Уродина на всю жизнь

Видимо, майндеры были предупреждены о ее возвращении. Все остальные уродцы ушли на какую-то сверхплановую школьную экскурсию. Но все-таки майндеры заранее не знали о том, что Тэлли вернется, иначе ее вещи сохранились бы. Войдя в свою комнату, Тэлли обнаружила, что все ее вещи отправлены на переработку. Одежда, постельное белье, мебель, заставка на уолл-скрине – все стандартно-уродское. Похоже, в комнату даже успели кого-то вселить и в спешном порядке выселить: в холодильнике осталась чужая банка с прохладительным напитком.

Тэлли плюхнулась на кровать. Она даже плакать не могла – настолько была подавлена. Она знала, что может разрыдаться и что это может случиться с ней в самом неподходящем месте в самое неподходящее время. А теперь, когда разговор с доктором Кейбл остался позади, злость и дерзость начали отступать и Тэлли просто не за что было ухватиться. Исчезли ее вещи, исчезло ее будущее, остался только вид из окна.

Она сидела и смотрела, и каждые несколько минут ей приходилось мысленно напоминать себе о том, что все случилось на самом деле: жестокие красотки и красавцы, странные постройки в поясе пригородов, страшный ультиматум доктора Кейбл. Тэлли казалось, что кто-то сыграл с ней жуткую шутку. Возникла пугающая, дикая новая реальность, заслонившая знакомый и понятный мир.

У Тэлли осталась только небольшая дорожная сумка, с которой она собралась в больницу. А она даже забыла, что вернулась с этой сумкой в свою комнату. Тэлли вытащила из сумки кое-что из впопыхах уложенной туда одежды и наткнулась на записку Шэй.

Она стала читать записку, пытаясь разгадать смысл.

По горкам мчась, через пролом лети, лети стрелой.

Потом найди еще один, но плоский и прямой.

Когда увидишь гребни волн, то к ним ты не спеши,

Когда придется повторить, ошибку соверши.

Ту, что не любишь, выбирай через четыре дня,

Потом ищи среди цветов глаза жуков огня.

Когда найдешь, то с ними ты отправишься в полет.

Нас жди на лысой голове, пока не рассветет.

Тэлли почти ничего не понимала – только какие-то обрывки. Шэй явно пыталась скрыть настоящее значение слов от любого другого человека, которому могла попасть в руки эта записка, и упоминала какие-то вещи или места, понятные только им двоим. Теперь параноидальное настроение подруги стало понятно Тэлли. Познакомившись с доктором Кейбл, она поняла, почему Дэвид хотел сохранять свой город – или лагерь – в тайне.

Тэлли неотрывно смотрела на записку и вдруг поняла, что именно этот клочок бумаги и нужен был от нее доктору Кейбл. Эта женщина сидела напротив нее в комнате, записка все это время лежала в сумке, и никто не додумался обыскать Тэлли. Это означало, что Тэлли удалось сдержать клятву, данную Шэй, и что она обладала кое-чем, позволявшим ей поторговаться.

И еще это означало, что Комиссия по чрезвычайным обстоятельствам могла допускать ошибки.

Тэлли увидела, как перед обедом вернулись уродцы. Выходя из школьного аэробуса, они, все как один, вытягивали шеи, пытаясь разглядеть ее в окне. Несколько ребят стали тыкать пальцами в ее сторону, и Тэлли поспешно отпрянула от подоконника. Через несколько минут Тэлли услышала в коридоре шаги уродцев. Проходя мимо ее комнаты, ребята умолкали.

Некоторые сдавленно хихикали – так обычно вели себя новенькие уродцы, когда старались вести себя тихо.

Что же, они смеялись над ней?

В желудке у Тэлли заурчало, и она только теперь вспомнила, что не завтракала и даже вчера не ужинала. Не полагалось есть и пить за шестнадцать часов до операции. Она ужасно проголодалась.

