Глава 29. Пожалуйста, не надо больше боли

– Елена!

Что-то беспокоило ее.

– Елена!

Пожалуйста, не надо больше боли. Ей сейчас не было больно, но она помнила ту боль… о, еще одну борьбу за воздух она не выдержит…

– Елена!

Нет… пусть все останется как есть. Елена мысленно отодвинула ту вещь, которая надоедала ей.

– Елена, пожалуйста…

Все, что она хотела – это уснуть. Навсегда.

– Будь ты проклят, Шиничи!

Деймон поднял снежный шар с миниатюрным лесом внутри, когда Шиничи нашел слабый свет Елены, исходящий от него. Внутри росли десятки елей, сосен ореховых и других деревьев. Все с совершенно прозрачной внутренней оболочкой. Миниатюрный человек – учитывая то, что вряд ли кто-либо может быть уменьшен и помещен в такой шар – увидел бы впереди и позади себя только деревья, во всех направлениях. И он мог пойти прямо и вернуться к исходной точке вне зависимости от того, каким курсом шел.

– Это развлечение, – угрюмо сказал Шиничи, наблюдая за ним из-под ресниц. – Игрушка, в которую обычно играют дети. Игрушка-ловушка.

– И ты находишь это забавным? – Деймон со всей силы швырнул шар в деревянный кофейный столик в изысканном домике, являющимся тайным убежищем Шиничи. И тогда он понял, почему это была игрушка для детей – стекло было небьющимся.

После всего этого Деймону потребовалась мгновение… лишь мгновение, … дабы взять себя в руки. Возможно, у Елены остались считанные секунды жизни. Ему следует быть аккуратным в своих выражениях.

С того самого момента мощный поток слов полился из его уст, в основном на английском, и преимущественно без лишних проклятий и даже оскорблений. На попирание Шиничи ему было плевать. Он просто пригрозил… нет он поклялся… учинить над Шиничи насилие, которое тот никогда не видел за всю свою длинную жизнь, наполненную перекошенными образами вампиров и людей. В конце концов, Шиничи начал вникать, что это не шутки и Деймон очутился внутри шара с промокшей Еленой перед ним. Она лежала у его ног, и самые худшие опасения вампира не оправдались, поскольку она была в таком ужасном состоянии, какое он не мог себе даже вообразить. У нее была вывихнута правая рука, а во многих местах еще и переломана, и невероятно отекшая левая голень.

Он ужаснулся, представив, как она продиралась через лес в шаре, кровь текла из правой руки… от плеча до локтя, левая нога волочилась за ней словно у раненого животного, и это было самое худшее. Ее волосы, пропитанные потом и грязью, раскинулись по ее лицу. И она была не в своем уме, буквально. Она бредила, разговаривала с людьми, которых там не было.

И она посинела.

Ее сил хватило лишь на один побег. Деймон схватил огромные охапки лиан, злобно выдирая их из земли так, словно те пытались бороться с ним или обернуться вокруг его запястья. Елена ахнула в одном глубоком вздохе, словно удушье должно было убить ее, однако она не приходила в сознание.

И она не была той Еленой, которую он помнил. Когда Деймон поднял ее на руки, не чувствовалось ни сопротивления, ни признания – ничего. Она не знала его. Она была вне себя от лихорадки, истощения и боли, но в следующую секунду, находясь в полубессознательном состоянии, Елена поцеловала его руку, через свои мокрые растрепанные волосы и прошептала: – Мэтт… найди… Мэтта. – Она не знала, кто он… и вряд ли знала кто она сама. Однако даже сейчас она беспокоилась о своем друге. Поцелуй впитался в кисть вампира и прошел вверх по руке точно прикосновение раскаленного клейма. И с этой секунды он контролировал ее мозг, пытаясь отвести агонию, которую она испытывала… куда угодно… в ночь… в себя.

Он вернулся к Шиничи и голосом, в котором сквозил ледяной ветер, произнес:

– Лучше бы тебе иметь средство излечить ее раны… немедленно.

Очаровательный домик был окружен такими же вечнозелеными растениями, гикори и соснами как и в снежном шаре. Огонь стал фиолетово-зеленым, когда Шиничи ткнул в него.

– Эта вода почти закипела. Заставь ее выпить чай, смешанный с этим, – он вручил Деймону почерневший флакон, … раньше это было красивое чеканное серебро, а теперь лишь потрепанные остатки того, чем это являлось раньше, … и заварной чайник с несколькими разломанными листьями и другими имеющими сомнительный вид ингредиентами на дне. – Удостоверься, что она выпила три четверти чашки, и она заснет и проснется почти новенькой.

