💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Часовая бомба

Был обычай, который мы с Розой выполнили без слов - чтобы молодожены прожили несколько первых лет своей супружеской жизни с родителями жениха. Лишь одна темная тень падала на наш большой, испанского стиля штукатурный дом, это состояние здоровья моей сестры Люси. В одиннадцатилетнем возрасте она имела повреждение груди при аварии в школьном автобусе, после чего она постоянно жаловалась на трудности с дыханием. Хирургия не помогла и, казалось, не помогала и молитва для полного выздоровления. " Боже, почему это? " Не раз я спрашивал себя.

" Почему Ты исцелил локоть для Флоренс и не исцеляешь Люси грудь? "

Мы с Розой жили у моих родителей, когда родился наш сынок Ричард в октябре 1934 года. Мы немедленно начали строить наш собственный дом рядом с отцовским.

Следующих несколько лет были весьма решающими в нашем молочном предприятии.

Даже в годы депрессии наше дело росло свыше ожиданий отца, когда он еще работал в фабрике упряжи или когда наша лошадка Джек тянула возок, нагруженный овощами.

Мы уже владели наибольшим молочным предприятием в, Калифорнии, а у отца были еще мечты стать наибольшим молочным предприятием в мире. Нам сказали, что нигде в мире не было молочного предприятия, где бы доилось три тысячи коров.

Мечта отца стала нашей целью.

Вместе с этой мечтой были еще и другие. Мы увеличили наш транспортный состав. У нас уже было триста грузовых машин, а если мы добавим еще двести машин, то мы сможем обслуживать весь штат Калифернию. Мы сможем пользоваться нашими грузовиками и для доставки силоса, отвозить свиней и коров в бойню и мясную фабрику. Нашим мечтаньям не было предела. Да, в Америке для практического и трудолюбивого армянина не было предела в его достижениях.

И возможно, что мы могли бы достичь еще большего успеха. Я занялся моим особым проектом " Поручение номер три", - увеличением нашего молочного дела на одну треть, до трех тысяч голов. Мы купили 15 гектаров земли и начали постройку загона, силоса, коровника новейшего образца, разливочную, где молоко текло от коров прямо в бутылки без прикосновения к нему человеческой руки.

Время от времени я все еще тревожился мыслью: имеет ли Бог для меня то же самое жизненное назначение, в котором я был так уверен в возрасте мальчика.

Фактически, жизненная реальность была такова, что Бог не был центром моей жизни.

Мы все еще ездили по воскресеньям на богослужебные собрания на Глез улице с маленьким Ричардом, подпрыгивающим на заднем сиденье автомобиля. Когда же я честно проверял себя, я знал, что торговые предприятия были главным средоточием моих мыслей и сил. Для меня ничего особого не составляло начать мой рабочий день в семь часов утра и закончить в одиннадцать вечера.

В 1936 году я начал новое предприятие - фабрику химического удобрения и в связи с этим я просиживал целыми ночами за моим письменным столом.

Даже когда я молился, мои молитвы вращались около цен люцерны или горючего, расходуемого грузовыми машинами. Например: мне необходимо было сделать очень важное решение, которое предстоит перед каждым молочником - выбор породы коров.

Племенной бык, даже в тридцатых годах, стоил около 15 тысяч долларов. Но, несмотря на такую цену и выбор племенного быка был всегда рискованным делом.

Трудности состояли в том, что никто не был уверен, что племенные качества животного передадутся его потомкам. Быка, с такими племенными качествами, можно найти всего одного на тысячу.

Во время аукционного гула, я обычно молился: " Господи, Ты сотворил этих животных и Ты видишь и знаешь каждую клеточку и состав их. Укажи мне, которое из этих животных купить". Много раз я покупал захудалых, маленьких бычков - телят в ограде и наблюдал их развитие в породистых, призовых быков.

Я всегда приходил в коровник с моей пятидесятнической верой. Много раз я клал мои руки на беспокойного теленка или на корову в тяжелых родах и наблюдал удивление ветеринара, когда молитва совершала то, чего он не мог сделать.

