💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Современная геополитика, ее научные школы и направления исследований

После Второй мировой войны геополитическая наука оказалась в глубоком кризисе. Стало ясно, что старые модели и теоретические построения не выдерживают столкновения с действительностью, что геополитика неадекватна мировым реалиям. К тому же эта наука считалась скомпрометированной и поощряющей агрессию. Как результат, ее развитие затормозилось, хотя сформировалась особая “идеологическая геополитика” как доминирующее направление геополитики. Обновление геополитики как науки следует связать с именем американского политико-географа Сола Коэна, основные работы которого были написаны в 1970-90-х гг. (следует выделить книгу " География и политика в разделенном мире", которая вышла в 1973 г., статьи " Новая карта глобального политического равновесия", изданную в 1982 г., и “Глобальные геополитические изменения в эру после холодной войны”, вышедшую в 1991 г.).

На первый взгляд, С.Коэн является продолжателем традиций англосаксонской геополитики. Однако анализ его работ показывает, что этот автор уходит далеко вперед от своих предшественников. В отличие от них он считает, что мировое пространство не является стратегически единым, оно делится на отдельные арены, каждая из которых характеризуется своей геополитической ситуацией. К числу прорывов, сделанных С.Коэном в теории геополитики, следует отнести:

а) усложнение геополитической структуры мира в сравнении с простыми схемами Х.Маккиндера и др.;

б) введение представления о многополюсности мира и, соответственно, о динамичной, меняющейся во времени иерархии центров силы.

Кроме того американский политико-географ оспорил правомерность противопоставления морских и континентальных держав, полагая, что мировой политический процесс нельзя сводить к их борьбе.

Модель мира С.Коэна является более гибкой в сравнении с предыдущими. Автор выделяет три уровня геополитической организации мира - геостратегическая область, геополитический регион и нация-государство. Геостратегические области представляют собой сложные функциональные системы, в то время как слагающие их геополитические регионы более однородны (Cohen, 1973). Мир делится на две геостратегические области - “Торговый приморский мир” и “Евразийский континентальный мир”. Граница между ними определяется с помощью оценок геополитической “континентальности” и “приморскости” (анализируются внутриконтинентальная изолированность государств, их ориентация на тот или другой способ экспансии, соотношение торговых и политических связей, осуществляемых по морю или по суше). В этом С.Коэн является продолжателем традиционной геополитики.

Однако его картина мира существенно сложнее. “Торговый приморский мир” делится на пять геополитических регионов - Приморская Европа и Магриб, Африка к югу от Сахары, Северная Америка и Карибский бассейн, Южная Америка, Островная Азия и Океания. В свою очередь “Евразийский континентальный мир” состоит из двух геополитических регионов. Один из них называется “Хартленд и Восточная Европа”, другой - Восточная Азия. Кроме того, С.Коэн считает возможным формирование еще одной геостратегической области - Южной Азии (Cohen, 1991).

В модель мира С.Коэна входит и зона мировой геополитической периферии, т.н. “ маргинальное четвертьшарие ”, включающее Африку и Латинскую Америку. Таким образом этот автор обращает внимание на перспективные периферии мировой политики, о чем говорили и его предшественники. Например, Х.Маккиндер в 1943 г. предсказывал, как континентальные массы по обоим берегам Южной Атлантики будут включены в систему мирового баланса сил. Он же говорил о “мантии пустот” от Сахары до Центральной Азии, которая будет развиваться за счет использования солнечной энергии, что позволит создать здесь сильные государства.

Внимания заслуживает и концепция особых геополитических регионов - зон разлома (у С.Коэна - shatterbelt). В этом качестве С.Коэн рассматривает Ближний Восток и Юго-Восточную Азию, а после 1982 г. добавляет в этот список Африку к югу от Сахары. Зоны разлома характеризуются не просто межгосударственными и межнациональными конфликтами (такие территории в геополитике называют конфликтными зонами), здесь происходит столкновение интересов мировых центров силы, представляющих разные геостратегические области, например, США и СССР. Эта концепция имеет глубокие корни в геополитике. Еще А.Мэхэн в 1900 г. писал о зоне нестабильности в Центральной Азии между 30-й и 40-й параллелями: там как раз вели борьбу за контроль над хартлендом Россия и Британия (знаменитая big game). Затем Дж.Фэргрив в 1915 г. выделил зону мелких буферных государств между хартлендом и приморскими странами, которая тянется от Скандинавии и Финляндии к Балканам, проходит через Турцию, Иран, Афганистан, захватывает Сиам и Корею (crush zone). Американский географ Р.Хартшорн говорил об аналогичной зоне геополитической нестабильности в Восточной Европе от Балтики до Адриатики (shatter zone), эта же зона известна в литературе как “пояс Анстеда” по имени другого автора. Наконец, Ж.Готтман называл такие территории “приливно-отливными землями”, поскольку они постоянно меняли свою государственную принадлежность.

