Тучи сгущаются

Радо и его людей часто упрекают в пренебрежении правилами конспирации, забыв о том, что во время войны, в условиях закрытых границ ими поневоле иногда приходится пренебрегать. Если пунктуально придерживаться конспиративных законов, то после октября 1942 года связь с Хамелями надо было прекращать... и остаться без двух из четырех передатчиков в условиях огромного объема информации, которую надо было передавать в Центр.

В сентябре 1942 года в дом Хамелей явилась полиция. Пришли они вечером, как раз тогда, когда радисты готовились к сеансу связи. Пока полицейские ломились в дверь, Ольга, которая опомнилась быстрее, чем ее муж, успела уничтожить подготовленную информацию и спрятать передатчик в заранее приготовленную яму в чулане. Полицейские перерыли весь дом, но эту рацию так и не нашли. Однако под полом они отыскали запасной передатчик, который в свободное время собирал Эдмонд. К счастью, он не успел закончить монтаж, так что на приборе не было ключа и некоторых других частей. Кроме того, в целях маскировки Эдмонд собирал его в корпусе высокочастотного облучателя. Хамель заявил, что это коротковолновый прибор, необходимый ему для лечения невралгии, и даже предъявил медицинскую справку. Полицейские радиоэксперты так и не поняли, что это такое, и, в конце концов, поверили его объяснению.

В общем, Хамель выкрутился: его оставили в покое, и лишь спустя полгода состоялся суд, на котором за неправомочное хранение этого самого аппарата его приговорили... к десяти дням тюрьмы условно. Скорей всего, визит полиции был связан не с его работой, а с тем, что накануне женевская полиция арестовала его брата с нелегальной социалистической литературой и решила проверить – не занимается ли тем же самым и Эдмонд.

Правила конспирации требовали: после этой истории резидент должен был прекратить всякие отношения с Хамелями, вывести их из состава резидентуры. Однако Радо не пошел на то, чтобы, при таком объеме передаваемой информации, лишить группу радиста. Эдмунд продолжал выходить в эфир и спокойно работал до 1943 года. Должно быть, это, действительно, было случайным инцидентом.

Но другие инциденты случайными не были. Как ни осторожно работали радисты, однако, при таком количестве сеансов связи, все радиоточки достаточно скоро были обнаружены. Трудно сказать, когда об их существовании узнали швейцарцы. С одной стороны, радиопеленгаторных установок у них было мало, и использовались они, в основном, для слежения за немецкими самолетами. С другой, если даже передатчики и были обнаружены, то у швейцарских спецслужб не было серьезных оснований поднимать шум, проводить сложные и дорогостоящие операции по их обезвреживанию – на какую бы страну ни работали эти рации, ясно было, что работали они не против Швейцарии, а против Германии. К немцам же в этой стране даже власти ни малейшей симпатии не испытывали.

Как и в любом другом государстве, швейцарские спецслужбы не очень-то ладили друг с другом. Если армейская разведка склонна была закрывать глаза на сотрудничество швейцарских граждан с иностранными разведками, (в тех случаях, когда речь шла о странах антигитлеровской коалиции), то полиция этот род деятельности не приветствовала, но и не карала сурово, о чем говорит, хотя бы, все та же история с Оберманнсом. Но это правило работало до тех пор, пока разведка велась против третьих стран. А некоторые опрометчивые задания Центра, попади они в чужие руки, дали бы вполне законный повод для преследования. В самом деле, Москва не раз нарушала < джентльменское соглашение>, по которому агенты, работающие в Швейцарии, могли собирать информацию о ком угодно, кроме страны пребывания. Несколько раз Москва заказывала сведения о швейцарской армии и получала их,

подставляя, таким образом, агентов. Но швейцарские контрразведчики, впрочем, об этом не знали…

Немцы же запеленговали швейцарские радиоточки еще в июне 1941 года. Однако это им мало что дало. Ясно было, что в Швейцарии работает крупная организация, но и только. Долгое время они не могли расшифровать сообщения, а следовательно, и определить, что это за группы, на кого они работают, какой информацией располагают. Естественно, СД засылало в Швейцарию своих людей, но те действовали наугад. Так, в апреле 1942 года в Женеве появился французский журналист Ив Рамо, который утверждал, что обладает ценной информацией и искал способов ее пересылки в СССР, утверждая, что он известен советской разведке под кличкой «Аспирант». Это оказался французский разведчик по фамилии Цвейг, после оккупации Франции перешедший на службу к Гитлеру. Центр, естественно, не подтвердил, что знает «Аспиранта» и запретил всякие контакты с ним.