Но она не вышла из комнаты до тех пор, пока не закончился обед. Она не смогла бы войти в столовую, битком набитую уродцами, которые наблюдали бы за каждым ее движением и гадали бы, что она такое натворила и почему до сих пор так и ходит со своим уродским лицом. Когда голод стал нестерпимым, Тэлли прокралась наверх и вылезла на крышу. Туда выносили остатки еды для желающих.

В коридоре ее заметили несколько уродцев. Они сбились в кучку и шарахнулись в сторону, когда Тэлли шла мимо, словно она была заразная. «Что им наговорили майндеры? – гадала Тэлли. – Что я слишком много безобразничала? Что операцию мне делать нельзя и я на всю жизнь останусь уродкой? Или что я – „чрезвычайное обстоятельство“?»

Где бы она ни появилась, ребята отводили взгляды, но настолько видимой она себя еще никогда не ощущала.

На крыше она обнаружила тарелку, затянутую пластиковой пленкой, на которой была наклейка с ее именем. Кто-то заметил, что она не явилась на обед. И конечно, всякий бы понял, что она прячется.

При виде этой одинокой и жалкой тарелки слезы, которые Тэлли так долго сдерживала, наконец полились из ее глаз. В горле у Тэлли защипало, будто она проглотила какую-то острую еду. Она поспешила вернуться в свою комнату и только там дала волю громким и горьким рыданиям.

Оказавшись в комнате, Тэлли с удивлением обнаружила, что тарелку не забыла. Она стала есть, продолжая плакать, и от слез еда становилась солонее.

Примерно через час пришли ее родители.

Первой в комнату вбежала Элли, крепко обняла и приподняла Тэлли. Девочка едва не задохнулась.

– Тэлли, бедная моя крошка!

– Не надо делать ей больно, Элли. У нее был трудный день.

Но даже без кислорода Тэлли было так хорошо в крепких материнских объятиях. От Элли всегда исходил правильный запах – так и должна была пахнуть мама, а прижимаясь к ней, Тэлли всегда чувствовала себя ребенком. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем Элл и разжала руки, но Тэлли все равно показалось, что мать отстранилась от нее слишком быстро. Она отступила на шаг, надеясь, что сумеет не расплакаться. Она жалобно смотрела на родителей, гадая, о чем они думают. Себе самой она казалась законченной неудачницей.

– Я не знала, что вы придете, – промямлила она.

– Как мы могли не прийти? – сказала Элл и.

Сол покачал головой.

– Никогда не слышал ни о чем подобном. Глупость какая-то. И мы во всем разберемся, не сомневайся!

У Тэлли словно гора с плеч упала. Наконец хоть кто-то встал на ее сторону. Глаза ее отца, красавца средних лет, искрились спокойствием и уверенностью. Да, можно было не сомневаться: он обязательно все выяснит, во всем разберется.

– Что они вам сказали? – спросила Тэлли.

Сол указал на кровать. Тэлли села. Элли устроилась рядом с дочерью, а Сол принялся расхаживать из угла в угол по маленькой комнатке.

– Ну… В общем, они нам рассказали про эту девчонку, Шэй. Похоже, она много бед наделала.

– Сол! – оборвала его Элли. – Бедняжка пропала без вести.

– Похоже, она вовсе не против этого.

Мать Тэлли недовольно поджала губы.

– Она не виновата, Сол, – возразила отцу Тэлли. – Просто она не захотела становиться красоткой.

– Значит, она обладает независимым мышлением. Отлично. Но могла бы немного пораскинуть мозгами и не тащить с собой еще кого-то.

– Она меня никуда не тащила. Вот она я, я здесь. – Тэлли посмотрела в окно, за которым открывался знакомый вид на Нью-Красотаун. – И видимо, здесь навсегда останусь.

– Ну, ну, что ты, не надо так, – принялась урезонивать ее Элли. – Они нам сказали, что, как только ты поможешь им разыскать эту Шэй, все пойдет по плану, как обычно.