Он толкнул Деймона локтем под ребро: – Или ты можешь просто позволить ей сделать несколько глотков, что отчасти вылечит ее, а потом скажи ей, что в твоей власти дать ей выпить больше или не дать ничего… И знаешь… в зависимости от того, насколько она готова сотрудничать…

Деймон молча отвернулся.

«Если я взгляну на него», – подумал он, – «убью. А ведь он, возможно, понадобится мне снова».

– А если ты действительно хочешь ускорить ее выздоровление, добавь немного своей крови. Некоторым нравится делать это так, – добавил Шиничи; его голос вновь набирал обороты с волнением. – Смотреть, как много боли люди способны выдержать, знаешь ли, а затем, когда они умирают, ты можешь просто напоить их чаем с кровью и начать все заново, … если они помнят тебя с предыдущего раза – что они вряд ли когда-либо смогут; они как правило пройдут через еще более страшную боль, чтобы получить шанс сразиться с тобой… – лис захихикал и Деймон подумал, что тот не в своем уме.

Однако когда он внезапно повернулся к Шиничи, ему пришлось приложить усилия, дабы сдержать себя. Китсун стал пылающим, светящимся, словно обвел себя контуром. Языки света, сияли от его проекции как солнечные макро-вспышки. Деймон едва ли не ослеп, и знал, что должен был. Вампир сжал серебряный флакон, словно таким образом изо всех сил держался за свое здравомыслие.

Возможно, так оно и было. У него наблюдался пробел в памяти… а затем вдруг проявились воспоминания о попытках найти Елену… или Шиничи. И поскольку Елена отсутствовала в их компании, это могла быть только вина Шиничи.

– Есть здесь современная ванная комната? – спросил Деймон у Шиничи.

– Здесь есть все, что ты захочешь. Просто реши, что именно, перед тем как открыть дверь, и открой ее вот этим ключом. А сейчас… – Шиничи потянулся, его золотые глаза прикрылись. Он томно пробежал рукой по блестящим темным волосам с языками пламени. – Я думаю, пришло время вздремнуть под кустом.

– Это все, чем ты занимаешься по жизни? – Деймон даже не пытался сдержать резкий сарказм в своем голосе.

– И весело провожу время с Мисао. И сражаюсь. И хожу на турниры. Они… в общем, ты должен будешь прийти и увидеть один собственными глазами.

– Я не желаю никуда идти, – Деймон даже знать не желал, что этот лис и его сестрица находят забавным.

Шиничи протянул руки и снял с огня миниатюрный котел полный кипящей воды. Он залил кипятком грудку древесной коры, листьев и других компонентов в избитом металлическом заварном чайнике.

– Почему бы тебе не начать поиски куста сейчас? – Сказал Деймон, и это не было простым предложением. Ему осточертел этот лис, исполнивший свое назначение, и ему было плевать на то, какой вред Шиничи может причинить другим людям. Все, чего он желал – побыть наедине… с Еленой.

– Помни: заставь ее выпить все это, если хочешь оставить ее на некоторое время. Она в значительной степени невосстановима без этого, – Шиничи процедил сквозь мелкое сито настойку темно-зеленого чая. – Лучше сделай это до того, как она проснется.

– Может, ты просто свалишь отсюда?

Когда Шиничи шагнул через пространственную трещину, заботясь о том, чтобы повернуть на правильную дорогу для попадания в реальный мир, а не другой шар, он кипел. Он хотел вернуться и порвать Деймона, не оставив от него ни дюйма. Он хотел активизировать в нем малаха и велеть ему… ну, конечно не просто убить милую Елену. Она была цветком с не вкушенным нектаром, и Шиничи не спешил хоронить ее.

Что касается остального плана… да, он решил. Теперь он знал, что будет делать. Он будет сладко смотреть на то как сближаются Деймон и Елена а потом, во время празднества «Moonspire» сегодня вечером, вернет ей того монстра. Лис мог позволить Деймону верить, что они были «союзниками», а затем, в середине их маленькой пьянки, … сделать из него монстра. Чтобы показать что он, Шиничи, контролировал его все это время.

Он накажет Елену способами, которые ей никогда и не снились, она умрет в восхитительной агонии… на руках Деймона. Хвосты Шиничи в исступлении задрожали от одной только мысли об этом. Но пока он позволит им смеяться и шутить вместе. Жажда мести будет только расти со временем. А Деймона, по правде говоря, очень сложно контролировать, когда он в бешенстве.