Да, я верил. Это так. Доверие на имя нашей компании было равносильным доверию на

Бога и мы на Него уповали каждый день. Только мне казалось, что слишком много получал от Бога времени и очень мало отдавал Ему.

Вот почему однажды меня удручило пророчество, которое было сказано для Розы и для меня.

Мильтон Хансен красил свой дом в такое время, когда никто не интересовался покраской своего дома. Высокий, тонкий, светловолосый норвежец имел больше бед, чем мог их снести, но, несмотря на это, был самым радостным человеком, которого я когда-либо встречал. Мы всегда знали, когда он шел нас посещать, потому что на пути он на всю улицу пел гимны своим громким голосом.

Одного вечера мы с Розой и Мильтоном сидели в нашей небольшой передней комнате.

Внезапно Мильтон поднял вверх свои длинные руки и начал трястись. Среди пятидесятников Мильтон придерживался особого обычая, когда сходил на него Дух.

Он закрывал свои глаза, поднимал вверх руки и говорил громким ораторским голосом. Мы " с Розой были " избранными сосудами", прогремел он, и что мы ведомы Богом " шаг за шагом".

" Помышляйте о Божьем", продекламировал Мильтон. " Вы пройдете через ворота города и никто не затворит их перед вами. Вы будете говорить о святом с главами правительств всего мира". Я взглянул на Розу и заметил, что она была удивлена не менее меня. Важный представитель? Путешествовать по всему свету? Ни Роза, ни я не были дальше Калифорнии. И с трехлетним дитем и в ожидании следующего ребенка, наши надежды и мечты строились вокруг нашей маленькой семьи.

Мильтон, очевидно, заметил выражения на наших лицах недоумения. " Не вините меня, друзья", сказал он своим обыкновенным приятным голосом. " Я только повторяю, что сказал Господь. Я сам не вполне понимаю это".

Возможно, что я скоро забыл бы это пророчество, если бы не произошел второй удивительный случай. Несколько дней позже, импульсивно я зашел на собрание посреди недели в той части города, где я еще ни разу не был. В конце собрания был сделан призыв выйти наперед к кафедре. Быть может потому, что у меня было сознание в необходимости улучшения моей христианской жизни, я вышел наперед и преклонил мои колени у перила. Пастор церкви проходил возле молящихся и возлагал на них руки. Когда он подошел ко мне, он вскрикнул громким голосом на всю церковь:

" Сын Мой, ты Мой избранный сосуд для особого служения. Я тобой управляю. Ты, во имя Господне, посетишь многих высоких, власть имеющих людей в мире. Когда ты приедешь в город, двери откроются, и никто из людей не сможет их закрыть".

Я поднялся с колен с некоторой озабоченностью. Какое невероятное совпадение.

Проповедник этот не знал ни меня, ни Мильтона Хансена. Подлинно ли Сам Бог говорил ко мне? И такая непонятная речь. " Помышляйте о Божьем". Так сказал

Мильтон. Я был уверен, что это здравое наставление. И я знал, что ум мой, сколько бы я ни старался, был занят делами Шакариянового дома.

В следующем году в нашей семье произошли два особых события. Первое - это рождение нашей дочери Геральдины в октябре 1938 года, а второе - смерть моей сестры Люси следующей весной в возрасте двадцати двух лет. Она была в возрасте моей Розы, самая прекрасная из всех моих сестер, весьма чувствительная и великодушная девушка. Ее мечтой, неслыханной в то время среди армянских девушек, было стать учительницей. Витиер Колледж, который она посещала, закрылся в день ее погребения, неслыханная до этого времени честь. И впервые, через несколько лет, я опять начал задумываться и спрашивать себя этот важный вопрос: для какой цели нам дана жизнь? Какое значение она имеет?

Я смотрел на собранных в церкви после похорон друзей и семьи на традиционный обед на улице Глез и размышлял о этих вещах. Смерть среди армян всегда была сигналом для сбора всех родственников, от самых близких, до самых далеких кузин и их семей. После похорон традиция требовала застольного формального обеда - поминок. В Армении, где родственники жили отдаленными на сотни километров, для обратного пути домой через крутые горные тропинки, нужно было хорошенько подкрепиться. Здесь же в Калифорнии, похоронный обед стал священным обедом семейного единства.