В работах С.Коэна теория зон геополитической нестабильности получила законченный вид. Кроме того, она имела определенный практический смысл, в этом С.Коэн не избежал старой геополитической традиции. С.Коэн рекомендовал американскому правительству обратить внимание на зоны разломов и пересмотреть стратегию сдерживания СССР, фокусируя внимание на Ближнем Востоке и Юго-Восточной Азии. Этот автор полагал, что не все территории римленда стратегически равнозначны, а значит, целесообразно не полное сдерживание по всему периметру (известное как blanket containment), а селективное.

В работах С.Коэна вводится еще один важный термин - “регионы-ворота” или “государства-ворота” (gateway regions и gateway states). В русской литературе целесообразно использовать понятие “ транзитные государства ”, которое в основном передает смысл этого термина (говорят также о государствах-” мостах ”). Речь идет о территориях, через которые осуществляются контакты, взаимодействие, взаимообмен других государств. С.Коэн видел транзитные государства в качестве связок между геостратегическими областями и геополитическими регионами. Создание этой концепции стимулировал распад советского блока, в результате которого, по мнению С.Коэна, в Восточной Европе начал формироваться транзитный регион между Западом и Россией (статья была написана в 1991 г.). Кроме того, в одной из своих работ С.Коэн выделял перспективные транзитные регионы, которыми он считал страны Балтии, Словению, Эритрею, а также Каталонию, Страну Басков, Пенджаб, Квебек, Пуштунистан, Тамил Илам и др. (Cohen, 1991). В сущности он обновил представление о буферных зонах, которые в его представлении призваны служить не кордонами, разделяющими другие страны, а, наоборот, проводниками взаимодействия, торговли и пр.

Таким образом, С.Коэн пересматривает и уточняет геополитическую структуру мира, вводя новые понятия, усложняя и адаптируя к современным реалиям традиционные модели. Пересматривается и геополитическая роль государства. В геополитике традиционно большим был интерес к т.н. “великим державам”, влияние которых ощущается на всем земном шаре. Проводились специальные исследования этих государств, источников их силы, было введено понятие “ система великих государств ” (Леви проводил анализ этой системы, начиная с 1495 г.). В американской внешней политике во времена президента Р.Никсона, в 1971 г. было признано существование не двух, а пяти центров силы глобального уровня (США, СССР, Япония, Китай и интегрированная Западная Европа) и заговорили о “пентархии”.

С.Коэн делает следующий шаг. В современной геополитике все государства, даже самые маленькие признаются центрами силы, но только объем этой силы (т.е. возможностей политического влияния за пределами государственных границ) различается на порядки. С.Коэн рассматривает иерархию государств по их геополитическому значению и определяет центры силы пяти порядков. Особое внимание он уделяет державам второго порядка, которые называются региональными державами. Каждая из таких стран доминирует в определенном геополитическом регионе, в рамках которого ее влияние очень велико и не уступает влиянию иной “великой державы”. С.Коэн выделил 27 региональных держав (Индия, Бразилия, Нигерия, Иран и др.). Он считал, что в рамках отдельных геополитических регионов региональные державы начинают отнимать влияние у двух сверхдержав. Действительно, возможности Индии в рамках Южной Азии не меньше, чем возможности США, хотя в других регионах об этом речи не идет (но там могут быть свои региональные державы).

Геополитику С.Коэна можно назвать переходной. В ней сохраняются отличительные особенности традиционной геополитики - политизированность, ориентация на национальные интересы своего государства. Прослеживается влияние “идеологической геополитики”. Но в то же время этот автор делает шаг вперед, уточняя геополитическую структура мира, вводя новые понятия и предлагая сложную многополюсную картину мира с центрами силы разного порядка. Он стал провозвестником современной геополитики, которая по многим позициям принципиально расходится с геополитикой “отцов-основателей”.

