Глава 78

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Глава 78

Московской рати почти не пришлось участвовать в деле. Протасий водил конную дружину в зажитье, а пешцы простояли на устье Малой Пудицы. Сторожа ходила по опустелым деревушкам и чуть не прозевала, когда неожиданно подошли тверские полки. Рать пополошилась. Данила сам скакал под стрелами, ругаясь, размахивая шестопером, собирал дернувших в бег ратников. Кое-как зацепились за опушку леса. Пока сутки ждали Протасия, все было тревожно, без конницы не чаяли устоять. Тверичи, впрочем, сами не полезли. Загнав москвичей в лес, они обошли Данилову рать и заставили потесниться, в свой черед, ростовчан, что пустошили деревни по Медведице. Видимо, у Михаила все же не хватало сил. Еще через два дня (проведенных многими в снегу и в полной неуверенности, что же происходит у соседей?) объявили о переговорах. И Даниле, дождавшемуся наконец Протасия с конницей, к его облегчению, не пришлось наступать на тверичей. Драться с давешним союзником, с коим вместе позапрошлым летом громили литовцев, - это как-то не умещалось у него в голове. Он и под стрелами скакал с поднятым забралом не столько от презрения к опасности, сколько потому, что в голове не умещалось: как это Михаил может его убить? После уж, когда остаивался под соснами, по конской дрожи понял, что и самого могли... Очень даже свободно! Полону набрали немного, добра - того меньше. Расходов на сбор и прокорм рати и то не покрыли, верно. Это татарам легко, идут в поход безо всего! А тут с обозами... Куда далече, - коли уж воевать, - так нать татарским побытом: кусок конины под седло... Данил поморщился. Он пробовал раз такое, размятое, густо пропитанное конским потом, мясо, б-р-р-р! Ить и без соли, поди, жрут! За Дмитровом он покинул свою победоносную рать, что валила кучей, на радостях потерявши всякий строй (тут уже начиналась своя земля, и можно было спихнуть полки на Протасия), и поскакал вперед, где его ждали брошенные на ключников, посольских, путников, старост, тиунов и прочую челядь дела и где без княжого глаза уже, поди, такого наворотили за эти-то три недели зряшной войны! Переночевав в Протасьеве селе, в терему своего воеводы (князю там всегда загодя готовили особый покой, и ключник уже знал, когда - было и вытоплено, и постелено), Данил уже нигде не останавливался вплоть до самой Москвы. Проскакал весь путь верхом и въехал в городские ворота, едва не обогнав своего же гонца. И первое, что бросилось, когда жадными глазами озирал свое владение, - кули с зерном, густо запорошенные снегом, на снегу, на улице, у житничного двора. Свалясь с коня, на негнущихся ногах, он пошел к воротам житницы. Выскочил какой-то с перекошенным лицом и, не успев осклабиться, от удара плети полетел в снег. - Хлеб! Под снегом! Запорю! - взревел Данил. Заметались вокруг него. (Все же выучил, сбежались быстро.) - Людей нет? А эти? Хари! Через пять минут " дети боярские" и ратники, снятые со всех стен, торопливо составив копья и отстегнув сабли, бегали с кулями, а Данил, давая волю гневу, бил плетью по бревенчатой стене. Бить людей он все же как-то не мог. Житничий повалился в ноги. Данил булькал, задирая бороду, разевал рот. Тот, сообразив, как был, без шапки, в шелковом зипуне, схватив куль, поволок внутрь, уходя от расправы, и там уже, изнутри, раздался его истошный вопль: - Как кладешь, падаль! Кули, оказывается, привезли к ночи да тут и оставили. Случились татарские послы, и захлопотавшиеся бояре не успели распорядиться. Об этом, забегая сбоку, скороговоркой сказывал дворский. - Какие послы? Хлеб! Хлеб! Остоявшись, Данил приказал: - Нижние кули развязать. Ежель замокло, пересушить все! Шкурой, шкурой! Впрочем, кули таки были навалены на рогожи. Гора таяла, и уже высовывались из-под нее кое-где края рогож. Данил, шаркая, шел к своему двору. Брошенного коня слуги уже водили под уздцы по кругу. Овдотья, сильно раздобревшая после четвертых родов, в это утро еще не ждала князя и потому