Больно признавать, но его хвост… тот, который в центре, материальный… болел от отвратительной жестокости Деймона к животным. Когда Деймона охватывала страсть, каждая унция концентрации Шиничи уходила на то, чтобы контролировать его.

Но в «Moonspire» Деймон будет спокойным и мирным. Он будет доволен собой, потому что он и Елена, несомненно, вступят в какой-то абсурдный сговор, чтобы остановить Шиничи.

Тогда-то и начнется веселье.

Елена станет восхитительным рабом, когда ее время истечет.

Когда китсун убрался, Деймон почувствовал, что может вести себя естественнее. Все еще контролируя разум Елены, он поднял чашку. Вампир сделал глоток этого настоя, прежде чем дать ей и нашел, что на вкус он немногим лучше, чем на запах. Однако у Елены действительно не было выбора, она ничего не могла сделать по собственной воле и постепенно уровень микстуры в чаше понижался.

А затем, то же произошло и с дозой его крови. Опять же, Елена была без сознания и не имела права выбора в этом вопросе.

А потом она самостоятельно заснула.

Деймон беспокойно мерил комнату шагами. Его память больше походила на сон, беспорядочно дрейфующий в его голове. И сон этот был о Елене, пытающейся выпрыгнуть из Феррари, что шел со скоростью 100 километров в час, дабы убежать от… кого?

От него?

Почему?

Нет, в любом случае это лучшее из начал.

Однако это все, что ему под силу было вспомнить! Дьявол! Что бы ни произошло до этого, ему оно представлялось чистым листом. Он ранил Стефана? Нет, Стефан исчез. С ней был какой-то другой парень, Мутт. Что же произошло?

Черт, будь оно проклято! Он должен выяснить что случилось, дабы иметь возможность объясниться с Еленой, когда она проснется. Он хотел, дабы она верила ему, доверяла. Он не желал ее в качестве донора лишь на одну ночь. Он желал, дабы она выбрала его. Он желал, дабы она поняла, наконец, насколько больше гармонирует с ним, нежели с его сереньким братцем-молокососом.

Его принцесса тьмы. Вот кем она должна быть. С ним на правах короля, супруга, все чего бы она только пожелала. Когда она увидит все более ясно, то поймет, что это совершенно не имеет значения. Ничего не имеет значения, кроме них двоих вместе.

Он рассматривал ее тело, скрытое под вуалью простыни с беспристрастием… нет, с неким положительным чувством вины. Dio mio [Бог мой], … что если бы он не нашел ее? Он не мог выбросить из головы ту картину: как она выглядела… как споткнулась и упала… как лежала бездыханная… как поцеловала его руку…

Деймон сел и ущипнул себя за переносицу. Почему она пребывала с ним в Феррари? Она гневалась… нет, не гневалась. Разъярена – это слово больше соответствует, однако столь же напугана… им. Теперь он ясно мог представить себе момент, когда Елена выбрасывается из мчащегося автомобиля, … но он не мог вспомнить что-либо до этого.

Неужели он теряет рассудок?

Что с ней сделали? Нет… Деймон вынудил свои мысли уйти прочь от легкого вопроса и заставил себя задать реальный вопрос. Что он сделал с ней? В глазах Елены, голубых с золотыми вкраплениями вокруг зениц, очах подобных лазуриту, легко читались мысли даже без телепатии. Что… он… сделал с ней такого, отчего она настолько испугалась, что выпрыгнула из несущегося автомобиля только бы сбежать от него?

Он насмехался над светловолосым мальчишкой. Муттом… Гнатом [Gnat – комар, мошка]… не столь важно. Они были вместе втроем, и он, и Елена… дьявол! С этого воспоминания и до его пробуждения за рулем Феррари все было мерцающе пустым. Он помнил спасение Бонни в доме Кэролайн, помнил, что опоздал на свою встречу со Стефаном в 4: 44 вечера, однако после начались провалы в памяти. Шиничи, maledicalo [проклятый]! Чертова лиса! Он обладал сведениями куда большими, нежели говорил Деймону.

«Я всегда… был сильнее… своих врагов», – подумал он. – «Я всегда… контролировал… себя».

Деймон услышал тихий звук и немедленно кинулся к Елене. Ее голубые глаза были закрыты, но ресницы трепетали. Просыпалась ли она?

