Старик и космос

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Старик и космос

"...ты проснешься и все будет хорошо... В разбитой керамической броне, обожженные ледяным дыханием бесконечной пустоты лежат они на стылых камнях... летящих все в той же бесконечной пустоте... далеко... давно... Им не подняться, ты уже убил их... ты уже убил их всех... спи... ты заслужил это... спи спокойно... А когда ты проснешься, солнце будет светить сквозь купол на зеленую земную траву, и будут смеяться дети, которые никогда не видели этих ледяных камней, никогда не видели керамическую броню, никогда не видели звезды сквозь подсвеченную сетку прицела... И не увидят... дай бог, не увидят. А ты видел, ты до сих пор видишь, каждый раз, когда закрываешь глаза, хотя давно уже пора перестать, поэтому спи, спи... Когда ты проснешься... Нет! "

" Нет! ", тихонько стонал старик, то есть это ему казалось, что стонал, а на самом деле едва заметно вздрагивал под одеялом. " Нет! " беззвучно шевелились спекшиеся губы, " Нет, нет, нельзя, нельзя спать, мне никак нельзя спать сейчас, иначе будет поздно, иначе уже не проснуться, иначе никто уже не проснется, и только ветер и пыль, пыль и ветер над руинами, и красный губчатый мох до горизонта... Нет..."

Задрав голову вверх и опираясь на трость, Старик медленно шел вдоль внутренней стены купола по 22-му ярусу. Он осматривал купол. Он честно делал это с понедельника по пятницу, видимо потому, что когда он был молод, то именно эти дни составляли официальную рабочую неделю в Советских Республиках. Но даже с учетом этого факта его рабочее расписание все равно было странным, потому что раньше, ни в молодые, ни в зрелые годы он никогда не работал с понедельника по пятницу.

Дело в том, что в прошлом Старик был солдатом. Он проливал свою, сначала красную, гемоглобиновую, а потом (когда она сгинула в радиоактивном угаре очередной общевойсковой операции) синевато-зеленую, тетрафлобустиновую кровь за свою Родину, а потом, когда Родина исчерпала список задач, которые должно было решать с помощью оружия, Старик остался здесь, в 17-м советском марсианском куполе.

Как и любой солдат, в прямом смысле слова " с честью" выполнивший свой воинский долг перед Советскими Республиками, он мог жить здесь и ничего не делать, ни в чем не нуждаясь, но бездеятельность претила ему, может быть потому, что он был коммунистом, или может быть просто хорошим человеком, или и то и другое вместе, что, в общем то, было уже нередко в то время.

Говорят (хотя, может быть, конечно, и привирают), что он долго искал работу, но востребованной мирной профессии у него не было, и тогда он положил партбилет первому секретарю на стол со словами " или заберите партбилет или дайте работу". Секретарь прилюдно обнял ветерана, связался с отделом кадров, поматерился положенное время, после чего старик и получил гордую должность под названием " Главный смотритель купола".

Неизвестно, намеренно или нет, но Старик упорно не замечал, что в других куполах никаких смотрителей купола не было вообще. Старик тщательно и педантично осматривал титаническое сооружение изнутри (наружу его не особо пускали) и вносил все подозрительные места в особый электронный реестр. Купол был невероятно огромен, полный осмотр занимал непомерно много времени, но, по завершении очередного круга, Старик брал себе официальный выходной, и, слегка взбаламутив ближайшую забегаловку, начинал работу по новой.

Иногда, очень редко, можно даже сказать, что очень-очень редко, он замечал следы ремонтных работ на внесенных в отчет местах. Говорят (хотя, может быть, конечно, и привирают), что в таких случаях он доставал свой потертый армейский нож (боевое отделение засверлено, залито оловом и опечатано) и привычным движением добавлял очередную зарубку на трость.

Учитывая все вышеприведенные обстоятельства, а в особенности размеренную, не особенно разнообразную жизнь, которую Старик вел на протяжении длительного времени, никого не удивило, что просьба первого секретаря несрочно разобраться по неважному вопросу вне купола отставному ветерану была очень приятна.

Старик, в красном марсианском камуфляже поверх скафандра и винтовкой с метровой блендой на оптическом прицеле явился к восточному шлюзу ранним утром, неторопливо выпил чаю с начальником шлюза, сфотографировался со всеми остальными, и дал всем подержать винтовку. Потом предъявил предписание, загрузил в грузовой двухместный вездеход запас кислорода на 120 часов и гордо укатил на восход. Поручение было пустяковое. Ребята из авиаотряда обнаружили на пару квадратов восточнее купола какой-то механизм, предположительно старого монтажного дроида, видимо вывороченного на свет божий очередной песчаной бурей. Дел у них в это момент было много и куда более важных, поэтому точных координат они не сняли. Нужно было прогуляться в квадрат, поискать-посмотреть чего там, и, если будет интересно, то и привезти.

Опасности никакой. Совсем никакой. Видимость отличная, метеосводка идеальная, связь постоянная. Существовала правда микроскопическая, ничтожная совсем вероятность того, что дрон боевой. Боевой, и что уж совсем невозможно, агрессивно настроенный и сохранивший подвижность и вооружение. Вот как раз на этот совершенно невероятный случай Старику была выдана слегка устаревшая, но зато досконально знакомой модели винтовка 50-го калибра.

" Диспетчер 17-го купола вызывает всех, кто находится между квадратами Б34 и Д25, на экранчиках зона помечена красным. Ребята, спокойно, ничего страшного не происходит, класс опасности единичка. Метеорологи прозевали пыльную бурю, балла второго-третьего, максимум четвертого, часика на два. Идет с запада, выскочила из-за барьерного рифа, 15-й купол нас почему-то не предупредил. Время подхода к 17-му куполу 20 минут. Пыльничек со статикой, так что радиосвязи скорее всего не будет. Все знают что делать: зеленые группы возвращаются, если успевают, иначе заякориваются, желтые группы заякориваются все, как раз пообедаете спокойно, красные группы продолжают работу. Вечером все идут благодарить метеорологов. Сейчас врублю повтор этого текста, и займемся перекличкой на запасной частоте. Начинаю повтор."

Старик улыбнулся. Становилось чуть интереснее. Формально он был в зеленой группе, но вернуться уже не успевал, зато успевал осмотреть цель, перед тем как заякориться, потому как до места было всего ничего. Свой вездеход он вывел на точку по всем правилам, прикрываясь рельефом, остановился метров за 300, у распадка между холмами выскочил наружу, поднялся немного по пологому склону и достал бинокль. Стоял в полный рост - густые и длинные, как морские водоросли, заросли красного губчатого мха колыхались на ветру и прикрывали его по грудь, надетый поверх скафандра маскировочный комбез, весь покрытый такой же длинной красной бахромой, совершенно скрадывал фигуру. Даже глаз, вооруженный мозгом, потерял бы его контур за десяток шагов, чего уж говорить о гораздо менее совершенном зрении киберов.