– Операцию тебе сделают на несколько дней позже, – с усмешкой объяснил Сол. – Никакой разницы. А станешь старенькая – вот уж будет о чем рассказать.

Тэлли стала кусать губы.

– Не думаю, что я смогу им помочь.

– А ты просто постарайся изо всех сил, – посоветовала ей Элли.

– Но я не могу. Понимаете, я пообещала Шэй, что никому про ее планы ни слова не скажу.

Некоторое время все молчали.

Сол сел рядом с дочерью и обеими руками сжал ее руку. Пальцы отца были такими сильными и теплыми, а ладони – шероховатыми, мозолистыми, какими и должны быть у человека, дни напролет работающего в столярной мастерской. Тэлли вдруг осознала, что не навещала родителей после недельных летних каникул, да и тогда ей больше всего на свете хотелось поскорее вернуться в Уродвилль и целые дни проводить с Шэй. А сейчас она так радовалась тому, что родители рядом с ней.

– Тэлли, в детстве и юности мы все даем клятвы, – негромко проговорил Сол. – Это происходит со всеми уродцами. Все волнует тебя, все кажется важным и главным, но из этого приходится вырастать, как из одежды, которая становится мала. В конце концов, ты ничем не обязана этой девочке. Она тебе ничего не принесла, кроме больших неприятностей.

Элли взяла дочь за другую руку.

– И ведь ей ты тоже только поможешь, Тэлли. Кто знает, где она теперь, что с ней стряслось? Я даже удивлена, что ты вот так позволила ей убежать. Разве ты не знаешь, как опасно за пределами города?

Тэлли невольно кивнула. Когда она смотрела в глаза Элли и Сола, все казалось так просто и ясно. Может быть, если она станет сотрудничать с доктором Кейбл, это действительно поможет Шэй, а для нее тогда все вернется к обычному порядку. Но при мысли о докторе Кейбл Тэлли неприязненно поморщилась.

– Вы бы видели этих людей. Тех, которые разыскивают Шэй. Они похожи на…

Сол рассмеялся.

– Да, пожалуй, в твоем возрасте можно от них испытать шок, Тэлли. Но мы, те, кто постарше, конечно, знаем про чрезвычайную комиссию. Люди они резкие, суровые, но пойми, они всего лишь выполняют свою работу. Мир вне города суров.

Тэлли вздохнула. Может быть, ее сопротивление и вправду было связано с тем, что жестокие красавцы и красотки ее так напугали?

– А вы сами их видели? Просто поверить глазам невозможно, как они выглядят.

Элли сдвинула брови.

– Ну… Лично я ни с кем из них не встречалась.

Сол нахмурился, а в следующее мгновение расхохотался.

– О, тебе бы не захотелось ни с кем из них встречаться лично, Элли. А тебе я так скажу, Тэлли: если ты сейчас поведешь себя правильно, очень может быть, что больше ты ни с кем из них ни разу в жизни не встретишься. От таких дел всем лучше держаться подальше.

Тэлли посмотрела на отца. На мгновение она увидела в его глазах не только мудрость и уверенность, а что-то еще. Уж больно легко Сол смеялся над комиссией, больно легко отмахивался от всего, что происходило за пределами города. Впервые в жизни Тэлли поймала себя на том, что слушает старшего красивого человека и не до конца ему верит. Из-за осознания этого у нее закружилась голова. И она никак не могла избавиться от мысли о том, что Сол ничего не знает о том мире, куда убежала Шэй.

Может быть, большинство людей просто-напросто не желают ничего знать об этом мире. Учителя много рассказывали о ржавниках и древней истории, но никогда не упоминали о людях, которые сейчас живут не в городах – о таких, как Дэвид. До тех пор, пока Тэлли не познакомилась с Шэй, ей бы такое и в голову не пришло.

Но она не могла от всего этого отмахнуться, как ее отец.

И она дала Шэй клятву. И пусть она была всего-навсего дурнушкой, клятва оставалась клятвой.