Я сидел в конце длинного стола рядом с отцом. Стол стоял в главном зале церкви.

Я смотрел на мать, которая сидела в другом конце стола. Около нее сидела Роза, на ее коленях сидела маленькая Гери и около нее рядом четырехлетний Ричард.

Дядя Магардич Мушеган умер несколько лет раньше, но рядом с Ричардом сидели сын Арам и Арама сын Хари. Шесть моих теток, сестер отца, были так же здесь со своими мужьями и семьями. Четверо моих сестер: Руфь, Грейс и Роксана были здесь со своими мужьями и детьми. Даже Флоренс в пятнадцатилетнем возрасте по армянскому обычаю уже считалась совершеннолетней женщиной. А за остальными столами вокруг нас сидели племянницы, двоюродные и сватья без числа.

И все мы были состоятельными и зажиточными. Это были крепкие, гордые люди, мужчины с крепкими насыщенными желудками, а женщины в шуршащих, черных, шелковых платьях. Я даже думал о пророчестве, по которому все, находящиеся в этом помещении, приехали в эту обильную страну.

" Я благословлю тебя всяким благословением". Бог дал Свое обещание еще в Кара Кала и теперь, смотря вокруг себя я видел, что Он исполнил Свое слово.

Но в том пророчестве была еще одна часть: " Я соделаю твое наследие благословением другим народам". Выполнили ли мы эту часть пророчества? Где мы были благословением другим? Отчасти. Все эти люди были хорошие соседи, хорошие рабочие, хорошие работодатели. Но... этим заканчивается все.

" Нет, это не все", я сказал Розе, когда мы ехали обратно домой в Довней. " Я чувствую, что Бог желает, чтобы мы делали что-то больше народам вокруг нас. Я только не знаю что".

В течение нескольких следующих месяцев я начал обращать очень серьезное внимание на людей, с которыми я ежедневно работал. А их было очень много. Не только наши скотники, но поставщики зерна, шофера грузовых машин, поставщики бутылок. И я сделал большое открытие.

Никто из этих людей не говорил о Боге.

Прошло некоторое время, пока я осознал все это. Бог был так реален для меня, как Роза и мои дети. Он был частью всякой минуты каждого дня. Конечно, в моем подсознании была мысль, что на свете есть люди, которые не знают Бога. Вот для этой цели и собирались миссионерские пожертвования, куда-то на Тихоокеанские острова.

Но здесь в Лос Анжелосе, где стояли церкви на каждом углу, чтобы здесь были взрослые неверующие люди - мне не приходило на ум. А теперь, когда я пришел к этому сознанию, что я смогу сделать?

Во время одной вечерней молитвы весьма потрясающаяся сцена представилась в моем уме. Сцена эта происходила в Линкольн Парке, большом, открытом месте, где было много зелени и деревьев, километров пятнадцать от Довней. Здесь мы часто собирались на семейные пикники. По воскресным дням, в особенности к вечеру, здесь могло быть около четырех тысяч людей, рассевшихся на одеялах по траве. Но в картине, которая внезапно представилась мне, я видел себя на платформе, как бы выше и посреди всех этих людей. И я говорил им об Иисусе Христе.

На следующее утро, после хорошего ночного отдыха, вместо того, чтобы выйти из моей памяти, это странное явление оставалось со мной. Завязывая голстук, я сказал об этом Розе. " Дорогая моя, я представляю себе необыкновенное явление, что я стою на возвышенности и говорю к людям..."

"...В Линкольн Парке! " Закончила она вместо меня.

Я отвернулся от зеркала, пальцами затягивая мой галстук.

" Я была занята той же самой мыслью", сказала она, " Она преследует меня. Все это казалось мне таким не реальным, что я даже не хотела говорить тебе".

Обменявшись взглядом, мы стояли в нашей солнечной спальне, мало думаю о том, как часто мы будем переживать эти явления. В это время, все происходившее с нами, казалось нам странным совпадением, не имеющим никакого значения.