Старик навел бинокль, подкрутил резкость. Протер линзы, посмотрел еще раз, сбил и снова настроил резкость. Чертыхнулся, посмотрел на радиотулбар, чертыхнулся громче. Пощелкал тумблером диапазонов, вслушиваясь в безнадежный шорох помех, после чего сел на землю и так просидел чуть больше минуты, обхватив голову руками. Потом стремительно поднялся и расчехлил винтовку.

Андрей Иванович Воронов, первый секретарь партийной ячейки 17-го купола, пыльную бурю даже не заметил: под куполом ее было не слышно. Он ощутил смутную тревогу, только когда до него донесся едва слышный удар грома. Он машинально выглянул в окно и увидел людей на освещенной фонарями улице, задравших голову к куполу, над которым, в почти полной темноте, едва-едва угадывалось шевеление огромных масс песка и пыли. Потом Андрей Иванович вспомнил: гром на этой планете бывает только в кино. И на аудио. И..

- Андрей Иванович, нас похоже бомбят, - на экране лицо диспетчера казалось скорее удивленным, чем испуганным. Впрочем, соотношение быстро менялось.

- Я понял что держат, - вспылил Воронов. Меня интересует сколько еще будут держать? Сколько у нас осталось щита?

- Какого хрена..., - Воронов посмотрел в сторону, выдохнул, продолжил уже спокойнее - Саша, как это может быть? Почему непонятно?

- Да не знаю я, - всплеснул руками диспетчер, - у меня вот, посмотрите, 65 тире 95 процентов осталось, да и это скорее всего фигня, разброс больше двух процентов не бывает, система, скорее всего, просто не может оценить повреждения...

- Конечно не может, - внезапно ворвался в разговор новый голос.

Мониторы добавили еще одно лицо в разговор, генерал Солоцкий Михаил Александрович, совсем уже старик, но глаза смотрят умно, цепко, не по стариковски. Он был где-то далеко, в 17-м куполе военных не было, их почти нигде уже не было, но проводная связь работала, в отличие от радио, и армия подключилась к делу оперативно:

- Это вам не песчаная буря, ущерб слишком динамический, такой тип повреждений щиты оценить не смогут, пока не стабилизируются, им нужно время. А времени вам могут и не дать.

- Я уже подключил программистов, они говорят, что смогут подкрутить системы оценки, чтобы дать ответ быстрее..., - вмешался диспетчер.

- Не к тому ты их подключил, - перебил генерал. Нужен вектор, нужно быстро понять, откуда бьют.

- Подключим, - отозвался первый секретарь, - это непременно бомбы, может, метеориты?

- Там точно взрывчатка, - ответил генерал. - Вот я смотрю на вашу на спектрограмму.

- Нет, это не регулярные части, вас бы уже не было, если бы это была армия. Может быть, террористы, хотя откуда на Марсе террористы? Но это неважно, важно где они.

Еще одна картинка на мониторах, Максим Самойлов из выч. центра:

- Это с востока, один из семи вот этих квадратов, скорее всего центральный.

- Точно там? Ты уверен или еще будешь уточнять?

Максим смешался было, но ответил почти сразу:

- Уверен. Существенно оценку я не уточню без новых данных.

- Непонятно, выживете ли вы, если прилетят новые данные. Хорошо, теперь попробуй понять, сколько было попаданий, это важно, - генерал скосил глаза куда-то в сторону, - Леша, готовь термофугасы, - снова посмотрел в монитор, - Саша, у тебя нам есть кто-нибудь?

- Симорхин... Симорхин..., - сморщил лоб генерал.

- Симорхин Сергей Иванович, 62 года, он с Конфедератами воевал на Фобосе и на астероидах...

- А!, - внезапно улыбнулся генерал, - Сережка Симорхин, Фобос, да, помню... так он у тебя? Чего он там делает, в этом квадрате, пускай уходит оттуда быстро-быстро!

- Там дрона старого засекли, он поехал посмотреть. И...

- Вызываю его постоянно, буря, статика глушит все, нет связи, но он как раз в том квадрате где-то.

Лицо у генерала как-то враз осунулось, а взгляд стал растерянным и беспомощным. Он скривился и потер лоб, будто что-то мешало ему, и он пытался содрать, счистить это с лица:

- Эх Сережка, Сережка... Как же так, а? Ведь как в рубашке родился, и на лунах и на Камнях... Дважды был в списках погибших, на Фобосе так вообще точно был должен кони двинуть, а ведь выкарабкался как то... Конфедераты не взяли, американцы тоже не смогли... А я выходит теперь смогу, я теперь его сам, своими руками... Как же это, а?

- Михаил Александрович, может быть не надо так, а? Может, мы поищем его?

- Где ты его поищешь, где? В пятибалльном пыльнике? - вскинулся Солоцкий, - только людей угробишь зря. Не вздумай пускать никого, слышишь? Даже если спасешь его, сколько ты потеряешь, сколько? А ты и его скорей всего не спасешь. Нельзя туда соваться! Один человек, Андрей, один человек!

- Уже не один, Михаил Александрович. Я никого не посылал, я не имею права сейчас никого туда послать, но весь восточный шлюз уже сорвался, все кто не на вахте. Они же советские люди, они не могут просто так сидеть и смотреть.

- Как это сами сорвались? Что за дисциплина у вас там?

- Если все делать по инструкции, то все завязнет, получится китайская забастовка, а не работа. Все вот так вот теперь неформально и решается всегда, мы же не армия. Впрочем, я и сам не сразу привык.

- А ты представляешь, если бы на войне вот так все было? Представляешь?

- Когда-то очень давно на войне так и было, у Суворова например, и не только у него.

- На нашей войне так уже было нельзя, это совсем другая война!

- Это да, это верно, но сейчас и не война, Михаил Александрович, давно уже не война, сейчас опять другое время и так как на войне уже нельзя... иначе это опять будет война. На войне ты бы его сжёг, но он уже вернулся с войны, сейчас шанс есть, дай нам немного времени.

- Солдат всегда на войне. А чтоб вас..., - продолжил он уже спокойнее, - откуда вообще твои узнали, что здесь у нас происходит?

- У нас прозрачно все, я же говорю, у нас теперь все уже не так, как было на вашей войне, никто ничего не скрывает, нет смысла скрывать, вредно даже скрывать, нас и сейчас весь купол слушает... Паниковать никто не будет, это уже совсем другие люди, особенные люди, не такие как раньше. Подумайте, Михаил Александрович, в квадрате сейчас полста человек и скоро будет в десять раз больше, просто по количеству техники, все что может двигаться в такую погоду, все кроме стратег-резерва, все будет там.

