💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Ангелы неба

Затаив дыхание следил Эрг Ноор за манипуляциями искусных лаборантов. Обилие приборов напоминало пост управления звездолёта, но простор большого зала с широкими голубоватыми окнами сразу же отводил всякие мысли о космическом корабле.

В центре комнаты на металлическом столе стояла камера из толстых плит руфолюцита — материала, прозрачного и для инфракрасных и видимых лучей. Паутина трубок и проводов оплетала коричневую эмаль звездолетного водяного бака, заключавшего двух чёрных медуз с планеты железной звезды.

Эон Тал, выпрямившись, как на гимнастике, с беспомощно висевшей по-прежнему на перевязи рукой, издалека заглядывал на медленно поворачивавшийся барабан самописца. На лбу биолога выше широких чёрных бровей выступили капельки пота.

Эрг Ноор облизнул пересохшие губы.

— Ничего. За пять лет пути там остался один прах, — хрипло заметил астролётчик.

— Если так, то большая беда… для Низы и для меня, — отозвался биолог. — Понадобятся искания ощупью, возможно многолетние, чтобы определить характер поражения.

— Вы продолжаете думать, что органы, убивающие добычу, одинаковы у медуз и у креста?

— Не только я. Грим Шар и все другие пришли к той же уверенности. Но сначала были самые неожиданные мысли. Я вообразил, что чёрный крест вообще не имеет отношения к планете.

— Я тоже, помните, говорил вам об этом. Мне почудилось, что это существо с дискового звездолёта и стерегло его. Но если подумать серьёзно, то какой смысл стеречь несокрушимую крепость снаружи её? Попытка вскрыть спиралодиск показала нелепость таких мыслей.

— Я представлял себе, что крест вообще не живой!

— Робот-автомат, поставленный на охрану звездолёта?

— Да. Но теперь, конечно, я отказался от этой мысли. Чёрный крест — это живое существо, порождение мира мрака. Вероятно, эти твари обитают внизу, на равнине. Он появился со стороны «ворот» — прохода в утёсах. Медузы, более лёгкие и подвижные, — это обитатели плоскогорья, на которое мы сели. Связь чёрного креста и спиралодиска случайна, просто наши защитные устройства не коснулись этого отдалённого уголка равнины, всегда остававшегося во мраке за гигантским диском.

— И вы считаете убийственные органы креста и медуз сходными?

— Да! У этих животных, обитающих в одних и тех же условиях, должны были возникнуть и схожие органы. Железная звезда — тепловое электрическое светило. Вся толстая атмосфера планеты сильно насыщена электричеством. Грим Шар считает, что животные собирали энергию из атмосферы, создавая сгущения наподобие наших шаровых молний. Вспомните движение коричневых звёздочек по щупальцам медуз.

— И у креста были щупальца, но не было…

— Просто никто не успел заметить. Но характер поражения по нервным стволам с параличом соответствующего высшего центра — в этом все мы единодушны — одинаков у меня и у Низы! Это главное доказательство и главная надежда!

— Надежда? — встрепенулся Эрг Ноор.

— Разумеется. Смотрите, — биолог показал на ровную линию записи прибора, — чувствительные электроды, погружённые в ловушку с медузами, ничего не показывают. Чудовище забралось туда с полным зарядом своей энергии, которая никуда не могла деваться из бака после его заделки. Изоляционная защита космических пищевых сосудов вряд ли может быть проницаема — это не наши лёгкие биологические скафандры. Вспомните, что крест, погубивший Низу, не причинил вам вреда. Его ультразвук проник в скафандр высшей защиты, сломив волю, но поражающие разряды оказались бессильны. Они пробили только скафандр Низы так же, как медузы пробили мой.

— Следовательно, заряд шаровых молний или чего-то похожего, который вошёл в бак, должен там остаться. Но приборы ничего не показывают…

— В этом и есть надежда. Значит, медузы не рассыпались в прах. Они…

— Понимаю. Закапсулировались, заключили себя в нечто вроде кокона.

— Да. Подобное приспособление распространено среди живых организмов, вынужденных переживать неблагоприятные для существования периоды. Долгие ледяные ночи чёрной планеты, её страшные ураганы на «восходах» и «закатах» — вот такие периоды. Но так как они сравнительно быстро чередуются, то я уверен, что медузы могут быстро инцистироваться и так же быстро выходить из этого состояния. Если рассуждение верно, то мы сможем довольно просто вернуть чёрных медуз к их убийственной жизнедеятельности.

— Восстановлением температуры, атмосферы, освещения и прочих условий чёрной планеты?

— Да. Всё рассчитано и подготовлено. Скоро появится Грим Шар. Мы начнём продувать бак неоново-кислородно-азотной смесью при давлении в три атмосферы. Но сначала убедимся…

Эон Тал посовещался с двумя ассистентами. Какая-то установка стала медленно подползать к коричневому баку. Передняя руфолюцитовая плита отодвинулась, открывая доступ к опасной ловушке.

Электроды внутри бака заменились микрозеркалами с цилиндрическими осветителями. Один из ассистентов встал за пульт телеуправления. На экране возникла вогнутая поверхность, покрытая зернистым налётом и тускло отражавшая лучи осветителя, — стенка бака. Плавно поворачивалось зеркало. Эон Тал заговорил:

— Рентгеном просветить трудно, слишком сильна изоляция. Приходится применять более сложный способ.

Вращение зеркала отразило дно сосуда и на нём два белых комка в форме неправильных шаров с ноздреватой, волокнистой поверхностью. Комки походили на плоды недавно выведенной породы хлебных деревьев, достигавшие семидесяти сантиметров в поперечнике.

— Присоедините ТВФ к вектору Грим Шара, — обратился биолог к помощнику.

Учёный, едва убедившись в правоте общих предположений, прибежал в лабораторию. Близоруко щурясь вовсе не от слабости зрения, а по привычке, он оглядывал приготовленные аппараты. Грим Шар не походил на знаменитых учёных, которые, как правило, отличались внушительным видом и властностью характера. Эрг Ноор вспомнил Рен Боза с его застенчивой мальчишеской внешностью, так не соответствовавшей величию его ума.

— Вскройте заделанный шов! — скомандовал Грим Шар.

Механическая рука взрезала слой твёрдой эмалевой массы, не сдвинув с места тяжёлую крышку. Шланги с газовой смесью подключились к вентилям. Сильный прожектор инфракрасных лучей заменил железную звезду.