Положение изменилось в 1942 году. После провала бельгийской, а затем французской групп < Красной капеллы> немцы, захватившие шифры, смогли прочитать часть сообщений < Красной тройки> (так они называли три швейцарских передатчика). Псевдонимы, правда, остались для немцев загадкой, но они обнаружили, что через Швейцарию шла утечка информации из высшего командования вермахта! Было от чего схватиться за голову.

Теперь немецкая радиослужба сосредоточилась на < красной тройке> – трех передатчиках резидентуры Радо. А VI управление главного отдела государственной безопасности – на группе Радо в Швейцарии. Ситуация для немцев была достаточно сложной – ведь организация работала на территории нейтрального государства. Работа была поручена некоему < Бюро < Ф>, резидентуре IV Управления РСХА. Руководил ей генеральный консул Германии в Берне Ганс Мейснер.

В то время германская контрразведка, убедившись, что арест радистов малоэффективен, если на свободе остается резидент, применяла против разведывательных организаций другую тактику. За выявленными членами организации устанавливали слежку, с тем, чтобы захватить руководителей. Гестапо выслеживало всю сеть и арестовывало всех разом. Метод был эффективным. Действительно, в случае ареста Радо его сеть распадалась на отдельные звенья, не связанные друг у другом, причем наиболее результативные группы – Пакбо и Сиси – оставались без связи. Это был серьезный минус конспирации. Так, только перед переходом на нелегальное положение Радо связал Сиси с Пакбо – до тех пор они не знали друг друга, и, в случае его ареста, так бы и остались в неведении.

В Швейцарии немцы применили ту же методику, с той лишь разницей, что они не имели возможности обезвредить подпольщиков: этого предстояло добиться от швейцарской полиции. Агентов СД активно пытались внедрить в группу Радо. < По крайней мере, в одном случае такое внедрение удалось: агент СД Эрнст Леммер, который выдавал себя за антифашиста и по заданию СД работал корреспондентом официозной немецкоязычной будапештской ежедневной газеты < Пестер Ллойд>, а с 1940 года также и для швейцарский < Нойе Цюрих Цайтунг> и < Ди Тат>, по рекомендации французского журналиста Жоржа Блуа (псевдоним < Лонг>) в 1942 году проник в круг информаторов разведчика Отто Пюнтера. Леммер в группе Радо получил псевдоним < Агнес>.

СД постепенно установило, что группа Радо располагает отличными связями с антифашистским партизанским движением в Италии, Франции и Югославии. Совместно с гестапо СД предприняло попытку с помощью внедренных агентов, которые выдавали себя за партизан, сблизиться с членами группы Радо. Удалось наметить подходы и к самому Радо, например, с помощью таких агентов гестапо, как Эвальд Цвейг, иначе Рамо, иначе Аспирант, контрреволюционного русского эмигранта Белова, и Неманова из Франции. Супружеская чета Мартинов, вступившая в сотрудничество с секретной службой гитлеровской Германии, попыталась подстроить ловушку Александру Футу. Как высшая точка запланированных действий против группы Радо специалисты по похищению людей главного управления государственной безопасности должны были 23 ноября 1943 года захватить радиста Александра Фута и вывезти его из Швейцарии в

Германию. Ожидалось, что он под пытками пойдет на предательство> [43].

Вышли немцы и на Маргарет Болли. Агенту гестапо Гансу Петерсу, молодому немцу-парикмахеру, работавшему в Женеве, удалось не только установить контакт с Маргарет, но и стать ее любовником. Молодая женщина доверяла ему до такой степени, что не делала тайны из своей работы, и только долгое время спустя, под давлением неопровержимых доказательств, поверила в то, что ее Ганс – агент гестапо. Даже годы спустя для Радо оставалось загадкой, каким образом немцы вышла на Маргарет – именно на Маргарет, ни в чем особенно не замешанную, жившую достаточно замкнуто и встречавшуюся с очень ограниченным кругом людей, каждый из которых был вне подозрений.