поленилась вовремя встать. С вечера пробаловалась, вместо того чтобы сразу лечь, провозились чуть не до полуночи. Спала Овдотья с сенной боярыней. Та недавно обвенчалась, и Овдотья, когда уже задернули полог и разоболоклись, стала щупать и щекотать молодку, уверяя, что уже заметно. Развозились, сбили всю постель. Потом, чуть не доведя уже до слез, Овдотья стала обнимать и утешать подругу. - Данил Лексаныч ужо! - задыхаясь, отбивалась та от княгини. - А что! И приедет! - Овдотья, прищурившись, развалилась, выгнулась, потягиваясь: - Уж на тебя его не променяю! - звонко сказала она, снова захохотав. А утром проспали. Овдотья все ж проснулась первая. Высунула нос из полога. Потом выпрыгнула, не зовя девку, поплескалась у рукомоя. Вспомнив вчерашнее, подошла к пологу. Боярыня спала, посапывая, ткнувшись носом в подушку. Овдотья тихонько подняла ей подол рубашки и шлепнула мокрой рукой по мягкому месту: - Вставай! Та ойкнула, подпрыгнув на кровати. Заслышав шум, вбежала сенная девка. - Одеться подавай! - строго бросила Овдотья. Оболокшись, примерила новый синий плат. Красуясь, осмотрела себя в зеркало: брызги серег, очелье над белым лбом, полная белая шея. У нее и голос изменился, стал тоже полный, влажный, трепещущий, с переливами. Нянька принесла ребенка, младшенького, Ванюшу, показать. Годовалый сын смотрел внимательно, медленно потянулся пальчиками потрогать украшения. Висел в руках, подкорчив ножки. - Ну-ко, Ванюшка! Стань, стань на ножки! Ну! - говорила Овдотья, присев перед ним на корточки. Ваня стоял, протягивая ручки, и так же внимательно-просительно глядел на мать. Овдотья со вкусом расцеловала младшего в пухлые щеки, отдала няньке. Завтракали вчетвером рябцами и кашей сорочинского пшена. Холеными, с перевязками, как у ребенка, руками Овдотья рвала холодную дичь: пока, до поста, отъесться! Жаль, что Святки прошли, а то бы пошли сейчас в личинах по Кремнику! Задумавшись, она вдруг всплеснула руками: - Б-а-а-бы! Татарских послов видали? - Без Данил Лексаныча... - Ничего, мы в щелочку! Овдотья прыснула и, торопливо ополоснув руки, начала кутать плечи в пуховый плат. Возвращаясь, громко обсуждали: - А тот-то! Тот-то, черный! У-у-у! Как ихние женки с има живут! Да и не одна еще... А они мелкие, татарки! - дурила Овдотья. - Их такому-то и нужно не мене четырех! Ох! Бита буду нынче! Сквозь девичью (девки встали и поклонились) Овдотья прошла в келейку к детям. Там слышался визг. Нянька отлучилась, и Юрий уже таскал Сашу за вихор, а трехлетний Борис, видимо тоже побитый Юрием, сидел на ковре и ревел. Ваня выглядывал из кроватки, стоя, держась за спицы, любовался возней братьев. Завидя мать, нашкодивший Юрий стрельнул разбойными глазами, тряхнул рыжей головой: - А Сашко меня бьет! Сашко, уцепившись за ногу Юрия, действительно, не видя матери, яростно лупил старшего брата. Овдотья оторвала " именинника" (Сашку недавно справляли постриги), шлепнула, тут же влепив подзатыльник старшему: - У-у, падина! Юрко только того и ждал - отчаянно заревел в голос. Теперь ревели все трое, и только Ваня, стоя в кроватке, переступал ножками и с внимательным любопытством глядел на братьев. Нянька, что выносила опруживать ночной горшок, взошла и строго прикрикнула на сорванцов: - Вот батя приедет с войны, задаст! - А бати еще нет! - сказал Юрий, сторожко глядя то на няньку, то на мать. Он на всякий случай кончил притворный рев и, решив подольститься к матери, повис у нее на руках. - Буквы учишь? - спросила Овдотья. - Ленится! - ответила за него мамка. - Да и непоседа такой, уж дьячка замучил, все вертится. Овдотья, взяв на руки трехлетнего Борю (он тотчас прижался и стал слегка подхныкивать), - " ну-ко! " - стала перебирать светлые волоски. " И в кого это Юрко такой рыжий? - подумала она. - Как солнышко! " - На Юрия, первенца своего, Овдотья совсем не могла сердиться и баловала ужасно. Сама знала, ничего с собой поделать не могла. - Мам! Коня хочу! - стал ныть Юрий, пристраиваясь сбоку. Сашок меж