Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Под соломенными крышами






Стасов растревожил Репина статьей о Всероссийской выставке. Художник счастлив: простой народ повалил из деревень смотреть картины. Вот когда наступил его долгожданный день.

И Репин пишет Стасову такие взволнованные строки:

«Туда бы на собрание этой многотысячной толпы! Вскочить на стол и сказать громко, откровенно, во всеуслышание:

«Долго ли вам еще прозябать в невежестве, рабстве и безысходной бедности!»

Репин не вскочил на стол и не сказал речь народу — не те были времена. Россия переживала трудную пору. Царизм сводил счеты за покушение на трон. Черная реакция глушила проблески смелой мысли.

Но Репин нашел иной способ выразить свою идею. Он создал «Крестный ход в Курской губернии», красками написал обвинительный приговор деспотизму, послал упрек народу в бездействии.

Картину показали на XI Передвижной выставке, и ее встретил вой реакционной печати.

На той же выставке зритель увидел картину Ярошенко «Курсистка». Художник создал образ революционерки, каких немало уже уходило в подполье, гибло в тюрьмах ради светлых идеалов.

Суриков выставил своего «Меншикова в Березове», в котором под маской истории — тот же негодующий голос демократа, гневно осуждающего произвол.

То была пора расцвета творчества передвижников. Репин переживал огромный подъем. Обличительный и призывный тон его картин, высокое мастерство художника-гражданина были ярким выражением идеи передвижничества.

Одиннадцать лет назад все мыслящие передовые художники России встали под зовущие знамена Товарищества передвижников. Их девиз — передовая идея в искусстве, претворенная в совершенной форме.

От выставки к выставке искусство демократической правды крепло, набиралось сил.

Молодой Левитан следил не только за тем, что показывали пейзажисты. Дерзость мысли и верность убеждениям, исходящие от полотен Репина, захватывали его, повергали в трепет. Мудрость кисти, колористическая мощь картин Сурикова звали к труду неустанному.

Он был с ними, с передвижниками, сердцем, сострадающим мукам Руси, мозгом, ненавидящим деспотизм, кистью, стремящейся прославить русское искусство.

На другой год Левитан подал четыре картины на XII выставку передвижников и был принят экспонентом. Показали одну из них — «Вечер на пашне».

Огромное вспаханное поле, безграничное небо предвечерней порой и одинокий человек, идущий за плугом.

Согбенная трудом фигура пахаря, рисующегося силуэтом на светлом облаке, смотрится как символ мучительной жизни крестьянина. Сострадание к его судьбе направляло мысль и кисть художника.

В этой картине еще ощущается робость живописца, но и зрелость обличителя. Левитан как бы задает вопрос: «Кто довел человека до такой несчастной доли?» Вдали виднеется колокольня церкви в предзакатных лучах, будто храм освящает это истязание человека.

Картина родственна другим, написанным тем же летом в Саввинской слободе, куда Левитан поехал с приятелем — Василием Переплетчиковым.

Крупно, зримо, на первом плане — ветхие сараи, освещенные заходящим солнцем, за ними уходящие к горизонту поля. Все очень просто, как было в натуре. Но Левитан очистил увиденный мотив от лишних подробностей. Композиция продумана очень умно. Глаз следует за солнечным лучом, он, как прожектор, выхватывает главное. Художник говорит своей кистью: смотрите, какие огромные богатства распластала природа перед человеком и каким нищим среди этих сокровищ он живет!

Писал Левитан никому не приметный деревенский мостик, за которым тихая улица с избами, а на них крыши из соломы. Нарисовал уже к зиме для журнала «Россия» жалкий поселок, все с теми же худыми соломенными крышами и снегом, падающим прямо в жилище бедняка.

Всюду возмущение художника, его потрясенное сердце. Сила воздействия этих картин в том, что Левитан писал их, ни на минуту не забывая о своем назначении живописца. Поэтому захудалый деревенский мостик гармоничен по краскам, а сарай при закате тревожит напряжением цвета.

Саввинскую слободу под Звенигородом приятели выбрали по совету братьев Коровиных и Аладжалова, которые остались довольны проведенным там летом.

Место это славилось живописностью и давно привлекало художников. На высокой горе — старинный монастырь, к веселой реке сбегают сосновые и дубовые рощи. По равнине разметалась слободка. Это была типичная нищая русская деревушка. Левитан тем летом ближе узнал жизнь русского крестьянина, проникся его горем и перенес на холст то, что близко человеку, что он видит каждый день. Он создавал не умилительные картины, а собирал на своих холстах всю горькую правду жизни.