К 1970-м гг. в геополитике возникла насущная потребность в смене исследовательской парадигмы как реакция на определенное вырождение традиционных направлений. Все более очевидными становились умозрительность и спекулятивность геополитических построений, опирающихся на работы классиков. С другой стороны среди политических деятелей и их консультантов сформировалось представление о геополитике как о простой схеме, легко иллюстрирующей и объясняющей сложные международные процессы. Как наука геополитика не развивалась по многим причинам - в силу нехватки специалистов, неработоспособности старой геодетерминистской парадигмы и “проклятия”, лежавшего на геополитике после Второй мировой войны. Специалисты, в отличие от политиков и политических консультантов, стали подвергать упрощенные геополитические построения и их практическую ценность жесткой критике. Например, использование “механической” стратегии сдерживания сравнивалось с попыткой запереть дверь конюшни, из которой давным-давно убежала лошадь (С.Коэн, автор этого сравнения справедливо отмечал, что советский флот присутствует во всех океанах, что разрушает традиционное представление о хартленде и континентальных державах).

Пересмотра требовали самые основы геополитики. Авторы первой половины 20 в. считали географию наиболее фундаментальным фактором во внешней политике государств, при этом под географией подразумевалась физическая география, а значит, теоретической основой традиционной геополитики был географический детерминизм. Н.Спикмен писал: “Министры приходят и уходят, даже диктаторы умирают, а горные хребты незыблемо стоят на своем месте” (Spykman, 1942, p. 41). Теоретической основой “старой” геополитики было представление о неизменном географическом факторе, детерминирующем государственную политику.

Однако на самом деле география меняется, притом очень быстро. Физическая география в той степени, в какой она значима для политических отношений, действительно остается неизменной, но вот политико-географическое наполнение пространства постоянно меняется. Ясно, например, что государственные границы и политическая сила государств весьма нестабильны. Географы уже давно говорили об изменчивом значении географических условий и предлагали уйти от строгих статичных моделей мира (И.Боумэн в своей книге “Новый мир”, вышедшей в свет еще в 1922 г., говорил как раз о вечно меняющейся географии, динамичном мировом порядке, который формируют множество функциональных союзов государств). Неизменность географического фактора стала восприниматься как миф, тем более на фоне ослабления позиций географического детерминизма.

В кризисе оказался и традиционный геостратегический анализ, основанный на силовой политике, на отношениях господства-подчинения. Модели мира, предложенные Х.Маккиндером и др., не могут быть превращены в догму, они должны рассматриваться в только конкретно-историческом контексте начала 20 в. По мнению современных исследователей, геополитика не состоит из вечных императивов, она исторически изменчива. К тому же она, если хочет быть настоящей наукой, должна соблюдать принцип политической нейтральности, не превращаясь в служанку тех или иных политических сил и заложницу их амбициозных планов.

В результате на свет появилась академическая геополитика, которая пыталась преодолеть ограниченность традиционного направления. Географы взялись за критический анализ накопленного теоретического наследия. Геополитика к тому времени практически полностью перешла в практическую плоскость и понималась как чтение карты с параллельным наделением территорий смысловым значением сфер влияния, стратегически важных территорий, буферных зон, союзников, клиентов и противников и т.п. Эта популярная и простейшая форма геополитики была критически оценена политико-географами, хотя она тоже имеет право на существование.

Современная геополитика не может не учитывать изменения, происходящие в мире, прежде всего тот факт, что значимость силовой политики существенно понизилась, и фактор военной силы перестал быть главным фактором международных отношений. Да и в самой силовой политике произошли важные изменения, поскольку появились новые военные технологии. Анализируя ту же теорию хартленда, уже нельзя забывать, что она появилась в то время, когда еще не было ядерного оружия, межконтинентальных ракет, стратегической авиации. Очевидно, что с падением значимости “обычных” вооружений хартленд терял свою неуязвимость.

Исчезло и однозначно позитивное отношение к территориальному росту государства. В век подъема национализма и сепаратизма выяснилось, что расширение государственной территории может повысить уязвимость государства, ослабить его обороноспособность. Оказалось, что территориальный рост не обязательно коррелирует с ростом государственной мощи. Зато появились новые формы контроля за территориями. Если раньше речь обычно шла о включении территории в состав расширяющегося государства (создание империи) или ее превращении в колонию (колониализм), то в современном мире оказался возможен контроль за государством без лишения его суверенитета, осуществляемый политическими (“марионеточные” правительства) и экономическими (внешний контроль за национальной экономикой) методами, известными как неоимпериализм.

