы моралей. Да и потенция его от стрессов этого вечера пострадала. Мужчина – организм тонкий...
Валька провожает его на улицу, назначает свидание. Петя уходит и думает, что если волею судеб он попал бы в этот параллельный мир, то вряд ли бы стал в нём атаманом. Не такой он человек. Скорее всего, и его бы заставили сдавать свой «план» – в виде чьего-нибудь телохранителя или боевика. А это совсем не для него. У него есть большая мечта – стать шеф-поваром или даже директором ресторана...
Эпизод второй.
На соседний завод, располагавшийся за забором «Росмясорыбторга», где трудился Арик, приехала выездная сессия краевого суда. Показательно судить трех преступников, совершивших тяжкое преступление. Все трое работали на этом заводе. Милиция попросила администрацию «Росмясорыбторга» выделить нескольких молодых крепких ребят – подружинить во время заседаний.
Попросили подружинить именно посторонних, не с завода – на всякий случай...
Уже несколько месяцев бригада СМУ-3, в которой работал Петя, вела монтаж нового холодильника на территории «Росмясорыбторга». Так что в дружину попали оба приятеля. И Петя был горд. Эта гордость проявлялась на его посерьезневшем, посолидневшем большом лице – доверили ему, химику, дежурить на суде! Но может быть, петина серьезность объяснялась и тем, что этот суд напоминал ему о том, на котором судили его самого.
Возле входных дверей конференцзала крутилось десятка два несовершеннолетних пацанов, из-за которых и потребовалась, очевидно, дружина. На суд пацанов не пускали. Большой современный зал был полон рабочими завода и посторонними, желающими посмотреть... Были даже корреспонденты с фотоаппаратурой и магнитофонами. Преступники сидели ниже сцены, справа, надежно охраняемые изрядным количеством милиции.
Перед тем, как зайти в зал, Петя и Арик, вместе с другими парнями-дружинниками, оттеснили пацанов, смахивающих на малолетних уголовников и рвущихся туда, за дверь, где на скамье подсудимых сидят их друзья и кумиры.
«... попалась птичка», – сказал Козлов и ударил ее кулаком в живот...
«... В то время, когда Козлов и Яковенко надругались над ней, Гниловский вытащил свой импортный фотоаппарат «Канон» с моментальной фотографией и снимал, тут же показывая получающиеся фотоснимки Козлову и Яковенко. Потом Гниловский отдал фотоаппарат Яковенко и присоединился к Козлову...»
«... отпускать нельзя, – сказал Козлов. – Будете тогда дома сидеть и гулять не пойдете. Она заявит или встретит где-нибудь и опознает», – Козлов протянул опасную бритву Яковенко. Тот отказался. Гниловский тоже отказался. «Учитесь, пока я жив», – сказал Козлов и полосанул ей по горлу...
Арик бледнеет, сердце колотится. «Кромсать, кромсать ножом! Сначала эту дегенеративную рожу Козлова или лучше кастетом крошить зубы и по черепу по черепу безмозглому стриженному на тебе сволочь! в узкий лоб! а потом Гниловского приторно-смазливого разыгрывающего раскаяние на! на сволочь! Чтоб не жил... И того заплывшего кабана Яковенко тупой кабан...» – Арика в жизни всегда бьют, а он всегда потом долго разделывается с обидчиками мысленно и всегда жалеет, что не совершил этого наяву. Не может...
«... да, мать умерла пять лет назад, когда Ларисе было двенадцать... Да, следил, это было ее первое в жизни свидание с мальчиком», – выступает отец, молодой ещё мужчина. Он плачет, его трясет. «А вам не жить сволочи, не жить!» – кричит он в сторону подонков. Отцу во время следствия показывали цветные фотографии, сделанные импортным фотоаппаратом...
Арик искоса взглядывает на Петю. Тот сидит свекольнокрасный, сжимает мощные кулаки. – А их на зоне опетушат, козликами сделают, а может, и замочат. Там не любят таких, – говорит Петя, но одновременно оба вспоминают, как совсем недавно Петя заламывал руки девочке в общаге...
