Примечания

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Примечания

Илизаров Б.С. Душа Кобы подлинного // Вопросы истории. 2002. № 7. С.84-99.

Илизаров Борис Семенович - доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН, директор Центра документации " Народный архив".

У молодого Сталина была эмоционально богатая, хотя возможно, и не очень сложная душевная жизнь. Но по мере восхождения на пик единоличной власти, у него все меньше и меньше оставалось пространства для естественной душевной жизни, все чаще он прибегал к лицемерию, т.е. к бездушной, хотя может быть и яркой игре в том или ином обличий.

Есть категория людей, для которых упрощенная, юношеская, романтическая форма переноса на себя части чужой сущности остается и в зрелые годы важнейшим элементом повседневной жизни. У них отсутствует совсем или недоразвит личностный душевный " тигель", в котором все приходящие извне образы, рано или поздно переплавляются без заметного остатка в собственную индивидуальность, в самость, в гештальт. Поселившиеся в их душах образы и личины продолжают жить самостоятельной жизнью, попеременно вызываемые на подиум сознания внешними причинами и мотивами. И на тот момент пока эта внешняя причина сохраняется, сущность литературного " Кобы" или исторического " Ленина", или " Троцкого", или нафантазированного деда " Ивановича" будет сущностью Сталина. Они будут развиваться в нем не сливаемые с ним воедино.

Вначале был мягкий, женственный и капризный шалун, " маменькин сынок" Сосело (Осечка). Затем в Горийском духовном училище объявился будущий " добрый Пастырь". Сам еще подросток Сосо (Ося), обретший нового Отца, сын Христов, но уже в силу грядущего духовного сана, потенциальный отец сирых и обиженных. А юный " Коба" возник на протесте и на самоутверждении. На протесте против несущей Грузии зло империи, на протесте против собственной судьбы, предрекавшей скромную карьеру сельского священника, и на самоутверждении Иосифа в качестве борца с национальным и социальным неравенством как вселенским злом. Меняются обстоятельства, и тогда на сцену выходит иной персонаж, чтобы прожить свой срок. Он отодвигает на время все другие образы с тем, чтобы со временем самому уйти за кулису души, уступив место старым знакомым или новой душевной привязанности. На протяжении жизни Сталина, Коба, как и другие персонажи, будет самовоскрешаться вновь и вновь, когда обстоятельства потребуют возврата к истокам революционной судьбы, к кавказским друзьям и врагам, к народам юга и юго-востока империи. Когда анархиствующая кавказская импульсивность, прихотливая игра настроений и личностных оценок потребуют хотя бы временного выхода из стального волевого зажима вождя. В такие периоды ностальгии по себе наиболее подлинному он, иногда, будет воскресать за хлебосольным сталинским столом в образе задушевного грузина Кобы или на экране кинотеатра в образе яростно влюбленного горца-пастуха в фильме " Свинарка и пастух" (артист Зельдин), или в образе реального сержанта грузина Кантария, водрузившего флаг над рейхстагом. И каждый раз это будут всего лишь различные эманации все того же романтика " Кобы". Но на завтра или через годы, или даже через миг в зависимости от жизненного сценария, или в соответствии с заранее продуманной им же сценой, он уже сфокусирован в совершенно другом образе.

В течение жизни количество сосуществующих сталинских образов только возрастает. Весь этот душевный хоровод для окружающих и современников не всегда заметен, а если и замечается, то его механизм и последовательность остаются непонятны и, потому, кажутся парадоксальными. Сегодня он Коба, завтра Иванов, послезавтра Ленин, - царь Петр или сам Господь... Иногда в одном и том же образе он находится годами. Иногда параллельно с этим образом он включен в целый ряд других с прямо противоположными эмоциональными и этическими зарядами. А где же Джугашвили? Где Сталин? Где наш уникальный исторический герой? Не будем торопиться. Сначала рассмотрим хотя бы то, что в нем все же было первично-подлинным, а затем - как сложились основные сталинские личины, среди которых были особенно значимы по-своему понятые образы исторических героев. Почему-то никто не замечает, что Сталин был необыкновенно романтической натурой. Не только романтиком в юности, когда у него, как и у большинства нормальных людей, молодая кровь и отсутствие сомнений переполняют жизнь, какая бы она не была. Он был романтиком до последнего своего вздоха. А это состояние души столь милое российскому интеллигенту, как девятнадцатого, так и, в особенности, двадцатого века, столкнувшись с грубой прозой жизни, может обернуться и так и эдак. В этом случае многое зависит от силы захваченности доминирующим образом или комплексом образов в сочетании с реальными жизненными условиями. Романтическое состояние души может стать источником потрясающих открытий в природе, в обществе, в себе самом, в других. Талант всегда романтичен. Только романтик может ставить пред собой цели, для достижения которых нет, и как будто не предвидится реальных условий. Истинному романтическому герою кто-то помогает как бы исподволь. Так незримо помогали боги Олимпа наивным героям древней Эллады. И как у них, у прирожденного романтика все получается легко, как бы невзначай. Но никто не догадывается о том, через какие сомнения и страхи приходится ему пройти. Сомнения погребены глубоко внутри, а для всех остальных, как пел на отрогах Кавказа один из самых романтических бардов конца XX века: " Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там...". Любая революция делается романтиками, тем более революция социальная. Но идти впереди, быть вождем и вести всех за собой, не проявляя откровенного страха, можно и в бездну. Сталин был прирожденным романтиком.

В юности он прилежный семинарист и нежный сентиментальный поэт. В традициях восточной поэзии пишет о соловьях и розе, риторически признается в любви к " малой" родине и очень назидательно адресует все это детям. Вот образчик его юношеских поэтических утех:

Неизвестно продолжал ли он " грешить" и в зрелые годы писанием стихов, но, без сомнения, как большинство романтичных людей, не имеющих серьезного поэтического дара, он остался на всю жизнь ценителем поэзии, художественной литературы, знатоком стиля.

Впоследствии Сталин стеснялся своих стихов и чаще возражал против их перепечатки услужливыми издательствами. Но в помпезном юбилейном сборнике: " Сталин. К шестидесятилетию со дня рождения", контрольный экземпляр которого сохранился в его библиотеке, Кобе-поэту, ценителю грузинской поэзии и фольклора посвящено несколько страниц. В частности там говорится: " Coco очень хорошо знал грузинских писателей. Очень любил Шота Руставели, Важа Пшавела.

О его любви к поэзии говорит тот малоизвестный факт, что товарищ Сталин писал очень хорошие стихи. Эти стихи печатались в газете " Иверия" в 1895 г. за подписью " Сосело".

Так писал шестнадцатилетний юноша, уверенный в том, что настанут другие дни, когда " кто был ничем, тот станет всем".