" Роза, ты меня знаешь. Если мне говорить к более, нежели двум человекам, я становлюсь косноязычным и даже забываю мое имя. Я, медленно думающий и говорящий, молочний фермер. Я никогда не смогу высказать словами, какое значение имеет для меня Христос.

Но Роза не хотела отстать от этой мысли.

" Помнишь, мы просили Бога указать нам, чем мы могли - бы служить Ему. А что, если это Его ответ? Как это могло случиться, чтобы мы оба имели такую странную мысль и в одно и то же время? "

Я сверился в городской управе и узнал, к моему облегчению, что Линкольн Парк предназначен только для общественного пользования и поэтому никаких частных предприятий в нем производить нельзя.

Но Роза, занявшись своим личным расследованием этого дела, обнаружила пустой участок земли через улицу против парка. Земля эта принадлежала человеку, который разводил страусов и здесь же он намеревался продавать их. Его торговые дела не были слишком успешными и он с большим удовольствием согласился арендовать нам часть участка в воскресные дни после обеда.

Не вполне отдавая себе отчета в том, что происходило, я обнаружил себя вовлеченным в это странное дело. Мне нужно было с самого начала разрешить несколько практических деталей, которые меня страшили. Необходимо было заручиться разрешением полиции, построить платформу и взять в аренду громкоговоритель. Роза намеревалась пригласить из церкви несколько девушек для пения.

Что же касается речей, я утешал себя, что в моей жизни я слыхал так много проповедей и это поможет мне разговориться, а остальное время займут девушки пением.

С приближением первого воскресенья я начал пробуждаться по ночам вспотевшим.

Мне снился один и тот же сон, что я стоял на страшно высокой платформе, кричал во весь голос и размахивал руками. Но к моему великому ужасу я видел перед собой всего несколько человек, с которыми днем я вел торговые дела.

А если так случится в действительности? А если кто из моих покупателей или продавцов окажется здесь в парке? Что они подумают? Вот здесь я, успешный, молодой, деловой человек, имеющий доступ в разные общественные организации, с хорошей репутацией, благодаря своему здравому суждению и поведению. А что сталось бы, если бы молва распространилась, что я стал каким-то религиозным фанатиком? Все это не только повредило бы моей репутации, но репутации моего отца, который отдал на это всю свою жизнь.

Наконец наступило первое воскресенье в июне 1940 года, день на который мы назначили наше выступление. Мы подъехали к участку возле страусовой фермы после утреннего богослужения в церкви и расставили громкоговорители. День был теплым и безоблачным и Линкольн Парк был переполнен народом. Почему не пошел дождь на этот день, думал я, когда Роза повторялась, что сегодня хороший день. Вот Роза и три девушки из церкви начали петь знакомый гимн" " Что за Друга мы имеем". Пение закончилось. Я ступил три ступеньки и поднялся на платформу, сгреб микрофон и прочистил мою глотку. К моему ужасу мой голос громом загремел в громкоговорители. Я отступил шаг назад.

" Друзья..." начал я. Опять мой голос заревел в громкоговорители вокруг меня. Я спотыкаясь проговорил еще несколько предложений, думая только об механическом эхе моего голоса, а затем в отчаянии дал знак девушкам продолжать пение.

Я начал замечать, что то там, то сям в парке люди начали поднимать с травы свои одеяла и я подумал, что мы определенно гоним их из парка. Но к моему удивлению, большинство из них подходили ближе к нам, усаживаясь где кто мог, чтобы лучше видеть и слышать. Имея перед собой публику, я овладел собой. Я обратно подошел к микрофону, выбрал одного человека в толпе в желтой рубахе, впялил в него мои глаза и направил на него всю мою проповедь.

Вдруг я слышу ясный, из далека доносящийся женский голос:

" Дорогой, не будет ли это Демос Шакариян? "

Мои глаза начали поиски в толпе. Вот она там в толпе, указывала на меня, около продуктовой корзинки, а около нее, жмурясь, как близорукий, сидел мужчина, у которого мы на днях купили наэлектризованный забор.

" Не может быть, чтобы это был Шакариян", сказал он, после некоторого молчания.

Порывшись в кармане своей рубахи, он вынул очки.