«... а я ей сказал, чтобы она не шла через парк, а по дороге...» – говорит «мальчик», тот самый, к которому семнадцатилетняя Лариса Стешкова пришла впервые в жизни на свое первое свидание и который её не проводил домой...
«... всю ночь Лариса ползла по парку к дороге, – рассказывает обвинитель. – Смерть наступила около пяти утра...»
«Приговорить к восьми годам лишения свободы Яковенко...»
«Ведь ошибка природы... Пусть не резать их... Неправильный генетический набор. Их ничем не воспитаешь, тем более, тюрьмой... Пусть не резать их... Чёрт с ними, пусть безболезненно... Укол... Или таблетку цианистого. Они не должны существовать, это ошибка природы. Двоим всего по восемнадцать, а Козлу двадцать два», – думает Арик. – «А сколько на них «пропавших без вести»?
«... приговорить к восьми годам лишения свободы Гниловского...»
Арик оглядывает зал, всматривается в лица. Все разочарованы. Чем? Что закончился спектакль? Жуткий, но всё-таки спектакль. Никто не верит полностью в реальность, потому что это не с ними произошло, потому что не видели своими глазами, потому что подсудимые имеют такую же оболочку как и все остальные, потому что в т а к о е трудно верить. И не хочется. А что думают родственники подонков? Может, им кажется, что они лишь смотрят страшный сон?
«... Приговорить к пятнадцати годам лишения свободы Козлова...»
Всё, кошмарный сон окончен? Пора вставать?
Но не успели отзвучать последние слова приговора, как что-то резко и оглушительно громко взорвалось! И ещё, и ещ! Стешков, отец Ларисы, в упор стрелял из пистолета в гадов! Мимо, мимо... Милиционер повисает у Стешкова на руке, а тот жмёт и жмёт курок. Баx! Бах! Бах! – в пол. Подлетают ещё из охраны и сбивают Стешкова с ног...
Нет, это не страшный сон, это кошмарная жизнь!
Зал очнулся от шока. Заорали, засвистели. И вдруг – все встали в едином порыве и начали хлопать! Стешкову.
– А-а! Суки, суки!! – орал Петя, стоя и размахивая мощными смертельными своими кулаками...
Через несколько дней приятели прочитали в местной газете, что Стешков – мастер спорта по стрельбе и экс чемпион республики, стрелял в преступников из самодельного пистолета почти в упор и не смог попасть... И что один из преступников прислал из мест заключения письмо в часть с благодарностью караулу, спасшему ему жизнь.
После этого эпизода они более не заговаривали о миллионе. И даже, когда мать Арика нечаянно зашла к соседке не позвонив – толкнула дверь, та оказалась открытой, и застала её с несколькими разверстыми чемоданами, полными денег, и Алла Юрьевна с испугу или растерянности предложила: «Вам нужны деньги? Берите сколько нужно...»
Даже после этого Арик рассказал о деньгах Пете, как о казусе, но не больше. И Петя ответил, как на казус: «Да пусть она захавает свой миллион!»
И всё, о миллионе не говорили.
Следствие ведут знатоки.
– Итак, у нас опять большое ЧП – вчерашнее убийство, – подполковник обвел взглядом присутствующих. – Давайте восстановим картину, по возможности, в целостности – что мы имеем. В пятнадцать двадцать нам сообщают, что в горбольницу, во второе отделение нейрохирургии поступила пострадавшая с сотрясением мозга и подозрительными травмами. В шестнадцать тридцать в отделение является водитель одиннадцатой автоколонны и заявляет, что у него угнали самосвал «камаз» номер ПРИ 34-12 в то время, когда он распивал пиво. Угон совершен недалеко от дома пострадавшей. В семнадцать пятьдесят анонимный детский голос сообщает по телефону, что в лесу, в районе бухты Улисс, стоит «камаз», а в закрытой кабине «лежит дяденька весь в крови». На место выехали дежурный следователь Ковалев, оперуполномоченный угрозыска Абдусалямов, эксперт Липецкая, кинолог Петров. Номер «камаза» – ПРИ-34-12. В запертой кабине находился некто Сергей Иванович Новиков, двадцати трех лет, рабочий СУ-9. В карманах обнаружено удостоверение личности, капроновый женский чулок, маховик от водопроводного крана – кастет. На кастете следы крови и присохшие волосы. У самого Новикова тяжёлое пулевое ранение. Успел сказать, что он «химик» из общежития на улице Промышленной. Произнес фразу: «Тёмный гад». Умер по дороге в реанимацию. В кабине «камаза» на полу найдена сторублевая купюра. В двух километрах от «камаза» обнаружены сгоревшие, еще дымящиеся «Жигули» 2108 под номером ПК-17-23. Возле обоих машин зафиксированы идентичные следы.
