Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Часть первая 2 страница.
Многим, вероятно, покажется несколько странным, что Реймон де Рамьер, блестящий и остроумный молодой человек, наделенный различными талантами ивсевозможными достоинствами, привыкший к успехам в свете и галантнымприключениям, мог питать прочную привязанность к горничной, живущей в домескромного владельца фабрики Дела-Бри. Однако господин де Рамьер не был нисамовлюбленным фатом, ни развратником. Он, как было сказано, обладал умом, следовательно, знал цену всем преимуществам благородного происхождения.Когда он рассуждал спокойно, он придерживался определенных принципов, новспыхивавший в нем по временам огонь страстей часто заставлял егодействовать вопреки этим принципам. Тогда он был уже не в состояниирассуждать и старался заглушить в себе голос совести. Порою он совершалошибки как бы непроизвольно, а затем пытался путем самообмана оправдатьсяперед самим собой. К несчастью, в нем брали верх не его принципы - те же, что и у других философов в белых перчатках, страдавших такой женепоследовательностью в своих поступках, - но пылкие страсти, неподчинявшиеся принципам; все это выделяло его из того бесцветногообщества, где нельзя быть оригинальным, не показавшись смешным. Реймонобладал каким-то особым даром: он часто причинял людям страдания, но невызывал к себе ненависти, порою вел себя странно, но никого не шокировал.Нередко он ухитрялся даже возбудить жалость в тех, кто имел полноеоснование на него жаловаться. Бывают такие счастливцы, которых балуют все, кто с ними встречается. Приятная внешность и красноречие часто заменяют имдоброе сердце. Мы не собираемся сурово осуждать господина Реймона деРамьера или давать его портрет прежде, чем познакомимся с его поступками.Мы сейчас смотрим на него со стороны, как смотрит толпа на прохожего. Итак, господин де Рамьер был влюблен в молодую креолку с огромнымичерными глазами, вызвавшую всеобщее восхищение на сельском празднике вРюбеле, но это было только увлечение и ничего больше. Возможно, онпознакомился с ней просто от нечего делать, но успех разжег его желание.Он достиг большего, чем хотел, и в тот день, когда завоевал еебесхитростное сердце, он вернулся домой, испуганный своей победой, и сбеспокойством подумал: " А что, если она меня полюбит? ". Только получив полное доказательство ее любви, он понял всю силу еечувства. Тогда он пожалел о случившемся, но было уже поздно: приходилосьпримириться с будущим и всеми его последствиями или трусливо отступить.Реймон не стал задумываться; он позволял себя любить и сам любил изблагодарности. Любовь к опасности побудила его перелезть через оградувладений Дельмара, но по собственной неловкости он упал и тяжело расшибся.Горе, проявленное молодой и прелестной возлюбленной, так сильно тронулоего, что отныне он считал себя оправданным в своих собственных глазах и, не задумываясь, продолжал рыть ту пропасть, куда Нун неминуемо должна быласкатиться. Как только он поправился, все стало ему нипочем: ни зимний холод, ниопасности, которые таит в себе темная ночь, ни угрызения совести - ничтоне могло удержать его. Он пробирался лесом на свидание к своей креолке, клялся, что любит только ее одну, что не променяет ее даже на королеву, инашептывал ей множество нежных уверений, которые никогда не перестанутнравиться бедным и легковерным молодым девушкам. В январе госпожа Дельмар с мужем уехали в Париж, сэр Ральф, ихдостойный сосед, перебрался к себе в имение, а Нун, оставшись хозяйкойдома, могла отлучаться под различными предлогами. Для нее этообстоятельство оказалось пагубным: частые свидания с возлюбленным намногосократили мимолетное счастье, выпавшее ей на долю. Поэзия леса, покрытогоинеем, свет луны, таинственная калиточка, через которую он ранним утромукрадкой покидал парк, следы маленьких ножек Нун на заснеженной дорожке -вся эта волнующая обстановка тайных свиданий опьяняюще действовала нагосподина де Рамьера. Нун, вся в белом, с распущенными черными волосами, казалась знатной дамой, королевой, феей. Когда она выходила из красногокирпичного дома - тяжелого квадратного здания эпохи Регентства, вархитектуре которого было что-то от рыцарских времен, - она казалась емувладелицей феодального замка; и в павильоне, заставленном экзотическимицветами, где она опьяняла его чарами своей юности и страсти, он легкозабывал о том, над чем ему пришлось задуматься впоследствии. Но когда, отбросив всякую осторожность и, в свою очередь, пренебрегаяопасностью, Нун стала приходить к нему в своем белом фартучке и вкокетливом Мадрасе - национальном головном уборе креолок, - она уже былатолько горничной, служившей у красивой женщины, горничной, которойдовольствуются за неимением лучшего. Все же Нун была прелестна и в этомнаряде. Такой он увидел ее впервые на сельском празднике, когда, растолкавтолпу любопытных, он подошел к ней и одержал первую легкую победу, вырвавее у двадцати соперников. Нун не раз с нежностью напоминала ему об этом.Бедная Нун, она и не подозревала, что Реймон еще не любил ее и что тотдень, которым она так гордилась, напоминал ему только об удовлетворенномтщеславии. А смелость, с какой она приносила ему в жертву свое доброе имя, нисколько не способствовала усилению чувства господина де Рамьера и совсемне нравилась ему. Если бы так компрометировала себя жена пэра Франции, этобыла бы для него драгоценная победа, но горничная!.. То, что для однойсчитается геройством, в другой кажется бесстыдством. В первом случае вамзавидует целая плеяда ревнивых соперников, во втором - вас осуждает толпавозмущенных лакеев. Знатная женщина жертвует для вас двадцатью прежнимилюбовниками, а горничная только одним - своим будущим мужем. Что поделаешь! Реймон был человеком светских нравов, изысканной жизни, поэтической любви. Горничную он даже не считал за женщину, и Нун толькоблагодаря своей необычайной красоте удалось увлечь его в тот день, когдаему захотелось приобщиться к народному веселью. Вина не его; Реймон былвоспитан для жизни в высшем свете, ему внушали честолюбивые мечты обудущем, твердую уверенность, что он создан для блестящей жизни, а егогорячая кровь неожиданно увлекла его на путь мещанской любви. Он прилагалвсе старания, чтобы удовольствоваться этой любовью, - и не мог. Что былоделать? Сумасбродные и великодушные мысли теснились, в его голове. Впервые дни, когда он был особенно сильно влюблен в свою красавицу, онмечтал о том, чтобы поднять ее до себя и узаконить их связь... Да, клянусьчестью, он думал об этом. Но любовь, которая оправдывает все, понемногуослабевала, она исчезла вместе с опасностями приключения исоблазнительностью тайны. Брак перестал казаться возможным, и, обратитевнимание, Реймон рассуждал вполне разумно и всецело в интересах своейвозлюбленной. Если бы он действительно любил ее, он бы мог, пожертвовав ей всем -будущим, семьей и репутацией, - обрести с ней счастье, а следовательно, дать счастье и ей, ибо любовь - такой же взаимный договор, как и брак. Нона какую жизнь обрекал он эту женщину теперь, когда он ее разлюбил? Жениться для того, чтобы она ежедневно мучилась, видя его печальное лицо, чувствуя, что он охладел к ней и что ему опостылел их семейный очаг? Жениться для того, чтобы его семья возненавидела ее, чтобы люди его кругаунижали ее, чтобы челядь смеялась над нею, ввести ее в общество, где онабудет не на месте, где к ней будут относиться свысока, допустить, чтобыона изнемогала от угрызений совести из-за всех тех несчастий, которыенавлекла на своего возлюбленного? Вы, бесспорно, согласитесь с ним, что это действительно былоневозможно, что это было бы невеликодушно, что нельзя так бороться собществом, что такой добродетельный поступок напоминал бы поединокДон-Кихота, сломавшего копье о крылья ветряной мельницы, что это никому ненужное геройство, рыцарство прошлого века, которое кажется смешным в нашевремя. Взвесив все, Реймон понял, что необходимо порвать эту злополучнуюсвязь. Встречи с Нун начали тяготить его. Его мать, уехавшая на зиму вПариж, неминуемо должна была вскоре узнать о скандале в семье. Ее и такудивляли частые отлучки сына и то, что он пропадал в Серей по целымнеделям. Правда, он всегда ссылался на серьезную работу, которую хотелзакончить в сельской тиши. Но этот предлог становился малоправдоподобным.