Стихи молодого Сталина очень ценились передовой грузинской интеллигенцией, одно из его стихотворений было перепечатано в юбилейном сборнике, посвященном писателю Рафиэлу Эристави" ².

Ничего удивительного нет в том, что взрослеющий мальчик с тонкой поэтической душой, поющий в церковном хоре славу Духу Господню, постепенно, по мере взросления в жестоких социальных условиях, становился драчуном, грубияном, нищим неряхой, наивным революционным романтиком и может быть даже " распутником". В общем-то обычная эволюция будущего российского разночинца второй половины XIX века. Конечно же, только романтик может вступить в одну из самых тогда маленьких по численности и влиянию на Кавказе революционных групп - в РСДРП. И все лучшие годы отдать нелегальной работе, тюрьмам и ссылкам. Он не один такой идеалист. Все радикальные партии России того времени состоят из подобных людей. Но он революционный романтик определенного свойства. Джугашвили - революционер с ущемленным национальным достоинством. С юности для него национальное и социальное угнетение были понятиями неразрывными. Угнетателями были русские, олицетворявшие неправедную силу Российской империи. Угнетателями были и грузины, принадлежавшие к высшим и богатым классам и сословиям, служившие, как думали многие, в том числе и Сталин, верой и правдой интересам Империи. С первых сознательных шагов все социальные проблемы он воспринимал на фоне национальных.

О Сталине при жизни официально слагали романтические легенды, особенно любили печатать " сказы", живописали его " образ" в художественной литературе, на театральной сцене, в кино и, конечно, в поэзии. Сталин как натура романтическая и поэтическая, сам при случае, как мы уже не раз видели, с удовольствием прибегавший к выразительному речевому обороту или эмоциональному образу, весьма благосклонно относился к тем, кто умело использовал средства языка и искусства для описания истории его жизни и деяний, толковал его мысли и изречения. Охотников и своих и зарубежных была масса, но лишь немногие были допущены к подобному творчеству, а еще меньше смогли опубликовать свои произведения. В современном архиве Сталина хранится множество неопубликованных и увидевших свет документальных, художественных, научно-популярных, драматических, поэтических произведений, живописующих в основном, дореволюционный период жизни вождя или его деяния в эпоху гражданской войны. Невозможно перечислить всех - от крупнейших писателей и ученых и до сельских учителей. Как прави ло, он лично давал санкцию на привлечение того или иного известного деятеля. Иногда длительное время, используя различные уловки и ухищрения, напористо добивался от признанных во всем мире мастеров своих жизнеописаний. Но бесконтрольного процесса не терпел и беспощадно пресекал, даже если мотивы были сугубо раболепными. В 1938 году, накануне очередного юбилея, получило широкую огласку его письмо в издательство " Детская литература", подготовившего к печати книгу рассказов о его детстве. " Я решительно против, - писал он, - издания " Рассказов о детстве Сталина". Книжка изобилует массой фактических поверхностей (так в тексте. - Б. И.), искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, " добросовестные" брехуны), подхалимы.

Жаль автора, но факт остается фактом. Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить (так в тексте. - Б. И.) в сознание советских детей (и людей вообще) культ личности вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория " героев" и " толпы" есть не большевистская, а эсеровская теория.

Герои делают народ, превращают его из толпы в народ - говорят эсеры.

Народ делает героев - отвечают эсерам большевики!

Всякая такая книжка будет вредить нашему общему большевистскому делу.

Такими уловками он создавал себе репутацию скромника, невинно зацелованного народными массами. Но все это - чистой воды ханжество, сквозь которое проглядывает вполне очевидная цель - контролировать каждую печатную букву своей биографии. И такого контроля с начала 30-х годов и до конца жизни он не упускал ни на минуту. Он прочитывал, почти всегда с карандашом в руке, практически все новые биографические тексты и тем более документы, которые публиковались не только в центральных газетах и журналах, но и в республиканских органах, и в изданиях для детей. Право на публикацию любых материалов о вожде он давал сам лично или с его санкции - работники, лично к нему приближенные: Товстуха, Мехлис, Двинский, Таль, Поскребышев.

Начиная с 1929 г., каждый новый десятилетний юбилей вождя (точнее его канун) поднимал на новую высоту санкционированный им вал восхвалений и публикаций. Он вообще любил все процессы раскачивать волнообразно и раскручивать их по восходящей " спирали". Поскольку К. Маркс утверждал, что исторический прогресс объективно, независимо от воли людей развивается " по спирали", то Сталин волевыми импульсами, используя партийно- государственный аппарат и всю державную мощь, задавал эту двойную конфигурацию движения. О том, что революция есть очистительная " буря" твердили, еще во времена его романтической молодости, все радикальные деятели, от умеренных и до крайних. Позже, во многих своих генсековских речах Сталин развивал мысль о периодически вздымающихся " волнах революции" и " истории", говорил об их " приливах и отливах" ⁴. Но, будучи в политике " практиком" (любимое самоопределение 20-х годов), он не собирался ждать и не ждал когда скрытые социальные силы стихийно и бесконтрольно содрогнуться и вознесутся в очередной спиральный вал. В том людском водовороте, в котором он властвовал, (этот водоворот даже в 20-е годы далеко перехлестывал границы СССР) Сталин, примерно каждые десять лет, исподволь, но очень целенаправленно подготавливал очередной вал социальной агрессии: государственных убийств, внешних войн, глобальных социальных преобразований, перемалывающих людские судьбы и - сопровождавшие их волны злобно-веселого страха, истеричного покаяния, поклонения, и, вновь - ненависти.... Как подлинный романтик не спеша (а на самом деле стремительно, если мерить по человеческим меркам), этот " мастер революции" творил из подручного материала, доставшегося ему от Лени на и его сподвижников, свою личную сталинскую " вселенную". Там, в этой " вселенной" было все возможно. Там воплощались в реальную жизнь многие казалось бы абстрактные философские и экономические идеи Маркса, политические и государственные задумки Троцкого, Богданова, Бухарина, Ленина, Ивана Грозного, Гитлера, других исторических героев. Сталин не только сам, как государственный деятель был творчески раскован и с каждым годом все более бесконтролен в своих поступках. При его поддержке создавалась атмосфера особой свободы " творчества масс", но, разумеется, в тех областях, где требовался особенно стремительный прорыв. А это в первую очередь - в сфере производительности труда, в экономическом освоении новых территорий, залежей ископаемых, в области разработки и освоения новых видов оружия, техники, военного искусства, в формах волеизлияний любви и преданности к нему и ненависти к врагам, в разведке и контрразведке, в системе ГУЛАГ и т. д. Основные душевные чувства романтика - зуд первооткрывателя и хмель творца, захлестнувшие его еще в юности, не исчезали в нем никогда. Вопрос только в том - насколько жизнестоек плод зачатый во хмелю, если даже это хмель первооткрывательства?

