💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Близкий к смертельному несчастный случай. Ни один эксперимент не есть ошибка

При использовании — и особенно злоупотреблении — ЛСД следует помнить, что если вы несете в себе программы саморазрушения, вам следует быть крайне осторожным в выборе правильного руководства и установок до, во время и после сеанса. Ввиду освобождающего характера периода изменения сознания, вызванного ЛСД включаются программы, скрытые ниже уровня порога осознавания. В обычном состоянии сознания существуют защитные программы, которые противостоят программам саморазрушения. В ЛСД-состоянии связь между программами, обеспечивающими выживание организма, ослаблена.

Во время моего второго сеанса ЛСД была высвобождена изрядная доза горя, страха и вины. За этот сеанс я преуспел в разрушении все еще существующих эмоциональных связей со своей женой, что и привело к высвобождению смертельно опасных программ. Я не осознавал этого до тех пор, пока не закончил свою речь и не нажал кнопку лифта. На протяжении нескольких недель после возвращения из больницы я сумел восстановить ход событий, происшедших в период потери памяти, и выяснить, что же случилось. Очевидно, я направлялся в свой номер, чувствуя себя до крайней степени одиноким, исполненным горя и вины, будучи в тисках программы, мною еще не осознанной. Сеанс ЛСД ослабил большую часть барьеров против такой программы. Мне не хотелось бы вдаваться в детали этого эпизода, ибо, как сказал Фрейд, «В некоторых случаях бываешь в долгу перед собственным благоразумием».

Я представляю физиологически систематизированные подробности без всяких личных психологических объяснений, чтобы проиллюстрировать, как может быть инсценирован «несчастный случаи» с помощью вышедшей на поверхность программы.

Вводя себе небольшую дозу антибиотика, я «случайно» впрыснул под кожу пену, образованную детергентом, оставшимся в шприце, который я не потрудился очистить как следует. Каким-то образом пузырьки пены попали в систему кровообращения, прошли через легкие и застряли в сосудах мозга, перекрывая кровоснабжение некоторых критически важных участков, в том числе и зрительный центр. Тотчас же последовала кома. Позднее я выкарабкался из ее глубин, добрался до телефона в комнате и позвонил администратору, который вызвал частного детектива. Я же снова погрузился в кому. Когда появился детектив, он прежде всего спросил имена моих друзей в отеле. С величайшим усилием я смог в этот момент вспомнить лишь имя нейролога из Чикаго. Тем временем голова моя раскалывалась, и я подумал, что у меня в мозге лопнул кровеносный сосуд. Боль была самой мучительной из всех, какие мне только довелось испытывать до сих пор. Я снова выкарабкался из бессознательного состояния и назвал имя одного друга, который был в это время в отеле. Потом он рассказывал, что когда вошел в комнату, я был в коме, и у него ушло шесть часов на поиски необходимой помощи. Все это время я лежал там же, в комнате отеля. Я очень хорошо помню внутренние переживания, которые были при этой так называемой коме.

Раскалывающая голову боль и рвота вынудили меня покинуть тело. Я стал просто фокусированной точкой сознания, отправлялся в другие миры, встречал других существ, сущностей и носителей сознания. Я встретился с двумя, пришедшими ко мне через громадное пустое пространство, которые видели, чувствовали мое присутствие и направляли мне мысли, несущие знание. Очень трудно изложить этот опыт словами, так как собственно слов и не было. Мною и этими двумя существами передавалась и принималась чистая мысль и чистое чувство. Я лишь попытаюсь перевести в слова все то, что произошло. Я был в громадном пространстве, пустом во всех направлениях и заполненном светом. Повсюду был разлит золотой свет, который пронизывал все пространство до бесконечности. Я — единственная точка сознания, чувства и знания. Я знаю, что я есть. И это все. Пространство, в котором я нахожусь, пронизывает глубокий мир и благоговейный трепет. У меня нет тела и нет потребности в теле. Я просто точка сознания, исполненная любви, теплоты и света.

