Главная страница Случайная страница Разделы сайта АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже.
Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал.
Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее. ✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать». Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами! Глава xXXVi
Когда сияньем лета озарен Твой холм, прекрасный Шин, хочу подняться И сверху оглядеть простор полей. Томсон
Лавка миссис Гласс под вывеской «Чертополох» с девизом «Nemo me impune» note 87 находилась на Стрэнде, где эта славная женщина весьма успешно вела свои дела и пользовалась почетной известностью среди всех слоев шотландской части населения; возвращаясь туда вместе с миссис Гласс, Джини подверглась настоящему допросу со стороны своего доброго и услужливого, но несколько болтливого друга. — Не позабыла ли ты величать его «вашей светлостью»? — спросила славная женщина. — Ведь нашего герцога не поставишь на одну доску с какой-нибудь здешней мелкой сошкой, которую они тоже лордами почитают; тут их, Джини, пропасть сколько развелось, просто диву даешься, откуда они только понабрались. А уж некоторым из них, как я тут нагляделась, нельзя в долг доверить табаку и на шесть пенсов; среди них такие иной раз попадаются, что даже оберточной бумаги на них жаль потратить. Надеюсь, ты не оскандалилась, а показала герцогу Аргайлу, что ты порядочного воспитания: сама посуди, какой слух пойдет по Лондону о твоих друзьях, коли ты обращалась к нему словно к какому-то там лорду, когда он на самом деле герцог! — Ему это было, по-моему, все равно, — ответила Джини, — он ведь знает, что я выросла в селе. — Вот-вот, — ответила славная женщина, — его светлость знает меня очень хорошо, поэтому я особенно не тревожусь на этот счет. Когда я наполняю ему табакерку, он всегда спрашивает меня: «Как поживаете, почтенная миссис Гласс? А как все наши друзья на севере?» — или еще так: «Какие у нас последние новости с севера?» И можешь, Джини, не сомневаться, я уж лицом в грязь никогда не ударю, а самым почтительнейшим образом отвечаю: «Милорд герцог! Надеюсь, благородная герцогиня вашей светлости и молодые леди вашей светлости пребывают в добром здравии, и надеюсь, вы все так же находите приятность в этом табаке». И ты бы только видела, как при этом все люди в лавке начинают оборачиваться, а уж если там случится кто из наших шотландцев, то все равно — трое их или целая дюжина, все скидывают с себя шапки и, не спуская с него глаз, кричат: «Господи, благослови нашего принца шотландского!» Но ты еще мне не рассказала, что он там такое тебе сказал. Джини совсем не собиралась распространяться на эту тему. Осторожность, дальновидность и в то же время простота, присущие шотландскому народу, были свойственны и Джини, в чем читатель, наверно, уже убедился. Она ответила в общих словах, сказав, что герцог выслушал ее сочувственно, пообещал принять участие в деле Эффи и сообщить ей о результатах через день или два. Она не упомянула о том, что он велел ей быть в готовности сопровождать его, и, разумеется, не сочла нужным приводить слова герцога о нежелательности присутствия в этом случае ее хозяйки. И честной миссис Гласс пришлось удовольствоваться общими сведениями, несмотря на ее попытки разузнать обо всем подробней. Неудивительно, что на следующий день Джини отказалась от всех предложений и соблазнов выйти прогуляться и взглянуть на достопримечательности Лондона, а осталась вместо этого дома, в маленькой душной гостиной миссис Гласс, самый воздух которой говорил о профессии ее хозяйки. Последнее обстоятельство объяснялось тем, что в одном из шкафов гостиной стояло несколько ящиков настоящих гаванских сигар, которые миссис Гласс из уважения к их качеству, а может быть, из благоговейного трепета перед акцизными чиновниками не держала внизу в открытой лавке; они-то и сообщали комнате тот запах, который, будучи весьма приятным для ноздрей любителя, не доставлял Джини никакого удовольствия. «Нет, дорогие сэры, — думала она, — никогда не соглашусь, что шелковая мантилья моей кузины, или ее золотые часы, или вообще что бы то ни было в мире стоит того, чтобы просидеть чихая всю жизнь в спертом воздухе этой комнатушки, тогда как можно жить среди открытых зеленых полей». Миссис Гласс была не менее удивлена нежеланием Джини выйти из дома и ее равнодушием к великолепным достопримечательностям Лондона. — Ведь это всегда помогает скоротать время, — сказала она, — когда посмотришь на что-нибудь интересное, даже если кто и опечален чем-нибудь. Но Джини была непоколебима. Следующий день после встречи с герцогом Джини провела «в ожидании исполнения надежд, от которого замирает сердце». Минуты летели за минутами, часы проходили за часами, стало уже так темно, что вряд ли герцог мог дать знать о себе в этот день; и все же надежда, в исполнение которой она уже не верила, не покидала Джини, и