– Знаете, я должна подумать. – Наступила неловкая, тягостная пауза. Видимо, Тэлли сказала такое, чего родители от нее никак не ожидали. А потом Элли вдруг рассмеялась и похлопала дочь по руке. Ну конечно, ты должна подумать, Тэлли.

Сол кивнул и с всегдашней уверенностью проговорил:

– Мы знали, что ты сделаешь правильный выбор.

– Конечно. Но пока я буду думать, нельзя ли мне уехать вместе с вами домой?

Родители удивленно переглянулись.

– Понимаете, мне тут сейчас непросто. Все знают, что я… Мне ведь теперь учиться не надо, поэтому я могла бы как будто поехать домой на осенние каникулы, только немножко пораньше.

Первым оправился от изумления Сол. Положив руку на плечо дочери, он сказал:

– Но Тэлли, а тебе не кажется, что у нас тебе тоже будет не так-то легко? Ведь в это время там нет других ребят.

– Тебе гораздо лучше будет здесь, с другими ребятами, милая, – добавила Элли. – Ты всего на несколько месяцев старше некоторых из них. И твоя комната – она совсем не готова!

– Мне все равно. Хуже этого ничего не может быть, – буркнула Тэлли.

– А ты просто закажи себе новую одежду и уолл-скрин настрой, как хочешь, – посоветовал ей отец.

– Да я не про комнату…

Все равно, – вмешалась Элли, – зачем так волноваться? Скоро все закончится. Ты про сто хорошо поговори с людьми из комиссии, все им расскажи и попадешь туда, где тебе так хочется быть.

Все не сговариваясь посмотрели в окно, на башни Нью-Красотауна.

– Наверное.

– Детка, – проговорила Элли, ласково положив руку на колено дочери, – а какой еще у тебя может быть выбор?

ПЕРИС

Днем она отсиживалась в своей комнате.

Стоило ей выйти – и жизнь превращалась в сущую пытку. Уродцы из того корпуса, где она жила, относились к ней как к ходячей заразе, а все остальные, узнавая ее при встрече, рано или поздно спрашивали:

– А почему ты еще не красотка?

Это было странно. Она числилась в уродцах четыре года, но последние несколько дней вдруг заставили ее понять истинное значение слова «уродец». Порой Тэлли целый день просиживала у зеркала и выискивала в своем лице самые мелкие недостатки, неправильности. Тонкие губы, поджатые от обиды. Волосы, курчавящиеся сильнее обычного из-за того, что она то и дело в отчаянии навивала прядки на палец. На лбу у нее выскочили три прыща. Они словно бы обозначали дни, прошедшие после ее шестнадцатилетия. Водянистые, слишком маленькие глаза сердито смотрели на Тэлли из зеркала.

Только по ночам она позволяла себе уходить из своей комнатушки, от опасливых взглядов и собственного уродливого лица.

Она по обыкновению обманывала майндеры и выбиралась из окна, но на большие приключения ее теперь не тянуло. Некого было навестить, не над кем было подшутить, а о том, чтобы отправиться на другой берег реки, думать было слишком больно. Она получила новый скайборд и хитро перепрограммировала его, как ее учила Шэй. По крайней мере, так она могла летать на нем по ночам.

Но и полеты не особенно радовали. Она была совсем одна, ночи стали холоднее, и какую бы скорость ни набирала Тэлли, она всегда осознавала: «Я в западне».

На четвертую ночь своей ссылки в Уродвилле она повела скайборд к зеленому поясу. Держась на самой границе города, она сновала между темными колоннами стволов деревьев, пролетала мимо них на самой высокой скорости – так быстро, что ее руки и лицо получали десятки мелких царапинок, задевая за ветки.