- Да хоть в сто раз больше, хоть в сто! У тебя без малого сто тысяч заперто в этой твоей консервной банке! Андрей, сто тысяч, ты понимаешь какое соотношение?

- А на каком бы Вы засомневались? Один к ста тысячам не устраивает, пятьсот к ста тысячам тоже, при каком соотношении Вы бы задумались? Один к десяти, к пяти, к одному? Почему мы планируем потери, так не должно быть, это же не война, почему?

- Потому что у тебя нет информации, ты не знаешь, выдержит ли купол следующую атаку, не можешь знать, никто этого не знает! - генерал побагровел, - и сколько их будет, этих атак!

- Но так же нельзя, Михаил Александрович, так же нельзя! Мы же пытаемся жить по-другому, мы пытаемся все построить так, чтобы мы не были бухгалтерами, чтобы мы были человеками, чтобы мы опирались на лучшее, что есть в нас, чтобы мы все делали ради того, чтобы построить такой мир, какой мы хотим, о каком мы мечтали. И поэтому мы уже сейчас должны... должны по-другому!

- И что, все должны рисковать ради одного, все должны?

- Да, да, все ради одного, Вы поймите, мы сейчас выбираем, как мы хотим жить, как мы хотим поступать, вы понимаете? Потом, другие, они будут оглядываться на нас...

- Да, и что они решат? Что мы нарушили все возможные инструкции, что мы нарушили весь возможный здравый смысл, что мы угробили целый город ради того только, чтобы не погибли души прекрасные порывы?

- Нет, они поймут нас, они поймут, кем мы хотим стать и как мы хотим жить, они поймут, что мы пытаемся сохранить и создать нечто более важное, чем даже...

И в этот момент гром ударил снова. На этот раз громче, много громче. Ощутимо качнулся пол, вибрация противной дрожью провинтилась через кости. Свет моргнул и погас, а потом вернулся: чахлый, дрожащий, желтоватый - энергетики забирали на щиты все что можно и что нельзя. Все непроизвольно посмотрели вверх. Механический голос с паузами забубнил из динамика:

" Внимание... внимание... разгерметизация... купола... всем... надеть... скафандры... детей... поместить... в спец.средства... проверить... герметичность... помещений..."

- Выруби его - первым очухался Солоцкий, - все, Андрей, нету у тебя щита, молись, чтобы буря не докромсала купол сразу. Где там программист твой? Вот он, вижу, ну что, вот твои новые данные прилетели, что скажешь, помогло?

- Помогло, Михаил Александрович, теперь понятно количество снарядов. В первой атаке их было ровно сто, во второй восемьдесят четыре.

- Молодец, Сережка, - выдохнул генерал, - всыпал им. Андрей, что ты ему дал, пятидесятый калибр? И всего одну запасную обойму конечно. Что ж вы за люди, штатские, а? У этой винтовки всего восемь патронов в обойме, она ж на базе противотанкового ружья. Вот поэтому было сто, а стало...

- Есть еще результаты, - торопливо продолжил диспетчер, - ремонтники из восьмого сектора поймали один снаряд магнитной ловушкой, не дали взорваться. Пробили по базе маркировку, теперь мы знаем кто по нам фигачит. Это бригада оперативного демонтирования для сложных районов, с ума сойти какая старая. Ну, понимаете, она высаживается в гарантированно эвакуированном районе, мобильные дроны бегут к объекту, а тем временем по нему фигачит сотня стационарных катапульточек, чтобы облегчить мобильным работу. Не понимаю, кто мог до этого додуматься, но ее применяли, причем не только в военных целях, пишут что очень удобно было, выбросил и забыл. Похоже, жутко давно потеряли такую бригаду, она невоенная, искали наверно хорошо, но не кровь из носу как тщательно, не так как оружие ищут. А недавно катапульточки откопались, мозги у них похоже повреждены, вот они и принялись выполнять последнюю команду на демонтаж, нас приняли за целевой объект, а вот мобильная группа делась куда-то, иначе бы уже добежали, они шустрые. Они нас демонтируют, понимаете, демонтируют, идиотизм просто!

- Если они невоенные, - перебил первый секретарь, - почему бьют по людям?

- Они не знают, что здесь люди, понимаете, они...

- К черту, - прервал генерал, - как это прекратить?

- Ну..., - замялся диспетчер, - нужно просто как-то просигналить им, как только они поймут, что район обитаем, то сразу...

- Ну... если кто-то найдет их, то им достаточно просто увидеть человека, точнее любой подвижный антропоморфный объект, то есть двигающийся силуэт с руками, ногами и головой. Я вообще не понимаю, зачем Симорхин с ними воюет, достаточно просто показаться им...

- Воюет, потому что солдат! - взревел Солоцкий, - вашу мать, он делает что умеет, вы что думали, он обнаружит автоматические минометы, выйдет к ним и скажет: " Не стреляйте пожалуйста"? Вы дали ему винтовку, вы послали его на задание, откуда он знает, что они невоенные, откуда? Послали бы ремонтника, он бы отключил их, а вы послали солдата, вот он и воюет! Чтоб вас... Почему, зачем вы послали туда именно его, больше некого было что ли?

- Ну..., - замялся Воронов, - тут такая штука. Конечно было кого. Но он такой человек... Ну не может он без настоящей работы, он должен ощущать себя полезным, если Вы его знаете, то должны меня понять. Вот я и решил дать ему хоть какое-то реальное поручение, по виду все ж было абсолютно безопасно, метеорологи уже много лет не ошибаются, кто ж знал что так будет? Я вот что не понимаю, что он делает после того, как кончились патроны? Он попытается атаковать их... ну... врукопашную?

- Он уже их атаковал. Но он фактически без оружия, без брони, у него нет шансов, вы не оставили ему шансов! Если бы вы дали ему тяжелое вооружение или тупо больше боезапаса...

- Но если так, перебил Воронов, - то они увидят его и все кончится.

- Увидят? Увидят его? - снова взорвался Солоцкий, - вы понимаете что говорите? Вы понимаете, что он сделает все, чтобы они его НЕ увидели! У него наверняка марсианский камуфляж, если вы ему и его не дали, то он наверняка сделал его сам. Там ленты эти длинные, на ветру это все колыхается, извивается, какой там к черту антропоморфный контур? И он не стоит на месте... Андрюша, если бы ты его увидел, ты бы подумал, что это все что угодно, только не человек, куда уж дронам?