при каждом случайном звуке внизу в ушах ее начинало звенеть, а сердце бешено колотилось. Но напрасно. День прошел в томительном и бесполезном ожидании. Утро следующего дня началось точно таким же образом. Но около полудня хорошо одетый джентльмен вошел в лавку миссис Гласс и выразил желание увидеть молодую женщину из Шотландии. — Это будет моя кузина, Джини Динс, мистер Арчибалд, — сказала миссис Гласс, кланяясь ему, как знакомому. — Может, у вас есть какое поручение от герцога Аргайла, мистер Арчибалд? Так я незамедлительно передам ей все, что вы скажете. — Думаю, что было бы желательней попросить ее спуститься сюда. — Джини, Джини Динс! — крикнула миссис Гласс, стоя у подножия маленькой лестницы, которая вела из лавки в верхнюю часть помещения. — Да слышишь же, Джини Динс! Сейчас же ступай вниз! К нам пришел камердинер герцога Аргайла, у него к тебе важное дело. — Это было сказано нарочито громко, чтобы все присутствующие в лавке услышали такое важное сообщение. Нетрудно догадаться, что Джини не замедлила откликнуться на зов, хотя ноги почти отказывались ей служить, когда она спускалась по лестнице. — Не откажите в любезности проехать немного со мной, — вежливо сказал Арчибалд. — Я готова, сэр. — Моя кузина должна уйти, мистер Арчибалд? И мне тоже ведь надо отправиться с ней. Джеймс Распер, пригляди-ка за лавкой, пока меня нет. Мистер Арчибалд, — говорила миссис Гласс, пододвигая ему банку, — вы, кажется, курите ту же смесь, что и его светлость? Ради старого знакомства наполните-ка свою табакерку, пока я переоденусь. Мистер Арчибалд переправил немного табаку из банки в свою табакерку, но сказал, что вынужден отклонить любезное предложение миссис Гласс, так как поручение его касается лично молодой особы. — Лично молодой особы? — переспросила миссис Гласс. — Это немножко странно, мистер Арчибалд, хотя его светлости виднее. Не каждому, кто приедет сюда из дома важной особы, доверю я мою кузину, но вы, мистер Арчибалд, человек надежный. Джини, ты не должна идти по улицам с мистером Арчибалдом в этом клетчатом пледе, или как он там называется, словно погонщик, пригнавший сюда гурт скота из Шотландии. Погоди, пока я принесу мою шелковую мантилью, а не то за тобой погонится целая толпа зевак. — Мы отправимся в карете, мадам, — сказал мистер Арчибалд, прерывая услужливую лавочницу, от которой Джини без его помощи было бы трудно избавиться, — и у нас нет времени, чтобы ждать, пока она переоденется. С этими словами он быстро усадил Джини в наемную карету, вызвав ее удивление и восхищение той легкостью, с какой он освободился от услуг и вопросов миссис Гласс, не упомянув ни разу о приказаниях своего господина и не вступая ни в какие объяснения. В карете мистер Арчибалд сел на переднее место, напротив нашей героини, и они молча тронулись в путь. Когда они проехали около получаса, не обменявшись ни единым словом, Джини пришло в голову, что они следовали не по той дороге, которая привела ее в прошлый раз в резиденцию герцога и обратно, да и времени на поездку она затратила тогда меньше. Наконец она не удержалась и обратилась с вопросом к своему молчаливому провожатому: — По какой дороге мы едем? — Его светлость герцог сам вам доложит, мадам, — ответил Арчибалд с той торжественной учтивостью, какая отмечала все его поведение. Почти одновременно с его словами карета остановилась, и кучер, слезший с козел, открыл дверцы. Арчибалд вышел и помог Джини спуститься. Она увидела, что находится на широкой дороге вблизи заставы в окрестностях Лондона; с другой стороны дороги стоял простой на вид экипаж без герба, запряженный четырьмя лошадьми, а сопровождавшие его слуги были без ливрей. — Вижу, ты точна, Джини, — произнес герцог, когда Арчибалд открыл дверцы экипажа. — Дальше ты поедешь со мной. Арчибалд подождет здесь в карете твоего возвращения. Прежде чем Джини успела ответить, она обнаружила, к своему изумлению, что сидит рядом с герцогом в экипаже, который быстро, но плавно катился вперед, резко отличаясь этим от подпрыгивающей и громыхающей кареты, которую она только что оставила; впрочем, для человека, почти никогда не ездившего в каретах, тряска и грохот не умаляли всей ценности и значимости этого способа передвижения. — Так вот, милая, — сказал герцог, — после того как я со всем вниманием, на какое только способен, вдумался в дело твоей сестры, я окончательно убедился в том, что исполнение вынесенного ей приговора означало бы колоссальную несправедливость. Такого же мнения придерживаются и те сведущие и беспристрастные адвокаты обеих стран, с которыми я консультировался по этому вопросу. Нет, подожди, прежде чем благодарить, выслушай меня. Я уже говорил тебе, что мое личное мнение не играет никакой роли, если я не смогу убедить в нем остальных. Я сделал для тебя то, чего я никогда не согласился бы сделать даже лично для себя: я попросил аудиенции у одной леди, которая имеет огромное