— Температура… сила тяжести… давление… электрическая насыщенность… — повторял показания приборов находящийся у них ассистент.

Спустя полчаса Грим Шар обернулся к астролётчикам.

— Пойдёмте в зал отдыха. Нет возможности предугадать время оживления этих капсул. Если Эон прав, то это произойдёт скоро. Дежурные предупредят нас.

Институт Нервных Токов был построен далеко от жилой зоны, на окраине заповедной степи. Земля на исходе лета стала сухой, и ветер уносился вдаль с особенным шелестом, проникавшим в настежь открытые окна вместе с лёгким запахом подсушенных солнцем трав.

Трое исследователей в удобных креслах погрузились в молчание, поглядывая в окна поверх раскидистых деревьев на марево далёкого горизонта. Время от времени кто-нибудь закрывал усталые глаза, но ожидание было слишком напряжённым, чтобы задремать. На этот раз судьба не испытывала терпения учёных. Не прошло и трёх часов, как вспыхнул экран прямого соединения. Дежурный ассистент едва сдерживал себя. — Крышка шевелится!

В одно мгновение все трое оказались в лаборатории.

— Закройте наглухо руфолюцитовую камеру, проверьте герметичность! — распорядился Грим Шар. — Перенесите условия планеты в камеру.

Лёгкое шипение мощных насосов, посвистывание уравнителей давления — и внутри прозрачной клетки оказалась атмосфера мрака.

— Увеличьте влажность и насыщение электричеством, — продолжал Грим Шар.

Резкий запах озона поплыл по лаборатории.

Ничего не произошло. Учёный нахмурился, окидывая взглядом приборы и силясь сообразить, что упущено.

— Нужна тьма! — вдруг раздался чёткий голос Эрга Ноора.

Эон Тал даже подпрыгнул.

— Как я смог забыть! Грим Шар, вы не были на железной звезде, но я!..

— Поляризующие ставни! — вместо ответа сказал учёный.

Свет померк. Лаборатория осталась освещённой лишь огнями приборов. Ассистенты задёрнули пульт шторами, и всё погрузилось во мрак. Кое-где едва мерцали точки самосветящихся индикаторов.

Дыхание чёрной планеты пахнуло в лица астролётчиков, воскресив в памяти страшные и увлекательные дни тяжёлой борьбы.

Прошло несколько минут молчания, в котором слышались лишь осторожные движения Эона Тала, настраивавшего экран для инфракрасных лучей с поляризующей ширмой, предупреждавшей отбрасывание света.

Слабый звук и тяжёлый удар — это упала крышка водяного бака внутри руфолюцитовой камеры. Знакомое мерцание коричневых вспышек — это щупальца чёрного чудовища появились над краем бака. Внезапным прыжком оно взлетело вверх, простираясь покрывалом тьмы на всю площадь руфолюцитовой камеры, и ударилось о прозрачный потолок. Тысячи коричневых звёздочек заструились по телу медузы, покрывало выпучилось куполом, как от дуновения снизу, и медуза упёрлась в дно камеры собранными пучком щупальцами. Таким же чёрным призраком поднялось из бака второе чудовище, невольно внушая страх своими быстрыми и беззвучными движениями. Но здесь, за прочными стенами опытной камеры, окружённые управляемыми на расстоянии приборами, порождения планеты мрака были бессильны.

Приборы измеряли, фотографировали, определяли, вычерчивали сложные кривые, раскладывая устройство чудовищ на разнообразные физические, химические и биологические показатели. Ум человека вновь собирал эти разнокачественные данные, овладевая устройством неведомых порождений ужаса и подчиняя себе их.

С каждым пролетавшим незаметно часом Эрг Ноор убеждался в победе.

Всё радостнее становился Эон Тал, всё оживлённее Грим Шар и его молодые ассистенты.

Наконец учёный подошёл к Эргу Ноору.

— Вы можете идти со спокойным сердцем. Мы останемся до конца исследования. Я боюсь включить видимый свет — здесь чёрным медузам нет от него убежища, как на их планете. А они должны ответить на всё, что мы хотим знать.

— И вы будете знать?

— Через три-четыре дня наше исследование станет исчерпывающим для нашего уровня знаний. Но уже сейчас можно представить, каково действие парализующего устройства.

— И лечить Низу?

— Да!

Только теперь Эрг Ноор почувствовал, какую большую тяжесть носил он в себе с того чёрного дня, дня или ночи!.. Да не всё ли равно! Дикая радость наполнила этого всегда сдержанного человека. Он с трудом преодолел нелепое желание подбросить Грим Шара в воздух, трясти и обнять маленького учёного. Эрг Ноор поразился самому себе, успокоился и минуту спустя обрёл свою всегдашнюю сосредоточенность.

— Как поможет ваше изучение борьбе с медузами и крестами в будущей экспедиции!

— Конечно! Теперь мы будем знать врага. Но разве состоится экспедиция в этот мир тяжести и мрака?

— Я не сомневаюсь в этом!

Тёплый день северной осени едва начался.

Эрг Ноор шёл без обычной стремительности, переступая босыми ногами по мягкой траве. Впереди, на опушке, зелёная стена кедров переплеталась с облетевшими клёнами, похожими на столбы редкого серого дыма. Здесь, в заповеднике, человек не вмешивался в природу. Своя прелесть была в беспорядочных зарослях высоких трав, в их смешанном и противоречивом, приятном и резком запахе.

Холодная речка преградила путь. Эрг Ноор спустился по тропинке. Ветровая рябь на пронизанной солнцем прозрачной воде казалась зыблющейся сеткой волнистых золотых линий, наброшенной на пестрящуюся гальку дна. Незаметные кусочки мха и водорослей проплывали в воде, и под ними бежали по дну пятнышки синих теней. За речкой клонились по ветру лиловые крупные колокольчики. Запах влажного луга и багряных осенних листьев обещал радость труда человеку, потому что у каждого в уголке души ещё гнездился опыт первобытного пахаря.

Яркая жёлтая иволга уселась на ветку, издавая насмешливый и самоуверенный свист.