Реймону тяжело было обманывать свою добрую мать и лишать ее столь долгоевремя своего внимания. Что можно к этому прибавить? Он покинул Серей ибольше туда не возвращался. Нун плакала, ждала, приходила в отчаяние и, видя, что время идет, решилась чему написать. Бедная девушка! Этим она нанесла своей любвипоследний удар. Письмо от горничной! Хотя она и воспользовалась атласнойпочтовой бумагой и душистым сургучом госпожи Дельмар и хотя письмо ее былокриком сердца... но орфография! Знаете ли вы, какое влияние на силу чувствможет иногда оказать одна лишняя буква? Увы! Бедная полуграмотная девушкас острова Бурбон понятия не имела о правилах грамматики. Она полагала, чтоговорит и пишет не хуже своей хозяйки, и, видя, что Реймон невозвращается, думала: " Мое письмо так хорошо написано! Он непременнодолжен вернуться! ". Но Реймон даже не прочел письмо до конца - у него не хватило на этомужества. А оно, наверно, было замечательным в своей наивности итрогательной страстности, и даже Виргиния, покидая родину, вряд линаписала Павлу более очаровательное письмо. Господин де Рамьер поспешилбросить его в огонь, боясь, что ему станет стыдно за самого себя. Но чтоподелаешь? Всему виной предрассудки, привитые нам воспитанием; к тому жесамолюбие присуще любви так же, как интерес - дружбе. Отсутствие господина де Рамьера было замечено в свете. А это уже говорит о многом, ибо в светском обществе все как две капливоды похожи друг на друга. Можно быть умным человеком и ценить светскуюжизнь, так же как можно быть глупцом и презирать ее. Реймон любил свет ибыл прав. Многие искали знакомства с ним, он нравился, и обычноравнодушная и насмешливая толпа салонных манекенов к нему была внимательнаи любезна. Люди несчастливые легко становятся человеконенавистниками, ноте, кого все любят, редко бывают неблагодарными. Так по крайней мере думалРеймон. Он был признателен за малейшее проявление внимания, стремилсяснискать всеобщее уважение и гордился тем, что у него много друзей. В светском обществе, где все основано на предрассудках и предвзятоммнении, он преуспевал во всем, и даже его недостатки нравились. Когда онначинал искать причину всеобщего и столь постоянного расположения к себе, он обнаруживал, что она кроется в нем самом: в его желании добиться этогорасположения, в той радости, которую он от этого испытывает, и в егособственной неистощимой благожелательности к людям. Успехом в свете он также был обязан своей матери - женщине выдающейсяпо уму, красноречию и душевным качествам. От нее он унаследовал тепревосходные нравственные устои, которые всегда возвращали его направильный путь и не давали ему, несмотря на юношеский пыл, утратитьуважение общества. Правда, к нему относились гораздо снисходительнее, чемк другим, потому что его мать, даже осуждая его, умела найти емуоправдание и с видом трогательной мольбы требовала к нему снисхождения.Это была одна из тех женщин, чья жизнь протекала в столь различные эпохи, что научила их применяться ко всем превратностям судьбы. Такие женщины, испытавшие много несчастий и обогащенные немалым опытом, избежавшиеэшафота в 1793 году, пороков Директории, суетности Империи и озлобленностиРеставрации, встречаются теперь во французском обществе все реже и реже. После долгого отсутствия Реймон впервые появился в свете на балу уиспанского посла. - Господин де Рамьер, если я не ошибаюсь? - спросила в гостиной однахорошенькая женщина у своей соседки. - Господин де Рамьер - комета, которая по временам появляется на нашемгоризонте, - ответила та. - Уже целую вечность ничего не было слышно обэтом красивом юноше. Говорившая была пожилая иностранка. - Он очень мил, не правда ли? - заметила ее собеседница, слегкапокраснев. - Очарователен, - ответила старая сицилианка. - Держу пари, что вы говорите о герое наших модных салонов, отемноволосом красавце Реймоне, - сказал бравый гвардейский полковник. - Какая прекрасная голова для этюда! - продолжала молодая женщина. - И что вам, пожалуй, еще больше понравится - он настоящий сорвиголова! - сказал полковник. Молодая женщина была его жена. - Почему сорвиголова? - спросила иностранка. - Южные страсти, сударыня, достойные жгучего солнца Палермо. Несколько молодых дам повернули хорошенькие, украшенные цветамиголовки, прислушиваясь к словам полковника. - Он в нынешнем году затмил всех офицеров нашего гарнизона. Придетсязавязать с ним ссору, чтобы избавиться от него. - Если он ловелас, тем хуже, - заметила молодая особа с насмешливымлицом. - Терпеть не могу всеобщих кумиров. Итальянская графиня подождала, пока полковник отойдет, и, слегка удариввеером по пальцам мадемуазель де Нанжи, сказала: - Не говорите так; вы не знаете, как ценят в нашем обществе мужчину, который жаждет быть любимым. - Так вы полагаете, что мужчинам стоит только пожелать... - ответиламолодая девушка с насмешливыми миндалевидными глазами. - Мадемуазель, - сказал полковник, подходя к ней, чтобы пригласить еена танец, - берегитесь, как бы красавец Реймон не услышал вас. Мадемуазель де Нанжи рассмеялась, но за весь вечер никто из кружкахорошеньких женщин, к которому она принадлежала, не решался большеговорить о господине де Рамьере. Господин де Рамьер не чувствовал ни скуки, ни отвращения, расхаживаясреди оживленной, нарядной толпы. И все же в тот вечер он никак не мог побороть свою грусть. Сноваочутившись в привычном для него обществе, он ощущал нечто вроде упрековсовести, вернее - какой-то стыд за сумасбродные мысли, навеянные ему егонедостойным увлечением. Он любовался женщинами, такими прекрасными приблеске бальных огней, прислушивался к их тонкой, остроумной болтовне, слышал, как превозносят их таланты, и, глядя на этих избранных красавиц, на царственную роскошь их нарядов, внимая их изящному разговору, во всемвидел и чувствовал упрек себе за собственное непорядочное поведение. Но, кроме стыда, Реймона терзали и более мучительные угрызения совести, потомучто сердце его, хотя и достаточно закаленное в подобного рода делах, всеже было весьма чувствительно к женским слезам. В этот вечер взоры всех были обращены на одну никому не известнуюмолодую женщину, впервые появившуюся в свете и именно поэтомупользовавшуюся особым вниманием общества. Среди других дам, украшенныхбриллиантами, перьями и цветами, она выделялась уже самой простотою своегонаряда. Несколько ниток жемчуга, вплетенных в черные волосы, были ееединственным украшением. Матовая белизна ее ожерелья, белое шелковоеплатье и обнаженные плечи издали сливались в одно целое, и, несмотря нацарившую в комнатах жару, на щеках ее играл лишь легкий румянец, нежный, как бенгальская роза, распустившаяся на снегу. Она была чрезвычайно хрупким, миниатюрным и грациозным созданием. Вгостиной, при ярком свете люстр, ее красота казалась волшебной, нопоблекла бы от лучей солнца. Она танцевала так легко, что, казалось, порывветра мог унести ее. Но эта легкость не была стремительной и радостной; когда она садилась, стройное тело ее сгибалось, как будто она была не всилах держаться прямо, а когда говорила и улыбалась, улыбка ее былапечальной. В то время сказки пользовались большим успехом, и знатоки ихсравнивали эту молодую женщину с восхитительным видением, которое вызваномагическим заклинанием и с наступлением утра должно побледнеть иисчезнуть, как сон. А пока что мужчины толпились вокруг, приглашая ее на танцы. - Торопитесь, - сказал своему другу некий романтически настроенныйденди, - сейчас пропоет петух, и ножки вашей дамы уже едва касаютсяпаркета. Держу пари, что вы даже не чувствуете прикосновения ее руки. - Посмотрите, какое у господина де Рамьера смуглое и оригинальное лицо, - сказала одна из дам, художница, своему соседу. - Не правда ли, какпрекрасно выделяется он своей мужественной внешностью рядом с этойбледной, тоненькой особой? - Эта молодая особа, - добавила одна из дам, знавшая всех и поэтомувыполнявшая на вечерах роль справочника, - дочь старого сумасбродаКарвахаля, который корчил из себя жозефиниста, а, разорившись, отправилсяумирать на остров Бурбон. Эта женщина - прелестный экзотический цветок, но, кажется, она сделала весьма неудачную партию. Зато ее тетка теперьпользуется большими милостями при дворе. Реймон подошел к прекрасной