- А я тебе скажу что с ним будет, - с ледяным спокойствием ответил Солоцкий, - сначала он разобьет об них вездеход, а потом будет прикладывать их всем что под руку подвернется. Сопротивляться они толком не могут, они небоевые, они просто продолжат выполнение основной задачи. Но он быстро огребёт и без этого: даже если ничего не сдетонирует, то там буря, там до черта разных железок, там активные технические вещества механизмов, скафандрики ваши легкие на все это не рассчитаны. После разгерметизации, в частично терраформированной атмосфере, у него будет минут 5-10... ну максимум 15 за счет тетрафлобустина в крови. Причем, скорее всего, это все уже произошло. А минометы продолжат стрелять. И когда посыпется купол, твои жертвы будут огромны. Поэтому, если сможешь, отзывай оттуда личный состав, я не знаю как ты это сделаешь, но уводи всех, кого сможешь увести. По их расписанию следующий залп через девятнадцать минут, значит через пятнадцать я там все сожгу к чертовой матери, я и так дал вам слишком много времени со всеми вашими сантиментами.

- Михаил Александрович, связи по прежнему нет, я никого оттуда не смогу отозвать. И даже если мои люди найдут Симорхина и остановят катапульты, то сообщить об этом они уже никак...

Новый громовой раскат не дал ему договорить.

...когда Старик в поврежденном скафандре выбрался из обломков разбитого вездехода, он еще понимал, кто он и где он находится. Но ядовитая атмосфера ворвалась в легкие, и почти сразу на него навалились они. Мертвые солдаты конфедератов, толстые и неповоротливые в своей многослойной броне, он уже убил их на Фобосе, но они как то спустились оттуда, спустились и пришли сюда, чтобы бросить бомбы на его город. Но ничего, он не отступил тогда, и он убьет их еще раз сейчас, он убьет их столько раз, сколько потребуется, чтобы этого больше не пришлось делать другим. Ветер отрывал от земли как тряпичную куклу и с размаху бросал на камни и искореженное железо, но он поднимался, поднимался снова и снова, пока темнота не навалилась безнадежным холодным грузом и не прижала к земле... к Марсу, не прижала к Марсу, пришла и потухла последняя мысль.

... ветер подул с моря... моря, которого не было и не могло быть здесь... две луны над горизонтом тонули в тумане... не хотелось возвращаться с пустыми руками, но теперь стало понятно, что даже просто вернуться, это часто роскошь... непозволительная роскошь... а море дышало, шептало, успокаивало, уговаривало... его было не перебороть, не переспорить, и спорить с ним с каждым мгновением хотелось все меньше... и вот уже совсем... совсем не хотелось спорить.

Невозможно, громких, басовитых, перекрывающих рев бури динамиков он уже не слышал: " Он здесь, все сюда, он здесь...". Его открытые глаза неподвижно смотрели сквозь разбитый гермошлем, но он не видел слепящего света прожекторов, он не видел, как подъезжали тяжелые вездеходы, он не видел, как медбокс развернулся и снова свернулся над его телом. Он не видел, как неимоверно высоко, там, куда не достанет буря, вспарывал разреженную атмосферу Марса заходящий на цель ракетный бомбардировщик. Впрочем, бомбардировщика никто не видел. Вообще никто.

Впоследствии говорили, что многое, даже почти вообще все в этот день было сделано неправильно. Впрочем, такое можно сказать практически про любой другой день. Но, в любом случае, Симорхин был одним из немногих, к действиям которых у Специальной Комиссии не было никаких претензий. Приняв во внимание то, что операция в целом проводилась под формальным (да, да, в документе так и было написано, формальным) командованием армии, комиссия все же решила опираться в основном на то, что в момент проведения мероприятия Симорхин состоял на гражданской службе. Поэтому предложение о награждении Симорхина боевым орденом было отклонено (к тому же у него и так уже их было немало), и в результате Симорхин получил единственную в своей жизни гражданскую правительственную награду: орден трудового красного знамени. В постановлении была использована формулировка " За героизм, проявленный на рабочем месте в опасных условиях, позволивший с риском для жизни выполнить поставленную задачу, а также приведший к спасению жизни людей".

Многие, полностью согласные с решением по духу, не соглашались с формой, и аргументировано заявляли, что отравленный, находящийся в коме Симорхин ну никак не мог сообразить, что вообще происходит, не говоря уже о том, чтобы донести до остальных единственно верное решение. Однако на официальном докладе руководитель спасительной группы подтвердил, что именно Симорхин, упорно повторяя в бессознательном бреду одни и те же фразы, заставил его поверить в невозможную, не укладывающуюся в сознание сугубо мирного человека опасность того, что армия может нанести удар по району, в котором находится так много людей. Руководитель группы указал также на то, что решение перенацелить минометы и произвести залп по ближайшему к куполу скальному формированию, было подсказано также Симорхиным, хотя он сам этого и не помнит. Для тех, кто не в теме, пояснялось, что именно это и дало понять принимающим решение людям, что демонтажная батарея нейтрализована.

Впрочем, другие говорят, что хотя на официальном заседании руководитель группы мог в каких-либо целях немного исказить действительность (ему то орден бы дали в любом случае), то тот факт, что не только Симорхин проставлялся участникам спасательной операции, но и все без исключения участники спасательной операции проставлялись Симорхину, этот факт должен убедить всех сомневающихся.

Сто двадцать тысяч астрономических единиц. Это предельная орбита, на которой Солнце может стабильно удержать планетоид. Меня это завораживает: Земля - одна единица, Юпитер - четыре, Плутон - пятьдесят в афелии. Персефона, самый удаленный объект, на который высадились наши автоматы, меньше тысячи. Межзвездный зонд " Союз" уже в пути к Альфе Центавра, а мы до сих пор считаем булыжники на солнечной лужайке. Ученые называют эту область Сферой. Да-да, с манией величия на первую букву. Этакой скорлупой вокруг ядра из восьми внутренних планет и желтого светила.

Мы ныряем в Сферу, и люди считают нас героями, чудаки. Это же просто работа: ложемент в обитаемой капсуле, гул токамака, раскаленные добела теплообменники. Опасная? Нет, скорее рискованная, но это оправданный риск.

По большому счету я геройствовал всего лишь раз. Эту историю, впрочем, нужно рассказывать с начала, с момента, когда я шагнул из шлюза в облака.

Много лет тому назад я стоял в строю однокурсников в кабинете адмирала Ванверде, ректора Звездной Академии, что в испанской Барселоне, и внимал отеческим наставлениям. Старик разъяснял нам, слушателям выпускного курса пилотского факультета, смысл жизни вообще и нашей теперешней незавидной доли в частности. Говорил о престиже академии, об ответственности и офицерской чести. Доходчиво говорил, старик это умеет. " Медведи, в цирке, на велосипеде, одноколесном" - самое приличное, что я запомнил.