Вдруг на некотором расстоянии от меня появились две похожие точки сознания, источники спета, любви и теплоты. Я чувствую и вижу их присутствие, хотя я без глаз и без тела. Я знаю, что они есть, и они действительно есть. По мере их приближения ко мне я все больше и больше ощущаю каждого из них проникающим в само мое существо. Они передают приятные, трепетные и благоговейные мысли. Я осознаю, что это сущности намного более высокие, чем я. Они учат меня, и они говорят, что я могу оставаться здесь, в этом свете и в этом месте; что я оставил свое тело, но что если я захочу, то могу вернуться в него. Затем они показывают мне, что произойдет, если я снова покину тело, альтернативные пути, которые я могу принять. Они также показывают мне, куда я могу пойти, если останусь в этом месте. Они говорят, что мне еще не время оставлять тело окончательно и что у меня есть возможность и выбор в него вернуться.

Они вселили в меня полную и абсолютную уверенность в несомненности факта моего пребывания в этом состоянии. Я знаю с уверенностью, что они существуют. У меня нет сомнений. Больше нет никакой необходимости в акте веры: это есть, и я просто принимаю это. Их чудесная, глубокая, исполненная силы любовь переполнила меня до пределов, но в конце концов я ее принял. По мере того, как они приближались, я обнаруживал в своем существе все больше и больше их присутствия и все меньше своего собственного. Они останавливаются на некотором критическом расстоянии и сообщают мне, что к настоящему моменту мое развитие дошло именно до такой точки, где я могу выдержать их присутствие только на таком расстоянии от себя. Если они приблизятся еще, они могут подавить меня, и я утрачу себя как сознательную сущность, слившись с ними. Далее они говорят, что я разделил их надвое лишь потому, что это мой образ их восприятия, и что в действительности в том пространстве, где я себя обнаружил, они есть одно целое.

Они говорят, что я формирую их образ как двойственный потому, что пока еще настаиваю на своем бытии как индивидуальность. Затем они сообщают мне, что если бы я вернулся в тело и развивался дальше, то со временем постиг бы их единство с собой и со многими другими. Они говорят, что являются моими хранителями, что они были со мной и до этого критического момента, но что обычно я не в состоянии воспринимать их. Лишь когда я близок к смерти тела, я переживаю их присутствие. В этом состоянии времени нет. Фактически, они со мной всегда. Есть немедленное восприятие прошлого, настоящего и будущего как непрерывного «теперь».

Многие часы по земному времени я пребывал в этом состоянии, затем возвращался в свое тело, лежавшее в больнице. Боль в Голове приобрела несколько иной характер. Я вышел из комы, чтобы убедиться, что мне что-то вводили в шейную артерию. Я сразу понял, что ищут повреждение или возможное кровотечение в мозге с помощью введения красящего вещества, непрозрачного для рентгеновских лучей. Когда боль стала невыносимой, я снова вошел в кому, возвращаясь к двум хранителям. В следующий раз, когда я вернулся в свое тело и проснулся, я опять нашел себя в больничной палате. Боль в голове исчезла, но я был слеп. Прямо перед глазами стояла яркая ослепительная пелена света, заполняющая все визуальное поле. Я ощущал свое тело и мог пошевелить руками и ногами: слава Богу, я не был парализован. Я обнаружил, что могу свободно говорить и ясно мыслить, из чего определил что повреждение в мозге не было столь обширным, как я опасался. Я подумал, что мои хранители правы и что я могу остаться в теле, — но в слепом теле. Я испытал глубоко горестное переживание, что вернулся в слепое тело, но я верил «обещанию» хранителей, что со мной все будет в порядке. Я лежал на больничной койке и обозревал свои знания нейрологии и механизмов мозга. Я пришел к заключению, что я ослеп скорее из-за нарушения механизма возбуждения, чем необратимого повреждения визуального кортекса.