креолке. Странное волнение охватывало еговсякий раз, когда он смотрел на нее. Он уже видел это грустное, бледноелицо в одном из своих снов; он знал, он помнил, что уже видел где-то этичерты, и его взгляд останавливался на Индиане с той радостью, какуюиспытывает человек при виде дорогого и милого образа, который, казалось, был для него навсегда утрачен. Его настойчивое внимание смутило ту, накого оно было обращено. Скромная и застенчивая, не привыкшая к светскимбалам, она была скорее смущена, чем обрадована своим успехом. Реймонпрошелся по гостиной, узнал, что эту женщину зовут госпожой Дельмар, ипригласил ее на танец. - Вы не помните меня, - сказал он, когда они затерялись в толпе, - а яне мог забыть вас, сударыня. Хотя я видел вас всего лишь одно мгновение икак бы в тумане, вы выказали тогда столько доброты, с таким сочувствиемотнеслись ко мне... Госпожа Дельмар вздрогнула. - Ах да, сударь, - сказала она с живостью, - это вы! Я тоже вас узнала. Она покраснела, как бы испугавшись, что нарушила светские приличия, иоглянулась, желая узнать, не слышал ли ее кто-нибудь. От смущения онастала еще милее, и Реймон почувствовал, что тронут до глубины души звукомее нежного, тихого голоса, как будто созданного для молитв иблагословений. - Я очень боялся, что мне никогда не представится мучай поблагодаритьвас. Явиться к вам в дом я не мог и знал, что вы не бываете в свете. Мнене хотелось также встречаться с господином Дельмаром, - наши отношения сним не таковы, чтобы эта встреча была приятной. Как я счастлив, чтонаконец настал миг, когда я могу выполнить свой долг и выразить вам моюглубокую признательность. - Для меня было бы еще приятнее, - ответила она, - если бы господинДельмар был здесь и слышал ваши слова; если бы вы его больше знали, тоубедились бы, что, несмотря на свою вспыльчивость, он очень добр. Вы быпростили ему, что он случайно чуть не убил вас. Он, несомненно, страдал отэтого больше, чем вы от своей раны. - Не будем говорить о господине Дельмаре, сударыня, я прощаю ему отвсей души. Я был виноват перед ним и понес заслуженное наказание. Остаетсятолько забыть об этом. Но вы, сударыня, так нежно и великодушно ухаживализа мной, что я всю жизнь буду помнить ваше отношение ко мне, вашепрекрасное лицо, вашу ангельскую доброту и эти ручки, пролившие бальзам намои раны, ручки, которые я не мог даже поцеловать... Произнося эти слова, Реймон держал руку госпожи Дельмар, готовясьвместе с нею начать кадриль. Он нежно пожал ее пальчики, и кровь прилила ксердцу молодой женщины. Когда они вернулись на место, тетка госпожи Дельмар, госпожа деКарвахаль, куда-то отошла; ряды танцующих поредели. Реймон сел рядом сИндианой. У него была та непринужденность в обращении, которая даетсяопытом в сердечных делах; пылкость желаний, стремительность в любви обычнозаставляют мужчин вести себя глупо. Человек, искушенный в любви, скореежаждет понравиться, чем полюбить. Однако господин де Рамьер ощущалглубокое волнение в присутствии этой простой и неискушенной женщины -волнение, какого до сих пор еще никогда не испытывал. Возможно, причинойтому было воспоминание о ночи, проведенной в ее доме. Во всяком случае, несомненно одно: его уста говорили то, что чувствовало его сердце. Привычка к объяснениям с женщинами придавала его речам большую силу иубедительность, и неопытная Индиана внимала им, не подозревая, что онипроизносились уже не раз. Если мужчина умно говорит о своей любви, то, значит, он не слишкомсильно влюблен, и женщины это отлично понимают. Однако Реймон былисключением из этого правила. Красиво выражая свои чувства, он горячопереживал их. Однако не страсть делала его красноречивым, а красноречиевозбуждало в нем страсть. Когда ему нравилась женщина, он стремилсяпокорить ее пылкими речами и, стремясь ее покорить, влюблялся сам. Оннапоминал адвоката или проповедника, которые, трудясь в поте лица, чтобырастрогать других, сами проливают горячие слезы. Ему, конечно, встречалисьженщины достаточно утонченные, которые не доверяли его пылким излияниям, но ради любви Реймон был способен на безумства. Однажды он увезмолоденькую девушку из хорошей семьи, не раз компрометировал он женщин, занимавших видное положение, у него были три наделавших шума дуэли, икак-то на рауте, в зале, полной гостей, он обнаружил перед всеми смятениечувств и безумие любовной горячки. Если человек совершает такие поступки, не боясь показаться смешным или возбудить ненависть, и если это емуудается, - он неуязвим: он может отважиться на все, всем рисковать и навсе надеяться. Итак, Реймон мог сломить самое искусное сопротивление, ибоон умел убедить в искренности своей страсти. Мужчина, способный ради любвина безумства, - явление редкое в свете, и любовью таких мужчин женщиныобычно не пренебрегают. Не знаю, как он ухитрился это сделать, но, усаживая госпожу деКарвахаль и госпожу Дельмар в карету, он успел прижать к губам маленькуюручку Индианы. Никогда еще мужчина не касался тайным и жгучим поцелуемпальцев этой женщины, несмотря на то, что она родилась под южным небом ией было девятнадцать лет, а девятнадцать лет на острове Бурбонсоответствуют двадцати пяти в нашем климате. Она была так болезненно нервна, что чуть не вскрикнула от этогопоцелуя, и Реймону пришлось поддержать ее, когда она садилась в карету.Такой впечатлительной натуры он еще никогда не встречал. Креолка Нунобладала крепким здоровьем, а парижанки не падают в обморок, когда имцелуют руку. " Если я еще раз увижу ее, я потеряю голову", - подумал Реймонудаляясь. На следующий день он окончательно забыл о Нун; он помнил только одно -что она служит у госпожи Дельмар. В его мыслях, в его мечтах царил бледныйобраз Индианы. Когда Реймон чувствовал, что начинает влюбляться, он обычностарался как-нибудь забыться, но не для того, чтобы подавить зарождающуюсястрасть, а наоборот, чтобы отогнать от себя доводы рассудка, не желая ибоясь подумать о последствиях нового увлечения. В своей жадной погоне занаслаждениями он упорно шел к цели и не мог заглушить кипящую в его грудибурю страстей, так же как не в силах был разжечь потухающее чувство. На следующий день ему удалось узнать, что господин Дельмар уехал поторговым делам в Брюссель. Уезжая, полковник поручил жену попечениямгоспожи де Карвахаль. Он ее сильно недолюбливал, но это была единственнаяродственница Индианы. Сам он выслужился из простых солдат и происходил избедной и незнатной семьи, которой очень стеснялся, хотя и твердилпостоянно, что ему не приходится за нее краснеть. Непрестанно упрекал женув презрительном отношении к его родственникам, что совсем несоответствовало истине, он тем не менее чувствовал, что не следуетпринуждать ее к сближению с этими маловоспитанными людьми. Несмотря насвою нелюбовь к госпоже де Карвахаль, он не мог отказать ей в уважении, ивот по каким причинам: госпожа де Карвахаль, родом из знатной испанскойсемьи, принадлежала к числу женщин, всю жизнь стремящихся играть виднуюроль. Во времена господства Наполеона в Европе она преклонялась перед егославой и вместе с мужем и деверем примкнула к партии жозефинистов. Ее мужбыл убит при падении этой недолговечной династии завоевателя, а отецИндианы бежал во французские колонии. Тогда ловкая и энергичная госпожа деКарвахаль переехала в Париж и на остатках былой роскоши, неизвестно припомощи каких биржевых спекуляций, вновь сколотила себе приличноесостояние. Благодаря уму, интригам и безграничной преданности Бурбонам оназавоевала также расположение двора, и дом ее, хотя и не блестящий, былодним из самых уважаемых среди тех, кто получал подачки из королевскойшкатулки. Когда после смерти отца Индиана, выйдя замуж за полковника Дельмара, вернулась во Францию, госпожа де Карвахаль не очень-то одобрила эту далеконе завидную партию. Однако, убедившись, что господин Дельмар приумножилсвои скудные средства и что его практическая смекалка и энергия возмещаютотсутствие состояния, она купила для Индианы небольшое поместье в Ланьи инаходящуюся при нем фабрику. За два года, благодаря техническим знаниямгосподина Дельмара и деньгам, которые ссудил ему сэр Ральф - дальнийродственник его жены, дела полковника настолько поправились, что он началвыплачивать долги, и госпожа де Карвахаль, в чьих глазах богатствоявлялось для человека наилучшей