У окна примостилась наша комсомольская фея Лейла с инженерного, во взъерошенном настроении. Почти фиолетовая от смущения, она пыталась наладить ручку. Ручка у нее, видишь ли, сломалась.

Круто старикан взял нас в оборот. Если и была мыслишка выкрутиться, то к концу прочувствованной речи испарилась в дым. Пришлось докладывать.

- Курсант Орлов, - признался я. - Во время учебного полета зашел спор о возможности десантирования с низких орбит на стратосферном парашюте...

Лейла отвернулась, сделав вид, что за окном ой как интересно. Злится... Я вообще-то не убежденный юбочник, просто сочувствующий. С Лейлой у нас еще на первом курсе случилось немножко романтики. Я в своем Омске темнокожих девушек только во сне и видел, а она прошла семь кругов ада, пока ее, полуживой черный скелетик, вместе с сотней таких же не перехватили у Мальты спасатели. Ей повезло, гнилой вельбот не развалился в море, и жажда не убила. Она потом рассказывала, что умереть не страшно, а жить - когда о тебе так заботятся - жить было страшно. Миропонимание рухнуло. Врачи утверждали, что ей девять лет, не больше, она же считала себя старухой, пережившей братьев и сестер, и не верила, что рай вокруг настоящий. Когда выросла и поверила, ее стала безумно раздражать опека - " все жалели, и только ты, Санечка, смотрел телячьими глазами, и совершенно по-свински меня хотел! "...

Диспут продолжился в кубрике учебной " Аннушки" и закончился жарким спором. Голос разума звучал в нем не очень убедительно, посему ударили по рукам: все садятся как люди, я же сигаю в космос с парашютом. Я, впрочем, был уверен в расчетах. Мальчишка! Когда вспоминаю, сердце екает. Оно и тогда, в шлюзе, екало, но, черт возьми, меня бы остановил только мгновенный паралич! Задачка, собственно, заключалась в том, чтобы войти в стратосферу на приемлемой скорости. Дальше по стандартной программе, благо восемь прыжков с полусотни у меня за плечами. Я подготовил скафандр. Я снарядил " торпеду" для орбитальных маневров. Я изготовил жаропрочный кокон, в котором надеялся проскочить мезосферу, желательно не сварившись в собственном соку.

Как ни удивительно, но план сработал. Мне остались на память треснувшие ребра, тепловой удар и сломанный, извините, копчик. В общем, мелочи, учитывая высоту. Приземлился в госпиталь, оттуда прямиком на гауптвахту. Все!

Старик смотрел непонятно, как, наверное, во времена оны нарком обороны на хулигана Чкалова. Лейла приготовилась чинить ручку, но адмирал явил свою волю почти спокойно. Мне дисциплинарная комиссия и личное, адмирала, недремлющее око. Остальным - гауптвахта на неделю и каторжные работы вплоть до выпуска. Вон, видеть вас не желаю!

Выговор за авантюризм, залетевший в мое дело, был не первым в скорбном списке. Я принял его достойно, то бишь с каменным лицом, на котором бюро могло прочитать что угодно. Не люблю формализма, всех этих порицаний. Делай дело! Успех зачтется, ошибки простятся. Что мне выговор, я живьем горел! Летел, кувыркаясь, и об одном думал - найдут, что похоронить, или так камень со звездой поставят?

Лейла, умничка ядовитая, все поняла, как-никак пыталась объездить меня три не самых скучных месяца.

- Предлагаю делегировать Орлова на встречу с евроатлантами, - добила меня фея. - Для общего просветления ума.

- Разрешите приступать? - осведомился я, извергнув годовой запас сарказма.

- Ну что ты ерепенишься, Саша? - невесело усмехнулась Лейла. - Знаешь, как мы за тебя переживали?

Следует объяснить, почему я не хотел общаться с атлантами.

К середине XXI века два мощных союза - советский и евроатлантический - разделили планету. СССР укоренился от Гонконга и до Лиссабона. Атланты базировались в Америках и контролировали океан. Британия стала форпостом Альянса и, единственная, оправдывала приставку " евро" в названии. Силы союзов были примерно равны, технологии достигли уровня, когда любая война гарантированно становилась последней. Противостояние обернулось патом, и гонка продолжилась в космосе. Мы рвались вперед, стараясь застолбить как можно больше пространства. Если на внутренних планетах зоны влияния кое-как разметили, то за Нептуном действовал закон кольта и ледоруба - все равны, кто первый успел, того и планета.

Тогда, после ряда неприятных инцидентов, кто-то вспомнил о " духе Рапалло" и предложил наладить неформальные контакты между пионерами. На бумаге гладко, не поспоришь. Но какими же глубокими оказались овраги! В атлантах меня раздражало все, особенно бесконечные споры с подтекстом " зато у нас..." Самоё существование СССР они воспринимали как насмешку истории. Фраза " предатель Черчилль пустил большевиков в Европу" с тех пор вызывает у меня изжогу. Я устал объяснять, что первый красный флаг над Парижем подняли задолго до большевиков, а наше жизнеустройство - результат труда французских социологов, немецких философов и несгибаемых красных директоров. В моем случае рапалльская метода явно не сработала. Я увидел, насколько далеки от нас атланты, и перестал верить, что мы когда-нибудь уживемся на одной планете.

На встречу высоких сторон в парижском аэропорту я приехал в штатском. А что? Встреча же неформальная.

- Орлов, ты доиграешься! - простонала Лейла и замахнулась табличкой " Duc J. Grafton". - Я упомяну тебя в предсмертной записке!

Остальные, естественно, были при параде. Я чмокнул Лейлу в щеку и отнял табличку. Пусть будет м-р Дюк Джи Как-его-там. Чем действительно плох м-р Дюк?

Делегация Королевской Академии Сэндхерст прибыла рейсом из Лондона. Я увидел их издали: крепкие ребята, идут группой, озираются. Лейла спикировала на первого, они о чем-то зачирикали по-английски, заулыбались. Я с ревнивым интересом наблюдал, будут ли брататься. Остальных понемногу разбирали, и когда атлант галантно тряхнул ручку нашей феи, понял, что остался не востребован.

- Здравствуйте! - сказали на хорошем эсперанто. - Вы встречаете меня?

Существо явно родилось девочкой, но за дальнейшее я бы не поручился. Маленькая, тощенькая, некрасивая до изумления. Существо тряхнуло шевелюрой в знак приветствия. Стрижка " забыл причесаться" была модна в том сезоне.