Трудно сказать, за кем первым была установлена слежка. Петерс установил контакт с Маргарет летом 1942 года, когда она общалась с Радо и Леной, Джимом и Пакбо. Даже если кочующая по западным публикациям информация о том, что Маргарет была любовницей Радо, и он появлялся с ней в ресторанах, верна – то что из того? А единственный человек, который точно знал, кто такой Шандор Радо, попал к немцам в руки лишь в ноябре 1942-го.

Вернемся в 1940 год. Весной этого года к Радо в Женеву явился связной из Центра. «Он пришел ко мне на квартиру без предварительного звонка по телефону. Высокого роста, худощавый, в элегантном костюме, он держался непринужденно, даже несколько покровительственно. Склонив белокурую голову в легком поклоне, гость сказал: «Я имею задание навестить Дору». «Вы Кент?» «Да, это мое рабочее имя», – ответил он»[44].

Гость передал Радо кодовую книгу и шифр, объяснил, как шифровать радиограммы, передал последние инструкции Центра. Единственное, что не понравилось Шандору – это то, что Центр раскрыл перед связником его настоящее имя и адрес. Он попросил Москву больше так не поступать, и ничто подобное больше не повторялось. Но, из памяти этого человека имя и адрес Радо в Женеве было уже не вытравить. В ноябре 1942 года «Кент» – А. Гуревич – был арестован. Так что с ноября 1942 года имя Радо могло быть точно известно гестапо.

Общие итоги работы немецкой контрразведки были достаточно хорошими. < К лету 1943г. бюро < Ф> составило список возможных членов < Красной тройки>. Туда входили Ш. Радо, его жена Лена, О. Пюнтер, Р. Дюбендорфер, Э. Хамель, А. Фут, М. Болли. Резидентом справедливо считался Радо, а его помощником – Пюнтер. В то же время распределение ролей было ошибочным: немцы считали, что Пюнтер занимается, главным образом, административно-хозяйственным обеспечением группы, тогда как он вел большую оперативную работу. Были верно указаны радисты группы – Э. Хамель, А. Фут и М. Болли, но Р. Дюбендорфер считалась членом французской резидентуры, бежавшей в Швейцарию после разгрома групп Кента и Отто. Что же касается источников резидентуры, о них у бюро < Ф> сложилось превратное представление. Так, немцы были уверены, что Сиси имеет связь не только с таинственным Люци, но и непосредственно с Вертером, Ольгой, Тедди и другими источниками в Германии. Кроме того, считалось, что Люци и Тейлор одно и то же лицо, выступающее под двумя псевдонимами. Но, что самое главное, лица, выступающие под псевдонимом Сиси и Тейлор, установлены не были. Таким образом, основная задача, стоявшая перед контрразведкой – выявление источников информации – не была решена> [45].

Однако мало было выявить разведчиков. Они ведь находились не в Германии или одной из оккупированных стран, где к ним можно было просто прийти и арестовать. Они находились на территории нейтральной страны. На официальном уровне немецкое правительство требовало от швейцарского правительства ареста Радо, при этом каждый раз предоставляя огромное количество обвинительных материалов. Только в 1943 году это требование повторялось пять раз. Еще 8 сентября 1942 года начальник VI Управления РСХА Шелленберг посетил Швейцарию и встретился с начальником швейцарских спецслужб, бригадным полковником Роже Массоном. Массон обещал < что-нибудь сделать> с советскими передатчиками и, естественно, не сделал ничего. В марте 1943 года Шелленберг встретился с ним и с начальником швейцарской полиции Маурером и намекнул, что, если они и дальше будут тянуть время, то это может серьезно испортить немецко-швейцарские отношения. Шел 1943 год, исход войны еще был неясен, Швейцария не была гарантирована от вторжения, и на этом можно было играть, шантажируя швейцарцев. Конечно, вопрос оккупации

решался не в РСХА, но все равно не следовало портить отношения с могущественным и опасным соседом. Под нажимом Германии швейцарские спецслужбы всерьез взялись за < красную тройку>.