Чистое небо над кедрами посеребрилось взмахом широкого крыла пенистых облаков. Эрг Ноор углубился в припахивающий горьковатой кедровой хвоей и смолой сумрак леса, пересёк его и поднялся на холм, вытирая намокшую непокрытую голову. Заповедная роща вокруг нервной клиники не была широкой, и Эрг Ноор скоро вышел на дорогу. Речка наполняла каскад бассейнов из молочного стекла. Несколько мужчин и женщин в купальных костюмах выбежали из-за поворота и понеслись по дороге между рядами пёстрых цветов. Вряд ли осенняя вода была тёплой, но бегуны, подбодряя друг друга смехом и шутками, ринулись в бассейн, весёлой кучей сплывая вниз по каскаду. Эрг Ноор невольно улыбнулся. Где-то на местном заводе или ферме настало время отдыха…

Никогда ещё родная планета не казалась такой прекрасной ему, проведшему большую часть своей жизни в тесном звездолёте. Великая благодарность переполняла Эрга Ноора ко всем людям, к земной природе, принимавшим участие в спасении его рыжекудрого астронавигатора — Низы. Сегодня она сама пришла ему навстречу в сад клиники! После совещания с врачами они решили поехать вместе в полярный невросанаторий. Как только удалось разомкнуть паралитическую цепь, устранив устойчивое торможение в коре мозга от разряда щупалец чёрного креста, Низа оказалась совершенно здоровой. Требовалось только вернуть былую энергию после столь долгого каталептического сна. Низа, живая, здоровая Низа! Какое счастье! Как ново и неожиданно ярко это чувство, переполнившее его душу.

Он увидел одинокую женскую фигуру, быстро шедшую ему навстречу от разветвления дороги. Он узнал бы её из тысячи — Веду Конг. Веду, прежде так много занимавшую его мысли, пока не выяснилась разность их путей. Привыкшее к диаграммам вычислительных машин мышление Эрга Ноора представило себе крутую, взмывающую в небо дугу — его стремление — и парящий над планетой, погружающийся в глубину её прошлых веков путь жизни и творчества Веды. Обе линии широко расходились, отдаляясь друг от друга.

Знакомое до мельчайших подробностей лицо Веды Конг вдруг поразило Эрга Ноора своим сходством с Низой. Такое же узкое, с широко расставленными глазами и высоким лбом, с длинными бровями вразлёт, с тем же выражением нежной насмешки у крупного рта. Даже носы у обеих, чуть вздёрнутые, мягко закруглённые и удлинённые, были похожи, точно у сестёр. Только Веда смотрела всегда прямо и вдумчиво, а упрямая головка Низы Крит часто вздёргивалась вверх в юном порыве.

— Вы рассматриваете меня? — удивилась Веда.

Она протянула Эргу Ноору обе руки, и тот прижал их к своим щекам. Веда, вздрогнув, высвободилась. Астролётчик слабо усмехнулся.

— Я хотел поблагодарить их, эти руки, выходившие Низу… Она… Я всё знаю! Требовалось постоянное дежурство, и вы отказались от интересной экспедиции. Два месяца!..

— Не отказалась, а опоздала, поджидая «Тантру». Всё равно было поздно, а потом — она прелесть, ваша Низа! Мы внешне похожи, но она — настоящая подруга победителя космоса и железных звёзд, со своей устремлённостью в небо и преданностью…

— Веда!..

— Я не шучу, Эрг! Вы чувствуете, что сейчас ещё не время для шуток! Надо, чтобы всё стало ясно.

— Мне и так всё ясно! Но я благодарю вас не за себя — за Низу…

— Не благодарите! Мне стало бы трудно, если бы вы потеряли Низу…

— Понимаю, но не верю, потому что знаю Веду Конг — совершенно чуждую такого расчёта. И моя благодарность не ушла.

Эрг Ноор погладил молодую женщину по плечу и положил пальцы на сгиб руки Веды. Они шли рядом по пустынной дороге и молчали, пока Эрг Ноор не заговорил снова:

— Кто же он, настоящий?

— Дар Ветер.

— Прежний заведующий внешними станциями? Вот как!..

— Эрг, вы произносите какие-то незначащие слова. Я вас не узнаю…

— Я изменился, должно быть. Но я представляю себе Дар Ветра лишь по работе и думал, что он тоже мечтатель космоса.

— Это верно. Мечтатель звёздного мира, но сумевший сочетать звёзды с любовью к Земле древнего земледельца. Человек знания, с большими руками простого мастера.

Эрг Ноор невольно взглянул на свою узкую ладонь с длинными твёрдыми пальцами математика и музыканта.

— Если бы вы знали, Веда, мою любовь к Земле сейчас!..

— После мира тьмы и долгого пути с парализованной Низой! Конечно! Но…

— Она, эта любовь, не создаёт основу моей жизни?

— Не может. Вы настоящий герой и потому ненасытны в подвиге. Вы и эту любовь понесёте полной чашей, боясь пролить из неё каплю на Землю, чтобы отдать для космоса. Но для той же Земли!

— Веда, вас сожгли бы на костре в Тёмные века!

— Мне уже говорили об этом… Вот и развилка. Где ваша обувь, Эрг?

— Я оставил её в саду, когда вышел вам навстречу. Мне придётся вернуться.

— До свидания, Эрг. Моё дело здесь кончено, наступает ваше. Где мы увидимся? Или только перед отлётом нового корабля?

— Нет, нет, Веда! Мы с Низой уедем в полярный санаторий на три месяца. Приезжайте к нам и привезите его, Дар Ветра.

— Какой санаторий? «Сердце-Камень» на северном побережье Сибири? Или в Исландию — «Осенние Листья»?

— Для Северного полярного круга уже поздно. Нас пошлют в южное полушарие, где скоро начнётся лето, «Белая Заря» на Земле Грахама.

— Хорошо, Эрг. Если Дар Ветер сразу не отправится восстанавливать спутник пятьдесят семь. Вероятно, сначала должна быть подготовка материалов…

— Хорош ваш земной человек — почти год в небе!

— Не лукавьте. Это — ближнее небо в сравнении с невообразимыми пространствами, которые разлучили нас.

— Вы жалеете об этом, Веда?

— Зачем вы спрашиваете, Эрг? В каждом из нас две половинки: одна рвётся к новому, другая бережёт прежнее и рада вернуться к нему. Вы знаете это и знаете, что никогда возвращение не достигает цели.

— Но сожаление остаётся… как венок на дорогой могиле. Поцелуйте меня, Веда, дорогая!..