рекомендацией, стала проявлять нежныечувства к племяннице и обещала сделать ее своей наследницей. Индиана, лишенная честолюбия, окружала тетку заботой и вниманием не из корысти, аиз чувства благодарности. Но в почтительном отношении полковника к госпожеде Карвахаль оба эти чувства играли одинаковую роль. Полковник былнепоколебим в своих политических убеждениях, он не допускал нападок налюбимого императора и защищал его славу со слепым упорствомшестидесятилетнего ребенка. Ему стоило огромных усилий сдерживать ярость вгостиной госпожи де Карвахаль, где превозносилась только Реставрация. Чтовытерпел бедный господин Дельмар из-за нескольких старых ханжей, передатьневозможно. Эти неприятности до известной степени являлись причиной егодурного настроения, которое он так часто срывал на жене. Изложив все эти подробности, вернемся к господину де Рамьеру. Через тридня он был уже в курсе всех домашних дел семьи Дельмар - так настойчивостарался он найти путь к сближению с нею. Он понял, что, завоевав симпатиюгоспожи де Карвахаль, получит возможность видеться с Индианой. На третийдень вечером он явился к ней с визитом. В гостиной находилось несколько допотопного вида особ, с важностьюигравших в карты, и два-три дворянских сыночка, представлявших собоюполнейшее ничтожество, - такими бывают только представители трехсотлетнегодворянства. Индиана терпеливо вышивала в пяльцах, заканчивая узор, начатыйтеткой. Она не отрывалась от работы и, казалось, была всецело поглощенаэтим механическим занятием, а пожалуй, даже и довольна тем, что онопозволяет ей не принимать участия в пустой болтовне присутствующих.Длинные черные локоны скрывали ее грустное личико, склоненное надвышиванием, и, возможно, она вновь переживала то краткое и волнующеемгновение, которое приобщило ее к новой жизни. В это время слуга возвестило прибытии нескольких гостей. Не обратив внимания на их фамилии и почти неподнимая глаз от работы, она машинально встала, но, услышав голос одногоиз прибывших, вдруг вздрогнула как от электрического тока и вынуждена былаопереться на свой рабочий столик, чтобы не упасть. Реймон никак не предполагал очутиться в такой мрачной гостиной и втаком немногочисленном и скромном обществе. Нельзя было произнести нислова, чтобы оно не было услышано во всех углах комнаты. Почтенныематроны, игравшие в карты, казалось, присутствовали здесь только для того, чтобы мешать разговорам молодежи, и на их застывших лицах Реймону чудилосьскрытое злорадство старости, находящей удовлетворение в том, чтобы портитьудовольствие другим. Он рассчитывал на встречу, более удобную для нежныхразговоров, чем та, что была на балу, а вышло все иначе. Непредвиденноезатруднение придало больше страсти его желаниям, больше огня его взглядам, больше изобретательности и живости вопросам, косвенно обращенным к госпожеДельмар. А она, бедняжка, была совсем не искушена в подобного родастратегии. Обороняться она не могла, так как, собственно, и оборонятьсябыло не от чего. Но ей волей-неволей приходилось выслушивать пылкиепризнания в страстной любви, чувствовать, что ее опутывают опасными сетямисоблазна, между тем как она не имеет возможности оказать никакогосопротивления. И чем смелее становился Реймон, тем больше росло еесмущение. Госпожа де Карвахаль, с полным основанием считавшая себя умной иблестящей собеседницей и слышавшая, что господин де Рамьер обладает темиже качествами, бросила карты и завязала с ним изысканный спор о любви, вкотором обнаружила и чисто испанскую страстность и знакомство с немецкойфилософией. Реймон с готовностью принял вызов и, якобы отвечая тетке, высказал племяннице все то, что та иначе отказалась бы слушать. Бедная, беззащитная молодая женщина, ставшая жертвой столь быстрого и умелогонападения, не находила в себе сил принять участие в этом щекотливомразговоре. Напрасно тетка, желавшая дать ей возможность блеснуть, старалась втянуть ее в философские рассуждения о различных тонкостяхчувств. Она, краснея, призналась, что ничего в этом не смыслит, и Реймон, опьянев от радости при виде ее вспыхнувшего лица и плохо скрываемоговолнения, мысленно поклялся заняться ее обучением. В эту ночь Индиана спала еще хуже, чем в предыдущие. Мы уже говорили, что она еще никого не любила, хотя ее сердце давно созрело для чувства, которое не сумел внушить ей ни один из встречающихся на ее пути мужчин.Воспитанная отцом, человеком вспыльчивым и со странностями, она никогда незнала того счастья, которое дает любовь близких. Господин де Карвахаль, обуреваемый политическими страстями и терзаемый неудовлетвореннымчестолюбием, приехав в колонию, стал одним из самых жестоких плантаторов инеприятных соседей. Дочери пришлось немало натерпеться от его скверногохарактера. Постоянно видя картину горя, порождаемого рабством, страдая отодиночества и зависимости, она выработала в себе внешнее спокойствие, редкую доброту и снисходительность по отношению к людям, находящимся взависимом положении, но в то же время железную волю и невероятную силусопротивления всему тому, что угрожало ее свободе. Выйдя замуж загосподина Дельмара, она только переменила хозяина, а поселившись в Ланьи, сменила одну тюрьму на другую. Она не любила мужа, быть может по тойпростой причине, что была обязана любить его и что душевное сопротивлениевсякого рода нравственному принуждению стало ее второй натурой, основойповедения, внутренним законом. Но от нее и не требовалось ничего, кромеслепой покорности. Воспитанная в уединении почти не обращавшим на нее внимания отцом, среди рабов, которым она могла помочь лишь слезами и сочувствием, онапривыкла утешать себя тайной надеждой: " Настанет день, и моя жизньизменится, я буду в состоянии делать добро людям, меня полюбят, и я отдамсвое сердце тому, кто отдаст мне свое, а пока надо терпеть. Буду молчать иберечь свою любовь в награду тому, кто меня освободит". Но этотосвободитель, этот мессия не появлялся. Индиана все еще ждала его, хотядаже в мыслях не осмеливалась себе в этом признаться. Она понимала, чтоздесь, среди подстриженных буковых аллей, даже мысли ее не были таксвободны, как под девственными пальмами острова Бурбон. И, поймал себя напривычной мечте: " Настанет день, и он явится", - она всякий раз подавлялав себе это дерзкое желание и думала: " Мне остается одно - умереть! ". И бедная Индиана в самом деле угасала. Непонятная болезнь подтачивалаее здоровье. Она не спала и теряла силы. Врачи напрасно искали видимыхпричин ее недуга - их не было; но весь организм ее постепенно ослабевал: внутренний жар истощал ее, взгляд померк, сердце то учащенно билось, тозамирало, - несчастная затворница была близка к могиле. Однако, несмотряна всю покорность судьбе и полное отчаяние, в ней продолжала житьпотребность в любви. Ее разбитое сердце по-прежнему ждало молодого, горячего чувства, которое могло бы его согреть. До сих пор она больше всехлюбила Нун, веселую и смелую подругу своих грустных дней; а к ней самойнаибольшее расположение выказывал ее флегматичный кузен Ральф. Но развемогли утолить снедавшую ее тоску простая, невежественная девушка, такая жебеспомощная, как и она сама, и англичанин, увлекавшийся только охотой налисиц? Госпожа Дельмар была глубоко несчастна. И когда она впервыепочувствовала среди угнетавшей ее ледяной атмосферы горячее дыханиемолодой и пылкой любви, когда впервые услышала опьянившие ее нежные иласковые слова, когда трепещущие губы, подобно раскаленному железу, обожгли ей руку, она забыла обо всем, что ей внушали: о долге, обосторожности, о возможности испортить свое будущее. Она помнила только освоем тяжелом прошлом, о долгих годах страдания, о деспотизме отца и мужа.