Товарищи сняли комнату у той же хозяйки Горбачевой, которая благоволила к художникам, брала с них дешево, а кормила вкусно. Из года в год у нее поселялись молодые люди, умевшие ценить красоту окрестной природы, проводящие свободные часы в буйных спорах об искусстве.

Была хорошая пора. Расцвет молодости, надежд. Весна. Жили весело, ранним утром отправлялись на этюды, возвращаясь, играли в крокет со знакомыми дачниками. А по вечерам читали вместе Толстого, Тургенева.

Левитан познакомился с художником Каменевым — крупным русским пейзажистом, который постоянно жил в Саввинской слободе.

Еще недавно его картины запоминались на выставках: привлекала их большая искренность. Пейзажи принесли художнику звание академика, общее признание.

Но теперь этот рано состарившийся человек молчал. Он жил один, опустился. Изредка хозяин избы отвозил в Москву за бесценок картины, написанные его постояльцем.

Иногда товарищи, возвращаясь с этюдов в сумерки, проходили возле дома Каменева. В окне показывалась его седая взлохмаченная голова.

— Почему проходите мимо? — зазывал их Каменев.

Левитан и Переплетчиков входят в едва освещенную комнату, грязную, запущенную. На столе — штоф водки, а рядом человек — ее раб, тот человек, который не раз испытывал высокий порыв вдохновения.

Каменев смотрит на обветренные, загорелые лица, на утомленный вид молодых художников, хорошо поработавших за день. Как все это знакомо, как напоминает его собственную молодость! И как все это далеко от его безысходного настоящего…

Однажды Каменев сам зашел к новым знакомым: захотелось посмотреть этюды. Они заполняли стены, стояли на полу, лежали на столе и стульях. Вся комната была усыпана этими красочными набросками летних наблюдений.

Каменев их разглядывал торопливо, нервозно. Так мог смотреть только художник, для которого искусство уже стало прекрасным прошлым. Он брал в руки даже незаконченные холстики, отходил от них и вновь приближался, суетился, прищуривался. Все пересмотрел.

Лицо его мрачнело. Авторы этюдов стояли рядом, молча глядя на этот неожиданный экзамен.

Каменев был немногословен. Он сказал: «Пора умирать нам с Саврасовым», — и ушел пошатываясь.

Посещение это оставило двойственное чувство: высокая оценка мастера окрыляла, зрелище упадка самого художника огорчало.

Лето приятели прожили дружно, хотя характер у Левитана был не из легких. Переходы от радости к горю, от покоя к тревоге, от вдохновения к упадку были свойственны ему смолоду. В отчаянии он проклинает все, что сделал, вообще отрицает в себе художника. Новый поворот настроения — и все рисуется в другом свете: день плодотворен, этюды кажутся стоящими внимания.

Частая смена настроений — не прихоть, а дань тяжелым ударам судьбы, перенесенным еще в отрочестве, начало нервного заболевания, развившегося с годами.

Обычно Левитан бывал скрытен, в редкие часы распахивал душу перед друзьями.

Шли они как-то с Переплетчиковым через реку. Возвращались с этюдов. День догорал. Было тихо, природа спокойно засыпала.

Молодые люди увлеклись разговором. Наступил редкий момент полной взаимной откровенности.

Больше всего говорили о тщеславии. Признались друг другу в том, как хотелось бы им встать над толпой, выделиться, прославиться.

Левитан мечтал о славе, хотя и понимал, что это дурно. К искусству его влекло огромное чистое чувство преклонения перед природой. По рядом жило и тревожное, тщеславное стремление к успеху, популярности.

Затронув самые сокровенные глубины души, Левитан говорил и о том, как стыдится бедности, как часто возмущается его гордость.

Хороший получился разговор: после него легче стало на душе.

Случалось, Левитан неудачно пошутит и скажет девушке банальность. Все посмеются, посмеется и девушка. Левитан вдруг мрачнеет и скрывается.

Сколько раз Переплетчиков видел, как товарищ после этого рыдал, уткнувшись в подушку.

Искренность его страданий говорила о чистоте натуры, о том, что промахи, дурные поступки — случайное, наносное, с чем можно сладить…

Похолодало. Стал выпадать снег. Левитан вернулся в Москву. Он еще не раз побывает в Саввинской слободе, напишет здесь не один этюд.

 

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.