Я умер второй раз. Глазищи новоявленной Джейн Графтон просвечивали не хуже рентгена. Бывает, ловишь такой взгляд - твердый, внимательный, умный, и машинально вытягиваешься по стойке смирно.

- Здесь написано Дюк, - существо кивнуло на табличку. - Но это не имя, это титул, сокращение от duchess, герцогиня.

Я умер третий раз. Существо тактично дождалось реанимации.

Я осторожно пожал миниатюрную ладонь, на удивление сухую и крепкую. Спортсменка? Не нервничает, смотрит в упор, изучает... я что, майский жук, чтобы меня изучать?! В общем, в гляделки я проиграл. Растерялся немного, у нас на пилотажном ни одной девушки, а у атлантов, гляди-ка, целая герцогиня.

Не понимаю я этого! Есть профессии, которые девушкам показаны строго индивидуально. Я, к примеру, о чем думал, когда в шлюз нырял? " Не сейчас, так на войне, не на войне, так на дороге. Все одно, помирать! Рискну! " А женщина рисковать не может. Ее дети ждут, или, на худой конец, сказочный принц на белом коне под алым парусом. Кому этот кавалерист-маринист еще нужен?

- Александр... - замялась герцогиня, - может быть пойдем? Мы отстали.

На пути к стоянке прокатных мобилей я лихорадочно соображал, как всучить ей платежную карту. Вопрос не праздный, от карточек атланты категорически отказывались. Они прибывали со своими " банкетками"... тьфу, " кредитками"! И метались потом, где бы конвертировать.

- Орлов, ты как? - Лейла выглянула в окно и невинно затрепетала ресницами. - Справляешься?

Вот кобра африканская! Я украдкой показал кулак.

- Кажется, я ей не нравлюсь, - задумчиво сказала герцогиня, провожая мобиль взглядом.

- К лучшему, - буркнул я. - Если понравитесь, жить не даст... Но все равно извините!

- Не извиняйтесь, я мало кому нравлюсь. И всегда говорю, что думаю, имейте в виду.

- Лейла беженка, - зачем-то сказал я. - Едва не погибла в море.

- Бедная! - вздохнула герцогиня, кажется искренне.

- При ней не скажите, - предупредил я и машинально тронул щеку. - Дерется.

Герцогиня посмотрела на руку, на щеку и прикусила губы. Я снова проиграл. Дернул меня черт физиономию щупать.

- Александр, давайте перейдем на " ты", - предложила герцогиня после ироничной паузы. - Нам следует наладить контакт, иначе вас накажут по комсомольской линии.

- Согласен, Джейн. Меня зовут Саша. Возьмешь? - я показал карту. - Или тебя накажут по аристократической линии?

- Потому что это некорректно. Я заведу новую карту и пополню с личного счета. Где ближайший банк?

- В Лондоне, - хмыкнул я. - В аэропорту есть терминал для обмена ваших денег на фрайгельд. Но зря ты так, - я покачал карточкой перед аристократическим носом, - это труд людей. Они с тобой поделились, чтобы ты посмотрела Союз. Теперь их труд сгорает на два процента в неделю. Ты считаешь это корректным?

- Не я же придумала такую своеобразную финансовую систему, - Джейн говорила спокойно. - На моем счете деньги растут. На твоем почему-то сгорают.

- Потому что результат любого труда " сгорает", - передразнил я. - Еда переваривается, мобили изнашиваются, а шмотки выходят из моды. Фраи - не деньги, это мера труда... как метры или граммы, только чуть сложнее. Их нет смысла копить, их нужно тратить! Отдавать свой труд и пользоваться чужим, понимаешь? В общем, нет здесь банков! Хочешь - иди, меняй, уговаривать не буду.

- Ладно, - решила она. - Давай свои фраи. Их, между прочим, вовсе не Маркс придумал.

- Значит, Маркс был неправ, - отрезал я, чем поверг герцогиню в ступор.

Они там, в Атлантиде, думают, что мы на Маркса молимся.

Мы покатались по городу, посидели в кафе на Монмартре, поднялись на башню инженера Эйфеля. Совершили протокольный, унылый до зубовного скрежета променад. Ни руин, ни виселиц, ни серых людей в серой одежде Джейн не увидела, отчего, видимо, расстроилась и стала агрессивной. Я был хладнокровен как покойник и снисходителен как палач.

У памятника маршалу Жукову, освободителю Парижа, герцогиня проворчала, мол, " в крови купался". Я ответил, что купался маршал в море, насчет же крови - это в Берлин, в наци-мюзеум... и вообще, если бы кое-кто воевал, а не отсиживался на островах, крови пролилось бы меньше. Джейн обиделась и заявила, что общалась накоротке со знаменитым эмигрантом, доктором Бирком, и я совершенно неправильно понимаю свою жизнь. Я ответил, что Бирк - свихнувшийся математик, что когда захочет - вернется, границы открыты. Джейн брякнула, мол, и слава богу, что открыты, есть куда податься всяким фрикам, без которых лично ей только дышать легче. Я простодушно напомнил, что четыре британских фрика когда-то пели в Мюнхенских пивнушках, да так и не вернулись. Джейн фыркнула, что " Битлз" терпеть не может, и если бы они не шлялись по злачным пабам, стали бы богатыми людьми. Я поинтересовался, а так ли обязательно быть богатым? Есть же закон сохранения: если кто-то богат, кто-то другой обязательно беден. Джейн сказала, что стремление к богатству суть естественное желание быть успешным и свободным. Я начал закипать и спросил, а как же естественные желания одной моей чудом выжившей знакомой? Джейн заявила, что как раз у них, в Атлантиде, возможности равны у всех и дело только в умении их использовать. Я предложил не трепаться, а предметно доказать равенство своих возможностей и возможностей какого-нибудь Джо Брауна из Нью-Шитфлейса.

В общем, испортила день, зараза, да и следующие запомнились сплошным кошмаром.

Мы вернулись в академию. Герцогиня совала нос повсюду, измучила всех распросами и постоянно спорила. Чтобы я не сбегал, начала дежурить утрами у дверей.

- Ты прыгал с орбиты? - спросила она в первый же день, просвечивая взглядом.

- Случайно выпал, - процедил я, пожелав болтунам всего нехорошего.