Молодая женщина послушно выполнила просьбу, слегка оттолкнула астролётчика и быстро пошла к главной дороге — линии электробусов. Робот-рулевой подошедшей машины остановился. Эрг Ноор долго видел красное платье Веды за прозрачной стенкой.

Смотрела и Веда через стекло на неподвижно стоящего Эрга Ноора. В мыслях настойчиво звучал рефрен стихотворения поэта эры Разобщённого Мира, переведённого и недавно положенного на музыку Арком Гиром. Дар Ветер сказал ей однажды в ответ на нежный укор:

И ни ангелы неба, ни духи пучин Разлучить никогда б не могли, Не могли разлучить мою душу с душой Обольстительной Аннабель-Ли!

Это был вызов древнего мужчины силам природы, взявшим его возлюбленную. Мужчины, не смирившегося с утратой и ничего не захотевшего отдать судьбе!

Электробус приближался к ветви Спиральной Дороги, а Веда Конг всё ещё стояла у окна. Крепко взявшись за полированные поручни, она, наполненная светлой грустью, напевала чудесный романс.

«Ангелы — так в старину у религиозных европейцев назывались мнимые духи неба, вестники воли богов. Слово «ангел» и означает «вестник» на древнегреческом языке. Забытое много веков назад слово…»

Веда очнулась от мыслей на станции, но снова вернулась к ним в вагоне Дороги.

— Вестники неба, космоса, — так можно назвать и Эрга Ноора, и Мвена Маса, и Дар Ветра. Особенно Дар Ветра, когда он будет в ближнем, земном небе, на стройке спутника… — Веда улыбнулась шаловливо. — Но тогда духи пучин — это мы, историки, — громко сказала она, вслушиваясь в звук своего голоса, и весело рассмеялась. — Да, так, ангелы неба и духи пучин! Только вряд ли это понравится Дар Ветру…

Низкие кедры с чёрной хвоей — холодоустойчивая форма, выведенная для Субантарктики, — шумели торжественно и равномерно под неослабевающим ветром. Холодный и плотный воздух тёк быстрой рекой, неся с собой необычайную чистоту и свежесть, свойственную лишь воздуху открытого океана или высоких гор. Но в горах соприкоснувшийся с вечными снегами ветер сухой, слегка обжигающий, подобно игристому вину. Здесь дыхание океана было ощутимо весомым прикосновением, влажно обтекавшим тело.

Здание санатория «Белая Заря» спускалось к морю уступами стеклянных стен, напоминавших своими закруглёнными формами гигантские морские корабли прошлого. Бледно-малиновая раскраска простенков, лестниц и вертикальных колонн днём резко контрастировала с куполовидными массами тёмных, шоколадно-лиловых андезитовых скал, прорезанных голубовато-серыми фарфоровыми дорожками из сплавленного сиенита. Но сейчас поздневесенняя полярная ночь высветила и равняла все краски в своём особенном белесоватом свете, как будто исходившем из глубин неба и моря. Солнце скрылось на час за плоскогорьем на юге. Оттуда широкой аркой всплывало величественное сияние, раскинувшееся по южной части неба. Это был отблеск могучих льдов антарктического материка, сохранившихся на высоком горбе его восточной половины. Их отодвинула воля человека, оставившего лишь четверть прежнего колоссального щита ледников. Белая ледяная заря, по имени которой и назывался санаторий, превратила всё окружающее в спокойный мир лёгкого света без теней и рефлексов.

Четыре человека медленно шли к океану по серебряным отблескам фарфоровой дорожки. Лица шагавших позади мужчин казались вырубленными из серого гранита, большие глаза обеих женщин стали бездонно глубоки и загадочны.

Низа Крит, прижимаясь лицом к воротнику меховой накидки Веды Конг, взволнованно возражала учёному-историку. Веда, не скрывая лёгкого удивления, вглядывалась в эту внешне похожую на неё девушку.

— Мне кажется, лучший подарок, какой женщина может сделать любимому, — это создать его заново и тем продлить существование своего героя. Ведь это почти бессмертие!

— Мужчины судят по-другому в отношении нас, — ответила Веда. — Дар Ветер мне говорил, что он не хотел бы дочери, слишком похожей на любимую, — ему трудна мысль уйти из мира и оставить её без себя, без одеяния своей любви и нежности для неведомой ему судьбы… Это пережитки древней ревности и защиты.

— Но мне невыносима мысль о разлуке с маленьким, моим родным существом, — продолжала поглощённая своими мыслями Низа. — Отдать его на воспитание, едва выкормив!

— Понимаю, но не согласна. — Веда нахмурилась, как будто девушка задела болезненную струнку в её душе. — Одна из величайших задач человечества — это победа над слепым материнским инстинктом. Понимание, что только коллективное воспитание детей специально отобранными и обученными людьми может создать человека нашего общества. Теперь нет почти безумной, как в древности, материнской любви. Каждая мать знает, что весь мир ласков к её ребёнку. Вот и исчезла инстинктивная любовь волчицы, возникшая из животного страха за своё детище.

— Я это понимаю, — сказала Низа, — но как-то умом.

— А я вся, до конца, чувствую, что величайшее счастье — доставлять радость другому существу — теперь доступно любому человеку любого возраста. То, что в прежних обществах было возможно лишь для родителей, бабушек и дедушек, а более всего для матерей… Зачем обязательно всё время быть с маленьким — ведь это тоже пережиток тех времён, когда женщины вынужденно вели узкую жизнь и не могли быть вместе со своими возлюбленными. А вы будете всегда вместе, пока любите…

— Не знаю, но подчас такое неистовое желание, чтобы рядом шло крохотное, похожее на него существо, что стискиваешь руки… И… нет, я ничего не знаю!..

— Есть остров Матерей — Ява. Там живут все, кто хочет сам воспитывать своего ребёнка.

— О нет! Но я не могла бы и стать воспитательницей, как это делают особенно любящие детей. Я чувствую в себе так много силы, и я уже раз была в космосе… Веда смягчилась.

— Вы — олицетворение юности, Низа, и не только физически. Как все очень молодые, вы не понимаете, сталкиваясь с противоречиями жизни, что они — сама жизнь, что радость любви обязательно приносит тревоги, заботы и горе, тем более сильные, чем сильнее любовь. А вам кажется, что всё утратится при первом ударе жизни…

При последних своих словах Веду вдруг осенило. Нет, не в одной лишь юности была причина тревог и жадных стремлений Низы!