Хочу отметить вчерашнюю оперативность сотрудников. Многое успели сделать. В больницу к пострадавшей выехал дознаватель Сергей Карнаухов. Пострадавшая, бывший работник четвертого горпищеторга, в этот день должна была сесть на скорый поезд «Россия» и отбыть на новое место жительства – она поменяла квартиру. Карнаухов, что вы можете нам доложить?
– Не много. Карина утверждает, что ничего не помнит. Нейрохирург же говорит, что сотрясение у неё не слишком тяжелое. Скорее всего – шок, потрясение. Она может не помнить самого события – как её ударили, но кое-что из своей жизни она должна помнить. Мне же показалось, что Карина не х о ч е т помнить и не желает со мной говорить. Но, конечно, здесь судить... Психика, мозг, сотрясение... Ведь обычно такие беседы проводим с ними не раньше, чем через сутки.
В общем, она не вспомнила – куда и зачем она должна была ехать, где её вещи. В карманах плаща осмотрел паспорт, ключ от квартиры, билет на поезд, кошелек с пятьюстами рублями.
– Так, хорошо. Ковалёв, продолжите.
– Вот у меня показания соседей Кариной. «Камаз» 34-12 побывал сначала у подъезда Кариной, примерно, около пятнадцати часов. На левой его дверце диагональная царапина, ее заметила одна из соседок, сидевших на скамейке в это время. Но самое главное, соседка по лестничной площадке, Березова, утверждает, что видела Карину выходившей из своей квартиры с двумя чемоданами. Необходимо побеседовать ещё с одной соседкой, учительницей, она хорошо знакома с Кариной. Беседовал с её сыном – молодой человек двадцати пяти пет. Говорит, ничего не слышал, смотрел телевизор. Поведение у него несколько нервозное... Соседка Берёзова видела также в кабине «камаза» одного парня. По её описанию приметы совпадают с Новиковым. Необходимо опознание.
– Хорошо. Вика Александровна, вы успели сделать экспертизу?
– Да, товарищ подполковник. Но только по Кариной. Кровь на кастете принадлежит ей. Волосы – тоже. А на вскрытие трупа сейчас поеду.
– Так, вернемся к фразе Новикова – «тёмный гад». Товарищ участковый, у вас она никаких ассоциаций не вызывает?
– Ещё как вызывает, Виктор Андреевич. Особенно, когда я иду в опорный пункт, а Темнов Гера мимо меня медленно прокатывает на шикарной машине с шикарной, извините за выражение, бабой. И мне ручкой машет. Я сразу вспоминаю свою «квартиру» с услугами во дворе за пятьдесят рэ в месяц, и две двухкомнатных сдвоенных квартиры Темнова – с двумя кухнями, двумя туалетами и двумя ванными...
– Это хорошо, когда злые ассоциации. А по существу есть что-нибудь, Николай?
– По существу? Квартира с учёта снята вместе с хозяином. Что там делалось – рассказывать не буду, известно. И наше прежнее начальство было в курсе, но... Он и раньше не работал, и сейчас числится в каком-нибудь липовом кооперативе. Машина – «тойота». «Карона» называется. Даму видел несколько раз. Молодая, из этих... интер или наших... девочек. Соседи не жалуются. В квартиру заходить не имею права. «Наше время пришло», – так они теперь говорят. Демократизация. Вот всё, что могу сказать по существу.