Она не думала и о том, что Реймон может оказаться лгуном или ветренымповесой. Она видела его таким, каким желала видеть, каким рисовала егосебе в мечтах, и Реймону ничего не стоило бы ее обмануть, если бы он самне был искренен. Но мог ли он быть неискренним перед такой красивой и любящей женщиной? Где еще он встретил бы такую чистоту и невинность? Кто другой мог дать емув будущем более полное и прочное счастье? Разве не была она рождена длятого, чтобы любить его, разве эта женщина-раба не ждала только знака, чтобы разорвать свои цепи, только слова, чтобы последовать за ним? Самонебо создало для Реймона это печальное дитя с острова Бурбон, которое незнало еще ничьей любви и без него неминуемо погибло бы. Тем не менее безумное счастье, охватившее госпожу Дельмар, сменилосьвскоре чувством ужаса. Она вспомнила о ревнивом, придирчивом и мстительноммуже, и ей стало страшно - не за себя, так как она уже привыкла к угрозам, а за того, кому предстояла смертельная борьба с ее тираном. Она была стольмало знакома с нравами общества, что жизнь представлялась ей романом страгической развязкой. Она была робка и не смела отдаться любви из боязнипогубить своего возлюбленного - и в то же время нисколько не думала огрозившей ей самой опасности. В этом заключалась тайная причина, побуждавшая ее оказыватьсопротивление и оставаться добродетельной. Наутро она приняла решениеизбегать господина де Рамьера. Как раз в этот день вечером должен былсостояться бал у одного из крупных парижских банкиров. Госпожа деКарвахаль, женщина старая, не имевшая никаких привязанностей, любила свет, и ей хотелось, чтобы Индиана сопровождала ее на бал. Но там они могливстретиться с Реймоном, и Индиана решила не ехать. Чтобы избежать уговоровтетки, госпожа Дельмар, которая не умела отказывать без достаточно вескихоснований, сделала вид, будто соглашается на ее предложение. Она велелагорничной достать бальное платье, а сама накинула капот и села у камина, дожидаясь, пока тетка закончит свой туалет. Когда старая испанка, затянутая и разряженная, словно сошедшая с портрета Ван-Дейка, пришла заней, Индиана заявила, что чувствует себя плохо и не в силах ехать.Напрасно тетка уговаривала ее пересилить свое недомогание. - Мне самой очень хочется поехать, - сказала Индиана, - но вы видите, что я еле держусь на ногах и была бы вам сегодня только обузой. Поезжайтена бал без меня, милая тетушка, и развлекитесь. Я буду рада за вас. - На бал без тебя! - с досадой воскликнула госпожа де Карвахаль. Ей досмерти не хотелось, чтобы ее старания принарядиться пропали даром, и ктому же перспектива провести вечер в одиночестве пугала ее. - Мне там нечего делать! Я женщина старая, мною интересуются и меняценят только ради тебя и твоих прекрасных глаз. - Полноте, тетушка, разве ваш ум не стоит моих прекрасных глаз? -ответила Индиана. И маркиза де Карвахаль, только и ждавшая, чтобы ее уговорили, наконецуехала. Тогда Индиана, закрыв лицо руками, заплакала. Она принеслаогромную жертву и, как ей казалось, разрушила волшебный замок, созданныйею накануне. Но Реймон решил иначе. Первое, что он увидел на балу, был горделивыйэгрет старой маркизы. Напрасно искал он глазами белое платье итемноволосую головку Индианы. Подойдя к маркизе, он услыхал, как тавполголоса говорила своей знакомой: - Моей племяннице нездоровится. Или, вернее, - прибавила она, чтобыоправдать свое присутствие на балу, - это просто каприз молодой женщины.Ей захотелось остаться одной, посидеть с книгой и помечтать - она ведьтакая мечтательница. " Неужели она избегает меня? " - подумал Реймон. Реймон тотчас же уехал с бала, отправился в дом маркизы, прошел, неговоря ни слова, мимо привратника и попросил первого попавшегося ему вприхожей заспанного лакея доложить о себе госпоже Дельмар. - Госпожа Дельмар нездорова. - Знаю. Я приехал по поручению госпожи де Карвахаль осведомиться, какона себя чувствует. - Сейчас доложу... - Не трудитесь, госпожа Дельмар меня примет. И Реймон вошел без доклада. Все остальные слуги уже спали. В пустыхкомнатах царила печальная тишина. Только одна лампа под зеленым шелковымабажуром слабо освещала большую гостиную. Индиана сидела спиной к двери, втаком глубоком кресле, что ее почти не было видно. Она грустно смотрела натлеющие угли, так же, как в тот вечер, когда Реймон проник в Ланьи черезограду парка. Но сейчас у нее на душе было еще тяжелее; это уже была непрежняя смутная грусть и безотчетные желания, - теперь она горевала опотерянном мимолетном счастье, ярким лучом озарившем ее жизнь. Реймон, в бальных туфлях, бесшумно подошел к ней по пушистому и мягкомуковру. Он видел, что она плакала. Как только она обернулась, он очутился уее ног и прильнул к ее рукам, которые она напрасно старалась отнять. И онапочувствовала невыразимую радость от того, что план ее сопротивлениярухнул. Она поняла, что страстно любит этого человека, который не побоялсяпрепятствий и пришел подарить ей счастье вопреки ее воле. Она благословиланебо, отвергнувшее ее жертву, и, вместо того чтобы бранить Реймона, готовабыла благодарить его. Что касается Реймона, то он уже знал, что любим. Ему даже не надо быловидеть той радости, которая, несмотря на слезы, светилась на ее лице, - они так понял, что имеет над ней неограниченную власть и может на вседерзнуть. Он не дал ей времени спросить его о чем бы то ни было и, поменявшись с ней ролями, стал сам задавать вопросы, даже не пытаясьобъяснить или оправдать свое неожиданное появление. - Вы плачете, Индиана? Я хочу знать, почему вы плачете. Она вздрогнула, услышав, что он назвал ее по имени, но и этанеожиданная вольность преисполнила ее счастьем. - Зачем вы спрашиваете, - ответила она, - я не должна вам это говорить. - Ну, так я сам знаю почему, Индиана. Я знаю всю вашу жизнь, всю вашуисторию. Ничто, касающееся вас, не может быть мне чуждым и безразличным. Ястарался разведать о вас все, но узнал не более того, что стало для меняясным за то короткое время, которое я провел в вашем доме. Я понял все ужетогда, когда меня, окровавленного и разбитого, принесли к вашим ногам икогда ваш муж так возмущался, видя, как вы, добрая и прекрасная, поддерживали меня своими нежными руками и своим дыханием проливалицелебный бальзам на мои раны. Он ревновал, я понимаю его; будь я на егоместе, я тоже ревновал бы вас, Индиана, или, вернее, будь я на его месте, я покончил бы с собой, так как быть вашим мужем, обладать вами, держатьвас в своих объятиях и не быть достойным вас, не владеть вашим сердцем -это значит быть самым несчастным или самым жалким из мужчин. - Замолчите, ради бога! - воскликнула Индиана, закрывая ему рот рукою.- Замолчите, я совершаю преступление, слушая вас. Зачем вы говорите мне онем? Зачем учите меня ненавидеть его? Если бы он слышал вас!.. Ведь я неговорила вам про него ничего дурного и не разрешала вам делать это. У менянет ненависти к нему; я уважаю, я люблю его. - Скажите лучше, что вы его безумно боитесь. Этот деспот разбил вашесердце, и, с тех пор как вы стали его собственностью, страх не покидаетвас. Индиана, вы отданы на поругание этому грубому человеку, который своейжелезной рукой подавил вашу волю и погубил вашу жизнь! Бедное дитя! Вытакая молодая и прекрасная и уже столько страдали! Меня вам не обмануть, Индиана, я вижу больше, чем равнодушная толпа. Все тайны вашей жизни мнеизвестны, и не надейтесь что-либо скрыть от меня. Пусть люди, любующиесявашей красотой, замечая вашу бледность и печаль, говорят: " Она больна", -пусть! Но я, любящий вас всем сердцем и преданный вам всей душой, знаю, вчем причина вашего недуга. Я знаю, что если бы судьба захотела отдать васмне - мне, несчастному, который готов биться головой о стену, потому чтоявился слишком поздно, вы не были бы больны. Нет, Индиана, клянусь жизнью! Я так любил бы вас, что и вы полюбили бы меня и стали бы благословлятьсвязующие нас узы. Я бы носил вас на руках, чтобы вы не поранили своиножки, я согревал бы их своим дыханием. Я прижал бы вас к сердцу, ограждаяот всех страданий, отдал бы всю свою кровь, чтобы вернуть вам силы. И еслибы вы не могли уснуть, я всю ночь нашептывал бы вам ласковые слова, улыбался бы, чтобы вселить в вас бодрость, хотя и плакал бы, видя вашистрадания. А когда сон слетел бы наконец на ваши нежные веки, я закрыл быих легким прикосновением своих губ и на коленях бодрствовал бы до утра увашего изголовья. Я заставил бы воздух ласкать вас и навевать вам золотыесны. Нежно целовал бы я ваши темные косы, с восторгом прислушивался бы ктрепетному биению вашего сердца, и, проснувшись, вы бы увидели меня усвоих ног, оберегающим вас, как ревнивый властелин, готовым служить, какраб, подстерегающим вашу первую улыбку, вашу первую мысль, первый взгляд, первый поцелуй... - Довольно, довольно! - произнесла растерянная и трепещущая Индиана. -Вы причиняете мне боль. Если бы от счастья умирали, Индиана умерла бы в этот миг. - Не говорите мне таких слов, - продолжала она, - я не могу бытьсчастливой. Не открывайте земного рая мне, обреченной на смерть. - Обреченной на смерть! - воскликнул он, схватив ее в объятия. - Тыобречена на смерть? Ты, Индиана, еще не жившая и не познавшая любви?..