Мои хранители были правы. Мне нужно было ждать, чтобы убедиться, насколько ухудшится зрение, когда закончатся процессы возбуждения, когда исчезнет этот слепящий белый свет.

Когда появились врачи и нашли меня в сознании, мы обсудили мой случай. Я еще не знал, что случилось. Я лишь знал, кто я, а когда они сказали мне, где я, то узнал и госпиталь. Офтальмолог исследовал мое глазное дно и заявил, что видимых повреждений глаз не было. Это принесло мне большое облегчение. Возбуждение было не в сетчатке, а в мозге. Будь оно в сетчатке глаз, шансов на выздоровление было бы меньше. В течение этого периода сильного белого света перед глазами я пережил несколько новых феноменов.

Прежде всего, ни днем ни ночью я не воспринимал в комнате никакого света. Внутренний свет был так интенсивен, что не имело никакого значения, какие образы были перед моими глазами. Когда офтальмолог занимался исследованием моих глаз, то я даже не увидел света его лампы, хотя он был чрезвычайно ярким. Мой центральный зрительный компьютер давал импульсы такой интенсивности, что внешняя стимуляция глаз не приводила ни к какому результату. Внутренний наблюдатель был слеп уже потому, что информация, приходящая к нему (где бы он ни был) из зрительного поля, была столь обширной, что любой добавочный стимул на периферии просто не различался. Все линии приема были постоянно заняты. Это показывало мне, что системы наблюдения моего гигантского компьютера находились не в раздраженном визуальном кортексе. Изучая сильный белый свет, я начал замечать новые феномены. Пока я лежал на больничной койке, приходили различные видения. Вдруг я увидел зеленый луг, но трава казалась совершенно искусственной, как бы сделанной из пластика. На этом лугу была дыра, из которой выползал змей. Змей поднимался из дыры прямо в воздух. Неожиданно мне стало смешно, потому что он оказался искусственным, игрушечным змеем, с пружинами, приклеенными бумагой к его центру. Голова его была сделана из крашеного дерева, а к челюсти шарнирно прикреплен единственный клык. Справа возникала деревянная птица, ярко раскрашенная, и хлопала деревянными крыльями, раскрывая свой деревянный клюв. Змей поднимался и хватал деревянную птицу челюстями. Весь этот эпизод произошел, когда я находился в состоянии глубокого расслабления, будучи простым наблюдателем того что случается. Я вспомнил что когда я был маленьким мальчиком, у меня были деревянный змей и деревянная птица, подобные этим.

Внезапно я понял что это включилось мое запоминающее устройство, и эти картинки показывались на дисплее моего компьютера. Это устройство организовывало визуальные представления. Как только я понял, что это память о моих детских представлениях, я засмеялся. И все сразу пропало. Я снова расслабился, и появились другие, тоже сделанные из дерева животные. Когда мне было два или три года, у меня был деревянный Ноев ковчег с фигурками животных. Сейчас животные оживали и двигались по искусственной траве по кругу. Одной из общих характеристик этого движения была нерешительность и неустойчивость, как будто животных заставляло двигаться детское представление. Ребенок, создавая эти картинки в своем воображении, делал это весьма неуверенно. Видимо, эта характерная неуверенность конструирования — свойство детского мозга в раннем периоде.

На протяжении следующих сорока восьми часов яркость белого света постепенно уменьшалась. Детские видения исчезли, и их место занял рой похожих на насекомых точек света и темноты, которые пересекали мое визуальное поле. Я обнаружил что могу программировать направление и скорость их полета. Когда я думал, что им следует двигаться в определенном направлении, то рой начинал двигаться именно в этом направлении. Мое программирование опережало события, происходившее вслед за ним. Я думал «теперь они будут двигаться направо», и в пределах нескольких секунд они двигались направо. Закладываешь программу в машину, а дальше машина выполняет программу и выдает результат спустя некоторое время после намерения получить результат. Позднее я нашел, что для очень сложной программы этот процесс занимает от трех до четырех минут, а в случае роя насекомоподобных точек задержка составляла несколько секунд.