Одним из тех биографов, к кому Сталин относился благосклонно, был средней руки грузинский поэт и литератор Георгий Леонидзе. Писал и печатался он сначала только в Грузии. В первой половине 30-х годов входил в литературную группу " Голубые роги", в которой ведущее положение занимали Паоло Яшвили и Тициан Табидзе - цвет грузинской (да и мировой!) поэзии XX века. Вскоре соратники Леонидзе погибли, хотя, как и многие написали о Сталине хвалебные поэтические гимны. Они были слишком талантливы, а вот талант средней руки часто более живуч. В 1940 г. в Тбилиси вышла книга Леонидзе " Георгий Саакадзе", посвященная одному из любимых Сталиным грузинских исторических героев XVII века. В том же году Сталин прочитал с карандашом в руке киносценарий того же автора на ту же тему, но не одобрил его. На книге и киносценарии о Саакадзе он оставил свои пометы, которые говорят об иронично - благосклонном отношении вождя к творчеству поэта, но слабого сценариста ⁵.

Годом раньше, в 1939 году, в Тбилиси вышла поэтическая эпопея Леонидзе " Сталин. Детство и отрочество". Все эти вещи находились в сталинской библиотеке. Больше того, вскоре после войны, в 1947 г., в Москве была роскошно издана эпопея Леонидзе о детстве и отрочестве вождя в переложении русского поэта Николая Тихонова, искреннего ценителя и знатока грузинской поэзии и культуры. Без сомнения, и автор, и переводчик, и редакторы издания хорошо поработали над дозволенной мемуарной литературой, и в поэтизированной форме передали всемирно-историческое значение рождения младенца Сосело, и обстоятельства возмужания Coco (уменьшительно- ласкательные от Иосиф - " Осечка", " Ося"). Ниже мы будем ссылаться на поэтический текст Леонидзе-Тихонова, относясь к нему как к своеобразному историческому источнику, поскольку поэма явно была одобрена самим вождем. За эти и другие герои ко-поэтические произведения, академик Грузинской ССР Г. Леонидзе трижды награждался сталинской премией в 1941, 1950, 1952 годах. Поэт любил прибавлять к своей фамилии гордое: " орденоносец".

Возвращаясь к характеристике молодого Сталина как начинающего романтика и революционера, толчком для которого послужило государственно унижаемое национальное достоинство подданных, процитируем текст, который мог быть написан со слов самого Сталина или тех, кто с ним учился в православном Горийском училище и сам был участником похожей сцены:

Очевидно русский язык он действительно первоначально вынужден был осваивать в училище " из-под палки", что безошибочно угадал Троцкий еще в середине 30-х годов. Сталин с обидой вспоминал о запрещении грузинского языка, как проявлении русификаторской политики в семинарии. О насильственной русификации Грузии говорится в многочисленных изданиях школьных и вузовских учебников истории, первые варианты которых он лично редактировал. В учебнике " История СССР. Россия в XIX веке", неоднократно переиздававшемся в 30 - 50 годы под редакцией акад. М. В. Нечкиной, совсем не случайно отмечалось: " После 1801 г. в целях дальнейшей русификации Грузии и централизации всего аппарата управления было решено подчинить духовенство и все церковные имущества синоду и экзархату (глава православной церкви, назначенный в Грузию царским правительством)" ⁷. Так что, видимо, с детства Российская империя была для него империей неправедной и русской. И именно против таковой был первоначально направлен его протест.

Остаточные следы антиимперско-русской направленности прослеживаются буквально во всем его не только раннем творчестве, но и в зрелые годы в официальной пропаганде, в исторических трудах, в официально одобренных произведениях разного жанра. Анри Барбюс воспроизвел ее со свойственным французу темпераментом: " Управлять другими национальностями, как, например грузинами, для царя означало - угнетать их. Можно сказать, что в те времена кавказские народности пользовались только одним правом - правом быть судимыми. Они имели лишь одну свободу - свободу стонать, да и то только по-русски. При таком порядке вещей - в колонии, попросту прицепленной к территории господствующей русской национальности, естественно возникало националистическое движение с конечной целью освобождения Грузии" ^к. Казалось бы все ясно, но жизнь, как известно, сложнее, чем представления о ней.

В мае 1937 г. некто, представившийся ленинградцем Иваном Сергеевичем Книжником-Ветровым, известный в свое время журналист, в 1917 - 1918 годах сотрудничавший с редакцией газеты " Правда" и печатавшийся в журнале " Молодая гвардия", прислал Сталину или точнее - Товстухе письмо и большую статью. Он обращал внимание на ряд серьезных ошибок и умолчаний в официальных биографиях и биографических материалах о вожде, в частности в ряде газетных публикаций и в учебнике " История СССР" для 3- 4 классов только что вышедшего под редакцией профессора Шестакова. Но дело было не в ошибках и неточностях, а в скудости сведений о детских и юношеских годах жизни вождя. Книжник-Ветров обнаружил интересные сведения в двухнедельном журнале " Духовный вестник Грузинского экзархата", выходившем с 1891 г. под редакцией ректора Тифлисской духовной семинарии и в ежегоднике " Кавказский календарь", издававшемся в Тифлисе с 1845 года. В " Кавказском календаре" за те годы, в какие учился Сталин в духовном училище, было указано, что там преподавали одновременно и грузинские и русские учителя-богословы. Они вели занятия вместе со старшими семинаристами и не только преподавали русский и церковно-славянский языки с первого по четвертый классы, но и грузинский и греческий языки. Помимо богословия преподавали чистописание (отсюда и красивый сталинский подчерк), арифметику, географию, а также славянское церковное пение, русское, грузинское и имеретинское церковное пение. Большую часть предметов вел Михаил Иванович Имуридзе, " который очень придирался к тов. Сталину". В духовной семинарии прибавился латинский язык (долгое время не было учителя), а также преподавались: русская словесность (все годы обучения), логика и психология, алгебра, геометрия, тригонометрия, физика, космография. В старших классах, в 5 и 6-м (последнем) обучение проводилось четырьмя кафедрами: " Основное догматическое и православное богословие", " Гомилетика, литургия и практическое руководство для пастырей церкви", " Библейская история, общая церковная история и история русской церкви", " Обличительное богословие и история и обличение русского раскола". Судя по дальнейшим его пристрастиям и политическим привычкам, не только гомилетика, но и обличительное богословие стали его любимыми предметами. Там же он получил и первые уроки нетерпимости к " раскольникам" и всевозможным уклонистам от " генеральной линии", т.е. к еретикам. Кроме русского других современных европейских языков в семинарии не изучали вообще. В старших классах действительно преподавали большей частью русские учителя.