Веда впала в свойственную многим ошибку — считать, что раны души заживают одновременно с телесными повреждениями. Совсем не так! Долго-долго остаётся ещё рана психики, глубоко скрытая под здоровым физически телом, и может открыться неожиданно, иногда от совсем незначительной причины. Так и у Низы — пять лет паралича, пусть совершенно бессознательного, но оставившего память о себе во всех клеточках тела, ужас встречи со страшным крестом, чуть было не погубившим Эрга Ноора.

Угадав направление мыслей Веды, Низа глухо сказала:

— После железной звезды меня не покидает странное ощущение. Где-то в душе есть тревожная пустота. Она существует вместе с уверенной радостью и силой, не исключая их, но и не угасая сама. Но бороться с ней я могу лишь тем, что должно захватить меня всю, не оставляя меня наедине с этим… Теперь я знаю, что такое космос для одинокого человека, и ещё больше склоняюсь перед памятью первых героев звездоплавания!

— Я, кажется, понимаю, — ответила Веда. — Я была на затерянных среди океана маленьких островках Полинезии. Там в часы одиночества перед морем тебя всю охватывает бесконечная печаль, как растворяющаяся в однотонной дали тоскливая песня. Должно быть, древняя память о первобытном одиночестве сознания говорит человеку, как слаб и обречён он был прежде в своей клеточке-душе. Только общий труд и общие мысли могут спасти от этого — приходит корабль, казалось бы, ещё меньший, чем остров, но необъятный океан уже не тот. Горсточка товарищей и корабль — это уже особый мир, стремящийся в доступные и покорные ему дали. Так и корабль космоса — звездолёт. В нём вы с отважными и сильными товарищами! Но одиночество перед космосом… — Веда вздрогнула. — Вряд ли человек способен вынести его.

Низа прижалась к Веде ещё крепче.

— Как правильно вы сказали, Веда! Оттого я и хочу всего сразу…

— Низа, я полюбила вас. Теперь я больше согласна с вашим решением… Оно мне казалось безумным.

Низа молча сжала руку Веды и ткнулась носом в её холодную от ветра щёку.

— Но выдержите ли вы, Низа? Это так невероятно трудно!

— О какой трудности вы говорите, Веда? — обернулся услышавший её последнее восклицание Эрг Ноор. — Вы сговорились с Дар Ветром? Он уже полчаса убеждает меня отдать молодёжи мой опыт астролётчика, а не уходить в полёт, из которого не возвращаются.

— И что же, удалось убеждение?

— Нет. Мой опыт звездоплавания ещё более нужен, чтобы довести «Лебедя» до цели, туда, — Эрг Ноор указал на светлое беззвёздное небо, где ниже Малого Магелланова Облака, под Туканом и Водяной Змеёй, должен был гореть яркий Ахернар, — довести по пути, не пройденному ещё ни одним кораблём Земли или Кольца!

С последним словом Эрга Ноора за его спиной вспыхнул край выдвинувшегося солнца, лучи которого смели всю таинственность белой зари.

Четверо друзей подошли к морю. Океан дышал холодом, накатывая на отлогий берег ряды беспенных волн тяжёлую зыбь бурной Антарктики. Веда Конг с любопытством смотрела на стальную воду, быстро темневшую с глубиной и под лучами низкого солнца принявшую лиловатый оттенок льда.

Низа Крит стояла рядом в шубке из голубого меха и такой же круглой шапочке, из-под которой выбивалась масса тёмно-рыжих волос. По обыкновению, девушка слегка вскинула голову. Дар Ветер, любуясь ею, нахмурился.

— Ветер, вам не нравится Низа? — с утрированным негодованием воскликнула Веда Конг.

— Вы знаете, что я восхищаюсь ею, — угрюмо ответил Дар Ветер. — Но сейчас она показалась мне такой маленькой и хрупкой по сравнению с…

— С тем, что меня ожидает? — с вызовом спросила Низа. — Теперь вы перебросили атаку с Эрга на меня?..

— Я вовсе не думаю так поступать, — серьёзно и печально ответил Дар Ветер, — но моё огорчение естественно. Прекрасное создание моей милой Земли должно исчезнуть в безднах космоса с его мраком и чудовищным холодом. Это не жалость, Низа, а печаль утраты.

— Вы почувствовали, как и я, — согласилась Веда, — яркий огонёк жизни — Низа и ледяное мёртвое пространство!

— Я кажусь хрупким цветком? — спросила Низа. Странная интонация её голоса насторожила Веду.

— Кто больше меня любит радость борьбы с холодом? — И девушка сорвала шапочку, встряхнув рыжими кудрями, сбросила шубку.

— Что вы делаете, Низа? — первой догадалась Веда Конг, бросаясь к астронавигатору.

Но Низа взлетела на скалу, нависшую над волнами, быстро разделась и передала Веде свою одежду.

Холодные волны приняли Низу, и Веда вся содрогнулась, представив себе ощущение от такого купанья. Низа спокойно отплывала дальше, сильными толчками пронизывая волны. Поднявшись на гребень, она стала махать оставшимся на берегу, вызывающе приглашая последовать за собой.

Веда Конг следила за ней с восторгом.

— Ветер, Низа — подруга не Эргу, а полярному медведю. Неужели вы, северный человек, отступите?

— По происхождению северный, а сам предпочитаю тёплые моря, — жалобно сказал Дар Ветер, нехотя приближаясь к заплёскам морского наката.

Раздевшись, он потрогал ногой воду и с воплем «ух!» кинулся навстречу стальному валу. Тремя широкими взмахами он взлетел на вершину волны и скользнул в тёмную впадину второй. Только многолетняя тренировка и круглогодовое купанье спасли престиж Дар Ветра. Дыхание его прервалось, и красные круги завертелись в глазах. Несколькими резкими нырками и прыжками он вернул возможность дышать. Дар Ветер приплыл посиневший, в ознобе и понёсся в гору вместе с Низой. Спустя несколько минут они наслаждались теплом мехового одеяния. Даже знобящий ветер, казалось, нёс дыхание коралловых морей.

— Чем больше узнаю вас, — шепнула Веда, — тем больше убеждаюсь, что Эрг Ноор не ошибся в выборе. Вы, как никто другой, подбодрите его в трудный час, обрадуете, сбережёте…

Лишённые загара щёки Низы густо порозовели.