тем занялся игрушкой, из-за которой, видимо, и разгорелась драка. - Вона сколь! - кивнула Овдотья на деревянных расписных и глиняных лошадей. - Да-а-а, живой чтобы! Езди-и-ить!.. - Нос не дорос! - Дорос! - капризно возразил Юрко. - Я уже сажался на дворе! - Батю проси! Ну-ко! - обратилась она к няньке. - Дай гребень! Плохо следишь, кажись, гниды у их. - Дак всюду бегают! В девичьей все! Всяк на руки норовит, и на поварне, и на дворе, не уследишь! - Да и глаза вон заплыли. Девок построжи! Пущай и за собой следят! Отец увидит, обем нам с тобой мало не будет! - Взяв гребешок, она стала ловко щелкать насекомых. - Рубашки тоже перемени! - приказала Овдотья. - Ну, пойду. Заспалась я сей день! - Мама, мам! Мамка, не уходи! - затянули в три голоса княжичи, а Юрка, забежав, ткнулся в материны пышные бедра. Приодержавшись, она огладила золотую голову сына. - Мам, наклонись! Она склонилась, он обвил руками ее за шею, потянулся, дыша горячо в ухо, попросил шепотом: - Подари коня! Овдотья расхохоталась, шутливо подрала Юрия за вихор, ушла. Надо было обойти службы, посмотреть, как ткут портна, что делается в бертьянице, в медовушах, солодожне, проверить рукодельниц: заштопано ли то, выходное? Цела ли снасть, что выдавала сама мастерицам давеча, и почто так много уходит шелку, не воруют ли? В девичьей похвалила шитье, в моечной за разбитую ордынскую дорогую чашку набила по щекам неумеху девку, велела сослать на двор, в портомойницы. Пока держался гнев, прошла в детскую, где Юрко мучал дьячка. Юрию досталась изрядная трепка. Поняв, что мать в нешуточном гневе, он только тихо скулил. После порки ученье пошло резвее. Посидев рядом с дьячком для острастки и убедясь, что дело движется, Овдотья опять отправилась в обход служб. Так, в хозяйственных заботах, пролетело полдня. Отобедали. Наконец, к вечеру, уселись за пяльцы и уже наладились читать жития святых старцев египетских, " Лавсаик", когда ворвалась дворовая девка с выпученными глазами: - Приехали! В гневе! За зерно! Овдотья всплеснула руками. Как не догадала с утра приказать заволочить в анбар! Уже все заметались как угорелые. - Кормить, живо! - приказала Овдотья, сама, отругав себя, торопливо побежала встречу. Данил входил, отшвыривая двери и на ходу расстегивая дорожное платье. Слуги подхватили ферязь и шапку, Овдотья, охнув, обхватила в объятия полными руками, грудью, вжалась лицом в бороду. Густой конский дух шел ото всего. - Заждалась, Данилушка! Он еще фыркал неизрасходованным гневом. - Моя беда! - скороговоркой повинилась Овдотья. - Ты в дому! На то бояра есь! - буркнул Данил в ответ. Он еще метал глазами по сторонам, ища домашнего беспорядку. Но тут с ликующим визгом налетели малыши. Юрко, вцепившись, полез, как белка, и уже, сопя, усаживался на плечи. Сашок повис на ногах. И Борисок уже торопился, ковыляя, а нянька, сияя во весь рот, семенила, поддерживая его за ручку, а другой рукой неся уставившегося на отца круглыми глазами Ванятку. - Ну, даве дрались, а тута вместях! - Дрались? - спросил Данила, стягивая Юрка. - Ты, поди?! Дети разом погасили гнев. Тут уж Овдотья могла без труда усадить мужа, сама стянула сапоги, уже несли сменное платье, уже стояла девка с полотенцем. Данил, отмахнувшись, прошел в изложницу. Овдотья следом. Сволок рубаху, брызгался, тер шею. - Ладно! Париться ужо! Жена с поклоном подала чистую сорочку, зипун. Данила переменил порты, перепоясался. В мягких домашних сапогах вышел в столовую палату. Овдотья сунулась подавать. - Седь! - приказал Данил. - Слуги есь! Овдотья присела, стала отламывать по кусочку, взглядывая на мужа. Знала, что не любил есть один за столом. Данил наконец отвалился, срыгнул. Посидел, прикрыв глаза. Тело гудело от целодневной скачки. - Что за послы? - спросил он еще сердитым голосом. - Завтра... - Завтра, завтра! Знать должон! Зови! Думный боярин боком влез в покой, поклонился князю. - Каково доехали? Приличия не позволяли сразу начать о деле. Расспросил князя про поход. Данил, дернув