и, безусловно, ею заслуженное влияние на короля. Мне ответили согласием, и я хочу, чтобы ты увиделась с этой леди и сама говорила бы за себя. Тебе нечего смущаться: расскажи ей все так же просто, как ты рассказала мне. — Я очень обязана вам, ваша светлость, — сказала Джини, помня наставления миссис Гласс. — Я думаю, раз у меня хватило смелости говорить о деле бедной Эффи с вашей светлостью, то мне будет не так совестно говорить об этом с женщиной. Но, сэр, вы только скажите, как мне надо величать ее: ваша честь, или ваша светлость, или ваша милость, как мы обращаемся к лэрдам и леди в Шотландии, — и я постараюсь не забыть, что вы скажете. Я знаю, что женщины гораздо взыскательней насчет того, как их величают, чем мужчины. — Называй ее просто «мадам». Скажи ей то, что, по-твоему, должно произвести на нее самое благоприятное впечатление. Время от времени поглядывай на меня: если я дотронусь вот так до моего шарфа (он показал ей как), ты должна остановиться, но я сделаю это только в том случае, если ты скажешь что-нибудь неподобающее. — Но, сэр, ваша светлость, — сказала Джини, — если для вас это не очень стеснительно, может быть, вы заранее скажете мне, что именно следует говорить, и я постараюсь запомнить это. — Нет, Джини, это не возымеет такого действия. Это все равно, что для нас, верных пресвитериан, прочтенная по запискам проповедь в сравнении с живым словом, сказанным от себя, — ответил герцог. — Ты просто обратись к этой леди с такой же смелостью и простотой, как ты позавчера обратилась ко мне, и если тебе удастся заручиться ее поддержкой, то, как говорят у нас на севере, даю голову на отсечение, что ты получишь от короля помилование для Эффи. С этими словами он вынул из кармана брошюру и углубился в чтение. Джини обладала благоразумием и тактом — качествами, которые в сочетании дают то, что называется природной благовоспитанностью. Жест герцога она истолковала как намек на то, что не следует задавать больше вопросов, и поэтому замолчала. Экипаж быстро продвигался вперед по плодородным лугам мимо чудесных старых дубов, оживлявших местность. Иногда взорам путешественников открывался вид на широкую и спокойную реку, блестевшую словно великолепное зеркало. Миновав живописно расположенное селение, экипаж остановился на возвышенности, откуда прелесть английского пейзажа предстала перед ними во всем своем несравненном очаровании. Здесь герцог вышел из экипажа и предложил Джини следовать за ним. Они задержались на минуту на склоне холма, чтобы полюбоваться оттуда непревзойденным по красоте видом. На бескрайней, как море, зеленой равнине, пересекающейся мысообразными обширными и густыми рощами, паслись на воле бесчисленные стада, свободно бродившие по сочным пастбищам. Темза, окаймленная виллами с башенками и украшенная растянувшимися гирляндами лесов, текла плавно и величаво, словно могущественный властелин этого края, красоты которого лишь свидетельствовали о безграничности его господства; на груди ее колыхались барки и лодки, чьи белые паруса и весело развевавшиеся вымпела оживляли всю картину. Герцог Аргайл знал, конечно, этот вид; но для человека со вкусом он всегда нов. И все же, когда он остановился и с восторгом, понятным каждому любителю природы, загляделся на этот неподражаемый ландшафт, мысли его обратились к более суровым, но едва ли менее прекрасным красотам его собственных владений в Инверэри. — Какая прелестная картина, — сказал герцог своей спутнице, желая, может быть, услышать ее мнение, — ничего подобного у нас в Шотландии нет. — Корм для коров здесь просто замечательный, и породы скота у них тут тоже очень хороши, — ответила Джини, — но мне нравится смотреть на утесы Артурова Седла и на море, что набегает на него, не меньше, чем на эту густую зелень. Герцог улыбнулся этому ответу, в равной степени профессиональному и национально-пристрастному, и распорядился оставить экипаж там, где он остановился. Потом он повел Джини по глухой тропинке, проходившей через густые и спутанные заросли, и остановился у двери, вделанной в высокую кирпичную стену. Дверь была заперта, но, когда герцог слегка постучал, человек, стоявший в ожидании за стеной, проверил, кто идет, через небольшую железную решетку, специально для этого сделанную, после чего открыл дверь и впустил их. Как только они вошли, дверь сейчас же захлопнули и заперли. Все это было проделано почти молниеносно: дверь закрылась с такой быстротой, а открывший ее человек исчез так внезапно, что Джини не успела даже рассмотреть его. Они оказались в конце длинной и узкой аллеи, выложенной удивительно ровным и зеленым дерном, стелившимся, словно бархат, под ногами и защищенным от солнечных лучей ветвями могучих вязов; сама аллея благодаря причудливо переплетавшимся наверху изогнутым ветвям, создававшим торжественный полумрак, и рядам колонообразных стволов с обеих сторон напоминала узкий проход в древнем готическом соборе.
|