В конце концов случилась катастрофа. Герцогиня явилась к инженерам, на семинар по социопсихологии и закатила там диспут. Она сказала, что рада знакомству с замечательными людьми (народ размяк), что много увидела, поняла и кое в чем изменила мнение (Лейла насторожилась), но один вопрос не дает ей покоя. Всеобщее равенство - это здорово, но как быть с тем, что люди изначально разные? Homo homini, бесспорно, frater est. Но все ли достойны звания homo? Например, ей, герцогине, больно видеть, как в Союз стекаются маргинальные типы, требующие гарантированного пропитания, жилья и развлечений. Ее неприятно удивило количество иждивенцев, готовых довольствоваться малым и не претендующих на развитие. Она не понимает, почему здравомыслящие люди, надежда и гордость нации, ущемляют себя и своих детей, чтобы содержать армию отщепенцев. Это не кажется ей справедливым.

Что там было, не знаю. Я ждал на подоконнике, снаружи, пока из дверей не повалил народ с красными злыми лицами. Последними выплыли Джейн и Лейла.

- Это не провокация, она действительно так думает, - сказала мне Лейла (Джейн мазнула взглядом и ушла одна). - Дискутирует жестко, умно. Ты ей помогал? Не верю, что сама сообразила.

- Сообразительная, значит, - пожал я плечами. - Отбилась?

- Боевая ничья. Я пыталась втолковать, что асоциалы перевоспитываются, она уперлась. За ней опыт веков, у меня только надежда, - Лейла покосилась на меня и вздохнула, - несбыточная, похоже.

Она запрыгнула на подоконник и достала запрещенные приказом сигареты. Я заслонил Лейлу от любопытных.

- А ты запал на нее, Саня, - сказала она, помолчав. - Но детскими выходками ты ничего ей не докажешь. Она птичка не твоего полета. Это со мной, козопаской, тебе было просто.

- Ты ее хорошо рассмотрела? - вяло возмутился я. - А свои ноги?

- Рассмотрела уж, - Лейла умостилась поудобнее и вытянула ноги. - Знаешь, я бы сменяла их, не раздумывая!

Спонтанный диспут имел резонанс и требовал продолжения. Мрачная Лейла взялась готовить заседание дискуссионного клуба.

Мне же хватало других забот. Финальным аккордом рапалльских братаний традиционно считались учения по оказанию помощи, и не где-нибудь, а на базе " Челомей", в Море Змей на Луне. Куда мы и убыли всей компанией. На брифинге распределили роли. Атланты имитировали аварию на малотоннажном орбитальном грузовике, " Аннушка" имела задачей найти и спасти. Второй серией, на грузовике-попрыгунчике с номером " 06", терпел бедствие я. Подготовка заняла неделю, и все это время оставшаяся на Земле Лейла что-то чувствовала, беспокоилась и звонила.

В час, когда " Аннушка" целилась в шлюзовой створ попрыгунчика, а на стартовом поле атланты готовили к полету учебный " Скайларк", я забрался в тесную капсулу " шестого". Ангар стоял непривычно пуст. Автомат уже заправил грузовик и теперь выводил системы на часовую готовность. Я же начал в тысячный раз проверять расчеты. Все сходилось, кроме одного: дыхательной смеси могло и не хватить. Я сидел и бездумно наблюдал за гирляндой индикаторов на пульте. Что скажет Лейла? А Джейн? Старик, конечно, попортит крови...

Я задремал, и разбудил меня диспетчер ЦУПа. Вдохнув на прощание нелимитированного воздуха, я герметизировал скафандр. Транспортер вытянул " 06" в поле.

- Шестой, подтверждаю коридор, горизонт ожидания восемь!

То есть выхожу стартовым коридором на восемь километров и болтаюсь там, пока герцогиня не припудрит носик и не вспомнит, где у " Скайларка" ключ на старт. Один виток, два часа. Ничто, если дальше кино пойдет по программе. Непозволительно долго для меня.

" 06" завибрировал и чувствительно ударил в спину. Альтиметр начал резво отсчитывать метры. Перегрузка раздавила и отпустила, я приготовился ждать.

Ко второму витку " Скайларк" не успел, огни " Челомея" мелькнули и пропали за кормой. Джейн, что ты возишься?

- Шестой, доложи самочувствие, - проснулся ЦУП. - Пульс зашкаливает.

- " Скайларк" готовность час, - объявилась Джейн. - Шестой, спасем тебя, не волнуйся!

- Мусор в эфире запрещаю! - вклинился диспетчер.

Голос злой, уверенный. Бывший пилот, наверное. Ух, как они не любят перволетков, эти бывшие!

" Скайларк" поднялся, когда я висел в кромешной тьме, а подо мной летели с орбитальной скоростью лунные горы.

- Всем внимание, объявляю начало учений! - скомандовал ЦУП. - Рабочий горизонт тридцать шесть. " Скайларк", шестой, подтвердите.

- Горизонт тридцать шесть, принял, - ответил я севшим голосом.

А может плюнуть? Подскочу до тридцати шести километров, дождусь атлантов. Разве Лейла не справится с какой-то герцогиней на каком-то паршивом диспуте? Да если и не справится, велика ли беда? Герцогине положено считать себя элитой, имеющей право делить плебеев на чистых и нечистых. Это у нее в генах, как " принеси-подай" у породистых щенков. Но я-то не плебей и никогда им не буду! Я человек, я звучу гордо!

К черту! Я дал автопилоту новые вводные. Интересно, как это квалифицируют? Хулиганство или должностное преступление? Всего один нештатный маневр. Если я не ошибся, если Джейн не растеряется, если спасатели не вмешаются, если ни с кем не встречусь на чужой орбите, то ждет нас не унылая постановка, а спасательная операция, максимально приближенная к боевой. И главное: если мне хватит дыхательной смеси на незапланированные витки.

Автопилот отработал маневр, " 06" ожидаемо пошел к поверхности, чтобы на исходе витка подскочить на высокую орбиту. Заметят?

- Шестой, доложи исправность автопилота! - запросил диспетчер ЦУПа.

Попрыгунчик едва не чиркнул по горам и начал набирать высоту.

- Автопилот в норме, - доложил я святую правду.

- Твой маневр - торможение по курсу с выходом на тридцать шесть.

" 06" пулей вынесло под солнце. Где-то впереди тяжелый " Скайларк" полз на горизонт тридцать шесть.

- Шестой, уходишь на эллипс! - заорал диспетчер. - Что с автопилотом?

Меня вынесло на вытянутую эллиптическую орбиту, где я бесцельно хлебал воздух шесть часов.

- Шестой, маневр торможения... - по монитору побежали числа. - Выход на горизонт пять.

Ясно. Ближе к поверхности, где перволетка проще посадить. Это был ожидаемый приказ, он выводил меня на нужную орбиту в нужном секторе. Я выполнил команду и дождался, пока атланты выйдут на траекторию перехвата.

- " Челомей", - я впервые услышал в голосе Джейн растерянность. - Не могу обнаружить цель!