За завтраком на высокой, вибрирующей от ветра хрустальной террасе Веда часто встречала задумчивый и нежный взгляд девушки. Все четверо были молчаливы, как обычно люди перед долгой разлукой.

— Горько узнать таких людей и тут же расстаться с ними! — вдруг вскричал Дар Ветер.

— Может быть, вы?.. — начал Эрг Ноор.

— Моё свободное время кончилось. Пора забираться на высоту! Гром Орм ждёт меня.

— Пора и мне, — добавила Веда. — Я погружусь в свою пучину, в недавно открытую пещеру — хранилище эры Разобщённого Мира.

— «Лебедь» будет готов к середине будущего года, а мы приступим к сборам через шесть недель, — тихо сказал Эрг Ноор. — Кто сейчас заведует внешними станциями?

— Пока Юний Ант, но он не хочет расставаться с памятными машинами, и Совет ещё не утвердил кандидатуры Эмба Онга — инженера-физика лабрадорской Ф-установки.

— Не знаю его.

— Его мало знают, так как он занимается в Академии Пределов Знаний вопросами мегаволновой механики.

— Что это такое?

— Крупные ритмы космоса — гигантские волны, медленно распространяющиеся в пространстве. В них, например, выражаются противоречия встречных световых скоростей, дающих относительные значения больше абсолютной единицы. Но это ещё совсем не разработано…

— А Мвен Мас?

— Пишет книгу об эмоциях. У него тоже немного времени в личном распоряжении — Академия Стохастики и Предсказания Будущего назначила его консультантом по полёту вашего «Лебедя». Как только подберут материалы, ему придётся проститься с книгой.

— Жаль! Тема важна. Пора понять правильно реальность и силу мира эмоций, — отозвался Эрг Ноор.

— Боюсь, что Мвен Мас вряд ли способен на холодный анализ, — сказала Веда.

— Так и должно быть, иначе он ничего выдающегося не напишет, — возразил Дар Ветер и поднялся, чтобы распрощаться.

— До встречи! Кончайте скорее ваши дела, а то не увидимся, — протянули руки Низа и Эрг.

— Увидимся, — уверенно обещал Дар Ветер. — В крайнем случае сделаем это в пустыне Эль Хомра, перед отлётом.

— Перед отлётом, — согласились астролётчики.

— Пойдёмте, ангел неба. — Веда Конг продела свою руку под локоть Дар Ветра, притворно не обращая внимания на складку между его бровей.

— Вам, наверное, надоела Земля?

Дар Ветер стоял, широко расставив ноги, на зыбкой основе едва скреплённого каркаса и смотрел вниз, в страшную бездну между разошедшимися слоями облаков. Там виднелась поверхность планеты. Её громада, с извилистыми серыми контурами материков и тёмно-лиловыми — морей, остро чувствовалась даже с расстояния в пять её диаметров.

Дар Ветер узнавал знакомые с детства по снимкам со спутников очертания. Вот вогнутая линия с направленными поперёк неё темнеющими полосками гор. Направо блестит море, а прямо под ногами — узкая предгорная долина. Ему сегодня повезло: облака разошлись над тем участком планеты, где сейчас живёт и работает Веда. Там, у подножия прямых уступов чугунно-серых гор, находится где-то древняя пещера, просторными этажами уходящая в глубь Земли. Там Веда выбирает из немых и пыльных обломков прошлой жизни человечества те крупицы исторической правды, без которой нельзя ни понять настоящего, ни предвидеть будущего.

Дар Ветер, склонившись с платформы из рифлёных листов циркониевой бронзы, послал мысленный привет сомнительно угаданной точке, скрывшейся под наползавшим с запада крылом перистых, нестерпимо сверкавших облаков. Ночная тьма стояла там усеянной сверканием звёзд стеной. Слои облаков выдвигались исполинскими плотами, повисшими один над другим. Под ними в темнеющей пропасти поверхность Земли катилась под стену мрака, словно навсегда уходя в небытие. Покров нежного зодиакального сияния одевал планету с затенённой стороны, светясь в черноте космического пространства.

Над освещённой стороной планеты стлался голубой облачный покров, отражавший могучий свет стально-серого Солнца. Всякий взглянувший на облака без затемняющих фильтров лишился бы зрения, как и тот, кому пришлось бы обернуться в сторону грозного светила, находясь вне защиты тысячи километров земной атмосферы. Коротковолновые жёсткие лучи Солнца — ультрафиолетовые и рентгеновские — изливались мощным, убийственным для всего живого потоком. К ним прибавлялись частые ливни космических частиц и постоянная радиация зоны ван Аллена. Вновь вспыхнувшие звёзды посылали в пространство смертоносные излучения. Только надёжная защита скафандра спасала работавших от гибели.

Дар Ветер перебросил предохранительный трос на другую сторону и двинулся по опорной балке навстречу сверкавшему ковшу Большой Медведицы. Гигантская труба была свинчена во всю длину будущего спутника. По обоим её концам возвышались острые треугольники, поддерживавшие громадные диски излучателей магнитного поля. Когда установят батареи, превращающие голубую радиацию Солнца в электрический ток, можно будет избавиться от привязи и передвигаться вдоль магнитных силовых линий с направляющими пластинами на груди и спине.

— Мы хотим работать ночью, — внезапно зазвучал в его шлеме голос молодого инженера Кад Лайта. — Свет обещал дать командир «Алтая»!

Дар Ветер взглянул налево и вниз, где, как уснувшие рыбы, висели несколько сцепленных вместе грузовых ракет. Выше, под плоским зонтом — защитой от метеоритов и Солнца, — парила собранная из листов внутренней обшивки временная платформа, где раскладывались и собирались прибывшие в ракетах части. Там, как тёмные пчёлы, скопились работники, вспыхивавшие светлячками, когда отражающая поверхность скафандра выглядывала из тени защитного зонтика. Паутина тросов расходилась от зиявших чернотой отверстий в боках ракет, откуда сквозь снятую обшивку выгружались большие детали. Ещё выше, прямо над собранным каркасом, группа людей в странных, подчас забавных позах хлопотала над громоздкой машиной. Одно кольцо бериллиевой бронзы с боразонным покрытием весило бы на Земле добрую сотню тонн. Здесь эта громада покорно висела около металлического скелета спутника на тонком тросе, назначением которого было уравнять интегральные скорости вращения вокруг Земли всех этих ещё не собранных частей.