Прошло несколько часов, немного развеялись злость и обида, и Тэлли вдруг с радостью осознала: так здорово она еще ни разу не летала; теперь это у нее получалось почти так же хорошо, как у Шэй. Скайборд ни разу не предупредил ее о том, что она слишком близко к дереву, а подошвы туфель держались на поверхности доски как приклеенные. Несмотря на осеннюю прохладу, она вспотела, но летала до тех пор, пока у нее не устали ноги, не разболелись лодыжки, не разнылись мышцы рук, расставленных в стороны подобно крыльям и помогавших ей порхать по темному лесу. «Если вот так летать всю ночь, – думала Тэлли, – может быть, завтра я сумею весь жуткий день проспать».

Она летала до тех пор, пока усталость не погнала ее домой.

А когда на заре она влезла в окно своей комнаты, оказалось, что кое-кто ждет ее там.

– Перис!

Его лицо озарилось лучистой улыбкой, большие глаза чудесно засверкали в предрассветном сумраке. Но он пригляделся к Тэлли получше, и его взгляд изменился.

– Что у тебя с лицом, Косоглазка?

Тэлли часто заморгала.

– Ты разве не слышал. Мне не стали делать…

– Я не об этом. – Перис протянул руку и прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке. Кожа отозвалась на прикосновение жгучей болью. – У тебя такой вид, будто ты всю ночь жонглировала кошками.

– Ох, да… – Тэлли пятерней прочесала взъерошенные волосы, выдвинула ящик стола, нашла в нем ранозаживляющий спрей, зажмурилась и набрызгала жидкость на лицо. – Ой! – вскрикнула она. Обезболивающее средство начало действовать только через несколько секунд. Тэлли обрызгала спреем и исцарапанные руки. – Просто немножко полуночного скайбординга.

– Немножко позднее полуночного, тебе не кажется?

За окном солнце начинало заливать нежно-розовым цветом башни Нью-Красотауна. Знакомый цвет кошачьей блевотины. Тэлли устремила на Периса взгляд, полный усталости и смятения.

– Ты давно здесь?

Он неловко поерзал на сиденье стула, стоявшего у окна.

– Довольно давно.

– Прости. Я же не знала, что ты придешь.

Он вздернул брови, демонстрируя красивое возмущение.

– Как я мог не прийти? Как только узнал, где ты, сразу пришел.

– Тэлли отвела взгляд. Расшнуровывая туфли-липучки, она собиралась с мыслями. Со дня своего рождения она чувствовала себя такой одинокой… Ей и в голову не могло прийти, что Перис захочет с ней повидаться, а уж особенно здесь, в Уродвилле. Но он сидел перед ней – встревоженный, взволнованный, красивый.

– Я так рада тебя видеть, – проговорила Тэлли, чувствуя, как глаза заволакивает слезами.

В последнее время она постоянно ходила с красными, припухшими от слез глазами.

Перис улыбнулся.

– Я тоже рад.

Мысль о том, как она, должно быть, выглядит, стала нестерпимой. Тэлли рухнула на кровать, закрыла лицо руками и разрыдалась. Перис сел рядом с ней, обнял ее, дал ей выплакаться, потом вытер ей нос и, приподняв, усадил.

– Полюбуйся на себя, Тэлли Янгблад.

Она помотала головой.

– Пожалуйста, не надо.

– У тебя волосы совсем растрепались.

Перис нашел щетку и стал причесывать Тэлли. Она не могла встретиться с ним взглядом и неотрывно смотрела в пол.

– Ну, скажи мне: ты всегда занимаешься скайбордингом внутри блендера?

Тэлли покачала головой и боязливо прикоснулась к царапинам на лице.

– Просто задевала за ветки. На большой скорости.

– Ага. Следовательно, ты придумала новый гениальный трюк и в следующий раз покончишь с собой. Нечего говорить, этот трюк будет еще лучше нынешнего.

– Чего нынешнего?

Перис сделал круглые глаза.

– Да всего этого, из-за чего ты до сих пор не стала красивой. Сплошные загадки.

– Ну да. Это получился тот еще трюк.

– С каких это пор ты стала такой скромницей, Косоглазка? Все мои друзья зачарованы.