Возникли новые принципы международных отношений, зафиксированные в международном праве (пусть не всегда они использовались), произошла геополитическая эмансипация малых государств, пользующихся своим суверенитетом, появились многочисленные ограничители для внешней агрессии (достаточно вспомнить нападение Ирака на Кувейт и войну в Персидском заливе). Свою роль в обновлении мировой политики сыграли международные организации, например, ООН. На порядок, если не больше, выросла взаимозависимость государств, прежде всего - экономическая. Наконец, произошло становление мирового хозяйства. Экономическая мощь государства сама по себе стала играть важную роль в мировой политике. Можно проследить, как подъем геополитических амбиций следует за бурным экономическим ростом, в частности в Германии и Японии, которые стучатся в двери Совета Безопасности ООН.

Все эти изменения поставили на повестку дня ключевой вопрос: что такое “великая держава” и каковы источники ее могущества в современном мире? На эту тему появилась масса литературы, в т.ч. известная книга Пола Кеннеди “Подъем и упадок великих держав”, в которой рассматривались циклы подъемов и упадков крупнейших государств последних столетий, анализировались их причины. В этой работе появился характерный тезис об " имперском перенапряжении", которое испытывают сверхдержавы, сталкиваясь с ограниченностью ресурсов для поддержания глобального превосходства (Kennedy, 1988).

Ключевая проблема в становлении современной геополитики - пересмотр критериев, по которым оценивается сила государства. В прошлом этот вопрос решался просто: сила государства напрямую коррелировала с численностью армии, ее боеготовностью и наличием на территории государства стратегически важных ресурсов. В 20 в. структура политической силы изменилась, появились новые факторы международных отношений - идеология, экономика, международные организации, которые снижали эффективность и целесообразность прямого военного вмешательства как способа укрепления позиций в мире. Оказалось, что сверхдержава, даже обладающая ядерным оружием не всегда может одержать победу над заведомо более слабым государством. Можно вспомнить фактическое поражение США во Вьетнаме и неудачу Великобритании в т.н. “тресковой войне” с Исландией. Ранее недооценивались и возможности " развивающихся стран" влиять на развитые. Демарш ОПЕК в 1973 г. (введение нефтяного эмбарго и повышение цен) показал уязвимость западных стран, зависящих от поставок сырья из “третьего мира”.

На повестке дня оказалась “экономизация” международных отношений. На первый план во взаимоотношениях государств стали выходить борьба за рынки сбыта, товарная экспансия, протекционизм, заговорили об эпохе “торговых войн”. Роль торговли понималась геополитикой и раньше (любопытно, что еще Х.Маккиндер понимал торговлю как своеобразную войну), но теперь она стала особенно важным фактором международных отношений. Некоторые политико-географы заявили, что геополитическая экономика сменяет физическую географию в качестве фундаментального контекста международных отношений

Результатом стало усложнение международных отношений, их многослойность и многофакторность. Отношения государств можно рассматривать в двух плоскостях - военно-политической и экономической, и в каждом из этих случаев они могут трактоваться по-разному (Япония зависит от США в военном отношении, но ведет экономическую экспансию на американском рынке, в связи с чем говорят о торговых войнах между этими странами). Экономическая взаимозависимость не обязательно коррелирует с политическими союзами и антагонизмами (отношения США и Китая, европейских стран и Ливии). Отношения между странами определяются не только балансом военной силы, но и идеологией (вспомним формирование социалистического содружества), культурно-историческими традициями (концепция исторических союзников), экономикой (отношения экономической взаимозависимости), географическим положением (например, обычно сложные и неоднозначные отношения между соседями). Отсюда сложность современных международных отношений.

На эти изменения отреагировала теория международных отношений. Появились идеалистические теории, концепция взаимозависимости (Keohane, Nye, 1989), а также имеющий важное значение для геополитики “закон неравномерного развития”, сформулированный Робертом Гилпином в книге " Война и изменения в мировой политике". По мнению этого автора, в современном мире государство стремится к доминированию в глобальной системе, чтобы перестроить ее ради своих экономических преимуществ (Gilpin, 1981). Таким образом, экономический фактор признается определяющим поведение государств. Причиной войн в этой теории считается стремление более динамично развивающихся стран, “молодых хищников” одолеть “старых” лидеров (поэтому известные войны были развязаны Германией и Японией).