Обучение было платным. Вокруг вопроса о том кто платил за обучение будущего вождя, в литературе высказывались самые невероятные предположения, вплоть до намеков на предосудительные заработки матери Иосифа, которая нанималась убирать в богатых домах. Архивные источники говорят, что действительно за неуплату мальчика на первом году обучения хотели исключить из училища. Отец даже забрал его оттуда домой помогать по сапожному делу. Но мать добилась от духовного начальства не только освобождения от платы (40 рублей в год), но и небольшой стипендии для сына - 3 рубля в месяц. Так продолжалось до окончания училища, а затем до пятого класса семинарии в Тифлисе, когда Кобе стукнул двадцатый год. По официальным документам, не перевели его в выпускной шестой класс по очень обыденной причине. В разрядном списке Тифлисской духовной семинарии за 1898 - 1899 учебный год говорится: " V класс, 1-е - отделение... Увольняется из семинарии за неявку на экзамены по неизвестной причине Джугашвили Иосиф" ⁹. Позже на допросах, полицейским он отвечал, что его исключили за неуплату, а товарищам по партии, советскому народу и своим биографам - за успешную революционную деятельность. Но истинная причина могла лежать и в сфере любовных и сексуальных увлечений уже вполне зрелого по годам семинариста. Во всяком случае, о его связях с женщинами до первой женитьбы в 1903 году, т. е. на 25 году жизни, ничего не было известно. Но, невозможно поверить в то, что молодой темпераментный кавказец, у которого и в более зрелые годы была масса весьма бурных увлечений, не завел до женитьбы хотя бы одну интрижку.

Тифлисская духовная семинария (как и другие семинарии страны) воспитала целую плеяду активнейших революционеров. О некоторых из них, соратниках Сталина, мы еще будем упоминать. Но не забудем, что она же, т.е. церковь, воспитала и самого страшного своего гонителя за всю тысяче летнюю историю русского православия. Более разрушительного гонителя христианства, чем все " иноверцы" вместе взятые.

У подпольщика Джугашвили было несколько десятков псевдонимов, но три из них (в разных модификациях) сопровождали его всю жизнь. Происхождение и символическое значение самого известного - " Сталин" от слова - " сталь", прочнейшего рукотворного материала, обладающего одновременно особой твердостью и гибкостью, не нуждается в дополнительных пояснениях для человека, владеющего русским языком. На Кавказе стальной, булатный клинок пользовался особым, почти ритуальным поклонением. Сам Сталин в 1934 г. подтвердил, что для него псевдоним ассоциируется именно со сталью. Причем подчеркивал, что не он сам избрал этот псевдоним, а его ему дали " товарищи в 1911 или, кажется, в 1910 году. Они считали, - не без кокетства говорил Сталин, - что имя это ко мне подходит" ¹⁰. Два других псевдонима - грузинское имя " Коба" и русское, как будто бы фамилия " Иванов", а может быть отчество - " Иванович", как это не странно требуют пояснений. Речь идет не столько о происхождении, сколько о таящихся в них, казалось бы, прямо противоположных смыслах.

Для большинства партийных соратников Сталина псевдонимы служили скорее удобными ярлыками. Они облегчали нелегальную жизнь, скрывали социальное и национальное происхождение, позволяли богатым или знатным родственникам сохранять свой статус. Но для некоторых революционеров псевдоним нес еще дополнительную, идейную, программирующую функцию. С его помощью человек ощущал себя продолжателем начатого героем дела или наследником его умственных и душевных свойств. Он как бы брал на себя обязательство играть в своей жизни схожую роль. Как известно, близкий дореволюционный соратник Сталина Л. Б. Розенфельд, живший в те же годы в Тифлисе, печатавшийся в тех же что и Сталин большевистских газетах под псевдонимом " Юрий" ¹¹, и входивший, как и он в Кавказское союзное бюро РСДРП, а затем, ставший одним из одиознейших его врагов, избрал себе тогда же новый псевдоним " Каменев". Избрал он его, скорее всего не только из- за исключительной твердости этого предмета и, как бы претендуя на особые свойства своего характера, но и намекая на твердокаменную верность марксистским идеям. " Каменев" это русская калька евангельского имени апостола Симона-Петра. " Петр" переводится с древнегреческого - " камень". Похоже, что Розенфельд-Каменев вживался в образ первого апостола. Не ясно только - апостола Маркса или апостола-ленинца? Троцкий (Бронштейн), сам избравший славянский псевдоним и неплохо осведомленный на этот счет, рассуждал примерно так же: " С этого времени (1912 год. - Б. Я.) кавказец усваивает русский псевдоним Сталин, производя его от стали. В этот период это означало не столько личную характеристику, сколько характеристику направления. Уже в 1903 году будущие большевики назывались " твердыми", а меньшевики " мягкими". Плеханов, вождь меньшевиков, иронически называл большевиков " твердокаменными". Ленин подхватил это определение как похвалу. Один из молодых тогда большевиков остановился на псевдониме Каменев, - по той же причине, по какой Джугашвили стал называться Сталиным. Разница, однако, та, - отмечал Троцкий, - что в характере Каменева не было ничего каменного, тогда как твердый псевдоним Сталина гораздо больше подходил к его характеру" ¹².

В числе первых любимых литературных персонажей Сталина в поэтической эпопее Леонидзе наряду с разбойником Како (из произведения И. Чавчавадзе " Како-разбойник") упоминается и имя абрека Кобы. Како запомнился ему, но не оставил заметного следа в биографии Сталина, а Коба стал его первой и важнейшей духовной оболочкой.

Странно, но биографы Сталина, даже самые скрупулезные ни разу не удосужились прочитать произведение грузинского литератора второй половины XIX века Александра Казбеги " Отцеубийца". На протяжении десятилетий механически переписывают друг у друга: Коба - имя одного из героев этого произведения, борца за социальную справедливость. Так- то это так, но, взяв себе в 1903 г. псевдоним " Коба", Джугашвили, который еще не был " Сталиным", совершил как бы акт инициации. А может быть даже символического каннибализма. " Коба" стал одним из первых в длинной череде героев, философию жизни которого Сталин любовно культивировал в себе до самого конца.

" Коба" для Иосифа не просто имя приглянувшегося ему литературного героя. Это был характер человека, действовавшего в контексте истории Грузии, недавно включенной в состав Российской империи. И как любили говорить специалисты в области открытого Сталиным " социалистического реализма" по поводу любого яркого литературного героя - это был характер, отразивший " типические черты" своего времени и своего места. Сталин нашел в этом характере качества и взгляды ему созвучные и близкие. В период его могущества вся страна знала этот грузинский псевдоним, но только очень близкие товарищи, помнившие его еще в дореволюционный период, смели так к нему обращаться и то в особых случаях. Два дня 21 - 22 июля 1935 г. длилось торжественное заседание Тифлисского горкома партии, на котором Л. П. Берия делал доклад о дореволюционной деятельности Сталина в Закавказье. После этого конференция приняла резолюцию и обратилась с письмом к Сталину: " ЦК ВКЩб) - ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ. ДОРОГОЙ КОБА! " ¹³. И Бухарин обратился к Сталину накануне расстрела: " Коба...". Бухарина не стало, но Коба продолжал жить в Сталине вплоть до самого его конца. К его семидесятилетию, в 1948 - 1950 гг. в Тбилиси одновременно вышли на грузинском языке пятитомное собрание сочинений Казбеги и его же избранные произведения в двух томах, на русском.