Нет, ты не умрешь, я не дам тебе умереть, ибо моя жизнь отныне связана ствоей. Ты та женщина, о которой я грезил, в тебе я нашел ту чистоту, передкоторой всегда преклонялся, ты мечта, ускользавшая от меня, яркая звезда, постоянно светившая мне во тьме и словно говорившая: " Продолжай свойжизненный путь в этом печальном мире, и небо ниспошлет тебе одного изсвоих ангелов". От рождения ты предназначена мне судьбой, Индиана; твоядуша была обручена с моей. Люди и их железные законы распорядились тобой, они отняли у меня подругу, которую сам бог избрал бы для меня, если бы онпомнил свои обещания. Но что нам до людей и до их законов, раз я люблютебя, хоть ты и принадлежишь другому, и раз ты любишь меня, несчастного, потерявшего тебя? Ты видишь сама, Индиана, что ты моя, что мы с тобой двеполовины одной и той же души, которые давно искали соединения друг сдругом. Когда на острове Бурбон ты мечтала о друге, ты мечтала обо мне.Когда с трепетом и надеждой думала о будущем муже, - этим мужем должен былстать я. Разве ты не узнала меня? Не кажется ли тебе, что мы встретилисьпосле долгой-долгой разлуки? А я, разве я не узнал тебя, мой ангел, когдаты отирала мне кровь своей вуалью и прикладывала руку к моему угасающемусердцу, чтобы вернуть меня к жизни? Ах, я помню все!.. Когда я раскрылглаза, я подумал: " Это она! Такой она являлась мне в мечтах - бледной, печальной и доброй. Она моя, она должна дать мне неизведанное блаженство".И даже к жизни я вернулся благодаря тебе. Ты сама видишь, что нассоединили не обычные жизненные обстоятельства! Не случай, не каприз, а роки смерть распахнули мне дверь в новую жизнь! Твой муж, твой повелитель, подчиняясь судьбе, сам принес меня, окровавленного, к тебе в дом и бросилк твоим ногам со словами: " Возьмите его, он ваш! ". И теперь нас ничто неможет разлучить. - Он, именно он может нас разлучить! - живо перебила его госпожаДельмар, с наслаждением внимавшая восторженным речам влюбленного Реймона.- Увы, вы не знаете его; этот человек ничего не прощает, его нельзяобмануть. Он убьет вас! - И она со слезами прижалась к его груди. Реймон страстно обнял ее. - Пусть он придет, - воскликнул он, - пусть придет и попробует вырватьу меня мое счастье! Я не боюсь его! Оставайся здесь, Индиана, у моегосердца. Здесь твое убежище и защита. Люби меня, и я буду неуязвим. Тыпрекрасно знаешь, что этот человек не властен меня убить; однажды, безоружный, я уже был под его выстрелами. Ты, Индиана, мой добрый ангел, витала надо мной и охраняла меня своими крыльями. Не бойся ничего, мысумеем отвратить его гнев, теперь и за тебя я больше не страшусь, - ведь яс тобой. И когда этот тиран станет угнетать тебя, я буду твоим защитником.Я вырву тебя, если понадобится, из-под ига его жестокого закона. Хочешь, яубью его? Скажи мне, что ты любишь меня, и я убью его, если ты желаешь егосмерти. - Замолчите, вы приводите меня в ужас. Если надо убить кого-нибудь, убейте лучше меня; благодаря вам за один день я прожила целую жизнь и нежелаю ничего большего. - Умри же, но умри от счастья! - воскликнул Реймон, прильнув к губамИндианы. Это было слишком сильным потрясением для столь слабого создания. Онапобледнела и, прижав руку к сердцу, лишилась чувств. Сначала Реймон думал, что его ласки вернут ее к жизни; но напраснопокрывал он поцелуями ее руки, напрасно называл самыми нежными именами, -ее обморок не был притворным, как это часто бывает у женщин. ГоспожаДельмар давно была серьезно больна и страдала нервными припадками, продолжавшимися несколько часов подряд. В отчаянии Реймон стал звать напомощь. Он позвонил. Вошла горничная; вдруг пузырек, который она принесла, выскользнул из ее рук, из груди вырвался книг - она узнала Реймона. Тотчасже овладев собой, он сказал ей на ухо: - Тише. Нун, я знал, что ты здесь, и пришел к тебе. Но я никак неожидал встретиться с твоей хозяйкой, - я думал, что она на балу. Своимпоявлением я испугал ее, и она лишилась чувств. Будь осторожна, я ухожу. Реймон быстро вышел, оставив вместе обеих женщин. Каждая теперь владелатайной, которая могла привести в отчаяние другую. На следующее утро Реймон, проснувшись, получил от Нун второе письмо. Наэтот раз он не отбросил его с презрением, а напротив, поспешно вскрыл, надеясь что-нибудь узнать из него о госпоже Дельмар. Так оно и было; но вкакое затруднительное положение попал Реймон из-за того, что две еголюбовные интриги так тесно переплелись между собой. Молодая креолка немогла больше скрывать свою тайну. От горя и страха она так сильноосунулась, что госпожа Дельмар заметила ее болезненное состояние, хотя ине понимала его причин. Нун очень боялась строгого полковника, но ещебольше стеснялась своей доброй хозяйки. Она прекрасно знала, что тапростит ее, но Нун готова была умереть от стыда и отчаяния при мысли, чтопридется признаться во всем. Что будет с ней, если Реймон не избавит ее отпредстоящих унижений! Он должен наконец позаботиться о ней, иначе онабросится к ногам госпожи Дельмар и расскажет ей обо всем. Эта угроза подействовала на господина де Рамьера, и потому он преждевсего решил удалить Нун от госпожи Дельмар. " Без моего согласия вы не смеете ни в чем признаваться, - ответил оней. - Постарайтесь приехать сегодня вечером в Ланьи - я буду там". Дорогой он обдумывал, как ему поступить в дальнейшем. Нун быладостаточно благоразумна и не могла рассчитывать на то, что он узаконит ихотношения. Она никогда не решалась говорить о браке, она была скромна ивеликодушна, и потому Реймон не считал себя очень виноватым. Он успокаивалсебя тем, что не обманывал ее и что Нун сама должна была знать, на чтоидет. Материальная сторона вопроса также не смущала Реймона, - он готовбыл щедро обеспечить несчастную девушку и взять на себя все заботы, которые подсказывала ему совесть. Но ему было тягостно признаться в том, что он больше не любит ее, ибо он не умел обманывать. Хотя его отношение кней могло показаться вероломным и лицемерным, в душе он оставалсяпо-прежнему искренним. Он любил Нун лишь чувственной любовью, а госпожуДельмар любил по-настоящему, всем сердцем. До сих пор он не лгал ни той, ни другой. Ему не хотелось лгать и в дальнейшем, однако он чувствовал, чтоне способен как обманывать бедную Нун, так и нанести ей смертельный удар.Приходилось выбирать между подлостью и жестокостью. Реймон был оченьнесчастен. Он подошел к воротам парка Ланьи, так ничего и не решив. Со своей стороны, Нун, не ожидавшая столь скорого ответа, вновь обреланадежду. " Он не разлюбил меня, - решила она, - он не собирается менябросить. Сейчас он несколько охладел ко мне, оно и понятно. В Париже, гдестолько развлечений, где все женщины добиваются его любви, он пересталдумать о бедной креолке. Увы, кто я такая? Разве он пожертвует ради менязнатными дамами, более красивыми и богатыми, нежели я? Почем знать, -подумала она в простоте душевной, - быть может, сама французская королевавлюблена в него". Размышляя о всех соблазнах роскоши, окружавшей ее возлюбленного, Нунпридумала способ, как ему лучше понравиться. Она нарядилась в платье своейхозяйки, затопила камин в ее спальне, расставила всюду самые красивыецветы, какие только нашла в оранжерее, приготовила фрукты и тонкие вина, словом, создала изысканную обстановку свидания, а раньше это никогда неприходило ей в голову. Взглянув на себя в зеркало, Нун убедилась, что самаона несравненно прекраснее тех цветов, которыми себя украсила. " Он часто повторял, - подумала она, - что я хороша и без драгоценностейи что ни одна знатная дама во всем блеске своих бриллиантов не стоит моейулыбки. А теперь он увлекается этими женщинами, которыми раньшепренебрегал. Ну же, смотри веселей, Нун, оживись, улыбайся, и, может быть, сегодня ночью ты вернешь его любовь". Реймон оставил лошадь в лесу, у лачуги угольщика, и проник в парк спомощью имевшегося у него ключа. На этот раз он не боялся, что его примутза вора. Почти вся прислуга уехала в Париж вместе с хозяевами, садовникбыл посвящен в их тайну, а парк Ланьи Реймон знал, как свой собственный. Ночь была холодная. Густой туман окутывал деревья, и Реймон с трудомразличал их темные стволы сквозь дымку, одевшую их белой влажной пеленой. Он несколько минут бродил по извилистым аллеям, прежде чем очутился удвери беседки, где его ждала Нун. Она вышла к нему навстречу, закутанная вшубку с капюшоном, наброшенным на голову. - Здесь нельзя оставаться, - сказала она, - тут слишком холодно.