💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Репин в академии художеств.

С Ильёй Ефимовичем Репиным мне посчастливилось близко познакомиться в 1906 г. Я был тогда учеником и старостой его мастерской. Мне приходилось часто переписываться с ним по разным учебным делам. Репин жил в Куоккале и в Академию художеств приезжал раз в неделю. Учеников у него было очень много: имя больного художника привлекало к себе молодёжь, и Академия вынуждена была часто отказывать желающим учиться у Репина «за неимением места».

Илья Ефимович был очень своеобразный профессор; многих учеников своей мастерской он не знал по фамилии, и часто, при разговоре, уверял, что такого-то он «не помнит», но сразу же задавал вопрос: «а какой его этюд?» Зато все работы учеников он помнил отлично. Репин как педагог не был методистом, в его советах отсутствовала школьная система. Он часто ошибался в оценках и его замечания были противоречивы; понравившуюся ему ученическую работу он сравнивал с шедеврами великих мастеров, говоря, что это «прямо как Мурильо», но в следующий свой приход в мастерскую он уже не мог возмущаться тем же самым (но уже испорченным) этюдом и советовать его автору «открыть табачную лавочку, а не заниматься живописью». Иногда замечания Ильи Ефимовича были слишком резкими; я помню, как его слова сильно подействовали на одного молодого товарища, которому Репин посоветовал «бросить живопись и начать писать вывески» … Но такие факты были единичными. Чаще Репин делал короткие замечания по технике живописи, которые являлись для учеников настоящими откровениями.

В своим взаимоотношениях с учащимися Илья Ефимович бывал подчас сух и строг, но в большинстве случаев умел быть задушевным и простым в обращении содержательными; он не был красноречивым оратором, его речь часто облекалась в такую форму, которую понять могли не все, но говорил он горячо, с энтузиазмом и сильно действовал на аудиторию своим внутренним напряжением.

Интересная встреча с Ильёй Ефимовичем была у меня в Риме, куда я попал как пенсионер Академии. В тот год, в Риме была устроена Всемирная выставка картин. Репин, со свойственной ему горячностью, резко осуждал правительства тех стран, которые прислали на выставку лучшие экспонаты своих музеев. «Как они смели везти на это торжище шедевры, которые принадлежат векам», - возмущался он. Однажды римская колония русских художников устроила экскурсию в «Тиволи», в которой принял участие и Илья Ефимович. По дороге шли жаркие споры о Всемирной выставке, разбирались отделы всех стран и наиболее интересные работы. В разгаре спора кто-то осторожно задал Репину вопрос о «декадентстве». Он вмиг оживился и стал проводить аналогию между декаденством и той каракатицей, которую видел в знаменитом аквариуме в Неаполе. Своё сравнение он закончил фразой: «Вот так и декаденство, - что-то безобразное, бесформенное … Вот хотя бы Климт примешивал золотые и серебряные блёстки, - ничего «декаденстского» у него не было).

Мне приходилось встречаться с Репиным и в его домашней обстановке.

Он был гостеприимным и радушным хозяином, независимо от того, кто к нему приходил. А в «среды» бывали у него многие. Иногда после разъезда гостей Илья Ефимович спрашивал Н. Б. Норман- Северову: «А скажите, кто этот господин, который сидел вторым от вас справа». Наталья Борисовна делала удивлённое лицо и отвечала: Я хотела вас, И. Е. спросить о том же самом».

Помню, одну из «сред» Наталья Борисовна предложила записать речи художников- учеников И. Е. на пластинке фонографа. Ставилось условием, чтобы выступавшие говорили о Репине. Художник Г. стал характеризовать своего учителя как человека экспансивного, увлекающегося и непостоянного в оценках. Речь оратора Репин прервал восклицанием: «Ах, разве уж я такой плохой профессор».

По пятницам, в комнате при мастерской, у нас с Ильёй Ефимовичем бывали беседы о всяких нуждах учеников. Однажды художник Т., говоря о тяжёлом материальном положении учеников учащихся, предложил организовать при мастерской бюро заказов по изготовлению плакатов, икон и т. д. Репин внимательно слушал, одобрительно кивал головой и сказал: «Что же, это дело приемлемое, ведь вот Рафаэль, он тоже иконы писал, и знаете неплохо». Но затем, уже в конце беседы его настроение изменилось. Он размахивал руками и кричал: «Не надо, не надо, к чорту эти иконы. Надо писать эскизы!» И вообще убеждал ни на минуту не забрасывать творческой работы. Об этом же, мне, как старосте класса, Илья Ефимович писал в тревожные годы первой революции: «Бастовать бастуйте, это ваше право, но не прекращайте учиться и работать», - эта фраза хорошо мне запомнилась, - к сожалению, письма этого времени у меня не сохранились.

Как-то в осенний ненастный день бродили с Репиным вдоль берега Финского залива. Шли молча, вдруг он неожиданно задал мне вопрос, где я родился. Я ответил, что в деревне, - отец мой был рабочий, пекарь, - и вкратце стал рассказывать свою биографию. «Да вы не снесняетесь, - перебил меня Репин, - рассказывайте подробнее, ведь я сам сын прачки…»