Александр Казбеги - ярко выраженный романтический писатель, которого один восторженный поэт-современник назвал " грузинским Гомером". Судя по портретам, это был благородного вида бородатый человек. Происходил он из знатного рода. Его дед вместе с царем Ираклием II содействовал включению Грузии в состав Империи. За это получил в управление целую область и офицерский чин. Его отец приумножил заслуги деда, сохранил за собой " вотчину" и получил еще более высокий чин. Александру досталось большое феодальное наследство, но по стопам предков он не пошел. Пытался учиться в столицах, писал стихи, делал переводы произведений Грибоедова, Шекспира, любил В. Скотта, В. Гюго и Ф. Купера. Во время пребывания в России заразился идеей " хождения в народ". Вернувшись в Грузию в 1870 г., раздал свою землю крестьянам и ушел " в народ" с учетом кавказской специфики - семь лет пастушествовал. Затем поселился в Тифлисе и написал с десяток пьес и повестей. В 1893 г., когда Сталину исполнилось 15 лет, Казбеги умер в нищете и одиночестве¹⁴. При жизни его довольно охотно публиковал в своей газете " Иверия" Илья Чавчавадзе, тот самый, который печатал стихи юного Иосифа. Не исключено, что, прочитав в газете возвышенный некролог, написанный Чавчавадзе (" Душа каждого грузина отныне качает его колыбель..."), Сталин увлекся произведениями Казбеги, как до этого увлекался произведениями самого Чавчавадзе. Очень похоже на то, что именно под их влиянием, как он сам сообщил своим поздним биографам: " Пятнадцатилетний Сталин становится революционером" ¹⁵. На самом же деле, он в 15 лет просто начинает воображать себя народным мстителем, борцом за справедливость и вести себя соответственно в училище, а затем в семинарии. Многие мальчишки в этом возрасте фрондируют и думают о себе нечто подобное. Тем не менее " народный мститель", как мы помним, благополучно с отличием оканчивает духовное училище и перебирается в семинарию, из которой он опять-таки не уходит добровольно по идейным соображениям. Его оттуда исключают лишь в мае 1899 г. на 21 году жизни якобы за неявку на переводные экзамены из 5 в 6 класс. Никаких других осязаемых следов его революционной деятельности, а главное - творчества до этого времени, кроме инспирированных им лично упоминаний в " биографиях" и в поздних воспоминаниях мемуаристов, нет. Впрочем, в ранних биографических материалах 1926 - 1927 годов, которые он самолично просматривал и дополнял говорится, что революционной деятельностью он стал заниматься с 17 лет, а руководить марксистскими кружками - лет с двадцати ¹⁶.

Восприняв основную идею русских народовольцев о примате " народа" над обществом, личностью и государством, Казбеги повернул ее в свое национальное, грузинское русло. В его произведениях бушуют шекспировские страсти с отчетливым грузинским акцентом. В них много слепящих красок, высокопарных сердечных речей, грохота выстрелов и горных бурь, крови, любви, предательства, ненависти, благородства... В целом, это была литература, которая стремилась вырваться из состояния литературного лубка, но навеки застыла в нем, как застыла живопись великого Пиросмани на жестяных вывесках кабачков и лавочек дореволюционного Тифлиса. Для Сталина же это была родная и очень близкая по духу, цвету, запаху и вкусу среда, наивная среда " народного романа". Она была и навек осталась основным позитивным пластом, заложенным в его еще юной личности, после первичной и очень ломкой домашней и вторичной, негативной средой - семинарской. Идеи и мысли Маркса, Энгельса, Бакунина, Кропоткина, Плеханова, Троцкого, Каутского, других идеологов и, даже Ленина, были значительно позже. Еще позже были: Петр I, Александр Невский, Иван Грозный, Чингисхан, Наполеон, Тамерлан, Гитлер, Цезарь... Но изначально, каждый раз всю силу их образного влияния ощущал на себе именно народный мститель, анархиствующий герой " Коба", а не Сосело и православный семинарист Джугашвили. Сталин начинается с Кобы. Пора познакомиться.

Коба не главный герой повести и он совсем не " отцеубийца". В большинстве произведений Казбеги главный герой - женщина. В повести нежная страстная Нуну не только центральная фигура, но и якобы убийца своего по шекспировски несчастного отца. А Коба, это отчаянно смелый, удачливый абрек, друг и побратим любимого мужчины Нуну - Иаго. Но к Нуну пылает нечистой страстью богатый и коварный Гиргола, который обманным путем выдает ее замуж за своего брата. Затем он превращает Нуну в свою наложницу, совершая смертный грех кровосмешения... В таком духе на протяжении десятков страниц идет кровавая борьба любви и благородства с похотью и предательством. Конец по шекспировски величественен: все кроме Кобы погибают, оклеветанные герои очищаются, страшные грешники успевают перед смертью покаяться.

Современному читателю, знакомому с прозой Бунина, Бабеля, Булгакова, Борхеса и других волшебников языка и образов, читать все это скучно. Почти все современники Сталина, начинающие вожди российской социал-демократии, воспитывались на совершенно иных, более высоких литературных образцах. Ну, и что? Пусть так, но у не литературного Кобы, - у Иосифа явно сильнее билось сердце, когда он читал: " Коба и Гиргола сошлись. Разгорелась борьба. Оба были сильные и ловко увертывались друг от друга.

Гиргола старался оттеснить Кобу к пропасти и столкнуть его туда. Коба понял этот коварный замысел, напряг все силы и свалил Гирголу. Он выхватил кинжал и занес его над врагом. Тогда один из людей Гирголы, подскочил сзади, ударил прикладом ружья по занесенной руке и Коба выронил кинжал. Гиргола воспользовался этим и вскочил на ноги. Между тем Коба быстро схватил левой рукой упавший кинжал и двинулся на того, кто помешал ему в единоборстве с Гирголой. Тот отступил и нацелился из ружья. Коба ловко подскочил к нему и, оттолкнув левой рукой дуло ружья, изо всех сил вонзил ему в грудь кинжал по самую рукоять".

Если мы и не уследили за тем, какая рука и в каком порядке была задействована героем - не беда! Главное - порыв битвы. Читаем дальше: " Он (Коба. - Б, И.) вернулся на место боя, где лежал с искаженным лицом поверженный убитый враг.