Таким образом, на повестку дня встал вопрос о качественном пересмотре геополитики. Ведь в кризисе находились и ее теоретические основы. Критике подвергалась теория реализма, которая недооценивала роль международных организаций, идеологического и экономического факторов и, наоборот, переоценивала силовую политику, эгоизм и прагматизм внешней политики. Социал-дарвинизм тем более вышел из моды. Также и географический детерминизм уже не мог быть теоретической основой геополитики, поскольку явно устарел и выглядел слишком наивным в своих попытках вывести политику из природных условий.

Появились два направления современной геополитики. Одно из них нами уже рассмотрено. Это - обновление традиционной геополитики с учетом мировой динамики, предложенное С.Коэном. Это направление можно назвать консервативной школой, к числу последователей которой относятся многие американские исследователи, в т.ч. специалисты по “идеологической геополитике” З.Бжезинский, Г.Киссинджер и др. Другие исследователи предложили радикальный пересмотр геополитики с учетом современных геоэкономических процессов. Крупным автором, представляющим это направление, стал англичанин Питер Тэйлор, стремившийся создать теоретические основы для объективного геополитического анализа. Важнейший вклад в современную геополитику внесли также американец Джон Эгнью, англичанин Стюарт Корбридж и др. Поскольку авторы, принадлежащие к этому направлению, выделяли роль экономического фактора в международных отношениях, эту школу можно назвать геоэкономической. Многие исследователи, особенно П.Тэйлор, отдавали дань марксизму в его современном понимании, отсюда неомарксистское направление в геополитике. Но есть многочисленные авторы, которые не примыкают ни к одной из двух основных школ и основное внимание уделяют не теоретическим разработкам, а геополитическому анализу конкретных ситуаций (“ ситуативная геополитика ”).

В рамках геоэкономической школы возникло понятие “ геополитический и экономический порядок ”. Считалось, что политика, в т.ч. международная, и экономика неотделимы друг от друга. Авторы как бы “скрестили” геополитику и геоэкономику и заговорили о геополитической экономике, в рамках которой экономические факторы (например, торговые взаимоотношения, борьба за рынки сбыта) определяют поведение государств в мировой политике. Все это ведет, по их мнению, к углублению децентрализации и усилению взаимозависимости в мире, где действует “принцип распыленной силы” (A World in crisis?, 1986). В этой ситуации геополитика уже не может рассматривать одну лишь “систему великих держав” и процесс борьбы за мировое лидерство: мировой политический процесс становится полисубъектным, значимость “великих держав” постепенно падает. Мировой политический процесс, таким образом, становится очень сложным, комплексным: политическая акция может иметь самые разные и неожиданные последствия. Геополитика отказывается от изучения фактора гегемонии, поскольку считает, что стремление к гегемонии не исчерпывает международные отношения, и что в мире не столь велико влияние “великих держав”. Вместо этого говорят о полиархии - системе, в которой существует огромное множество центров силы разного порядка.

Как реакция на ограниченность традиционной силовой геополитики и как отражение тенденции к “экономизации” геополитической науки в геополитике в рамках геоэкономической школы появился особый мир-системный подход, предложенный П.Тэйлором на основе трудов И.Валлерстайна, который в свою очередь опирался на работы французского историка Ф.Броделя (Taylor, 1989).

Теоретическими источниками мир-системного подхода были французская историческая школа " Анналов" и неомарксизм. В его основе - концепция исторических систем, эволюция которых составляет, по И.Валлерстайну, основное содержание мировой социальной истории. Выделяются три типа исторических систем. Мини-система характерна для первобытного общества и является аналогом рода или племени. Мини-системы постепенно сменяются мир-системами (world-system), которые бывают двух типов - мир-империя и мир-экономика. Для миров-империй характерно доминирование сельскохозяйственного производства, наличие развитого военно-бюрократического правящего класса, перераспределительный способ производства. Мир-экономику отличает капиталистический способ производства (Wallerstein, 1979).

Эволюция исторических систем имеет прямое отношение к геоэкономике. После 1450 г. возник европейский мир-экономика (единственный пример мира-экономики), который постепенно инкорпорировал все мини-системы и миры-империи и около 1900 г. стал единственной глобальной социально-экономической системой. Как отмечал Ф.Бродель, в отличие от мировой экономики, которая по определению совпадает со всем миром, мир-экономика представляет собой самодостаточное геоэкономическое образование, которое является только частью мира, хотя и стремится “завоевать” всю ойкумену (Бродель, 1992).