" Что ты скажешь? Да, это он, Шакариян! "

Воротник рубахи резал мне глотку. Микрофон стал мокрым и скользким в моих руках.

Я услыхал плач и подумал, не плачу ли я. Я глянул вниз, а там возле моей маленькой платформы стоял человек в желтой рубахе, со слезами текущими по лицу.

" О, вы правы, брат, вы правы! " Плакал он. " Бог был так добрым ко мне".

Я с удивлением посмотрел на него. К счастью Роза не растерялась и пригласила его взойти на платформу. Он взял запотевший микрофон из моих рук и в длинной речи рассказал о своих материальных успехах и личных неудачах. Небольшая группка людей перешла улицу и окружила платформу.

" Такой и мой опыт", сказал другой человек, который поднялся три ступени на платформу. Я забыл о громкоговорителе и о человеке, который продал мне забор. Я думал лишь о чуде, которое сотворил Господь в Линкольн Парке. Когда мы укладывали в конце собрания наши вещи в ящик, шесть душ вручили свою жизнь Господу в этот вечер.

Три месяца подряд: июнь, июль и август в 1940 году мы держали такого же порядка собрания по воскресеньям. Мы начинали на участке против парка в два часа дня и продолжали до пяти или шести вечера. Мы скоро установили обычай. Иногда на собраниях появлялось несколько крикунов и несколько успокоителей, поддерживающих нас. В среде наших друзей был один человек, которого Господь недавно избавил от рабства алкоголю. Некоторые из них подходили к платформе, правда, немногие, может быть четыре, десять, двенадцать. С некоторыми из них мы старались поддерживать общение, а о других мы не знали, какая перемена произошла в их жизни.

Если внешние результаты этих воскресных собраний после обеда трудно было определить, то внутренние, в моем случае, были весьма ясны. Я шел на собрания с опасением о моем личном достоинстве, а уходил из собраний с сознанием, что я ничто, и у меня нет достоинства. На мои опасения, что кто-то из моих знакомых увидит меня, Господь ответил тем, что каждое воскресенье после обеда приходили люди, с которыми я на неделе имел торговые дела.

Бог как будто бы говорил: ты унизил себя перед этим человеком. Еще одним стало меньше для тебя заботиться о том, чтобы сохранить твое достоинство.

Позже, когда я встречался с моими знакомыми в Львином клубе или в клубе Кивание, обычно в начале обеда, то была или странная тишина или взрыв смеха. Не больше.

Никакой торговой катастрофы не случилось, которую я себе неясно представлял. К концу лета я выучил урок, которого_ никогда не забуду: " Что люди думают о нас", это большей частью пугало нашего собственного себялюбия.

Того же лета мы пережили сопротивление нашей активности со стороны, с которой мы с Розой меньше всего ожидали, со стороны церкви на Глез улице. Старейшины церкви на Глез улице почему то посчитали наши собрания в парке своего рода " прогулкой", летней затеей молодежи. И так как эти собрания продолжались каждый воскресный день, то старшее поколение в церкви запротестовало против них.

В августе, на утреннем воскресном собрании, один из старейшин выступил и от имени всей церкви, предупредив нас относительно собраний в Линкольн Парке.

" Это неправильно", заявил он, потрясая своей седой бородой от волнения. " Это не армянский обычай! "

И мне сразу стало ясно, что он был прав. Я представил себе Армению, маленькую, обороняющуюся страну, которая столетиями льнула к единой правде, выдерживая порабощения и преследования. Всегда окруженная сильнейшими, неверующими народами, находя свою силу во внутреннем сосредоточии.

Если бы нам с Розой было сказано смотреть на людей, то мы решили бы теперь быть самостоятельными. Первый раз в нашей жизни мы столкнулись с генерацией наших родителей. Людей, которых мы видели прошлым летом в Линкольн Парке на одеялах, было гораздо больше, чем мы их себе представляли и во многом больше нуждающихся.

В сентябре дни стали холоднее, толпы народа уменьшились в парке и мы решили прекратить наши собрания. Молочное предприятие занимало все больше и больше моего врамени, так как я готовился к новому способу продажи молока. Почему, я спрашивал себя, не начать доставку молока по дороге Рилаенс номер три? Мы сможем продавать наш продукт на один цент дешевле на литре молока, чем берут поставщики на дом или продают в лавочках.