– Значит, так, товарищи. У нас уже достаточно «висяков». В том числе и «мокрых». Здесь у нас много фактического материала. Но. Версия «сообщника» явно отпадает. Если бы убил сообщник или сообщники, не потребовались бы «жигули». Боюсь, как бы здесь не столкнулись интересы двух преступных групп... Сейчас не упустить время. По горячим следам. Так, следственная группа – соседи, соседи и ещё раз соседи! Наводчики рядом, как можно быстрее нужно выявить. Подключитесь к спецкомендатуре, они выясняют сейчас связи Новикова. Вика Александровна, экспертиза – характер раны, срочно! Сейчас найдем вам машину... Абдусалямов, разыщите, пожалуйста, нашего Шерлока Холмса Лёню и вместе с ним – ко мне! Всё. Николай, задержись...
Влип.
«Три звонка – интервал, три звонка – интервал. Так звонит Ланочка...» – Темный подошел к двери, взглянул в глазок. – –«Увы. Опять эта рожа. Ну чтож, хоть деньги. Каких-нибудь жалких десять кусков...» – он отодвинул засов.
– Здорово, Темнила. Что, премии ждешь? Не дождёшься. С тебя неустойка – четыреста семьдесят штук.
– Как это-как это? – Герман, чувствуя недоброе, мгновенно входит в роль эдакого юморного мужика.
- Короче, слушай сюда. Беспредела пришлось шлёпнуть. Некультурный оказался паренёк. Хулиган. А Бичуган убежал с твоей премией. Хотя, ты ее не заработал. Не было там мильёна. И пацаны твои поехали не в ту степь. Не на хату, а в лес попёрли. Бичуг единственный свидетель, его надо найти. И убрать. Мы ничего не боимся, но нахрен нам такие хвосты. Короче, с гагарой мы разберёмся – где еще полмильёна, а тебе, Тёмный, оказано большое доверие. Насчёт Бичугана... Заодно заберёшь свои премиальные. Если будет больше – прощаем.
– Да вы что?! Да вы... Я... Не-ет, я не мокрушник и не...
– А что ты предлагаешь? Убирать тебя? И всех твоих пацанов-наводчиков? И любимую Ланочку? Можно и так. Но долго.
А Бичуг – конкретный свидетель. Вырвать звено из цепи – и концы. В тебе мы уверены, а остальные... Ланочка хорошо знает мой кулак и мой..., ха-ха-ха! Ладно-ладно, Тёмный, без обид. Как говорится: в жизни может бытъ всё и даже больше. Так что скажешь?
– Я сказал. Я не мокрушник.
– Тогда давай попрощаемся. Приказ есть приказ, сам понимаешь. Мне тоже всегда неприятно, когда я это делаю... – жук вытащил из кармана финку.
Тёмного затошнило и ноги ослабли.
– Да ты что,...... что ли?! – заорал он.
– Гы-гы-гы, гы-гы-гы! Что, очко не железное? Ладно, хорошо пошутили. Насчёт Бичугана – не можешь, так узнай, где он прячется, сучёнок.
– Как же я узнаю?
– Ну, кто-нибудь из пацанов должен знать. Может, хата есть какая. Попробуй, попробуй, в обиде не останешься. В общагу не ходи, там уже наши общие друзья занимаются... Поспрошай у пацанов аккуратно. Если что – звякнешь по 2-35-63. Запомнил? Ну, будь здоров, не кашляй...
«Вот же сука, вот же сука! Славик поганый... – Тёмного всего трясло. – Влип! Подонки! Ну зачем, зачем было мочить Беспредела?! Бичуган... Конечно, если его возьмут, он расколется и потянет... Что же делать?!» – Тёмный бегал по комнатам, лихорадочно обдумывая своё положение. " В общагу нельзя. Ах, пацаны, пацаны... Петя? Нет, этот не скажет. И вряд ли что знает. Так, кто... А Игорёк? В одной комнате.... Миловидный пацан, москвич, интеллигент... За мелкое хулиганство. Здесь бывал сколько? Раз пять. С Бичуганом. На танцы-манцы вместе... Может, совместные девочки, адрес...»