Ступайте за мной и молчите. Реймон почувствовал непреодолимое отвращение при мысли о том, что онвойдет в дом госпожи Дельмар в качестве возлюбленного ее горничной. Однакопришлось уступить. Нун быстро шла впереди него, к тому же свиданиепредстояло решающее. Они прошли через двор, Нун успокоила лаявших собак, бесшумно открыладвери и, взяв его за руку, молча повела по темным коридорам. Наконец онивошли в круглую комнату, изящно и просто обставленную, где цветущиепомеранцевые деревья разливали свое тонкое благоухание. В канделябрахгорели восковые свечи. Нун усыпала паркет лепестками бенгальских роз, разбросала фиалки подивану; нежное тепло ласкало тело; хрусталь сверкал на столе среди спелыхфруктов, красиво уложенных на зеленом мху в корзинках. Ослепленный внезапным переходом от мрака к яркому свету, Реймон впервую минуту растерялся, но почти тотчас же понял, где он находится.Изысканный вкус и целомудренная простота обстановки - на полках красногодерева романы и книги о путешествиях, пяльцы с красивым и ярким вышиванием- немым свидетелем терпения и грусти, арфа, чьи струны, казалось, ещетрепетали тоской и надеждой, гравюры, изображающие пастушескую любовьПавла и Виргинии, горные вершины острова Бурбон и лазурную бухту Сен-Поля, в особенности же узкая кровать, наполовину скрытая кисейным пологом, белаяи девственная, с пальмовой веткой у изголовья, сорванной, вероятно, в деньотъезда из родных мест, - все, все говорило ему о госпоже Дельмар. ИРеймона охватило странное волнение при мысли, что закутанная женщина, которая привела его сюда, может быть и есть сама Индиана. Точно вподтверждение этой фантазии, он увидел напротив себя в зеркале отражениедамы в белом нарядном платье, в тот момент, когда она, приехав на бал, сбрасывает с себя шубку и предстает перед взорами всех, ослепительная, полуобнаженная, в ярком освещении зала. Но это заблуждение длилось всегосекунду. Индиана, конечно, была бы одета гораздо скромнее. Она прикрыла быгрудь густым тюлем; возможно, она украсила бы волосы живыми камелиями, новряд ли расположила бы их на своей голове в таком соблазнительномбеспорядке. Она могла бы надеть атласные туфельки, но ее целомудренныеодежды никогда не выдали бы тайн ее стройных ножек. Нун была выше и полнее госпожи Дельмар, и видно было, что онанарядилась в чужое платье. Она была прелестна, но в ней не былоблагородного изящества. Она была красива, но это была женщина, а не фея.Она сулила наслаждение, но не могла дать блаженства. Реймон, не поворачивая головы, оглядел ее в зеркале, а затем перевелвзгляд на то, в чем отражался чистый облик Индианы: на музыкальныеинструменты, картины и на узкую девичью кровать. Его опьянял легкий запах, оставшийся в этом святилище от ее присутствия, он трепетал при мысли о томдне, когда сама Индиана откроет для него двери этого рая. А Нун, скрестивруки, стояла за его спиной и восторженно смотрела на него, уверенная, чтоон очарован ее стараниями понравиться ему. Наконец он прервал молчание: - Благодарю вас за все приготовления, которые вы сделали ради меня, вособенности же за то, что вы привели меня сюда, но я уже достаточнонасладился этим очаровательным сюрпризом. Пойдемте отсюда, в этой комнатенам не место: я обязан уважать госпожу Дельмар даже в ее отсутствие. - Это жестоко, - ответила Нун; она не поняла его, но видела, что онхолоден и недоволен. - Очень жестоко! Я надеялась вам понравиться, а выменя отталкиваете. - Нет, дорогая Нун, я вас не отталкиваю и никогда не оттолкну. Япришел, чтобы серьезно поговорить с вами и доказать свою привязанность. Яочень признателен вам за желание понравиться мне, но я предпочитаю видетьвас без этих чужих украшений - ваша юность и красота не требуют никакихуборов. Нун, только наполовину поняв, что он хотел ей сказать, горькозаплакала: - Какая я несчастная! Я просто ненавижу себя, раз я вам больше ненравлюсь... Я должна была предвидеть, что вы скоро разлюбите меня, бедную, необразованную девушку. Я ни в чем вас не упрекаю, - я знала, что вы намне не женитесь. Но если б вы любили меня по-прежнему, я бы пожертвовалавсем, ни о чем бы ни жалела, безропотно перенесла бы все. Увы, я погибла, я опозорена!.. Меня, наверное, выгонят. У меня родится ребенок, он будетеще несчастнее, чем я, и никто меня не пожалеет!.. Каждый будет считатьсебя вправе всячески унижать меня. Но знайте, я перенесла бы это срадостью, если бы вы все еще любили меня. Нун долго не могла успокоиться. Правда, она выражала свое горе не темисловами, что я здесь привожу, но высказывала те же мысли и говорила во стораз лучше меня. В чем кроется секрет красноречия, которое вдруг появляетсяу невежественного и примитивного человека под влиянием настоящей страсти иглубокого страдания? Слова тогда приобретают какое-то иное, необычноезначение. Обыденные фразы звучат трагически под влиянием чувства, которымони продиктованы, и благодаря выражению, с каким они произносятся. В такиеминуты самая простая женщина точно преображается и в пылу волнениястановится красноречивой и говорит убедительнее, чем женщина своспитанием, привыкшая сдерживаться и владеть собой. Реймон был польщен тем, что сумел внушить такую беззаветную любовь; благодарность и жалость к Нун, а отчасти и удовлетворенное тщеславие, зажгли в нем на мгновение ответное чувство. Нун задыхалась от слез. Она сорвала цветы, украшавшие ее голову, идлинные волосы рассыпались по ее полным, красивым плечам. Если бы не ореолстрадания и покорности судьбе, окружавший госпожу Дельмар и придававший ейособый интерес в глазах Реймона, Нун в этот миг совсем затмила бы ее своеюкрасотой. Она была прекрасна в порыве любви и горя. Побежденный Реймонпривлек ее к себе, усадил рядом с собой на диван и, придвинув маленькийстолик с графинами, налил ей немного апельсиновой воды в позолоченныйбокал. Его внимание, больше чем прохладительный напиток, подействовало наНун. Немного успокоившись, она вытерла глаза и бросилась к его ногам. - Люби меня по-прежнему, - сказала она, страстно обнимая его колени. -Повтори еще раз, что ты меня любишь, и ты исцелишь, ты спасешь меня! Поцелуй меня как раньше, и я никогда не пожалею, что погубила себя, давтебе несколько часов наслаждения! Она обняла его своими смуглыми, нежными руками, окутала длиннымиволосами, ее большие черные глаза горели огнем страсти, и она захватилаего своим пылким желанием, той восточной негой, которая покоряет волю изаставляет молчать рассудок. Реймон забыл все: принятое решение, своюновую любовь, место, где он находился. И ответил ласками на безумные ласкиНун. Он пил с ней из одного бокала, и от крепких вин, в изобилии стоявшихперед ними на столике, оба окончательно потеряли рассудок. Понемногу обрывки смутных воспоминаний об Индиане стали возникать водурманенном мозгу Реймона. Образ Нун, отраженный стенными зеркалами, расположенными друг против друга, множился до бесконечности, и казалось, что комнату населяет толпа призраков. Реймон старался различить в этомдвойном отражении более нежные черты, и ему стало казаться, будто в одномиз дальних и смутных обликов он узнает гибкую и стройную фигуру госпожиДельмар. Нун, охмелев от непривычных для нее возбуждающих напитков, не отдаваласебе отчета в странных речах своего возлюбленного. Если бы она не была втаком же опьянении, как он, она поняла бы, что даже в разгаре страстиРеймон думает о другой. Она поняла бы, что он целует шарф и ленты, принадлежащие Индиане, вдыхает аромат ее духов, сжимает в своих горячихруках шелк, покрывавший прежде ее грудь. Нун принимала на свой счетвосторги своего возлюбленного, в то время как Реймон видел не ее, а толькоплатье Индианы, которое она надела. Целуя черные волосы Нун, он мысленноцеловал черные локоны Индианы. Индиану видел он в пламени пунша, зажженного рукою Нун. Это она манила его и улыбалась ему из-за белогопрозрачного полога; о ней он мечтал даже в ту