Геополитический смысл имеет структура мира-экономики, которая является трехъярусной. Мир-экономика делится на ядро, периферию и полупериферию, которые приблизительно совпадают с “развитыми” и “развивающимися” странами, а полупериферия представляет собой промежуточную категорию. Кроме того, выделяется “внешняя арена”, которая не входит в мир-экономику, но постепенно в него включается в рамках процесса “периферализации”. Геоэкономические процессы приводят к изменениям ролей отдельных стран в мировом хозяйстве - одни поднимаются из полупериферии в ядро, другие опускаются на уровень периферии.

Сторонники мир-системного подхода полагают, что единый мир-экономика стал особым субъектом международных отношений, который определяет политическое поведение государств. То есть ситуация в мировом хозяйстве во многом детерминирует геополитические процессы. При этом для стран ядра, периферии и полупериферии соответственно характерны свои “классовые” интересы. Мир-системный подход является лишь одной из современных геополитических школ, он отвергается многими авторами. Однако исследователи, работающие в парадигме “экономизации” геополитики, обязательно используют теоретические работы И.Валлерстайна и др.

Заметим, что как старым, так и новым геополитическим школам не хватает гибкости. Для геополитики в целом пока еще свойственно стремление свести глобальные процессы к действию одного фактора. Раньше этим фактором считался физико-географический. Авторы полагали, что конфигурация моря и суши определяет “вечные” интересы крупнейших держав, увлекались географическим детерминизмом и формулированием геополитических императивов. Однако на смену географическому детерминизму пришел экономический. Физическую географию и силовую политику стали недооценивать, в то же время многие современные авторы переоценивают влияние экономики на международные отношения. Тем не менее современная геополитика постепенно превращается в “нормальную” научную дисциплину, занимающуюся анализом влияния географических факторов на политику государств и эволюции глобальной политической системы. Она понимает многофакторность глобальных процессов.

Кроме того, для современной геополитики характерно постоянное повышение внимания к “малой” территории. Увлечение глобализмом оказалось преходящим. Прежние модели мира были слишком схематичными, уровень обобщения - чрезмерным. Поэтому Х.Маккиндеру удалось представить наш многоцветный и разнообразный мир в виде всего лишь трех геополитических зон. Работы С.Коэна приближают геополитику к действительности, поскольку показывают дробность мирового пространства и учитывают даже самые маленькие государства как субъекты мирового политического процесса. Новым направлением геополитики становятся макрорегиональные ( или просто региональные) исследования, которые сфокусированы не на глобальной системе, а на устойчивых блоках государств, формирующихся в различных частях земного шара. Процессы межгосударственной интеграции стимулировали развитие этих исследований.

Нужно учитывать, что значимыми элементами глобальной системы являются не только “большие пространства”, но и небольшие территории, играющие роль геополитических ключей, зон разломов, сепаратизма, межнациональных конфликтов и пр. Важное событие, произошедшее в такой “незаметной” точке мирового пространства, может стимулировать мировые войны и мощный передел сфер влияния (например, убийство эрцгерцога Франца Фердинанда в боснийском Сараево, после которого началась Первая мировая война).

В традиционной геополитике процессы межгосударственной интеграции учитывались в недостаточной степени, поскольку в духе политического реализма каждое государство рассматривалось как одинокий игрок, преследующий свои эгоистические интересы. Концепция панрегионов описывала скорее силовой принцип интеграции, основанный на создании “жизненного пространства” сверхдержавы. В современном мире интеграционные процессы развиваются на принципах историко-культурной близости и экономической целесообразности. Можно выделить несколько форм геополитического объединения.

Распространены объединения по этнокультурному принципу. Особенно четко этот принцип реализуется в исламском мире, где с 1969 г. существует Организация Исламская конференция (ОИК), а еще в 1945 г. появилась Лига арабских государств (ЛАГ). Заметим, что некоторые арабские страны пошли по пути создания компактных блоков по географическому признаку: Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (1981 г.), Союз арабского Магриба (1989 г.). Во многом по этой модели осуществляется европейская интеграция: ядром Европейского союза стали страны с западно-христианской культурой (в т.ч. их романо-германское ядро), но в процесс европейской интеграции постепенно (и с большим трудом) вовлекаются и восточно-христианские страны. Важную геополитическую роль могут играть и объединения, созданные по экономическому принципу, например, ОПЕК (Организация стран-экспортеров нефти).