Работавшие стали ловки и уверенны, когда привыкли к отсутствию — точнее, к ничтожности — силы тяжести. Но этих умелых работников скоро придётся заменить новыми. Длительная физическая работа без тяжести приводила к нарушению кровообращения, которое могло стать устойчивым и при возвращении на Землю превратить человека в инвалида. Поэтому каждый работал на спутнике не более ста пятидесяти рабочих часов и возвращался на Землю, отдохнув на станции «Промежуточная», вращающейся на высоте девятисот километров над планетой, и пройдя врачебную регравитацию во Дворце Внешней Атмосферы в Каракоруме.

Дар Ветер, руководивший сборкой, старался не подвергать себя физической нагрузке, как бы ни хотелось ему подчас ускорить то или другое дело. Ему надо было продержаться здесь, на высоте пятидесяти семи тысяч километров, несколько месяцев.

Дать согласие на ночную работу означало ещё более ускорить срок отправления своих молодых друзей вниз на планету и раньше времени вызвать смену. Второй планетолёт, переданный стройке, — «Барион», находился в Аризонской равнине, где у экранов телевизоров и пультов регистрирующих машин сидел Гром Орм.

Решение работать без перерывов на часы ледяной космической ночи сильно ускоряло сборку. Дар Ветер не мог отказаться от этой возможности. Получив согласие, люди со сборочной платформы рассыпались во все стороны и принялись протягивать ещё более сложную паутину тросов. Планетолёт «Алтай», служивший общежитием работникам стройки и неподвижно висевший у конца опорной балки, вдруг отцепил канаты с роликами, связывавшие его входной люк и каркас спутника. Длинные струи слепящего пламени ударили из его двигателей. Огромный корпус корабля повернулся беззвучно и быстро. Ни малейшего шума не донеслось сквозь пустоту межпланетного пространства. Искусному командиру «Алтая» понадобилось лишь несколько ударов двигателей, чтобы всплыть на высоту сорока метров над местом постройки и повернуться своими посадочными прожекторами в сторону разборочной платформы. Между кораблём и каркасом снова провели путеводные тросы, и вся масса разнородных предметов, повисших в пространстве, обрела относительную неподвижность, продолжая в то же время своё вращение вокруг Земли со скоростью около десяти тысяч километров в час.

Распределение облачных масс показало Дар Ветру, что стройка проходит над антарктической областью планеты и, следовательно, скоро войдёт в тень Земли. Усовершенствованные обогреватели скафандров не могут полностью сдержать леденящего дыхания космического пространства, и горе тому путешественнику, который необдуманно израсходует энергию своих батарей! Так погиб месяц назад архитектор-сборщик, укрывшийся от внезапного метеоритного дождя в холодном корпусе раскрытой ракеты и не дождавшийся прихода на солнечную сторону… Ещё один инженер был убит метеоритом — этих случаев нельзя ни предвидеть полностью, ни предотвратить. Постройка спутников всегда берёт свои жертвы — и кто будет следующим?.. Законы стохастики, хотя и малоприложимые к единичным песчинкам, вроде отдельных людей, говорят, что наибольшая возможность быть следующим у него, Дар Ветра… Ведь он дольше всех находится здесь, на этой высоте, открытой всем случайностям космоса… Но озорной внутренний голос подсказывал Дар Ветру, что с его великолепной персоной ничего случиться не может. Как ни нелепа была эта уверенность для математически мыслящего человека, она не оставляла Дар Ветра и помогала его спокойному балансированию на балках и решётках незащищённого каркаса в бездне чёрного неба.

Сборка конструкций на Земле велась особыми машинами, названными эмбриотектами потому, что они работали по принципу роста живого организма. Конечно, молекулярная постройка живого, осуществлявшаяся наследственным кибернетическим механизмом, была невообразимо более сложной, подчинённой не только физикохимической избирательности, но и ещё не разгаданной волновой ритмике. Однако живые организмы росли лишь в условиях тёплых растворов ионизированных молекул, а эмбриотекты работали обычно в поляризованных токах, свете или в магнитном поле. Метки и ключи, нанесённые на подлежавшие сборке части радиоактивным таллием, правильно ориентировали соединяемые машинами детали, и сборка шла с поразительной для непосвящённого точностью и быстротой. Здесь, на высоте, этих машин не было, да и не могло быть. Сборка спутника представляла собою старомодную постройку с помощью рук живых людей. Несмотря на все опасности, работа казалась настолько интересной, что привлекала тысячи добровольцев. Испытательные психологические станции едва успевали просматривать всех желавших заявить Совету свою готовность отправиться в межпланетное пространство.

Дар Ветер добрался до фундаментов солнечных машин, которые раскинулись веером вокруг громадной втулки с аппаратом искусственного тяготения, и подключил свою спинную батарею к входной клемме проверочной цепи. В телефоне его шлема зазвучала несложная мелодия. Тогда он параллельно присоединил стеклянную пластинку с нанесённой на ней тонкими золотыми линиями схемой. Раздалась та же мелодия. Вращая два верньера, Дар Ветер привёл в совпадение временные точки и убедился в отсутствии расхождений не только в мелодии, но и в тональности настройки. Важную часть будущей машины собрали безупречно. Можно было начать установку радиационных электродвигателей. Дар Ветер выпрямил уставшие от длительного ношения скафандра плечи и повертел головой. Движение отзывалось хрустом в шейных позвонках, закостеневших от продолжительной неподвижности в шлеме. Хорошо ещё, что Дар Ветер оказался устойчивым к психозам, распространённым среди работавших вне земной атмосферы, — ультрафиолетовой сонной болезни и инфракрасного бешенства, иначе ему не удалось бы довести до конца почётную миссию.

Скоро первая обшивка защитит работающих от удручающей одинокости в открытом космосе, над бездной без неба и почвы!

От «Алтая» отделился небольшой спасательный снаряд, стрелой мелькнувший мимо стройки. Это выслали буксир за автоматическими ракетами, которые несли только груз и останавливались на заданной высоте. Вовремя! Куча паривших в пространстве ракет, людей, машин и материалов уходила на ночную сторону Земли. Буксир вернулся, таща за собой три длинных, отблескивавших синевой рыбообразных снаряда, весивших на Земле по сто пятьдесят тонн, не считая горючего.