Я рассказал об этих визуальных представлениях нейрологу, вошедшему в это время в палату. Он сказала «Вы галлюцинируете. Не будете ли вы против приглашения психиатра?» Я ответил, что это не дело психиатра и что это несет информацию о пораженных частях мозга, а про себя подумал, что нужно будет пригласить одного моего французского друга, нейролога, который разбирается в построении визуальных образов, следующих за раздражением различных частей мозга.

Устаревшие представления медиков связывать галлюцинации лишь с заболеваниями психики и отбрасывать визуальные картины как «просто галлюцинации» беспокоили меня уже на протяжении нескольких лет. Но я усвоил урок и уже больше не заговаривал с персоналом больницы о таких вещах. Ослепительность белого света стала менее интенсивной, и через восемнадцать часов я дождался момента, когда воспринимаемое глазами уже могло до меня доходить. Этот момент настал в середине ночи, когда в палату вошла сестра, чтобы сделать мне инъекцию. В комнате был единственный светильник, и сквозь туман внутреннего света я увидел два черных круга, а за ними — смутное лицо. Я смотрел в лицо сиделки и, рассмеявшись от облегчения, сказал ей: «Вы словно сова». — «О, вы уже видите?» Я ответил утвердительно, и она вышла, чтобы позвать врача проверить мое зрение. На, протяжении следующих двадцати четырех часов мое зрение, почти совсем неповрежденное, вернулось ко мне. Остались лишь два маленьких пятна ниже точки фокуса, по одному на каждый глаз. Последующие тесты точно определили местоположение тех частей моего визуального поля, в которых зрение не восстановилось. Они были небольшими. Офтальмолог заявил, что они могут исчезнуть в течение нескольких следующих недель. Но это оказалось не так, и эти два пятна оставались несколько последующих лет, постоянно напоминая мне об опасностях, с которыми можно встретиться при таких экспериментах. Даже сегодня, пять лет спустя, я испытываю затруднения при чтении колонки знаков. Пятна расположены ниже точек фокуса. Когда я читаю вертикально, то не различаю следующих внизу знаков. Горизонтально же я читаю совершенно свободно.

Мне посоветовали спокойно выздоравливать, много не читать и дать моей нервной системе прийти в порядок. Мой товарищ предложил мне остаться в течение некоторого времени в его доме, и я следующие шесть недель провел в деревне, восстанавливая свои силы.

В течение всего периода выздоровления я продолжал анализировать, что же произошло. Я восстановил большинство своих воспоминаний, воссоздал себя и свой взгляд на себя и на то, куда я хочу идти. При этом выяснилось, что это был уже не только мой опыт, когда я оказывался в той сфере, это был уже совместный опыт с моими хранителями. Я уже три раза оставлял свое тело раньше, причем каждый раз при угрозе смерти.

Впервые, насколько я могу вспомнить, это произошло в семь лет, когда мне под эфирным наркозом удаляли миндалины. Когда началось действие наркоза, я страшно испугался и тотчас же обнаружил себя в месте, где два ангела распростерли надо мной свои крылья и успокаивали меня. Образ ангелов был детской проекцией на эти сущности, она была нужна семилетнему мальчику, воспитанному в традициях католической церкви. Второй раз — когда мне было десять лет и я был болен, кажется, туберкулезом, который сильно меня ослабил. Я пролежал тогда в постели шесть недель или около того. Я привык отправляться в эти сферы, когда в комнате было тихо, никого не было, а у меня поднималась температура. Третий случай произошел в двадцать два года, когда мне под местным наркозом удаляли зубы мудрости. Я очень испугался, когда дантист, казалось, направил свои щипцы мне прямо в мозг. Боль и мысли о катастрофе, которая произойдет, если щипцы соскользнут и войдут в мой мозг, привели к шоку. Я покрылся испариной, побелел, а к горлу подступила тошнота. Дантист увидел это и дал мне закись азота. Под действием этого я вышел в крутящееся пространство, где было общее ощущение вращения всего вокруг. Звуки, свет, мое тело и вся вселенная кружилась. Внезапно я переместился из этого пространства в пространство с двумя хранителями. На этот раз я получил от них инструкции относительно того, что я собирался сделать, но что еще не было сделано. Когда я вышел из состояния наркоза, зуб уже вырвали и я пережил огромное, всеобъемлющее состояние облегчения. Теперь я знал, куда мне идти и что делать. Это было тогда, когда я решил идти в медицинский колледж, чтобы больше узнать о способности к выживанию для себя и других.