Тёмный решился. Прошёл в спальню, завернул ковер. Достал из кармана брюк связку ключей, нашел нужный и отпер внутренний замок металлического люка. Неприятное воспоминание. В прошлом году сюда совали труп. Обыграли парня. Приехал с севера и за восемь тысяч... Но не до воспоминаний. Темный нагнулся, нажал кнопку выключателя и полез вниз. Когда-то он работал в домоуправлении. Женился на домоуправше, напрописывали они кучу родственников, объединили две квартиры. А этот бункер он сделал сам. Из него можно пройти по тоннелю, по трубам теплоцентрали в конец дома и выйти наружу через дверцу, ключ от которой тоже у него...
Тёмный вытащил из тайника «пушку». Замечательная штука.
Умеют япошки вещи делать...
Он объехал несколько строек и в конце концов, перед самым обеденным перерывом разыскал Игорька...
Принцесса.
Семнадцать часов – время для прогулок аристократов. Корабельная набережная, озарённая ласковым закатным осенним солнцем, ещё сочно зелены газоны, но уже остро пахнет опадающей листвой и арбузно благоухает посвежевшая морская вода. У стенок – корабли, военные и гражданские. С громадных крейсеров и эсминцев тысячи воспалённых молодых глаз вглядываются в Корабельную набережную, вернее, в тех, кто по ней идёт. А по ней прогуливаются сейчас девушки – семнадцать часов, аристократическое время...
И на гражданских судах торгового флота идет «прифраерёжь» –ребята, пришедшие из Австралии, Америки, Сингапура, Японии, Бангкока, «упаковываются» в лучшие импортные наряды, рассовывают по карманам сигареты – «Филипп Морис», «пел-мел» и обязательно валюту – боны и чековые книжки. Семнадцать часов, по Корабельной набережной пошли девушки...
А в опрокинутом высоченном хрустальном бокале осеннего неба, где-то на самом донце, плавают чаинки птиц и доносится их закатный грай.
А гибкие геометрические линии белых кораблей и стройных белых домов по сопкам вокруг бухты словно зовут куда-то, в светлое будущее прогресса...
А старинные здания центра, построенные знаменитыми итальянскими и французскими архитекторами, словно перекидывают мосты во времени, позволяя жить в других эпохах...
И сквозь розовые очки заката не хочется замечать страшноватые жерла пушек, хищные носы ракет и тупые бочки глубинных бомб, возле которых молодые люди три года проходят стадию «винтика»...
И сквозь розовые очки заката не хочется помнить, что вся канализация с белых стройных домов стекает в натуральнейшем виде в эту некогда прекраснейшую бухту, много десятилетий мёртвую, пропитанную насквозь мазутом и прочей смертельной дрянью. И не хочется удивляться – как она умудряется благоухать осенними арбузными корками...
И сквозь розовые очки заката не хочется знать, что ветшает великолепие старинных зданий и городские власти исподтишка сносят их – одно за другим...
И сквозь розовые очки заката не хочется помнить, что здесь, каких-нибудь сто тридцать лет назад была первозданная тайга со своей вселенной, от которой не осталось ничего. Ни о д н о г о дерева. Даже за городом, где совсем недавно остатки уникального леса вырублены под дачи...
Ах, эти розовые очки! Через них хорошо рассматривать свои голубые мечты. Их нельзя носить долго. Только мгновения даются, только секунды, чтобы пролететь в каком-то четвёртом измерении и принять очистительный душ и д е а л ь н о г о. И поверить, что ты не плесень и не злокачественная опухоль на этой Земле. Что массовый психоз века – стада автомобилей, сжирающих твой кислород – явление все-таки временное, преходящее. Что все «фазы», пройденные тобой, были не зря и что твои потомки, не войдут в последнюю – не превратятся в какие-нибудь пластмассовохромированные нейрокомпьютеры...
Ах, эти разовые очки заката! Только краткие миги даны, чтобы взглянуть сквозь них на высокий иллюзорный экран неба, включенный кем-то или чем-то, и разглядеть на нём себя. И вернуться на землю.