Зачем ты напал на меня, зачем заставил пролить свою кровь, несчастный? - с презрением глянул на него Коба.

И только теперь вспомнил он о своей любимой. Марине лежала в глубоком обмороке. В жаркой схватке Коба этого не заметил. Он кинулся к ней.

И женщин стали убивать! - он думал, что рнз ранена. - Какое настало время! - горько воскликнул он. - Лучше смерть, чем такая позорная жизнь! Марине пришла в себя... Она крепко обняла его, и в эту минуту ей казалось, что все беды уже миновали и нет больше горя на земле. Она целовала его, ласкала, вся, замирая от счастья" ¹⁷.

Торжествующая плотская любовь героя-победителя рядом с еще теплым трупом поверженного врага не такая уж большая редкость в мировой литературе. А возмущенная фраза литературного Кобы: " И женщин стали убивать! ", не может не вызвать благодарного уважения к герою, чья эпоха была отнесена автором на период жесточайшей борьбы России с чеченцами и дагестанцами и их лидером Шамилем. Но не будем торопиться - двойная мораль свойственна народам Кавказа так же, как и всем другим народам Востока и Запада. Женщин всегда убивали, били и мучили из ревности, из жадности, и просто так - из садисткой жестокости. В годы коллективизации М. Шолохов послал несколько личных писем Сталину с описаниями изощренных пыток, совершаемых " уполномоченными" мужиками над своими односельчанками. В одном из них он писал: " Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти", перечислял один за другим примеры: " В Вешенском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, поджигали, а потом тушили: " Скажешь где яма? Опять подожгу! В том же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос" и т.д. ¹⁸.

В романе Казбеги есть сцена, когда влюбленный злодей и насильник беспощадно хлещет любимую женщину ногайкой: " Обтянутое платье лопнуло под ударом, и кровь хлынула из раны. Нуну подставила горсть и плеснула кровью в лицо Гирголе.

В конце повести, автор, как мог, покарал " безбожника" Гирголу за невинную жертву. А Коба, который стал Сталиным, убил и растерзал судьбы сразу десятков тысяч женщин из семей " врагов народа", а еще больше не имевших к ним никакого отношения.

В 1938 г. Берия, в чем-то схожий по внутреннему складу с Гирголой, арестовал жену Эрнеста Бедия - фальсификатора, приложившего руку к оформлению легенды о дореволюционных подвигах вождя. Говорят, что Нина Чичуя, жена Бедия, была мингрельской княжной с независимым характером и острым языком. Она, возможно, пострадала за то, что без опаски говорила о муже как об одном из истинных авторах книги о вожде. О последних ее минутах рассказывают: " В камеру после допросов ее привозили истерзанную, в крови. Допрашивал Берия лично. Начинал с одного и того же вопроса:

- Ну, кто написал книгу о революционном движении в Закавказье? Узница неизменно отвечала:

Однажды она схватила со стола тяжелую, оправленную бронзой стеклянную чернильницу и бросила в мучителя. Берия выхватил пистолет..." ²⁰. Так ли это было на самом деле, теперь установить трудно. В сталинскую эпоху, как ни в какую другую, мифологическая, литературная и реальная жизнь намертво смыкалась.

Литературный Коба был решителен и жесток, но отчаянно смел и благороден как индейцы Ф. Купера. Вообще, все кавказцы Казбеги как-то подозрительно похожи на литературных индейцев. Но есть в жестокости горцев и свой оттенок. Устами одного из героев повести, Казбеги процитировал расхожую региональную мудрость: "...не грех убить человека, если он недруг твой, но нужно ответ за это держать" ²¹. " Не грех убить человека, если он недруг...". Мог ли знать сентиментальный Казбеги, что один из его юных романтичных читателей лет через двадцать пять - тридцать претворит эти слова в государственную политику мировой державы? Не мог он знать и того, что Кобе- Сталину ни перед кем не нужно будет держать ответ. Хорошо известно, что Сталин с легкой руки Ленина прослыл большевистским специалистом по национальному вопросу. После смерти Ленина национальная тема была главной в его государственной политике, в быту, в интригах и даже там, где, казалось бы, ей не место - в любви его дочери и сыновей, в их детях, в его внуках. И это, конечно же, не случайно. Для России, ставшей империей, национальные проблемы стали одними из главных.

Пока московские князья выживали под гнетом татарского ига, " собирали" русские земли в условиях " вызова" с Востока, это было делом внутренним, почти семейным. Хотя уже и на этом этапе " отрабатывались" определенные национально-мобилизационные формы жизни. Иван Грозный, покорив восточные татарские ханства, сумел это сделать, использовав достаточно эффективные и оригинальные механизмы средневекового тоталитаризма (один из которых - опричнина), изобретенные, судя по всему, им лично. Но его социальный " проект" оказался нежизнестойким. И только после длительного периода смуты, этого средневекового варианта современной гражданской войны и иностранной военной интервенции, началась самая продолжительная эпоха экспансии Российской империи по всем азимутам: на Восток, Запад, Юг и даже - крайний Север. После присоединения земель на Востоке и на Западе страна приобрела еще одну, прямо противоположную линию напряжения. С этого времени уже не Россия находилась между Востоком и Западом, как между молотом и наковальней. На Востоке и Западе находились ее колонии, за приумножение и сохранение которых она борется последние пятьсот лет. А завоевав Юг, в частности, Кавказ, российские императоры, не подозревая того, получили еще и национальный " ящик" Пандоры.

Даже христианские народы Кавказа, даже " добровольно" присоединенные в 1801 г. грузины, испытывали смешанное чувство страха, неприязни и обиженности по отношению к православным казакам, русским солдатам, чиновникам, " белому" царю и к своим соотечественникам, ставленникам имперской администрации. Явно в реальной жизни Казбеги подсмотрел вот эту сцену или услышал о ней рассказ:

" Они ясно различили приближавшихся солдат...

- Караульные! - прошептал Коба и достал из чехла ружье.

- Дайте и мне ружье, уложу хотя бы одного из них, а там будь что будет! - попросил Иаго. Он едва стоял на ногах, но зов свободы, ненависть к несправедливости и страх перед нечеловеческими муками удесятерили его силы".

А вот как православные грузины-крестьяне оценивали казаков:

"...являются туда казаки, хватают баранов, хотят их резать...

Нет безбожнее их никого на свете! - заметил кто-то из слушавших.

Не менее достоверны действия и реакция другой, российской стороны глазами Казбеги - Кобы-Иосифа:

" - Одно слово, басурманы! - добавил длинноусый ефрейтор.