Воспоминания, которые удалось извлечь за этот долгий период самоанализа после несчастного случая, указали мне на непрерывность и целостность пространства двух хранителей. Я понял, что это вполне определенное место, куда могу войти и я. По-видимому, другие при определенных обстоятельствах тоже Могут сделать это. В течение этих недель я утвердился в решении вновь проникнуть туда и постараться достичь этого без угрозы смерти. Я подумал о состояниях глубокого транса и об использовании ЛСД для достижения такого уровня сознания.

Мне также удалось воспроизвести обстоятельства, при которых произошел тот «несчастный случай». Я вспомнил, что во время второй мировой войны, когда я проводил исследования кессонной болезни («вскипание» в крови пузырьков воздуха при резком перепаде давления), я обнаружил, что пена, образующаяся в детергенте, могла стать летальной. В то время мы пытались найти те пути, по которым пузырьки проходили из ног в легкие. Я производил инъекцию в ногу собаки и обнаружил, что введенное вещество попадает через легкие в мозг. Пузырьки детергента сжимались до таких маленьких размеров, что они могли пройти через мельчайшие капилляры легких, попадали в мозг и застревали там. При кессонной болезни большинство этих пузырьков проникало в легкие, вызывая синдром, названный «приступом удушья», при котором субъект начинал ощущать щекотание в груди, кашлять и внезапно синел, когда кроваток через легкие останавливался. Единственным лечением было увеличение внешнего по отношению к больному давления до такого уровня, когда пузырьки рассасывались. В камере высокого давления мы организовали «аварийное погружение» в атмосферу, чтобы разрушать пузырьки.

Важнейшим обстоятельством явилось то, что эта информация двадцатилетней давности была мною зафиксирована. Я «забыл», что эта информация все еще там. В порыве горя и вины, спровоцированных вторым сеансом ЛСД я, судя по всему, и произвел себе инъекцию пены. Что-то во мне знало, что это действие было смертоносным. Наиболее пугающей вещью во всем этом эпизоде был тот факт, что одна часть моего мозга использовала хранимую в ней информацию для того, чтобы убить другую часть. Насколько я могу вспомнить, я не пытался сознательно покончить с собой. Таким образом, это был действительно «несчастный случаи».

Когда я понял, что храню в себе подобные смертоносные программы и что они могут разрушить меня, если я им уступлю или если не осознаю их присутствия, я решил отвести как можно больше времени самоанализу и вырвать эти программы с корнем. Мой психоаналитик предупреждал меня, что такие разрушительные тенденции действительно существуют. Очевидно, он осознал их. Что же касается меня, то это было не так.

Действительно, перед тем, как все это случилось, я был настолько встревожен, что звонил своему аналитику и назначил встречу с ним как раз на тот день, когда произошел несчастный случай. После тщательного самоисследования и шестинедельного выздоровления я посетил его и провел два часа в работе над этой проблемой. Я рассказал ему все, что мог вспомнить вместе с ним с помощью метода свободных ассоциаций и восстановил большую часть происшедших событий. Единственной причиной, которая привела к публикации этого материала весьма личного свойства, является необходимость проиллюстрировать важнейший принцип:

«Кроме осознания себя, дополнительно существуют и другие скрытые системы организма, которые могут программировать процесс мышления, процесс чувствования, процесс действия, направленные к разрушению этого же самого организма. И ЛСД может привести в действие эти программы, может усилить их, может ослабить сознание, направленное к самосохранению, до такой степени, когда появляется опасность самоубийства или действий, направленностью на саморазрушение.»