Тэлли посмотрела на друга опухшими от слез глазами, пытаясь понять, шутит он или нет.

– Понимаешь, я уже всем рассказал о тебе после той ложной пожарной тревоги, и теперь все сгорают от нетерпения, так им хочется с тобой познакомиться. Ходят даже слухи, что к делу приложила руку чрезвычайная комиссия.

Тэлли озадаченно заморгала. Перис не шутил.

– Что ж, это правда, – сказала она. – Это из-за них я еще уродка.

Перис еще шире распахнул глаза.

– Правда? Вот это да!

Тэлли распрямила плечи и нахмурилась.

– Неужели о них знали все, кроме меня?

– Понимаешь, я понятия не имел, о чем все толкуют. Наверное, агенты этой комиссии, они как гремлины: стоит случиться чему-нибудь нехорошему – и обвиняют их. Некоторые считают их настоящими чудищами, а из моих знакомых своими глазами никто ни одного из этих агентов не видел.

Тэлли горько вздохнула.

– Выходит, мне повезло.

– Так они на самом деле существуют? – шепотом спросил Перис. – И они действительно выглядят не так, как надо? Ну, то есть они в самом деле некрасивые?

– Дело не в том, что они некрасивые, Перис. Но они вправду… – Тэлли посмотрела на него.

Он был великолепен, он слушал каждое ее слово. Было так чудесно сидеть с ним рядом, разговаривать с ним, прикасаться к нему, словно они и не разлучались. Она улыбнулась.

– Просто они не такие красивые, как ты.

Он рассмеялся.

– Ты должна рассказать мне все-все. Но только больше никому не рассказывай. Пока не надо. Все будут так заинтригованы. А как только ты похорошеешь, мы закатим грандиозную вечеринку.

Тэлли попыталась улыбнуться.

– Перис…

Понимаю, тебе, наверное, нельзя об этом говорить. Но как только ты пересечешь реку, ты только пару раз намекни насчет кое-кого-по-чрезвычайным-ну-вы-же-понимаете-чему, и ты станешь желанной гостьей на всех балах! Только меня не забывай брать с собой. – Он наклонился ближе к Тэлли. – Ходят даже такие слухи, будто тем, кто в детстве много безобразничал, потом достается самая крутая работа. Но что сейчас об этом думать. Сейчас самое главное, чтобы ты поскорее стала красоткой.

– Но Перис, – проговорила Тэлли. У нее тоскливо засосало под ложечкой. – Не думаю, что я…

– Тебе понравится, Тэлли. Быть красивым – лучше этого нет ничего на свете. И мне бы было намного чудеснее, если бы ты была там со мной.

– Я не могу.

Он удивленно сдвинул брови.

– Чего ты не можешь?

Тэлли заглянула Перису в глаза, сжала его руку.

– Понимаешь, они хотят, чтобы я проболталась про мою подругу. Одну девочку, с которой я очень подружилась. После того, как ты уехал.

– «Проболталась»? Только не говори, что речь о какой-то уродской шалости.

– В каком-то смысле.

– Ну так проболтайся. Наверняка ведь ничего такого…

Тэлли отвела взгляд.

– Это очень важно, Перис. Это не просто шалость. Я дала моей подруге клятву, что не выдам ее, сохраню ее тайну.

Перис прищурился и на мгновение вдруг стал похож на прежнего друга Тэлли – серьезного, задумчивого и даже немного грустного.

– Тэлли, мне ты тоже дала клятву.

Она сглотнула подступивший к горлу ком. В его глазах сверкали слезы.

– Ты обещала мне, что не натворишь никаких глупостей, Тэлли. Что скоро будешь со мной. Что мы вместе будем красивыми.

Она потрогала шрам на ладони. У Периса теперь такого шрама не было, а у нее остался. Он взял ее за руку.

– Лучшие друзья навек, Тэлли.

Она знала, что, если еще раз посмотрит в его глаза, все кончится. Один взгляд – и ее сопротивлению конец.