Он заставил себя обернуть ее плечи простыней. Шиничи был прав. Там было много засохшей крови, однако, невзирая на это вампир чувствовал, что сам ток ее крови был нормальным. Но все же было нечто ужасно неправильное… нет, он не желает верить в это.

Деймон едва сдержал себя от крика во фрустрации. Проклятый лис оставил ее с вывихнутым плечом.

Сегодня все складывалось не в его пользу.

И что теперь? Звать Шиничи?

Никогда. Он чувствовал, что сегодня более не сможет взглянуть на эту лису без желания убийства.

Вампир собирался вправить ей плечо самостоятельно. Эта процедура по обыкновению требовала двух человек, однако что он мог поделать?

Все еще держа разум Елены в железных тисках, и убедившись в невозможности ее пробуждения, он крепко сжал руку девушки, и приступил к болезненному процессу оттягивания сустава еще дальше, максимально уводя кость. После чего он смог, наконец, ослабить давление, и услышал сладкий щелчок, свидетельствующий о том, что длинная кость встала на место. Затем он отпустил. Голова Елены моталась то в одну, то в другую сторону, губы пересохли. Он вылил еще немного магического сращивающего кости чая Шиничи в битую чашку, затем мягко поднял голову девушки с левой стороны, и поднес чашку к ее губам. Он дал ее разуму немного свободы, и она начала поднимать правую руку, но затем бросила.

Он вздохнул, и наклонил ее голову, аккуратно выливая содержимое серебряного флакона прямо ей в рот. Елена покорно глотала. Все это напомнило ему о Бонни… только лишь Бонни не причиняли столь страшной боли. Деймон знал, что не может возвратить Елену друзьям в таком состоянии: с изодранными кофточкой и джинсами повсюду в засохшей крови.

Возможно, он может сделать что-либо с этим. Вампир направился ко второй двери из спальни, думая о ванной – современной ванной – и затем открыл дверь. Там оказалось именно то, что он вообразил: чистое, белое, санитарное помещение с большой стопкой сложенных на ванне полотенец, готовых к использованию.

Юноша смочил теплой водой одну из мочалок. Бесспорно, он понимал, что лучшим было бы раздеть Елену и опустить в теплую воду. Поскольку это именно то, что ей сейчас требовалось. Однако если это когда-либо откроется, ее друзья вырвут его бьющееся сердце из груди и насадят на вилы. Он никогда даже не думал об этом, просто знал.

Деймон вернулся к Елене и начал нежно вытирать засохшую кровь с ее плеча. Она что-то бормотала, мотая головой, но он продолжал до той поры, пока открытое в разорванной ткани плечо не обрело нормальный вид.

Следом он взял другую мочалку, и приступил к омовению ее лодыжки. Нога все еще была отекшей – в ближайшее время Елене не придется много бегать. Ее голень, вернее одна из двух костей голени, срослась должным образом. Это было весомым доказательством того, что Шиничи и Ши но Ши, не нуждаются в средствах – они могли продавать этот чай и легко сколотить состояние.

«Мы смотрим на вещи… по-разному», – говорил Шиничи, уставившись на Деймона своими странными золотыми глазами. – «Деньги не имеют для нас значения. Но что тогда имеет? Агония жулика на смертном ложе, который верит, что попадет в ад. Наблюдать, как он потеет, пытаясь вспомнить давно забытые встречи. Первые сознательные слезы детского одиночества. Эмоции неверной жены, когда муж ловит ее с любовником. Девы… ну, первый ее поцелуй и первая, полная открытий, ночь. Брат, готовый умереть за брата. И тому подобное».

«И множество других моментов, которые не могут быть упомянуты в обществе», – подумал Деймон. – «И весьма внушительное их количество, связано с болью и страданиями. Они эмоциональные пиявки, сосущие чувства смертных, дабы заполнить пустоту собственных душ».

Вампир почувствовал недомогание вновь, когда попытался вообразить… подсчитать… ту боль, которую Елена должна была ощутить, выпрыгнув из его автомобиля. Она, должно быть, ожидала мучительной смерти, … и это было для нее лучше, нежели оставаться с ним.

На сей раз, прежде чем открыть дверь в белую кафельную ванную, он подумал о кухне, современной и с большим количеством льда в морозильной камере.

И опять-таки он не был разочарован. Деймон оказался в типично мужской кухне с хромированной техникой и черно-белым кафелем. А в морозильнике: шесть пакетов со льдом. Он взял три и умостил один вокруг ее плеча, один у локтя и один вокруг ее лодыжки. Затем вернулся в безупречной красоты кухню за стаканом ледяной воды.