Тем более, что уже семнадцать часов и по Корабельной набережной пошли девушки... Но среди всех появляется одна! И остальные девушки словно застывают, превращаются в фон, в неживую бутафорию, поставленную здесь ради этой – одной, единственной!
Какие ноги! Какие ноги... В ажурных чёрных чулках, они при движении этих божественных ног меняют рисунок – порхающие бабочки летят, летят... Золотые босоножки тридцать пятого размера. А лак маникюрный – о-о! А волосы! Какой шампунь! И аромат на километр французской шанели... Одной ножкой пишет, другой зачёркивает. Принцесса
Семнадцать часов – время для прогулок аристократов. Корабельная набережная, озарённая ласковым закатным осенним солнцем, ещё сочно зелены газоны, но уже остро пахнет опадающей листвой и арбузно благоухает посвежевшая морская вода. У стенок – корабли, военные и гражданские. С громадных крейсеров и эсминцев тысячи воспалённых молодых глаз вглядываются в Корабельную набережную, вернее, в тех, кто по ней идёт. А по ней прогуливаются сейчас девушки – семнадцать часов, аристократическое время...
И на гражданских судах торгового флота идет «прифраерёжь» –ребята, пришедшие из Австралии, Америки, Сингапура, Японии, Бангкока, «упаковываются» в лучшие импортные наряды, рассовывают по карманам сигареты – «Филипп Морис», «пел-мел» и обязательно валюту – боны и чековые книжки. Семнадцать часов, по Корабельной набережной пошли девушки...
А в опрокинутом высоченном хрустальном бокале осеннего неба, где-то на самом донце, плавают чаинки птиц и доносится их закатный грай.
А гибкие геометрические линии белых кораблей и стройных белых домов по сопкам вокруг бухты словно зовут куда-то, в светлое будущее прогресса...
А старинные здания центра, построенные знаменитыми итальянскими и французскими архитекторами, словно перекидывают мосты во времени, позволяя жить в других эпохах...
И сквозь розовые очки заката не хочется замечать страшноватые жерла пушек, хищные носы ракет и тупые бочки глубинных бомб, возле которых молодые люди три года проходят стадию «винтика»...
И сквозь розовые очки заката не хочется помнить, что вся канализация с белых стройных домов стекает в натуральнейшем виде в эту некогда прекраснейшую бухту, много десятилетий мёртвую, пропитанную насквозь мазутом и прочей смертельной дрянью. И не хочется удивляться – как она умудряется благоухать осенними арбузными корками...
И сквозь розовые очки заката не хочется знать, что ветшает великолепие старинных зданий и городские власти исподтишка сносят их – одно за другим...
И сквозь розовые очки заката не хочется помнить, что здесь, каких-нибудь сто тридцать лет назад была первозданная тайга со своей вселенной, от которой не осталось ничего. Ни о д н о г о дерева. Даже за городом, где совсем недавно остатки уникального леса вырублены под дачи...
Ах, эти розовые очки! Через них хорошо рассматривать свои голубые мечты. Их нельзя носить долго. Только мгновения даются, только секунды, чтобы пролететь в каком-то четвёртом измерении и принять очистительный душ и д е а л ь н о г о. И поверить, что ты не плесень и не злокачественная опухоль на этой Земле. Что массовый психоз века – стада автомобилей, сжирающих твой кислород – явление все-таки временное, преходящее. Что все «фазы», пройденные тобой, были не зря и что твои потомки, не войдут в последнюю – не превратятся в какие-нибудь пластмассовохромированные нейрокомпьютеры...
Ах, эти разовые очки заката! Только краткие миги даны, чтобы взглянуть сквозь них на высокий иллюзорный экран неба, включенный кем-то или чем-то, и разглядеть на нём себя. И вернуться на землю.
Тем более, что уже семнадцать часов и по Корабельной набережной пошли девушки... Но среди всех появляется одна! И остальные девушки словно застывают, превращаются в фон, в неживую бутафорию, поставленную здесь ради этой – одной, единственной!