минуту, когда, опьяненныйвином и любовью, увлек на это скромное, девственное ложе свою обезумевшуюот страсти креолку. Когда Реймон проснулся, рассвет уже пробивался сквозь ставни; он нескоро пришел в себя и долго лежал неподвижно, думая, что видит во сне икомнату и кровать, на которой лежит. В спальне госпожи Дельмар все ужебыло приведено в порядок. Нун, уснувшая накануне королевой, утром сновапроснулась горничной. Она унесла цветы и убрала остатки ужина. Мебельстояла на своих местах, ничто не выдавало любовной оргии прошедшей ночи, икомната Индианы вновь обрела свой невинный и благопристойный вид. Подавленный стыдом, Реймон встал и хотел уйти, но оказалось, что онзаперт. Окно находилось на высоте тридцати футов, и ему поневоле пришлосьостаться в комнате, где он, подобно прикованному к колесу Иксиону, долженбыл мучиться угрызениями совести. Он упал на колени перед измятой и оскверненной им постелью, от одноговида которой сгорал со стыда. - О Индиана, - воскликнул он, ломая руки, - как я тебя оскорбил! Сможешь ли ты простить мне такое святотатство? Но если б даже ты ипростила меня, я сам не прощу себе этого. Гони меня теперь прочь, нежная идоверчивая Индиана, ведь ты не знаешь, какому грубому и низкому человекухочешь ты отдать сокровища твоей невинности! Гони прочь, презирай меня -меня, не пощадившего этого чистого и священного приюта, меня, упившегося, как лакей, твоими винами вместе с твоей служанкой, меня, осквернившегосвоим нечистым дыханием и гнусными поцелуями твои одежды, которые наделана себя другая! Я не побоялся отравить мир твоих одиноких ночей, позволилсоблазну и блуду проникнуть на это ложе, которое уважал даже твойсобственный муж! Как сможешь ты впредь найти покой под этим пологом, надтайной которого я надругался? Какие грешные сновидения, какие нечистыемысли будут отныне томить и иссушать твой бедный мозг? Какие порочные идерзкие образы начнут витать вокруг твоего девственного ложа? Какоецеломудренное божество захочет теперь оберегать твой сон, чистый, как сонребенка? Разве не обратил я в бегство ангела, охранявшего твое изголовье, разве не открыл путь в твой альков демону сладострастия, разве не продалему твоей души? Что, если безумная страсть, сжигающая тело этойчувственной креолки, пристанет теперь к тебе, подобно одежде Деяниры, иистерзает тебя? О, я несчастный, несчастный преступник! Если б я мог смытьсвоей кровью позор, которым запятнал твое ложе! И Реймон горько рыдал у постели Индианы. Вошла Нун в передничке и Мадрасе. Увидя Реймона, стоящего на коленях, она решила, что он молится. Она не знала, что светские люди не привыклимолиться, и молча ждала, когда он соблаговолит обратить на нее внимание. Увидев ее, Реймон почувствовал смущение и гнев, но не посмел ниупрекнуть ее, ни обратиться к ней с дружеским словом. - Почему вы заперли меня? - спросил он наконец. - Подумали ли вы о том, что уже светло и я не могу уйти, не скомпрометировав вас? - Вам незачем уходить, - ласково ответила Нун. - В доме никого нет, никто не узнает, что вы здесь; садовник не бывает совсем на этой половине- ключи от нее находятся только у меня. Сегодняшний день вы проведете сомной, вы мой пленник! Ее план привел Реймона в отчаяние; он чувствовал теперь к своейвозлюбленной только отвращение. Но ему пришлось подчиниться; к тому же, несмотря на все муки, которые он испытывал в этой комнате, какие-тонепреодолимые чары удерживали его здесь. Когда Нун ушла, чтобы принести ему завтрак, он стал рассматривать придневном свете окружавшие его предметы - немых свидетелей одиночестваИндианы. Он перелистал несколько книг, раскрыл ее альбом, потом быстрозакрыл его, боясь снова оскорбить ее нескромным проникновением в ееженские тайны. Затем он начал ходить по комнате и вдруг заметил на стене, напротив кровати госпожи Дельмар, большую картину в дорогой раме, затянутую густой кисеей. А что, если это портрет Индианы? Сгорая от нетерпения, забыв своиблагие намерения, Реймон вскочил на стул, отколол кисею и с удивлениемувидел портрет красивого молодого человека, изображенного во весь рост. - Мне кажется, я где-то видел это лицо, - сказал он Нун, стараяськазаться равнодушным. - Ах, как нехорошо, сударь, - ответила она, ставя завтрак на стол, -нехорошо, что вы хотите узнать сердечные тайны моей хозяйки. При этих словах Реймон побледнел. - Сердечные тайны? - сказал он. - Если это действительно сердечнаятайна и ты о ней знаешь, Нун, зачем же ты привела меня сюда? - Какая там тайна, - сказала с улыбкой Нун, - господин Дельмар сампомогал вешать сюда портрет сэра Ральфа. Разве заведешь сердечные тайныпри таком ревнивом муже? - Сэр Ральф, говоришь ты, кто это сэр Ральф? - спросил Реймон. - Сэр Рудольф Браун - двоюродный брат госпожи Дельмар. Ее друг детства, да, можно сказать, и мой также. Он такой добрый! Реймон с удивлением и беспокойством разглядывал портрет. Мы уже упоминали, что сэр Ральф, несмотря на свое невыразительное лицо, обладал красивой внешностью; белый, румяный, высокого роста, с густойшевелюрой, всегда безукоризненно одетый, он, пожалуй, не мог бы вскружитькакую-нибудь романтическую головку, но, несомненно, мог понравиться особеположительной. Флегматичный баронет был изображен в охотничьем костюме, приблизительно таким, каким мы видели его в первой главе нашей повести, окруженный своими собаками, с красавицей Офелией на переднем плане, которую из-за ее серебристой шерсти и чистоты шотландской породы поставиливпереди всех. В одной руке сэр Ральф держал охотничий рог, а в другой -поводья великолепного английского скакуна, серого в яблоках, занимавшегопочти весь задний план. Это была прекрасно исполненная картина, настоящийфамильный портрет, где каждая мелочь, каждая деталь была выписана скропотливой добросовестностью. Портрет этот мог бы растрогать до слезкормилицу, вызвать громкий лай собак и привести в восторг портного.Невыразительнее его был только сам оригинал. Несмотря на это, он привел Реймона в бешенство. " Как, - подумал он, - этот молодой широкоплечий англичанин пользуетсяпривилегией находиться в спальне госпожи Дельмар! Его дурацкое изображениевсегда здесь в качестве равнодушного свидетеля самых сокровенных минут еежизни! Он наблюдает за ней, охраняет ее, следит за всеми ее движениями, ежечасно владеет ею! Ночью он видит, как она спит, и проникает в тайны ееснов; утром, когда она, вся в белом, встает с кровати, вздрагивая отхолода, он видит, как она спускает на ковер нежную босую ножку; когда она, одеваясь, старательно задергивает на окне занавески, запрещая дажедневному свету нескромно касаться ее, когда она думает, что одна в комнатеи скрыта от чужих глаз, - его наглая физиономия глядит на нее и взор егоупивается ее прелестями! Этот мужчина в охотничьих сапогах присутствуетпри ее одевании! " - Что, этот портрет всегда задернут кисеей? - спросил он. - Всегда, когда госпожи Дельмар нет дома. Но не трудитесь закрывать его- она на днях приезжает. - В таком случае, Нун, вы хорошо сделаете, если скажете ей, что упортрета дерзкое выражение лица... На месте господина Дельмара я бы спервавыколол ему глаза, а уж потом повесил его сюда. Ну и глупы же эти ревнивыемужья: воображают невесть что и не замечают того, что следует видеть. - Чем вам не нравится лицо нашего доброго господина Брауна? - спросилаНун, оправляя постель Индианы. - Лучшего хозяина не найти! Прежде я неособенно любила его, так как всегда слышала от своей госпожи, что онэгоист, но с того дня, когда он принял в вас такое участие... - Правда, - перебил ее Реймон, - он оказал мне помощь, это верно. Но онсделал это по просьбе госпожи Дельмар. - Моя госпожа очень добрая, - сказала бедная Нун, - с ней всякий станетдобрым. Когда Нун говорила о госпоже Дельмар, Реймон слушал ее с интересом, окотором она и не подозревала. День прошел довольно тихо. Нун так и не решилась заговорить о самомглавном. Наконец вечером она сделала над собой усилие и вызвала своеговозлюбленного на объяснение. Реймон стремился только к одному - удалить опасного свидетеля иизбавиться от женщины, которую он разлюбил. Но он считал необходимымобеспечить ее и робко предложил ей щедрое вознаграждение. Бедная девушкавосприняла это как горькую обиду. Она рвала на себе волосы и, наверное, размозжила бы
Данная страница нарушает авторские права?