Устала. Так устала.

Елене казалось, будто все ее тело нагрузили свинцом.

Каждая часть тела… каждая мысль… состоит из свинца.

Например, было что-то, что как предполагалось, она делала… или не делала сейчас. Но она не могла заставить мысли блуждающие в ее разуме, выйти на поверхность. Было слишком тяжело. Все было слишком тяжело. Она даже не могла открыть глаза.

Раздался скрежет. Кто-то был рядом, на стуле. И прохладная жидкость коснулась ее губ, всего пара капель, но они стимулировали ее держать чашку самостоятельно и пить. Ох, восхитительная вода. На вкус она была лучше, чем все то, что Елена когда-либо пробовала раньше. Ее плечо ужасно болело, но оно того стоило… пить… пить – нет! Стакан убрали прочь. Она слабо попыталась удержать его, но он все же легко вырвался из ее рук.

Тогда она попыталась коснуться своего плеча, но те нежные невидимые руки не позволили ей этого, прежде чем умыли ее белы рученьки теплой водой. После этого они обложили ее компрессами изо льда и как мумию завернули в простыню. Холод немного заморозил боль, хотя существовали более глубокие чувства глубоко внутри.

Слишком сложно было думать об этом. Когда руки убрали ледяной компресс из-за того, что Елена задрожала от холода, она позволила себе вновь погрузиться в пучину сна.

Деймон возился с Еленой и дремал, возился и дремал. В замечательной ванной он нашел расческу и гребень. Они выглядели вполне пригодными. И в одном он был убежден: волосы Елены никогда так не выглядели в ее жизни – или «нежизни». Он попытался мягко причесать ее локоны щеткой и понял, что распутать их гораздо труднее, нежели ему казалось. Когда он усилил давление на расческу, девушка пошевелилась и что-то пробормотала на своем странном языке из сновидения.

И, наконец, причесывание волос пробудило ее. Елена, не открывая глаз, потянулась и забрала у него щетку. А затем, когда наткнулась ею на спутанный клок, нахмурилась, протянула руку и сжала его, пытаясь прочесать другой рукой. Деймон сочувствовал. У него были длинные волосы, время от времени на протяжении веков его существования, и иногда ничто не могло помочь. И пусть его волосы не были столь тонки от природы, сколь локоны Елены, он знал чувство разочарования и то расстройство, когда выдираешь клок собственных волос. Деймон собрался было отнять у нее щетку обратно, как вдруг Елена открыла глаза.

– Что? … – сказала она и заморгала.

Деймон напрягся, готовый в любой момент втолкнуть ее в ментальное затемнение вновь, если потребуется. Однако она даже не попыталась ударить его расческой.

– Что… случилось? – что Елена ясно понимала, так это то, что ей это не нравится. Она была недовольна предыдущим пробуждением, которое дало смутное представление о вещах, происходивших вокруг нее, пока она спала.

Покуда Деймон, готовый то ли к бою, то ли к бегству, наблюдал за выражением ее лица, она начала медленно складывать вместе то, что с ней произошло.

– Деймон? – она подарила ему этот «без лишних церемоний» лазурный взгляд.

И говорил он: я подверглась пыткам или лечению, или же ты только заинтересованный свидетель, наблюдающий боль других за бокалом коньяка?

– С коньяком они готовят, принцесса. Пьют они Арманьяк. И я не пью… ни то ни другое, – сказал Деймон. И испортил эффект фразы торопливо добавив. – Это не угроза. Клянусь тебе, Стефан оставил меня твоим эскортом.

Технически это было правдой, если рассматривать факты: Стефан вопил – «Тебе бы лучше убедиться, что с Еленой ничего не случится, ты, лицемерный ублюдок, иначе я найду способ вернуться и выдеру тебе…» – Остаток фразы утонул в борьбе, однако Деймон уловил суть. А теперь он принял свое назначение всерьез.

– Ничто больше не навредит тебе, если только позволишь мне присматривать за тобой, – добавил он, впадая в область фантастики, поскольку, кто бы ни напугал и ни вытряхнул ее из автомобиля, он, очевидно, был рядом, когда и Деймон был. Однако ничто не доберется до нее в будущем, поклялся он себе. Согласен, он совершил ошибку в последний раз, отныне же никаких нападений на Елену Гилберт не последует, … в противном случае кто-то умрет.