Провал

Операция началась 9 сентября и продолжалась 34 дня. Ровно столько понадобилось полицейской службе пеленгации, чтобы выяснить расположение двух из трех радиопередатчиков группы. Хамелей, в их уединенной вилле, найти было сравнительно нетрудно. Маргарет, чей передатчик находился в многоквартирном доме, что в условиях демократической и невоюющей Швейцарии создавало известные трудности, выслеживать не было необходимости: ее давно сдал Ганс Петерс. Заметив слежку за домом Маргарет, Радо изъял ее передатчик и велел ей вернуться домой к родителям. Маргарет не послушалась его и спряталась у Петерса на квартире, где ее 14 октября и арестовали.

Что же касается Хамелей, то в ночь на 14 октября 1943 года семьдесят полицейских с собаками окружили их дом на окраине Женевы. При обыске были найдены рации, материалы, финансовые документы Радо, и, что совсем уже плохо, описания последней секретной пушки, принятой на вооружение в швейцарской армии. Плохо было и то, что советские агенты вели работу против Швейцарии, и то, что полиция достаточно просто могла вычислить, от кого исходила эта информация.

Узнав об арестах, Радо предупредил о провале Фута, а сам перешел на нелегальное положение. Он скрывался в Берне, у друзей.

Как выглядело это «скрываться» и что такое, вообще, нелегальное положение, он достаточно красочно описывает в своих мемуарах. «Новую квартиру не так просто было найти: среди людей, которым можно было довериться, не каждый решился бы укрывать у себя лиц, преследуемых властями. Наконец, жилье подыскали – хозяева были друзьями одного нашего сотрудника. Квартира – отдельная, без соседей на этаже, но очень маленькая. Нам отвели тесный чулан, в котором с трудом умещалась только одна раскладная кровать. Кое-как мы устроились – выбора не было. На неудобства не обращали внимания. Часами приходилось сидеть в этом чулане, не выходя оттуда и даже не двигаясь. Днем в дом приходила служанка, прибиравшая комнаты и приносившая продукты. А по вечерам к хозяевам нередко наведывались приятели – поиграть в бридж. Разумеется, никто из гостей о нас ничего не знал. Поэтому нужно было сидеть очень тихо.

Вспоминая сейчас долгие месяцы, проведенные в той каморке, я удивляюсь, как у нас с Леной хватило терпения вынести это добровольное заточение, это испытание неподвижностью. Коченели руки и ноги, казалось даже, будто загустела а венах кровь. Порой хотелось плюнуть на все, встать и выйти на улицу. Ведь каждому из нас было тогда чуть больше сорока лет, мы жаждали действия, деятельности. А пришлось сидеть взаперти. Для меня лично то время было, пожалуй, самым тяжелым в жизни»[46]. Если это и лучше гестапо, то едва ли по удобству существования предпочтительней швейцарской тюрьмы!

Теперь резидентурой руководил Фут, он же держал связь с Радо, и он же оставался единственным радистом группы.

Швейцарская полиция, разыскивая Радо, применила методы, за которые, учитывая, что речь идет о семье противников фашизма, им должно было быть стыдно. Они < применили меры> к его семье. Матери Лены, эмигрантке, и его сыновьям на пять месяцев отказали в выдаче продовольственных карточек, что, даже в относительно сытой Швейцарии, означало голод. Младшего сына выгнали из пансиона, старшего несколько раз задерживали и избивали. Но это ни к чему не привело, Радо и Хелен так и не сдались полиции. Их друзья «нажали на рычаги» в правительственных кругах, и семью оставили в покое. Тем более, что исход войны был уже почти предрешен, и усердствовать в поисках разведчиков страны-победителя не имело ни малейшего смысла.

Последним, 27 сентября 1943 года, был запеленгован передатчик Джима, работавший в Лозанне. После успешной операции в Женеве моторизованные пеленгационные патрули отправились в этот город. После провалов Фут пытался выходить на связь как можно реже, но совсем прекратить сеансы не мог – надо было отправлять информацию, ведь он оставался один. Передатчик находился в густонаселенном квартале, и это сэкономило еще какое-то время. Дальше дело обстояло так: < 19 ноября 1943 года швейцарская контрразведка хотела произвести арест Александра Фута во время сеанса связи. Однако этим вечером его передатчик молчал. Фут заметил нечто подозрительное. Еще 14 ноября, например. Александр Фут передал в Москву около трехсот групп цифр, то есть около 1500 радиознаков. Швейцарская тайная полиция во время его последующих передач систематически отключала по блокам домов электричество, чтобы по возможному перерыву в передаче установить местонахождение передатчика. 20 ноября 1943 года Александр Фут вновь привел свой передатчик в действие. Пятнадцать вооруженных полицейских в 0: 45 взломали дверь в квартиру Фута, который, сохраняя самообладание, сжег на постоянно готовой свече документы и разбил рацию также заранее приготовленным молотком. В этот день он отправил в Москву еще 59 групп цифр. Так умолкла последняя радиоточка

группы < Доры> > [47].