Понимаю, Джейн, для тебя пилотская академия - всего лишь способ попробовать на вкус плебейской жизни. А я карты масконов помню наизусть. Каждый из них - мелочь, смешные доли процента, но погрешность накапливается и оборачивается непредсказуемыми километрами.

- Испытываю воздействие гравитационных аномалий! - сжалился я над герцогиней.

- Оставаться на орбите! - приказал диспетчер и продолжил невнятно, в сторону, забыв выключить микрофон. - Его мотает от маскона к маскону... Автопилот неисправен... Не знаю, сможет ли сесть, у него пульс сто сорок... Поднимать спасателей?

" Скайларк" проклюнулся в эфире и без слов отключился. Только не паникуй, девочка, спасатели далеко, а я еще жить хочу!

Я прыгал с орбиты на орбиту уже восемнадцать часов. Мне было весело и нехорошо. Я старался не думать о том, что Лейла уже знает. Так нужно, Лейла, поверь! Нельзя, чтобы Джейн тебя переспорила. Потому что тогда прошлое догонит тебя и убьет, рано или поздно. И ей нельзя, потому что она неправа. Только переубедить я не сумею, и остается мне - поставить перед выбором. Готова ли она рискнуть, чтобы вытащить асоциального типа с замашками хулигана и, вдобавок, потенциального врага? При любом раскладе она проигрывает. Этот тайм останется за нами, подружка!

- Твой маневр... - опять числа. - Горизонт шестьдесят.

Спустя три часа я имел удовольствие наблюдать атлантов на расстоянии не более трехсот километров. " Скайларк" шел выше, и Джейн рискнула. Факел, рванувший из сопел " Скайларка" прямо по курсу, ослепил. Ох, несладко сейчас герцогине, при таком торможении глаза выкатываются из орбит и смотрят друг на друга.

Она ошиблась. На следующем витке мы снова разошлись.

- " Скайларк", ручные маневры запрещаю! - ЦУП рокотал железным баритоном. - Через два витка гарантированно выходишь на горизонт. Времени с запасом!

Лукавишь, бывший! Догнать мало. Состыковаться в цейтноте девчонка не сумеет.

- " Скайларк" подойдет через четыре с половиной часа. Спасательный " Кречет" через шесть. У нас две попытки. Если стыковка срывается, уходишь на посадку. Подтверди.

Голова гудела. Датчик атмосферы временами подмигивал, но не загорался. Что-то рано он. Старое корыто, этот " 06", дай ему космос успешных прилунений!

Диспетчер сбросил программу экстренной посадки. Не мелочится дядька, меня этак перегрузками размажет. Добро пожаловать в космос, сынок?

Ровно в ту же минуту заполыхал индикатор, и я успокоился. Не люблю неопределенности, всех этих подмигиваний. Итак, еще виток, максимум полтора. Уходить на посадку прямо сейчас, пока мозг работает? Или подарить Джейн еще один шанс? Была бы монетка - подкинул, было бы тяготение - поймал. Ничего не было.

- Прошу разрешение на маневр! - прорвалась Джейн, кажется, едва сдерживая истерику.

" Челомей" долго молчал, совет в Филях устроили, не иначе. Потом отказал.

Тогда я выпотрошил аптечку и загнал в медотсек скафандра ампулу снотворного. Арифметика: во сне я продержусь вдвое дольше, как раз Джейн на попытку. У нас это так и называлось - последняя попытка, ею пугали зелень с первых курсов.

Ох ты ж, мама дорогая! С детства боюсь уколов.

- Принял решение ожидать в бессознательном состоянии! - весело сообщил я, проваливаясь в небытие. - Оцениваю запас времени в шесть-восемь часов.

- Запрещаю! - бушевал где-то на границе сознания ЦУП. - Ты что творишь, щенок?!

...я пришел в себя только в госпитале. С трудом осмотрелся. Перспектива расплывалась, но в фокусе проявилась Джейн в скафандре и без шлема. Я поразился, как она прекрасна в гневе! Слипшиеся волосы открыли высокий лоб и пронзительные глаза. Ее не портили даже ярко-красные белки и окровавленные тампоны в ноздрях.

- Ты все подстроил! - отрезала Джейн, не дожидаясь выводов комиссии.

Она смотрела необычно. Этот взгляд не выжигал, он открылся. Я прочитал в нем и ярость, и удивление, и сомнение, и, наконец-то, интерес.

- Это из-за нее?! - спросила Джейн, раздувая крылья носа; с тампонов закапала кровь, и герцогиня размазала ее по щеке.

В следующие минуты я понял, что герцогини отличаются от обычных девушек разве что дорогой прической. Я облучал ее добрым взглядом и не слушал. Какая разница, что говорит женщина? Ее нужно читать по глазам, там всё! Но по правде, она вывернула меня наизнанку.

-...идите вы, блаженные, со своим диспутом знаете куда?! - закончила она и перевела дух. - В... воспитатели, черт бы вас!

У нее скривилось лицо. Джейн развернулась и пропала из поля зрения.

Что было дальше, не хочу рассказывать. Пилотский диплом я все же получил, и это было единственное светлое пятно в сплошной черной полосе.

С той истории прошло немало лет. Не буду лукавить, что раскаиваюсь - не потому что считаю себя правым, а потому что это неважно. Делай что должен, ярлыки пусть почта клеит.

Джейн я видел часто, в сетевых новостях. Она меня - всего лишь раз, когда поймала между вылетами.

- Я выхожу замуж, - сказала Джейн без предисловий. - Думала пригласить на церемонию тебя и ту девушку... твою девушку. Но вы не примете приглашения. Хочу спросить - почему?

- Я знаю, - ответил я. - За какого-то принца. Поздравляю, когда-нибудь станешь королевой! Не нужно приглашений, тебе будет неуютно, а мне грустно.

- Ты невозможен! - припечатала в ответ почти принцесса Джейн. - Наглец, мог бы и солгать что-нибудь. Как она тебя выносит?! Приглашение вышлю - на память! Удачи тебе, Саша.

После выпуска я долго не мог устроиться, моя характеристика вызывала истерику у кадровиков. Меня вытащил из болота очень хороший парень Джамаль. Он позвонил ночью.

- Подлецы! - согласился Джамаль. - Собирайся, ты мне подходишь.

- Шестнадцать по Гринвичу, с Байконура. " Ты кто" и " куда" тебя не интересует?

Я летал с ним четыре года, потом, когда Джамаль вернулся на Землю, занял его место - командира эскадрильи дальней разведки. Мы ныряем в Сферу, и люди считают нас героями. Чудаки, это просто работа. Любимая работа. Ложемент в обитаемой капсуле, гул токамака, раскаленные крылья теплообменников. И бесконечный мир впереди!