Поэтому исследуйте себя весьма внимательно и чрезвычайно осторожно. Проделайте критическое исследование и постарайтесь получить помощь от тех, кто вас очень хорошо знает. Если у вас есть хотя бы небольшое подозрение, что такие программы существуют, позаботьтесь о том, чтобы максимально обеспечить свою безопасность, предотвратить активизацию этих программ в связи с приемом ЛСД, когда это начинает угрожать существованию вашего собственного тела.

Причиной моей ошибки явились два сеанса ЛСД непозволительно близко сдвинутые во времени без соответствующего анализа как между сеансами, так и сразу после второго сеанса. То, что мне нужно было принять участие во встрече, привело к отмене периода самоанализа после второго сеанса. Возможно, если бы я нашел время для самоанализа в течение недели, последовавшей после второго сеанса, то я избежал бы этого почти фатального эпизода. Я подозреваю, что в тех случаях, когда индивиды собираются покончить с собой, бросившись с балкона или оказавшись прямо перед автомобилем, — срабатывают именно такие программы. Я не думаю, что причина здесь в заблуждениях, проецируемых внешним миром. Скорее здесь имеет место высвобождение программы саморазрушения. При организации следующих сеансов с ЛСД я убедился, что с самого начала эксперимента было бы весьма полезно присутствие устойчивой, основательной и солидной личности. Каждый раз, когда возникала бы любая из разновидностей такого отрицательного мышления, я мог бы обратиться к этому человеку и с его помощью направить мышление, прежде чем течение событий достигнет точки, где оно станет неконтролируемым.

Я извлек множество уроков из этого эпизода. В научных кругах говорят: «Ошибочных экспериментов нет». Я понял, что смерть не столь ужасна, как я ее себе представлял, и что есть другое пространство и сфера за пределами того, где мы находимся сейчас. Вместо страха и прекращения экспериментирования я оказался настолько заинтересованным, что решил приступить к исследованию именно этой сферы. Я проводил эксперименты с использованием ЛСД в одиночной ванне в условиях изоляции и ограниченного пространства, плавая в темноте и тишине, свободный от всех раздражений, поступавших к моему телу из внешней реальности.

Во время этих экспериментов я открыл и нашел новые, иные пространства, обнаружил относительно безопасные средства прохода в эти места, не активизируя вновь смертоносные программы. К счастью, моя роль исследователя после этого урока не только не пошатнулась, но еще более укрепилась. Я говорю «к счастью», потому что я остался жив. Я больше не боялся ультимативных последствий отрицательных программ. Страх умереть или страх оставить тело стал минимальным. Я открыл также и то, что проведение исследований в этой области являлось моей миссией. Это означало, что я должен привести в порядок свою жизнь и подготовить себя для продолжения этой работы.

Это событие несколько пошатнуло мою профессиональную репутацию в качестве ученого. Распространился слух, что весь этот эпизод имел место в результате приема мною ЛСД и что ЛСД повредил мой мозг. В больнице ЛСД был найден в моем портфеле. Медики немедленно связали весь этот эпизод с принятием мной в отеле ЛСД. Это неверно. Слух, что у меня поврежден мозг, прекратился сразу после того, как меня подвергли нейрологическому обследованию и нашли, что нарушений нет. Я пересчитал количество оставшихся у меня ампул ЛСД и убедился, что в отеле я не использовал ни одной. Вначале в коробке было шесть ампул. После сеанса там осталось четыре.

Я излагаю факты и извлеченные мною выводы так, как могу. Примите этот урок к своему сведению. Перечитайте отчет, проведите себя через все это, как если бы вы были мной, впитайте его со всей полнотой. Когда-нибудь он может пригодиться и вам для того, чтобы прорваться через ваши барьеры.