Чтобы осведомить об этом публику, мы сделали Большое Открытие, с присущей ей рекламой. Объявления в газетах, объявления по радио, летучки по почте. А в молочной - плакаты, музыка и известные развлекатели. Торговое дело началось очень хорошо и так продолжалось с успехом. Немедленно мне пришла в голову мысль начать такие пункты по всему Калифорнийскому штату. Это сделает нас богатыми.

Но самым удачным предприятием, создавшим богатство Шакариянов, было наше новое мукомольное дело.

Вряд ли я мог представить себе, что ситуацию эту можно сравнить с часовой бомбой.

Казалось, что мукомольное дело было натуральной необходимостью в развитии молочных продуктов. Молочная корова съедала в сутки девять килограмм зерна и 15 килограмм сена. Если помножить это на три тысячи коров, которых мы в недалеком будущем надеялись иметь, то получалась неимоверная цифра зерна и сена на каждый день.

Все прошлые годы мы покупали зерно из местной мельницы. Затем мы мешали зерно сами по формуле, которую мы установили, дающей наилучшее качество молока.

Результаты были настолько хороши, что соседние молочники часто спрашивали отца:

" Исаак, не мог ли бы ты продать нам твою смесь? "

" Почему нет", отвечал отец.

Нам казалось, что это будет следующим логическим 4 шагом в нашем предприятии.

Мы сможем покупать зерно в большом количестве и таким образом уменьшаться расходы в нашем молочном деле. С возрастающей потребностью мы сами будем молоть и таким образом еще больше уменьшать наши расходы. Одновременно мы сможем иметь небольшой доход от продажи зерна другим молочникам.

Итак, с большими ожиданиями мы начали наше новое предприятие. Мы приобрели мельницу недалеко от одной нашей фермы с тремя двадцати метровыми элеваторами, применяемые раньше для хранения кукурузного силоса. Мы их освободили, вымыли и укрепили новым слоем цемента.

Я предвидел прекрасную будущность для нашего нового дела. Южно-Пасифик железнодорожная линия проходила мимо этих элеваторов. До этого зерно всегда разгружалось из товарных вагонов в элеваторы весьма сложной системой грузовых машин, буравом и вручную лопатой. В первый год нашей мельничной операции я усовершенствовал систему перегрузки зерна в элеваторы способом огромных вакуумов. По старой системе три человека работали целый день, чтобы выгрузить сорокатонный вагон зерна. По новой системе один человек производил эту работу в два с половиною часа. Мы сократили наши расходы на 80 процентов и произвели немалое движение среди индустриалистов.

Я любил посещать мельницу. Гуденье машин, шум вакуумов, постукиванье колес товарных вагонов и даже мучная пыль, которая ложилась на крышу моего черного Кадилака - все это опьяняюще действовало на меня.

И все же, хочу сказать, что это новое предприятие было для меня большой ловушкой.

Я начал заниматься новыми товарами. Товары эти бешено колебались в ценах. Те, кто занимается торговлей овса, пшеницы, ячменя, могут заработать и потерять огромные суммы денег в несколько часов. На Вол Стрит в Нью Йорке только специалисты занимаются этим делом. Но фермер, который имеет дело с физическим зерном, также до некоторой степени спекулирует, хочет он этого или нет.

А это случается таким образом: Я, например, покупаю зерно первого июля, с условием доставки на следующую осень. Я плачу за зерно цену текущего месяца, зная, что цена на продукт, возможно, к времени доставки перемениться. Если я уплатил за зерно в июле по два доллара за пятьдесят килограмм, а к осени цены снизились до одного доллара и пятьдесят центов, то я потерпел урон. А если цены поднялись до двух долларов и пятьдесят центов, то я заработал. Чтобы быть хорошим мельником, необходимо было делать большую закупку зерна, предвидя повышение цены, или не покупать, зная, что цены понизятся.

Теорию этого дела я уже знал зимой 1940-41 года. Мне еще предстояло научиться на практике.