Об инцесте

Исследуя отношения матери и дочери, мы столкну­лись последовательно не с одной формой инцеста, как в классической теории, и не с двумя, как у Франсуаз Эритье, а с тремя: инцест между родственниками, не проявленный в сексуальных действиях (платонический инцест между матерью дочерью); инцест, проявленный в сексуальных действиях, когда у двух родственников один и тот же сексуальный партнер (инцест второго типа, когда у матери и дочери один и тот же любовник); и инцест между родственниками, реализуемый в сек­суальных действиях (инцест первого типа между отцом и дочерью). Вопрос, на который нам предстоит теперь ответить, состоит в том, будет ли справедливым в каж­дом из этих случаев говорить об инцесте. И, если да, то что в них общего?

Прежде чем приступить к изучению инцеста первого типа, мы останавливались на двух различных парамет­рах: исключение третьего и соперничество двух кровных родственников. Первый параметр характерен для плато­нического инцеста, в котором третий участник отношений (в нашем случае - отец) исключается из семейных отношений одновременно с возникновением секрета, без перехода к сексуальным действиям. Второй параметр ха­рактерен для инцеста второго типа, в котором соперни­чество двух родственников (а именно матери и дочери) не исключает третьего (по определению, так как вторжение третьего - любовника и создает инцестуозную ситуацию), но ведет к смешению позиций между матерью-любовни­цей и дочерью-любовницей: смешение весьма угрожа­ющее, потому что запрет на сексуальное соперничество между кровными родственниками столь же универсален, как запрет сексуальных отношений между ними.

Инцест первого типа выдвигает на первый план еще один параметр: сексуальную близость между родственни­ками. Он объединяет и первые два, так как подразумева­ет исключение третьего в лице матери и возникновение ситуации утаивания, а также провоцирует соперничество дочери с матерью. Ничего удивительного, что с давних пор этот тип инцеста привлекает внимание исследовате­лей, так как представляет собой инцест в «превосходной степени», подлежащий сверх-универсальному запрету и вызывающий не только осуждение, но и уголовное пре­следование, хотя юридически он при этом не определяет­ся как таковой. Как бы там ни было, наша расширенная модель позволяет увидеть в нем особый, частный случай более общей ситуации. В инцесте первого типа одновре­менно присутствует сексуальное взаимодействие между родственниками и исключение третьего, свойственное платоническому инцесту, а также провокация сексуаль­ного соперничества внутри одной семьи, что является признаком инцеста второго типа.

Таким образом, сходство между этими тремя инцес­тами становится более наглядным, и это отнюдь не сек­суальная близость между родственниками, как утверж­дает стандартная теория, и не «смешение субстратов» (следствие сексуального соперничества между родственниками), как в теории Франсуаз Эритье, общим для всех трех типов является исключение третьего. В инцесте пер­вого типа таким третьим является мать, в платоническом инцесте - отец. В инцесте же второго типа исключается не конкретное лицо, а позиция: если дочь спит с любовни­ком матери, она перестает быть «третьей» в сексуальных отношениях существующей пары, но включается в сексу­альные отношения троих. Если же мать спит с женихом дочери, то она перестает быть «третьей» для созданной молодой пары и становится принимающей стороной в отношениях, из которых определенно должна быть ис­ключена, чтобы не вступать в соперничество с собствен­ной дочерью. В любом варианте присутствуют лишь два места для трех человек: одно место для партнера - муж­чины, второе место для партнера - женщины, но когда возникает вторая женщина-соперница, то две женщины - мать и дочь, занимают одно и то же место.

Во всех случаях инцест или исключение третьего неизбежно вызывает сведение тройственности к двойс­твенности: будь то пара (мать / дочь или отец / дочь) вместо трех человек; будь то три человека (мать, дочь и партнер) там, где наличествуют лишь два места, что со­кращает до парных (партнер / мать-дочь) отношения, в которых должны быть представлены все трое (партнер - мать - дочь). Проблема возникает только, когда речь идет о семейных отношениях, то есть там, где есть родс­тво: дуальные отношения вполне «правомочны» между влюбленными или между друзьями. Но любая связь, возникшая в лоне семьи, то есть между различными по­колениями, обязательно должна проявляться в форме троицы: по типу отец - мать - ребенок, чтобы избежать провокации инцестуозной ситуации со всеми ее ужасными последствиями и несчастьями в виде невыносимого соперничества и невозможности самоидентификации.

Конечно же, запрет на инцест, то есть в нашем случае на сведение троицы к паре, выполняет также социаль­ную, экологическую и антропологическую функции. Он позволяет, как подтверждает Клод Леви-Стросс, «ук­репить социальные связи через обмен женщинами». Но также, как определение инцеста оказывается более широким, чем простое запрещение сексуальных отно­шений между родственниками, так и выполняемая этим запретом функция оказывается более глобальной.

Этот запрет находит свое место в основе самой пси­хики как гарант идентичности субъекта. Так, с появ­лением «инцестуозной мешанины», каковой фантазматически является любая семья по выражению Пера Лежандра, возникает необходимость появления некой «разделительной инстанции», осуществляющей «отде­ление от матери, к которому должны прийти все дети, как только они выходят из состояния неопределенности, то есть начинают осознавать себя отдельными сущест­вами. Завершающей точкой функционирования этого глубинного процесса служат нормативные системы, ко­торые разделяют управление миром и организуют его как второе рождение. В западно-европейской традиции это определено конечной формулой: быть рожденным отцом. Эта «категория Отца» и есть то, что Пьер Лежандр называл «третьим», чья разделительная функция проявляется более наглядно при поддержании идентичности. Эта «функция третьего», «поход против угрозы безумия», подкреплена законом, первичным гарантом субъекта.

Это вовсе не противоречит некоторым не вполне од­нозначным формулировки П. Лежандра, в которых ос­новная мысль зачастую интерпретируется как призыв к восстановлению родительского авторитета, как его понимали в прошлом. Скорее, необходимо лишь еще раз подтвердить, что между Сциллой слепого подчи­нения на протяжении долгих лет всемогущему отцу и Харибдой материнского всемогущества из-за отсутствия третьего, есть место еще чему-то, что гарантирует и пси­хическое выживание субъекта, и в то же время коллек­тивное самосохранение общества перед лицом угрозы тяги к насилию и «регресса цивилизации». Это место, эта роль, эта позиция принадлежит третьему, то есть той необходимой третьей вершине в треугольнике отноше­ний отцов и детей, которая создает препятствие риску возникновения инцеста.

Именно недостаток присутствия этого третьего так очевидно испытывают сегодня мальчики и так скрытно переживают девочки. Поэтому совершенно неслучайно, что отношения матери и дочери оказываются столь уяз­вимы для двух «неканонических» типов инцеста, како­выми являются инцест второго типа и платонический инцест, заставившие нас заново дать ему определение: это любые отношения в семье, в которых возникает ду­альность вместо тройственности.