Ракеты присоединялись к себе подобным вокруг разборочной платформы. Дар Ветер толчком перенёсся на другую сторону каркаса и очутился среди собравшихся в кружок техников, ведавших разгрузкой. Люди обсуждали план ночной работы. Дар Ветер согласился с ними, но потребовал замены всех индивидуальных батарей на свежие, обеспечивающие тридцать часов непрерывного обогревания скафандров, помимо снабжения током фонарей, воздушных фильтров и радиотелефонов.

Вся стройка нырнула в ночной мрак, как в пучину, но долго ещё мягкий пепельный зодиакальный свет от рассеянных газами верхних зон атмосферы солнечных лучей освещал застывший при ста восьмидесяти градусах мороза скелет будущего спутника. Ещё сильнее, чем днём, стала мешать сверхпроводимость. Малейший износ изоляции в инструментах, батареях или аккумуляторах окутывал близлежащие предметы голубым сиянием растекавшегося прямо на поверхности тока, который невозможно было передать в нужном направлении.

Глубочайшая тьма космоса наступила вместе с усилившимся холодом. Звёзды светили неистово яркими голубыми иглами. Незримый и неслышный полёт метеоритов ночью казался особенно пугающим. На поверхности тёмного шара, внизу в течениях атмосферы вспыхивали разноцветные облака электрического сияния, искровые разряды гигантской протяжённости или полосы рассеянного свечения длиной в тысячи километров. Ураганные ветры сильнее любой земной бури проносились там, внизу, в верхних слоях воздушной оболочки. Насыщенная излучением Солнца и космоса, атмосфера продолжала оживлённое перемешивание энергии, чрезвычайно затрудняя связь стройки с родной планетой.

Внезапно что-то изменилось в мирке, затерянном во мраке и чудовищном холоде. Дар Ветер не сразу сообразил, что зажглись осветители планетолёта. Ещё чернее стала темнота, потускнели свирепые звёзды, но платформа и каркас ощутимо выделялись в белом ярком свете. Через несколько минут «Алтай» уменьшил напряжение. Свет стал жёлтым и менее интенсивным. Планетолёт экономил энергию своих аккумуляторов. Снова, как днём, задвигались квадраты и эллипсы листов обшивки, решётки ферм крепления, цилиндры и трубы резервуаров, постепенно находя своё место на скелете спутника.

Дар Ветер нащупал поперечную балку, взялся за роликовые ручки на тросовых поручнях и, оттолкнувшись ногой, взвился вверх. У самого люка планетолёта он сжал находившиеся в ручках тормоза и остановился как раз вовремя, чтобы не удариться о запертую дверь.

В переходной камере не поддерживали нормального земного давления, чтобы уменьшить потерю воздуха при входах и выходах большого числа работавших. Поэтому Дар Ветер, не снимая скафандра, шагнул во вторую, временно сооружённую вспомогательную камеру и тут отключил шлем и батареи.

Разминая уставшее от скафандра тело, Дар Ветер твёрдо ступал по внутренней палубе, наслаждаясь возвращением к половине нормальной тяжести. Искусственная гравитация планетолёта работала непрерывно. Невыразимо приятно чувствовать себя прочно стоящим на почве человеком, а не лёгкой мошкой, вьющейся в зыбкой и неверной пустоте! Мягкий свет и тёплый воздух, удобное кресло манили растянуться и отдаться бездумному отдыху. Дар Ветер переживал наслаждение своих предков, когда-то удивлявшее его в старинных романах. После долгой дороги в холодной пустыне, мокром лесу или обледенелых горах люди входили в тёплое жильё — дом, землянку, войлочную юрту. И тогда, как здесь, тонкие стены отделяли от огромного и опасного мира, враждебного человеку, сохраняя ему тепло и свет, позволяя отдыхать, набираться сил, обдумывать дальнейшие дела.

Дар Ветер отказался от соблазна кресла и книги. Пришлось связаться с Землёю — зажжённое в высоте на всю ночь освещение могло создать переполох у наблюдателей обсерваторий, следивших за стройкой. Кроме того, следовало предупредить, что пополнение понадобится раньше срока.

Сегодня связь оказалась удачной — Дар Ветер говорил с Громом Ормом не кодированными сигналами, а по ТВФ, очень мощному, как у всякого межпланетного корабля. Старый председатель остался доволен и немедленно позаботился о подборе нового экипажа и усиленной доставке деталей.

Выйдя из поста управления «Алтая», Дар Ветер прошёл через библиотеку, переоборудованную в спальню установленными по стенам двумя ярусами коек. Каюты, столовые, кухню, боковые коридоры и передний зал двигателей тоже снабдили добавочными койками. Планетолёт, превращённый в стационарную базу, был переполнен. Дар Ветер шёл, едва волоча ноги, по коридору, облицованному коричневыми плитами тёплой на ощупь пластмассы, и лениво открывал и захлопывал тугие герметические двери.

Он думал об астролётчиках, проводивших десятки лет внутри подобного корабля без всякой надежды покинуть его и выйти наружу раньше убийственно долгого срока. Он живёт здесь шестой месяц, каждый день покидая тесные помещения и трудясь в угнетающем просторе межпланетной пустоты. И уже тоскливо без милой Земли — её степей, моря, кипящих жизнью центров жилых поясов. А Эрг Ноор, Низа и ещё двадцать человек экипажа «Лебедя» должны будут провести в звездолёте девяносто два зависимых года, или сто сорок земных лет, считая с возвращением корабля к родной планете. Никто из них не сможет прожить столько! Их тела будут сожжены и похоронены там, в безмерной дали, на планетах зелёной циркониевой звезды…

Или их жизнь прекратится во время полёта, и тогда, заключённые в погребальную ракету, они улетят в космос… Так уплывали в море погребальные ладьи его далёких предков, унося на себе мёртвых бойцов. Но таких героев, которые шли бы на пожизненное заключение в корабле и улетали бы без надежды на личное возвращение, ещё не было в истории человечества. Нет, он не прав, Веда укорила бы его! Разве он забыл про безымянных борцов за справедливость и свободу человека в древние времена, шедших на гораздо более страшное — пожизненное заключение в сырых подвалах, на ужасающие пытки. Да, те герои были сильнее и достойнее, чем даже его современники, готовящиеся совершить величайший полёт в космос, на исследование далёких миров!

И он, Дар Ветер, который ещё ни разу не покидал надолго родную планету, маленький человек по сравнению с ними и вовсе не ангел неба, как его насмешливо зовёт бесконечно милая Веда Конг!