💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Пропало вдохновение

Заболела Лара. Та самая, которая рассказывала историю про лесничего и браконьеров. Болеть одной скучно, а мама Лары занята невеселыми бракоразводными делами. Лара как-то разом посерьезнела, сделалась рассудительной. На смуглом лице — ка­рие глазищи, утратившие привычный радостный блеск. Лара — ухоженная, в ушах золотые сережки, одета в импортное — смот­рит мимо меня в стенку, навинчивает локон на палец.

— А как вы думаете, вдохновение может пропасть?

— Пропало?

Лара наклоняет голову.

— И давно?

— С того момента, когда мы ехали с тетей Лидой в автобусе. Знаете тетю Лиду, из Театра Ермоловой? Мы ехали со спектакля, артисты, тетя Лида, мама и я. Звезды были на небе, и так было грустно, сразу в голове стали стихи, я боялась их забыть и ска­зала тете Лиде, а она записала.

— А ты их помнишь?

— Помню. Прочесть? — Лара встряхивает головой, откаш­ливается, как настоящая актриса. — Ну значит, так:

В синем небе синеватом

Млекло светилась звезда.

И около черного леса

Шли мы с тобою тогда.

Кроткий шажок и походка,

Облик на фоне звезды,

Ты говорила тогда мне:

Жди меня, жди меня, жди!

Мы подходили к вокзалу,

Млекло светилась звезда,

И на прощанье сказала:

Милый, люблю я тебя!

Ты уезжала с вокзала,

Млекло светилась звезда,

И на прощанье сказала:

Милый, люблю я тебя!

Мы не встречались с тобою,

ТЫ не вернулась тогда,

Но облик звезды запоздалой

Так не ушел никогда.

— Это я летом сочинила, за секунду буквально. А теперь хочется написать, и не выходит. Потому что пропало вдохновение. А как вы думаете, лучше жить с целью или без цели?

Рассказываю Ларе про разные пути — путь созерцания и путь действия, преобразования. Лара слушает внимательно, отбирая что ей подходит, а что — нет.

— А я могла бы созерцать, как японцы или древние китайцы?

— Да. У тебя богатое воображение, ты чувствительная, чуткая. Вот увидела звезду и написала стихи.

— Вы меня утешаете или правда так думаете?

— Правда так думаю. Хочешь, я тебе нарисую куклу, ты вы­режешь и выдумаешь разные одежды?

— Видите, какая у нас перестановка! (Мы переселяемся из кухни в комнату — подбираемся к больной теме.) Хорошо, что он ушел, — говорит Лара. — Ни капельки не жалко. И не грустно.

— Погрустить иногда не вредно, — говорю, — но вырезать желательно поаккуратнее.

— А я аккуратно!

— Вот и хорошо.

Лара вырезала куклу и теперь рисует для нее платье.

А я думаю о стихотворении: атрибутика из мелодрам. Лара смотрит по телевизору взрослые фильмы, слушает разговоры мамы с подругами о превратностях любви. Но чувство пере­дано с детской неподдельностью — горькое чувство утраты и верное знание: утраченная любовь не проходит бесследно. «Облик звезды запоздалой так не ушел никогда».

Высший судья — в образе звезды — всё видит. Звезда — сви­детель утраченного рая.

— А вы когда-нибудь писали стихи? — Лара рисует юбку кукле.

— Даже целых два стихотворения. Одно — в три года, второе — в пять.

— А потом вдохновение кончилось?

— Нет, просто переселилось.

— На лепку? Или на детей?

— На всё. Знаешь, как сделать рыбные котлеты? Надо очистить рыбу от костей, от кожи и чешуи, перемолоть вместе с луком и хлебом, размоченным в молоке, прибавить взбитое яйцо, соль.

— И жарить?

— Да, но предварительно в фарш надо добавить ложку ду­ши. Так и во всё: в детей, в картины, в стихи, в разговоры — ложку души, и не ошибешься.

— А в юбке на ваш взгляд есть ложка души?

Лара демонстрирует мне куклу в красной юбке в складочку, на ремешке.

— В этой — есть.

— Тогда вы живете без цели, — заключает Лара, — раз вам все равно, на что тратить вдохновение. А великий скульптор, напри­мер, всю жизнь лепит такую большую скульптуру, чтобы прямо ресничка к ресничке, все точно, он хочет оставить это людям, чтобы стояло навеки и чтобы его все помнили, все, кто потом бу­дут жить.

— А если будет землетрясение и скульптура рухнет? Значит, тогда он зря жил и зря лепил на века, надежно, как ты говоришь, ресничка к ресничке.

— Нет, она не рухнет.

— Почему ты так уверена? Вот, например, сгорела Александ­рийская библиотека, и тысячи произведений великих античных поэтов погибли. Мы знаем о некоторых по уцелевшим отрывкам. А о существовании многих вообще ничего не знаем. А вдруг они-то и были самыми великими?

Я не случайно озадачила Лару. Лара учится в спецшколе, сре­ди элитарных детей, где господствует престижность. Лара ры­дает из-за четверок, рвется в отличницы, в ней развиваются непо­мерные амбиции. Она мечтает о славе. А я ей упорно твержу: слава — дым. Ради нее не стоит уродоваться.

— А зачем тогда люди пишут книги и рисуют картины, если все это может погибнуть? — Лара вырезала пиджак, и теперь кукла одета роскошно — прямой пиджак с отворотами и юбка в складку.

— Потому что им нравится испытывать вдохновение. Они не могут без этого.

— Тогда я буду детским врачом, а стихи буду писать когда сами получатся. И еще у меня будет много детей.

— Вот это другой разговор.

— Серьезный? — Лара строго смотрит прямо мне в глаза. Она не любит манеру взрослых снисходительно обращать серьезное в шутку.

— Не такой уж, — признаюсь честно. — Особенно про «много детей». В наше время трудно воспитать много детей.

— А характер у человека может измениться?

Лара знает: мне скоро на работу, а ей не хочется, чтобы я уходила, и она удерживает меня вопросами.

— Может.

— Если тренировать волю?

— Как ты собираешься тренировать волю?

— Например, когда хочется есть — не есть, хочется пить — не пить.

— Попробуй. Если выйдет что-нибудь путное — позвони, мо­жет, и я рискну.

— А в какое время можно звонить?

— В любое. Особенно когда не захочешь звонить — вот еще одно упражнение для тренировки воли.

Лара закрывает за мной дверь. Жаль оставлять ее, да ничего не поделаешь.

Теперь она будет ждать маму, прислушиваться к звукам лиф­та. Помню, как я ждала отца, стоя у окна в комнате общежития. Он все не шел и не шел. В каждом чудился отец, я замирала, но это был не он, и снова не он... В общежитии было полно народу, но я боялась выйти из комнаты — вдруг папа пройдет, а я его не увижу — и мечтала, чтобы кто-нибудь заглянул ко мне, сказал бы «Эй, ты, выше нос!» или что-нибудь в таком роде. Или, предел меч­таний, посидел бы со мной, поразглядывал мои любимые открыт­ки. Но никто не приходил, и я все ждала у окна. Мне было десять лет, как сейчас Ларе. Я помню, как тревожно в лиловые сумерки смот­реть с пятого этажа в заснеженный город, где столько людей, и среди их множества нет одного-единственного человека, кото­рого ждешь...