Он не пытался отслеживать ее мысли, тем не менее, когда девушка уставилась в его глаза, на продолжительный момент, они проектировались с полной ясностью – и делились тайной – слова: «Я знала, что была права. Это был кто-то другой все это время». И он знал, что кроме ужасной боли Елена почувствовала огромное удовлетворение.

– У меня повреждено плечо, – она подняла правую руку, пытаясь дотронуться до него, однако Деймон остановил ее.

– Ты вывихнула его, – сказал он. – Некоторое время будет болеть.

– И моя лодыжка… но кто-то… я помню, когда я была в лесу, и взглянула наверх, это был ты. Я не могла дышать, но ты вырвал лианы, опутывающие меня, и поднял меня на руки…, – она посмотрела на Деймона в замешательстве. – Ты спас меня?

Это предложение должно было быть вопросом, однако оно им не являлось. Ее интересовало нечто другое, казавшееся невозможным. И затем она заплакала.

Первые сознательные слезы одиночества ребенка. Эмоции неверной жены уличенной мужем, застигнувшим ее с любовником…

И, возможно, плач юной девушки, которая полагает, что враг спас ее от смерти.

Деймон скрежетал зубами от отчаяния. Мысль о том, что Шиничи должно быть наблюдает все происходящее, чувствует эмоции Елены, смакует каждую из них… это невозможно было вынести. Шиничи возвратит Елене память, Деймон был убежден в этом. Только лишь время и место выберет самые забавные для себя.

– Это моя работа, – с усилием сказал вампир. – Я поклялся это делать.

– Спасибо, – всхлипнула Елена сквозь слезы. – Нет, пожалуйста… не отворачивайся. Я это серьезно. Ооох… есть здесь бумажные салфетки… или что-нибудь сухое? – ее тело снова затряслось в рыданиях.

В совершенной ванной были салфетки. Деймон принес их Елене.

Он отвернулся, когда девушка использовала их, высмаркивая нос вновь и вновь, поскольку продолжала рыдать. Не было здесь никакого очаровывающего и очаровательного духа, не было мрачного и искушенного поборника зла, ни опасной кокетки. Была всего лишь девочка, сломленная болью, едва переводящая дух, точно раненая лань и рыдающая словно ребенок.

И, несомненно, его брат знал бы, что сказать ей. Он – Деймон, понятия не имел что делать – разве только твердо знал, что намеревается убить за это. Шиничи усвоит, как это связываться с Деймоном, когда вовлечена Елена.

– Как себя чувствуешь? – Спросил он грубо. Никто не сможет сказать, что он воспользовался этим… Никто не сможет сказать, что он причинил бы ей боль только бы… только бы использовать ее.

– Ты дал мне свою кровь, – с удивлением произнесла Елена, и поскольку он быстро метнул взгляд на свой закатанный рукав, она добавила. – Нет… это просто чувство, в котором я уверена. Когда я впервые… вернулась на землю после жизни духа. Стефан дал мне свою кровь, и в итоге я почувствовала себя… так. Очень тепло. И немного дискомфортно.

Он повернулся и взглянул на нее: – Дискомфортно?

– Переполнение, здесь, – она прикоснулась к своей шее. – Мы думаем, это симбиозная вещь… для вампиров и людей, живущих вместе.

– Для вампира, Обращающего человека в вампира, ты имеешь в виду, – резко сказал он.

– За исключением того, что я не обратилась, когда все еще была полудухом. Но потом… я снова стала человеком, – она икнула, попыталась выдавить жалостливую улыбку и вновь взяла щетку. – Я попросила бы тебя взглянуть на меня и убедиться, что я не обратилась, но…, – она сделала небольшое беспомощное движение.

Деймон присел и вообразил, каково это – заботиться о ребенке-духе Елене. Идея была весьма соблазнительная.

Он сказал прямо: – Когда ты говорила, дескать, ощущаешь дискомфорт, ты имела в виду, что мне следует взять у тебя немного крови?

Она слегка отвела взгляд, а затем вновь посмотрела на Деймона: – Я сказала, что очень благодарна. Я сказала, что чувствовала себя… переполненной. Я не знаю как еще поблагодарить тебя.

Деймон на протяжении столетий тренировал дисциплину, иначе он швырнул бы сейчас что-нибудь через комнату. Эта ситуация вынуждала смеяться… равно как и плакать. Елена предлагала ему себя в благодарность за спасение и лишение страданий, от коих он должен был ее уберечь, однако ему не удалось.

Но он не являлся героем. Он не был таким как Святой Стефан, дабы отказываться от финального приза, независимо от состояния, в котором она находилась.

Он желал ее.