– Лучшие друзья навек? – переспросила она.

– Навек.

Она сделала глубокий вдох и решилась посмотреть Перису в глаза. Он был так печален, так беззащитен и раним… Так совершенен. Тэлли представила себя рядом с ним – себя, такую же красивую, с утра до ночи только разговаривающую, смеющуюся и развлекающуюся.

– Ты сдержишь свою клятву, Тэлли?

Тэлли задрожала – от отчаяния и облегчения. Наконец у нее появилось оправдание, она могла нарушить клятву, данную Шэй. Ведь Перису она поклялась раньше, до того как познакомилась с Шэй. Его она знала много лет, а Шэй – всего-то несколько месяцев.

И Перис был здесь, рядом, а не где-то в незнакомой глуши, и он смотрел на нее своими прекрасными глазами…

– Конечно.

– Правда?

Он улыбнулся, и его улыбка была подобна свету разгоравшегося за окном дня.

– Да. – Слово так легко слетело у Тэлли с губ. – Я окажусь в Нью-Красотауне так скоро, как только у меня получится. Клянусь.

Перис вздохнул и, крепко обняв ее, стал покачивать как маленькую. Она снова расплакалась.

Наконец Перис отпустил ее и посмотрел в окно. Занимался яркий солнечный день.

– Мне пора. – Он указал на дверь. – Ну… пока тут все эти… не проснулись.

– Конечно.

– Еще чуть-чуть – и я пропущу время, когда я обычно ложусь спать, а тебе предстоит трудный день.

Тэлли кивнула. Она еще никогда не чувствовала себя такой изможденной. Все мышцы у нее ныли, лицо и руки снова начало щипать. Но самым главным чувством было невероятное облегчение. Этот страшный сон начался три месяца назад, когда Перис перебрался за реку. И скоро он кончится.

– Хорошо, Перис. Скоро увидимся. Так скоро, как только получится.

Он снова обнял ее, расцеловал ее соленые от слез, исцарапанные щеки и прошептал:

– Может быть, это случится через пару дней. Я так волнуюсь!

Он попрощался и открыл дверь. Посмотрел направо и налево и только после этого вышел в коридор. Тэлли высунулась в окно, чтобы еще разок бросить взгляд на Периса, и увидела, что на площадке его ждет аэромобиль. Красотки и красавцы действительно могут бывать всюду, где только пожелают.

Тэлли хотелось одного: как можно скорее лечь спать, но принятое решение не позволяло ей ждать. Она понимала, что с уходом Периса к ней тотчас вернутся сомнения и не отпустят ее. Она не могла пережить еще один такой день, не зная, придет ли конец ее пребыванию в уродском «чистилище». Она дала клятву Перису, что будет с ним как можно скорее.

– Прости, Шэй, – тихо произнесла Тэлли. Она взяла свое кольцо-интерфейс с прикроватной тумбочки, где оно пролежало всю ночь, и надела на палец. – Сообщение доктору Кейбл или все равно кому, – проговорила она, поднеся кольцо к губам. – Я сделаю то, что вы хоти те. Только дайте мне немножко поспать. Конец сообщения.

Тэлли вздохнула и откинулась на подушку. Она понимала, что ей бы желательно еще разок сбрызнуть спреем царапины, а уж потом заснуть, но от одной только мысли о том, что нужно пошевелиться, все ее тело пронзила боль. Несколько десятков царапин не помешают ей заснуть сегодня. Ничто не помешает.

Через несколько секунд посреди комнаты прозвучал голос:

– Ответ от доктора Кейбл. За тобой будет прислан аэромобиль. Он прибудет через двадцать минут.

– Нет, – сонно пробормотала Тэлли, смутно понимая, что спорить бесполезно.

Агенты придут, разбудят и увезут ее.

Тэлли все же решила поспать несколько минут. Уж лучше это, чем ничего.

– Но на протяжении двадцати минут она не смогла даже закрыть глаза.