усом, отмахнул рукой. - Сказывай! - Опять выход требуют, батюшка-князь! - Что они там сами не сговорят никак! Телебуга с Ногаем в брани, а я при чем? Али и тому и другому выход давать? Ладно, из утра приму. Опеть подарки давать, будь они неладны... А вы тут с хлебом! - Виноваты, батюшка! - Помене бы виноватых, поболе тружающихся! - проворчал Данил. В голове уже складывалось, как лучше отделаться от татар: " Свалить на Митю! Пущай брат, раз уж великий князь, сам и решает, а послам - ни да ни нет! " - Что еще? Боярин улыбнулся: - Как ты, батюшка, велел примать убеглых, дак с Рязани к нам много народа нонече! - Слышал. Елортай Рязань громит! Как еще всех не разогнали? - Тут такое дело... Коломенски бояра опеть просятся к нам! - С Романовичами в ссору... - Дак вишь... татары... Им и тех забот хватает! - Сейчас хватает, а уйдут татары, как тогда? Коломна рязанская ить! - Душат нас! Мытное с кажной лодьи в Коломне даем! - В голосе боярина аж слезы зазвенели. Данил пожевал губами. Пристально глядя в лицо боярину, задумался. Коломна была нужна! Как на смех - сразу-то он не разобрался, - его княжество со всех сторон оказалось зажато соседями. К югу пути запирали рязанские города: Коломна и Лопасня, к Смоленску - Можайск, меж ним и Тверью поместился дмитровский князь, хоть и свой, а пошлины платить все же приходилось, от Новгорода отделял Волок Ламской, когда-то новгородский, а теперь Митин город... Туда, к Переяславлю, леса, а там уж удел великого князя. С любым товаром ни к себе, ни от себя без торговых пошлин никуда не сунешься. Купцы, пока доберутся до Москвы, платят и платят. Хорошо Михайле Тверскому: Волга! До самого Сарая, и того дале - до Персии самой, путь чист. Волга - не Москва, ее цепями не запрешь, плотами не перегородишь поперек воды! И все-таки воевать не стоило. Сейчас разорены, дак уломаю. Позволил бы хоть рязанский князь свои анбары в Коломне поставить, и то добро! А бояр... Бояр... Поговорить надо, а принять... - Ладно, иди! Да, что там за колгота у Кочевы с Блином? Места в думе не поделят? Или покосов на Воре? Скажи, вдругорядь выдам головой, тем и кончится, и села отберу! - пообещал Данил. Боярин с поклонами полез вон. Коломна не выходила из головы, пока парился, смывая дорожную грязь. Все просят! Дак на иные просьбы... Как Овдотья тогда рыдала, узнавши, что Муром снова громят, требовала бить татар: " Ты можешь! " Даже брат не может! А Рязань... Нет, нынче Рязань трогать не след. Еще не след! После бани Данил, подобревший, возился с детьми. Журил за драки. Теперь велел принести веник и дал ломать. Несмышленыши сопели, старались. Юрко даже с яростью ломал - не получалось. Отец посмеивался. Наконец, когда уже почти дошло до слез, сказал: - Дай-кося! Ловко рознял, и стал ломать по прутику, и откидывать. - А я думал, надо целый! - Вот то-то, что целый! Целый не поломашь! Так и вы, братья. Одна семья! Вместях вас николи никто не сломат! А будете драться - ратиться, так кажного по одинке... Уразумел? - Да! А они!.. - Уразумей! Ладно, воины, спать пора! - Ты чего пришел? - поднял он глаза на житничего, что давно уж переминался у порога. Житничий начал объясняться, почему сгрузил вечером и не убрал. - Сам же ты, батюшка, Данил Ляксаныч, не велел мужиков в ночь держать... - И не велю! Они и так от зари до зари тружаются! Ты на что ставлен?! Беречь добро! Кто там перекидает - дело пятое, а от тебя одна польза: вот, что наработали, вот, люди, твое дело, чтоб - он поднял ковригу, показывая, - от поля до стола зерна не пропало! - Дак, батюшка, не пропало же! Зерно, оно холоду не боится... - Ну, а пал бы морок в ночь? Ростепель? Дождь? И сгорело бы сколь четвериков доброй ржи! Поди! Да, еще! - остановил Данил. - В шелковом зипуне кули не таскают. Свое не беречи - Князева и подавно не сбережешь! Ступай! Вдругорядь сблодишь - на конюшню сошлю, коням хвосты чистить... Разоболокаясь, Данил качался от усталости, но, и уже обарываемый сном, он привлек к себе пышное тело жены. Все-таки