Думаю про себя, - продолжал рассказчик, - я вам покажу"... Да и свернул в один двор. Смотрю, разгуливают по двору индюки. Я зацепил одного палкой. На лай собачий вышла баба, бросилась ко мне, лопочет что-то на своем языке... рассвирепела баба и хватила меня палкой. " Ох ты, чертово отродье. - Думаю: - ну смотри теперь, что будет", и шлеп на землю, растянулся, будто дух вон... Сбежался народ, окружили меня, а я лежу не дышу. Думают, убила меня баба, сердятся на нее... Страшно им, - за убийство ответ будут держать строгий. Вот открыл я глаза да и хвать одного мужика, который ближе стоял... " Пойдем к начальнику ответ держать! " А он побледнел весь, упрашивает меня отпустить его. Долго упрашивает, а потом дали мне трех индеек да семь кур, и тут только оставил я их в покое... Молодец! - одобрили остальные" ²².

Не только в казачьей и солдатской среде, но даже среди просвещенных социал-демократов, даже в среде интернационально настроенных революционеров было заниженное отношение к народам восточных и южных национальных окраин России, к народам ее колоний. В последнем издании биографии Сталина приводится известная ленинская характеристика горцев Кавказа как народов " стоявших" до прихода " русского капитализма" " в стороне от истории" ²³. Кстати, многие просвещенные европейцы того времени, в свою очередь считали, что вся Россия, в том числе и русский народ - обочина истории. Очень скоро один из тех, кто по ленинскому определению стоял " в стороне от истории", не без его помощи, окажется вместе со своей страной в ее эпицентре.

Когда революционеры разных направлений в один голос говорили о стравливании российскими властями народов Кавказа, Сталин это знал не понаслышке. Вооруженные столкновения на Кавказе продолжались и в XIX и в XX веках. О Чечне и Шамиле помнили всегда. Сталин тоже. Во времена его правления и именно с его подачи официальная довоенная оценка движения Шамиля поддерживалась Сталиным в духе любимого им Казбеги.

В сталинской библиотеке, в той ее части, что хранится ныне в Государственной общественно-политической библиотеке (бывшей библиотеке ИМЭЛ) нами обнаружен экземпляр известного школьного учебника " Краткого курса истории СССР" под редакцией проф. А. В. Шестакова. Он был подарен Сталиным своей дочери в 1937 году, когда после нескольких лет подготовительной работы учебник, наконец, вышел в свет. Об этом свидетельствует дарственная надпись дочери-школьнице: " Светлане Сталиной от И. Сталина. 30.VIII.37". В архиве Сталина и архивах различных отделов ЦК сохранились многочисленные подготовительные и промежуточные варианты этого учебника. На некоторых сохранилась разнообразная правка, вставки и реплики, сделанные самим вождем. Вот что было написано в учебнике о Шамиле: " Горцев объединил талантливый и энергичный Шамиль. Он родился в Дагестане и с детства отличался храбростью и решительностью. Шамиль, сильный, смелый и ловкий, прекрасно ездил на коне, без промаха стрелял из ружья, был неутомимым пловцом и бегуном... Шамиль стал умелым правителем и талантливым полководцем. Он создал большое государство горцев. Во главе отдельных областей стояли начальники, которые назначались Шамилем из самых умных и храбрых горцев. Каждый горец обязан был учиться военному искусству - стрельбе в цель, рубке шашкой, езде верхом, чтобы уметь с оружием в руках защищать свою родину от врагов... Шамиль заманивал отряды русских войск далеко в горы. Обратную дорогу горцы заваливали камнями и срубленными деревьями. Из засады горцы уничтожали русские отряды....

25 лет героически боролись горцы Северного Кавказа под руководством Шамиля. Но они не могли победить огромную армию Николая I".

В упоминавшемся уже вузовском учебнике под редакцией М. В. Нечкиной, в его первой редакции, вышедшей до войны, оценка Шамиля была сходной. По известным причинам во время войны оценка движения под руководством Шамиля была изменена Сталиным на прямо противоположную. В последней редакции, подготовленной при его жизни, говорилось, что движение инспировалось Англией и Турцией и " создало фанатичных врагов России, слепых исполнителей воли своего главы - имама" ²⁴. Сталин еще во время войны как всегда коварно и кроваво попытался разрубить чеченский узел, изгнав с родных мест целый народ, но как выяснилось в наше время, под грубым " рубцом" тлела социальная гангрена. Дело в том, что Сталин был таким " хирургом", который сам был заражен бациллой национализма, правда, к тому времени, претерпевшей в его душе несколько радикальных мутаций. А агрессивный имперский национализм только усиливает мобилизационный национализм регионов.

Казбеги перенес приключения своих героев как раз в эту героизирован ную эпоху Шамиля, которую в конце XIX века многие грузины воспринимали совсем не так как в начале столетия:

"...подошел поближе и стал слушать. Оказалось, что составляется ополчение для войны против чеченцев, участникам сулились всяческие милости государя императора и неисчислимые награды на небесах за защиту веры.

Народ слушал молча. Многие бывали раньше в Чечне, знали тамошние нравы и обычаи, знали о трудных дорогах, о девственных непроходимых лесах и понимали, на какое опасное дело их зовут.

Наконец выступил вперед пожилой мохевец ²⁵, снял шапку и сказал:

«Мы знаем, ваша милость, что надо служить царю-государю... прежде у нас не было таких непосильных повинностей, но и то мы не ропщем... Теперь же мы просим вас: освободите нас от похода против соседей, ничего худого они нам не делают. Не надо натравливать нас друг на друга, иначе мы вырежем друг друга и не будет у вас верных людей в нашей стране...

Враги царя - также и ваши враги, и вы должны, как приказывает наместник царя идти против Чечни.

Но именно в свободолюбивой Чечне собирались скрыться герои повести, и именно туда ушел грузин Коба, когда все его друзья погибли. Запомним это.

Не менее напряженными, чем с русскими, были отношения у Кобы и его земляков с другими народами Кавказа. Злые языки время от времени заявляли, что отец Сталина был по национальности не грузином, а пришедшим из других краев осетином. Отец действительно был не местным, не горийцем, но говорить о том, что он не был грузином, нет никаких оснований. Сталин лично добавил в один из первых вариантов своей официальной биографии, подготовленной в 1927 г. редакцией " Энциклопедического словаря русского библиографического общества Гранат" текст о происхождении отца из сельской грузинской глубинки из деревни с певучим названием Диди-Лило ²⁷. Другое дело, что не известно, откуда там появился дед Сталина, и какой он был национальности. Вряд ли сам Сталин знал это. По некоторым сведениям дед " Иван" был туда сослан или за то, что был абреком (разбойником), или участником антиправительственного движения.

