Ох, Журавлёв!

Иван Афанасьевич Журавлёв лежал в палате вторые сутки. Ему было шестьдесят-пять лет, и он только что перенёс тяжёлую операцию на сердце. Состояние его было нестабильным. Журавлев то бредил, то приходил в себя, снова проваливался в забытье. Однако стоило ему очнуться, как он начинал заговорчески улыбаться, балагурить и шутить, рассказывал смешные случаи в его жизни.

В этот момент больной человек совсем не походил на пациента-сердечника.

Когда Журавлёв поступил, в палате дежурила молодая медсестра Аня, которая работала уже третью смену подряд. Вид у неё был усталый и отстранённый.

- А ты чего такая грустная, Анечка? – спросил Журавлёв, когда она подошла к нему, и с неподдельным участием сжал её руку.

- Иван Афанасьевич, вам нельзя напрягаться, лежите спокойно, - строго сказала Аня. Пациент послушно вытянул руки по швам, медсестра поставила капельницу.

- Ещё три укола, может, будет больно, - предупредила она.

- Да что ты, Аня! Уж точно не больнее этого, - чуть усмехнулся Журавлёв и взглядом указал на свою грудь.

- Да, худшее уже позади, - бодро заверила его Аня, хотя сама не была до конца уверена в этом.

- Позади-то позади, только если будет вести себя хорошо, - послышался голос старшей медсестры, которая сидела за столом у окна и разбирала документы.

- Да не волнуйтесь, я хорошо себя чувствую! – по-детски горячо возмутился Иван Афанасьевич. – А мне вот любопытно, Аня, ты замужем? – спросил он, понизив голос.

- Ну, начинается, - старшая медсестра покачала головой, предвкушая дальнейший разговор.

- Нет, - спокойно ответила девушка.

- Тогда я дам тебе прекрасный совет! – запальчиво воскликнул Журавлёв, который в тот миг напомнил Архимеда, радостно кричавшего «Эврика». – Послушай, Аня, я ведь теперь, после этой операции, знаю о сердце всё! Так вот, выходить замуж надо только по любви! – игриво закончил он.

Аня только улыбнулась в ответ.

- Ох, Журавлев, Журавлев! – оторвалась от бумаг старшая медсестра. - Ты сказочник и балагур, да вот состояние у тебя тяжелое. Будь тише, а то, боюсь, дошутишься ты, Журавлёв! – она обеспокоенно изучала показатели пульса и сердцебиения пациента, высвеченные на мониторе.

- Пока все в норме, - тихо сказала Аня.

- Всё равно, следи за ним, - сказала ей старшая медсестра, строго глянув на Журавлёва.

- Не беспокойтесь, я ещё и внуков своих переживу, - неловко пошутил Иван Афанасьевич, но тут же посерьезнел: - кстати, летом были мы с моим Сашенькой на рыбалке. Аня помнишь, я тебе фотографию обещал показать?

- Помню, Иван Афанасьевич.

- Она в верхнем ящике тумбочки. Достань, пожалуйста, - попросил Журавлёв. – Ну что, нашла? – сказал он нетерпеливо.

- Да, хороший у вас внук, глаза у него живые, умные, - Аня с интересом рассматривала снимок.

- Ты б видела, он быстрый какой! Летает по дому, как комета! – с каким-то особым умилением рассказывал Журавлёв. – Значит, пошли на рыбалку. Так он умудрился двух карасей на одном крючке вытащить! Второго на грузило поймал!

Журавлев рассказал сначала эту историю, потом другие, и, казалось, что голова его – неисчерпаемый кладезь баек, шуточек и прибауток.

Медсестры, как ни пытались, унять его не могли, да и жалко им было пациента, поэтому они только кивали головой, слушая его рассказы, а порой и тихо посмеивались вместе с ним.

Близился вечер, Журавлев умолк, притих, похоже, утомился и вскоре заснул. Состояние его было стабильно, когда вдруг ночью давление резко упало, а сердце стало биться с перебоями, пульс еле прощупывался…

Тревожно запищали датчики на мониторах: Журавлев потерял сознание.

Ему срочно ввели атропин, вызвали санитаров, повезли в реанимацию…

- Ох, проглядели! Я как чувствовала, что рано его к нам привезли! Теперь вот, возвращаем больного обратно… - виновато твердила старшая медсестра.

- Довезти бы до реанимации, - тихо прошептала Аня. Она подумала, что сердце Ивана Афанасьевича вот-вот остановится, и он умрет, так и не попрощавшись с внуком. Она вдруг ощутила острый приступ жалости к пациенту. Аня наклонилась к больному, лежащему беспомощно на каталке, и начала разговаривать с ним, зная, что Журавлёв, будь он в сознании, был бы очень благодарен ей за теплые искренние слова.

- Иван Афанасьевич, у вас всё будет хорошо! К детям переедете, внуков вырастите, ещё и на даче своей отдохнёте, домик на ней построите… - голос девушки был тихим и успокаивающим, она могла бы так говорить больному до самого первого этажа, где находился реанимационный корпус, но внезапно её монолог был прерван.

Иван Афанасьевич вдруг открыл глаза и живо спросил:

- А домик хоть двухэтажный будет?

- Ох, Журавлев, Журавлев! – только и смогла сказать Аня, вздохнув с облегчением.