Обычно межгосударственный союз представляет собой блок расположенных по соседству государств, который характеризуется как географической, так и историко-культурной близостью своих членов. Однако с точки зрения культуры эти союзы могут быть весьма неоднородными (Европейский союз, АСЕАН). Некоторые объединения создаются по физико-географическому признаку, например, Организация американских государств (1948 г.), Организация африканского единства (1963 г.), Ассоциация регионального сотрудничества Южной Азии (1985 г.), Организация центрально-американских государств. В последнее время появились объединения прибалтийских и причерноморских государств - Совет государств Балтийского моря (с проектом “Балтийского кольца” в рамках Большой Европы) и Парламентская ассамблея черноморского экономического сотрудничества (ПАЧЭС).

Появляются новые геополитические проекты типа Альпийско-Адриатического региона (Австрия, Италия, Словения, Хорватия), Балто-Понтийского пояса (Литва, Белоруссия, Украина), “Кавказского дома”. Некоторые исследователи говорят о ренессансе пан-идей, таких как пантюркизм (черты которого усматривают во внешней политике Турции), панисламизм (идея объединения мусульманских стран от Марокко до Индонезии). В России некоторые авторы продолжают говорить о панславизме, настаивая на более активном участии страны в балканских делах и стратегическом союзе с Сербией.

Каждое государство нередко входит сразу в несколько межгосударственных объединений разной степени сплоченности и с разными геополитическими целями. Однако в мире выделяются устойчивые геополитические образования, превращающиеся в своего рода супергосударства, - Европейский союз, Юго-Восточная Азия (АСЕАН). Эти супергосударства небезуспешно пытаются составить конкуренцию сверхдержавам, например, США и Японии. Современная политическая география особое внимание уделяет структуре макрорегионов. У каждого из них есть интеграционные ядра и периферии, конфликтные зоны. Особенно хорошо исследован процесс европейской интеграции. Одной из традиционных тем является определение восточной границы европейской интеграции и анализ ситуации в зонах геополитической нестабильности на востоке Европы.

Итак, становление новой геополитики происходило на фоне оживленных теоретических дискуссий. Сторонники обновления этой науки говорили о динамизме политической карты мира, о постоянных изменениях в географии распределения центров силы, об изменениях границ и линий коммуникации. “Традиционалисты” защищали значимость фактора неизменных физико-географических условий, полагая, что существует базовая географическая структура, отражающая распределение моря и суши, которая создает рамочные условия мировой политики. Другой спор касался субъектов международных отношений. “Традиционалисты” по-прежнему считали, что мир жестко разделен на национальные государства и придерживались доктрины реализма (Realpolitik). Их оппоненты полагали, что за последние десятилетия сформировалось единое мировое хозяйство, превратившееся в особый “транснациональный” субъект международных отношений.

При этом всеми двигала потребность перейти от прикладной, государство-ориентированной и изрядно устаревшей геополитики к научной, объективной. В спорах и дискуссиях родилось современное представление о геополитике. В ее основе лежит исследование географических особенностей внешней политики различных государств, географии международных отношений. Каждое государство, выстраивая свою внешнюю политику, проводит оценку различных территорий с точки зрения национальной безопасности и в целом политической значимости. В геополитике анализируются такие процессы, как отбор государствами союзников и противников, оценка приоритетности отношений с разными странами, определение сфер влияния и зон национальных стратегических интересов. Исследователь определяет стратегически важные территории для различных государств (геополитические ключи типа проливов, перевалов, районы со стратегическими ресурсами, такими как нефть, золото, уран и др.). В его поле зрения оказывается также анализ государственных границ и территориальных претензий.

Таким образом, в современной геополитике вне зависимости от отношения авторов к ее теоретическому наследию, сформировалось вполне определенное представление об этой науке. Геополитика отказывается от ссылок на физико-географические константы (но учитывает природный фактор в международных отношениях - как один из многих факторов) и занимается постоянным изучением процесса формирования мирового порядка с его особой географией. Среди ключевых концепций современной геополитики выделяются концепции геополитических кодов и геополитических (мировых) порядков.