Впрочем, проблема происхождения, как и проблема " чистоты" национальности, тем более в России, темна как вода в бездонном колодце. А вот малюсенькая хибарка под земляной кровлей, которую арендовали в Гори молодожены Кеке и Бесо Джугашвили, действительно принадлежала осетину Кипшидзе, жившему за стеной. Их дети дружили.

Однако те, кто распускал слухи об осетинских корнях вождя, отлично знал о давней неприязни между двумя народами. Для Казбеги и его Кобы тоже было непреложной истиной, что равнинные черкесы вроде бы ничего, не самые плохие люди, а ближайшие соседи осетины коварны и ненадежны. В повести позже выясняется, что труп, рядом с которым Коба целовался со своей любимой, принадлежал не просто коварному человеку, а врагу осетину: " Тогда же и убил я осетина! - сказал Коба". Он напомнил об этом другу с гордостью. А другой, еще более коварный " осетин, который встретил их с распростертыми объятиями" предает властям Кобу и его друзей за тридцать туманов и офицерский чин. Но деньги не приносят предателю счастья. Так же как Иуда Искариот он погибает позорной смертью, успев признаться в финале: " - Я предал товарищей и достоин такой смерти!... - Я погубил вас! " ²⁸. Кобе, будущему Сталину, не могла не запомниться такая ошеломительная угроза героя в адрес врага: " О - о! Попадись он мне когда-нибудь в руки, будет его рвать первым материнским молоком! " ²⁹.

Известно, что Сталин прекрасно владел всем арсеналом русской матерщины. Он его усваивал в рабочих кварталах закавказских городов, на нефтяных приисках интернационального Баку и особенно успешно в тюрьмах и ссылках. Став властителем, он не стеснялся материться в любом обществе, особенно когда собирались соратники, матерился в присутствии дочери подростка. Но в этой угрозе одного из героев повести, несмотря на ее очевидную фантастичность, поражает беспощадная конкретность. Помнил ли о ней Сталин, когда приказывал следователям по " делу врачей" и другим делам: " Бить, бить и бить, пока не признаются! "? Впрочем, об этом не хочется не только писать, даже думать. Он ведь тоже когда-то пил молоко матери. Не оно ли закипело у него кровавой пеной на губах в смертные минуты?

Мы привели наиболее яркие фрагменты повести. Сейчас нет никаких доказательств для утверждения - именно эти сцены и эти оценки привлекли внимание Сталина, отложились в его подсознании и влияли на его эмоции и даже поведение. Ничего этого доказать нельзя. Но есть неоспоримые доказательства того, что Сталин это произведение любил, хорошо знал, как и другие повести Казбеги, а главное, откликался на имя " Коба". Своего первенца сына он назвал Яков, что в грузинском уменьшительно-ласкательном варианте и звучит как " Коба" (от " Якоба" - Яшенька, Яшка.) Значит, ему нравилось играть роль литературного Кобы, быть его воплощением в жизни.

Официальная оценка Кобы Казбеги не могла не эволюционировать вместе с эволюцией национальной политики Сталина. Но сам Сталин-Коба не имел право на переоценку. В 13 томе первого издания Большой советской энциклопедии, вышедшего в 1937 году, упоминается Казбеги, как автор, который " в лирических патриархальных тонах... изображал патриархальную жизнь горских племен". Специально о Кобе тогда не говорилось еще ничего. Но во втором издании БСЭ, вышедшем в 1953 г., в 21 томе о Казбеги и его Кобе говорится уже четко: " Коба - один из партийных псевдонимов Сталина. За подписью Коба печатались статьи И. В. Сталина в газете " Ахали цховреба" (см." Новая жизнь")". Высоко оценивая творчество Казбеги, авторы энциклопедии сочли необходимым указать: "...писатель не создал ни одного положительного образа русского человека, представителя демократических кругов. Ошибка К. заключалась в том, что он не понял реакционного, мнимо национального характера движения Шамиля и мюридизма, идеализировал, приукрашивал это движение" ³⁰.

Так решительно разошлись пути Кобы литературного и Кобы исторического. Один - абрек - до сих пор борется в Чечне против наследников империи, другой - генералиссимус - до сих пор защищает от него эту империю железом и кровью. Коба против Кобы. Но на все времена останется у них вот это общее, с невероятным чувством выраженное их наивным духовным " отцом" Александром Казбеги: " Кровь моя и сейчас остается прежней: это - смесь воды горного ручья с искрами, исторгнутыми ударом железа о кремневую скалу. Кто так взращен, - всегда видит белое белым, а черное - черным; свое чувствует своим, а чужое - чужим" ³¹. Может быть именно здесь истоки того слепящего двухполюсного мира, которые увели стареющего Кобу в " ничто"?

1. СТАЛИН И. В. Избранные сочинения в 3-хтомах. T.I. M. 1999, с. 3-4.

2. Сталин. К шестидесятилетию со дня рождения. М. 1939, с. 25. На правах рукописи. Государственная общественно-политическая библиотека. Отдел редких книг. Библиотека И. В. Сталина. (ГОП БОР. БС).

3. Российский государственный архив социально-политической истории (далее РГАСПИ), ф. 558, оп. 1, ед. хр. 2218.

4. См. например: СТАЛИН И. В. Соч. Т. 10. М. 1952, с. 216, 283 и др.

5. РГАСПИ, ф. 558, оп. 3, ед. хр. 186; ед. хр. 2719; Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ), ф. 5, оп. 16, ед.хр.745, л.124.

6. ЛЕОНИДЗЕ Г. Сталин. Детство и отрочество. Эпопея. Книга первая. М. 1947, с.107.

7. История СССР. Т.2. Россия в XIX веке. Кризис феодализма. Утверждение капитализма. М. 1954, с.327.

10. " Имя это ко мне подходит". И. В. Сталин о своем псевдониме. - Источник, 1999, N 5, с.79; В. В. Похлебкин приводит версию происхождения этого псевдонима от фамилии Б. С. Сталинского - переводчика и издателя поэмы Шота Руставели " Витязь в тигровой шкуре" (Тифлис. 1888 - 1889). Однако, усмотреть здесь прямую связь достаточно трудно. В данном случае версия самого Сталина более убедительна. См. ПОХЛЕБКИН В. Великий псевдоним. М. 1996, с.81 - 89.

12. ТРОЦКИЙ Л. Портреты революционеров. М. 1991, с.52.

14; ЖГЕНТИ Б. Александр Казбеги. - КFPБЕГИ А. Избранные произведения. Тбилиси. 1955, с. 5 - 15.

18. РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, ед. хр. 827, л.17 - 18. Письма М. Шолохова Сталину были опубликованы в журнале " Родина" в 1992 - 1994 гг.

20. По воспоминаниям Кетеван Орахелашвили. - АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО А. Берия. М. 1998, с.67.

25. Мохевец - от " хеви" - ущелье; грузины-горцы, живущие в верховьях Терека и прилегающих ущельях.