Какие ноги! Какие ноги... В ажурных чёрных чулках, они при движении этих божественных ног меняют рисунок – порхающие бабочки летят, летят... Золотые босоножки тридцать пятого размера. А лак маникюрный – о-о! А волосы! Какой шампунь! И аромат на километр французской шанели... Одной ножкой пишет, другой зачёркивает.
А лицо! Ангел в косметике. А какие у неё, должно быть, пажи, бельё... И глаза, глаза бездонные и голубые, как это бездонное голубое иллюзорное небо! Сексоидеал! О-о-о!!! Принцесса! Только за то, чтоб провести рукой по этим ножкам в чулках с порхающими бабочками, можно отдать полжизни! Или, хотя бы, двести чеков. Или двадцать бонов. Не жалко! Кто же, кто тот счастливец, кто будет лицезреть её в этот вечер, вкушать всемирный эталон женственности?! Неужели сейчас, прямо сейчас её подхватит какой-нибудь смазливый долговязый старший лейтенантик и уведёт куда-нибудь? Впрочем, куда он её может увести со своей зарплатой и полнейшим отсутствием квартиры? Не на крейсер же. Ну, а то что сверкает на обочине в пурпурных лучах заката? Что-то изящное, сигарообразное, серебристое, что-то сильно американообразное... Конечно, это кар. Автомобиль, то есть. И рядом стоит некто. Молодой! Черноусый! Красивый! Джинсовокожанный! С чем-то гаванским дымящимся... И принцесса медленно, интригующе и сексопильно приближается к нему. – Девушка, вы не скажете, какая сегодня температура воздуха? – спрашивает нежно джинсовокожанный супер, стоя рядом со своим серебрянным чудом, из-за приоткрытой дверцы которого льётся интимная импортная стереомузыка. Девушка чуть-чуть замедляет движение своих ног, ног Афродиты, лёгкая загадочная улыбка слегка касается её прекрасных губ, умело накрашенных не менее прекрасной помадой. Но она пока молчит. Талантливо держит паузу. Кто ты? Какая ты Афродита? ' Афродита Пандемос – божество грубой чувственной любви, или Афродита Урания, вселяющая в людей возвышенную, идеальную любовь? Из какой морской пены ты вышла? У каждого времени – своя пена, и если ты, Афродита Портовая, вышла из нашей, современной грязной мазутной пены, то... – Если женщина говорит «нет», это значит, что она не против поговорить, – тонко подмечает джинсовокожанный апполон. – По радио сегодня в сводке погоды объявили, что к вечеру температура воздуха будет не меньше двухсот... градусов и ветер из-за границы... – наконец отвечает принцесса-афродита очаровательным контральто. Прощайте товарищи матросы, старшины, офицеры и... прочие прохожие! Больше вы Принцессу не увидите сегодня. Сегодня не ваш день. Приходите завтра... Впрочем, и Принцессе не очень повезло, хотя красивая машина с красивым парнем мчала ее куда-то. – Руслана Андреевна Перминова, если не ошибаюсь? – говорит парень, выключив музыку. И Принцессе, где-то в области желудка, становится очень нехорошо. – Старший лейтенант уголовного розыска Леонид Николаевич Ивлев. Вот удостоверение. Не волнуйтесь, мы хотим с вами немного побеседовать... Все-таки, попала на лейтенанта!
ИЗ ШКОЛЬНОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ:
... за десять лет обучения в Брядской средней школе номер один Руслана проявила себя как способная ученица, активная пионерка и комсомолка, пользующаяся уважением одноклассников, а также учащихся из параллельных классов.
Почти по всем предметам Руслана занималась ровно. Увлекалась иностранными языками, достаточно хорошо овладела английским, посещая факультатив. Самостоятельно изучала французский и итальянский, выписывая специальную литературу и пластинки. Посещала секцию аэробики. Участвовала в школьной художественной самодеятельности, часто выступала на школьных вечерах, пела и танцевала бальные танцы, имея к тому большие природные вокальные и внешние данные.
В девятом классе была комсоргом класса. Принимала активное участие в совхозных полевых работах и в работе на ферме.
Закончила школу с примерным поведением и отличными результатами, имея четверки лишь по трем предметам: химии, физике, тригонометрии...
|
|