как он по ней соскучился! И только одно стороннее еще тревожило ум: что Юрием надо заняться по-годному. Семь лет уже, и учить пора путем! Данил так и уснул, не разжав объятий. Овдотья, удовлетворенно, с тем радостным удивлением, которое и теперь, после четверых детей, каждый раз появлялось в ней после его ласк, гладила ему волосы, расправляла бороду, потом, повозившись, устроилась, привалясь грудью, уснула тоже. Данил не любил отлагать решенного дела и взялся за Юрия на другой же день. Тем паче вскрылись крупные Юркины шкоды: он пролил мед из бочонка и рассыпал зерно на поварне. От шалостей с зерном, помня давешнее, Данил решил отучить сына враз. Дал решето и велел все просыпанное там и в амбаре собрать и просеять. Юрий, поглядывая на отца, принялся за работу. Ему скоро надоело ползать по полу, и он, пользуясь тем, что отец отворотился, решил схитрить, принялся заметать зерно под кули. Но батя увидел, и дело кончилось поркой, первой взаправдашней, которую учинили Юрию. Отец порол сам. Избитый, глотая обидные слезы, Юрко вздумал было напомнить о своих правах. - Я наследник! - звонко и зло крикнул он отцу. Данил, сопя, оглядел наследника, вытащил за шиворот из дверей. По двору как раз проходил спившийся боярчонок, которого не успели услать на село, о чем велел Данил, но тут как нельзя лучше пригодившийся. Данил показал бородой: - Видишь? Эй! Подойди! Тот, скинув шапку, угодливо и жалко улыбаясь, приблизился ко князю. От него и нынче несло брагой. - Все пьешь? Ладно, поди! Видел? Рассмотрел? Добро не беречи - таким станешь! - Я князь... - Тебе князя такого показать? И князи есь, что не удержались на столе! Юрко исподлобья оглядел отца, понял - не врет. Два часа спустя он сосредоточенно веял собранное зерно. - Батя, а дале чего? Сушить? - Нет, молоть будем, - ответил Данил. Пошли на поварню, где была ручная мельница, и там Юрко начал молоть собранное и провеянное зерно. Сперва показалось просто, даже весело, но скоро руки начали отваливаться, глаза заливало потом, он тихо выл, но уже знал, что отец спуску все равно не даст, а Данил только подсыпал да подсыпал в отверстие жернова новые горстки ржи и словно не замечал усталости сына. Когда уже, изнемогая, Юрко отваливался, готовый потерять сознание, отец брался сам, но чуть Юрко приходил в себя, снова передавал ему рукоять мельницы. Овдотья забегала поглядеть, пожалеть сына, но Данил только цыкнул на нее - разом исчезла. Он заставил-таки Юрия домолоть до конца, хоть мальчишка даже с лица спал и глаза провалились. Когда уже кончали, откуда ни возьмись, явился Сашок, хотел потрогать муку. - А ты отойди! Ты не молол! - с замученной гордостью отгонял брата Юрко. Дали помолоть и Сашку. У него хоть и руки не доставали, но, с помощью отца, намолол-таки горсточку. После замешивали тесто. Юрий, передохнув, въелся в работу, уже месил из всех силенок. Квашню поставили в тепло и прикрыли рядном. Юрко поминутно бегал смотреть, как подымается опара. Даже ночью просыпался, спрашивал про свой хлеб. Утром выбежал еще до завтрака. Холоп-пекарь умело поправил слепленный княжичем каравай, Юрко сам пальцем сделал крест на нем, чтобы не перепутать. Затем хлебы поместили в печь. Перед обедом доставали горячую ковригу. Данил дал нести хлеб самому Юрию. Когда уселись за стол, после молитвы, Данил задержал руку и торжественно подал нож Юрию. Тот, прижав теплую ковригу к животу, сосредоточенно, хоть и неумело, покраснев лицом, стал резать. Кое-как отвалил первый ломоть. Приостановясь, поднял голову: - Батя, это мой хлеб? - Твой, твой! - усмехнулся Данил. - Сам делал! Теперь угощай! Юрий стал раздавать куски, положил отцу и матери, братьям. Не утерпев, наказал Сашку: - Крошки не роняй! Вечером, уже в постели, когда Данил зашел в детскую опочивальню, Юрко спросил его: - Батя, а я таким не буду, как ентот пьяница? " Запомнил! " - подумал Данил. - Береги добро! Всю жисть береги. Кажинный день! И с братьями не воюй! Спи!

Данная страница нарушает авторские права?