На допросах радистам показывали фотографию Радо, называли его фамилию и псевдоним «Дора», говорили, что он – руководитель организации. Ясно было, что эти сведения швейцарская полиция получила от гестапо. Однако арестованные полностью отрицали работу на советскую разведку, Радо «не узнавали». Не было никакой возможности и привлечь их к радиоигре. Тогда швейцарская контрразведка попыталась начать игру самостоятельно, но сделала это чрезвычайно грубо: например, она зашифровывала передачи кодом Радо, а не Фута. Естественно, в Центре тут же обо всем догадались и, в свою очередь, начали игру со швейцарцами, которая продолжалась некоторое время, пока те не догадались о происходящем. Эта возня с радиоиграми на некоторое время задержала следующую волну арестов.

После арестов и ухода Радо в подполье во главе агентурной сети встали те, кто остался на свободе – Рашель Дюбендорфер и Пауль Бётхер. Аресты < срезали> верхушку резидентуры, но сама сеть осталась почти не затронутой. На свободе были Пьер, Пакбо, Рёсслер. Но не было связи, и совершенно не было денег. Время от времени Рашель ссужал деньгами из личных сбережений сослуживец по МБТ и соратник по работе на ГРУ Александр Абрамсон. Впрочем, ее имя, как мы уже знаем, было известно гестапо, которое щедро делилось наработками со швейцарской полицией. 19 апреля 1944 года Дюбендорфер, Бётхер и Шнейдер были арестованы. Несколько позже арестовали и Рёсслера.

Полковник Массон, безусловно, сделал бы все возможное, чтобы уберечь своего самого ценного сотрудника от ареста – но это, к сожалению, было невозможно. Дело в том, что заговорил Христиан Шнейдер, который на допросах, в числе прочих, назвал и фамилию Рёсслера. Дело получило огласку, хотя и в узких кругах. Тем не менее, эта информация наверняка бы дошла до гестапо, которое постаралось бы уничтожить Рёсслера любым способом – убив его или, что еще хуже, похитив, чтобы выпытать из него имена информаторов. Так что, взвесив все обстоятельства, Массон укрыл «Люци» в самом надежном месте, где гестапо не смогло бы до него дотянуться – в швейцарской тюрьме.

Из руководителей организации один лишь Пюнтер, призванный на военную службу, остался на свободе. Правда, Рашель вскоре выпустили, а вслед за ней отпустили под залог и Бётхера, однако о продолжении работы агентурной сети не было и речи.

Суд над ними состоялся 22-23 октября 1945 года, уже после капитуляции нацистской Германии. Причем на суде присутствовали только двое из четверых обвиняемых. Ни Пауль Бётхер, ни Рашель Дюбендорфер на суд не явились, приговор им вынесли заочно. Бётхер был приговорен к двум годам тюрьмы, денежному штрафу в размере 10000 тысяч швейцарских франков и 15 годам изгнания из страны. Дюбендорфер – к двум годам тюрьмы, поражению в правах на пять лет и денежному штрафу в той же сумме. Рудольф Рёсслер факта своей шпионской деятельности не отрицал, однако доказывал, что он был не коммунистическим шпионом, а просто наемным агентом. Его признали виновным, но, поскольку он оказал большие услуги Швейцарии, то наказан он не был. Итоговый суд состоялся в октябре 1947 года в Лозанне. Самые суровые приговоры достались отсутствовавшим на процессе Радо и Футу: три и два с половиной года тюрьмы соответственно. Эдмонд Хамель получил один год. Его жена Ольга – семь месяцев, Хелен Радо – один год (также заочно), Маргарет Болли – десять месяцев тюрьмы. Плюс к тому денежные штрафы и поражения в правах. Таковы были < суровые> приговоры за шпионаж в Швейцарии. Несколько иначе все было в России, и совсем не так сложилась судьба отправившихся в Москву разведчиков.