Рождение дьявола

Приведенный выше ряд последовательного нарастания вранья все-таки не эволюционный, а сравнительный. Трудно себе предста­вить, чтобы кампания за сокращение выбросов парниковых газов или за спасение бразильских или карельских лесов когда-нибудь могла бы выродиться в такую апологию невежества и иррациона­лизма, какую с самого начала представлял собой крестовый поход против ГМО.

Да и вообще не следует считать экологических активистов эта­кими беззастенчивыми манипуляторами, сознательно морочащими доверчивую публику. В нашу эпоху, когда политтехнологи и партий­ные функционеры открыто бравируют полным отсутствием не только

политических взглядов, но и нравственности, «зеленое» движение остается настоящим инкубатором людей, верящих в свою правоту. Все без исключения известные мне «зеленые» — от депутатов парла­мента и руководителей самых респектабельных организаций до во­лонтеров — абсолютно убеждены в том, что они проповедуют. Даже люди, отошедшие в какой-то момент от активного участия в этом дви­жении, оказываются разочарованными не в его целях, а в возмож­ности их достижения. И в поведении вышеописанных борцов с химе­рами меня больше всего поражает как раз их непробиваемая уверенность в собственной правоте, в том, что, распространяя заведо­мые фальшивки и требуя все новых запретов, они тем самым защи­щают Истину и Свободу.

И это, на мой взгляд, будет пострашнее самого циничного мани­пулирования. Как сказал когда-то ныне незаслуженно забытый философ Григорий Померанц, дьявол рождается из пены остерве­нения на губах ангела, поднявшегося за святое и правое дело.

11 — 4248

•a i 11

Если послушать некоторых людей, можно подумать, что генетг чески модифицированные продукты радиоактивны. Но генная ин| женерия сама по себе не является ни плохой, ни хорошей. Несом! ненно, генетик со злыми намерениями может внедрить rei «ядовитости» в помидоры. Если же мы внесем в помидоры ген, от! ветственный за выработку летучих веществ перечной мяты, мы по\ лучим помидоры с запахом ментола. Все зависит от нас.

Генетическая модификация не представляет собой ничего нового^ Все растения и животные, включая человека, это генетически моди­фицированные версии предшественников. Москиты генетически мо­дифицированы естественным отбором так, что они едят людей, — это хорошо для них и плохо для нас. Модификация тутового шелкопряда привела к способности делать шелк, — это хорошо для него и хорошо для нас, потому что мы научились этот шелк у него воровать.

Природная эволюция ставит большинство генов на свои места. Мы можем произвести некую искусственную «тонкую настройку» функций генов искусственным путем, методами генной инжене­рии. Эта технология стала применяться недавно, и как все новое она вызывает страх.

Генетически модифицированные растения некоторые ретивые СМИ сравнивают с чудовищем Франкенштейном. Но в полученных методами традиционной селекции культурных сортах гороха

плоды в 10 раз превышают по размерам своих предков из дикой природы. Делает ли это их чудовищами? И можно ли назвать спа­ниелей «волками Франкенштейна».

Возможно, селекция кажется менее зловещей из-за того, что она несколько старше генной инженерии. Но обе технологии еще очень молоды, если сравнивать их с длинной историей дарвинов­ского естественного отбора. Аргументы противников генной инже­нерии напоминают мне одну старую леди, которая отказалась са­диться в самолет на том основании, что если бы Бог считал для нас допустимым летать, он не дал бы нам железную дорогу.

Как естественный отбор, так и искусственная селекция базиру­ются на случайной генетической ошибке — мутации и рекомбина­ции, за которыми следует неслучайное выживание. Разница лишь в том, что при искусственной селекции мы сами определяем воз­можности для скрещивания и выживания, а при естественном от­боре это делает природа. Генная инженерия дополнительно осуще­ствляет контроль над самими мутациями. Мы можем делать это или напрямую, «переделывая» гены, или «импортируя» их от дру­гих видов, зачастую весьма отдаленных. Это и означает слово «трансгенные».

Но при этом возникают и настоящие, а не выдуманные проблемы. Естественный отбор благоприятствует генам, у которых есть доста­точно времени, чтобы «приспособиться» к другим генам, — совокуп­ность всех генов при этом остается сбалансированной и взаимно со­вместимой. Одна из проблем искусственного отбора заключается в том, что этот баланс может быть нарушен. Собаки породы пекинес, выведенные для удовлетворения сомнительных людских прихотей, имеют большие трудности с дыханием. У бульдогов очень тяжело протекают роды. Импортирование «чужих» генов может стать при­чиной еще более тяжелых проблем этого типа, так как внедряемый ген переносится из среды с совершенно другим генетическим окру­жением.

Генная инженерия — это мощный способ изменить жизнь, но ее потенциал может представлять опасность, причем в первую оче­редь надо учитывать сложные и трудно предсказуемые эффекты, связанные с возможным воздействием на окружающую среду. Представьте себе некий яд, более дешевый в производстве, чем сложные гербициды с избирательным действием, но который не может быть использован в агротехнике из-за того, что он убивает полезные растения наравне с сорняками. Теперь представьте, что, допустим, в пшеницу, внедрили ген, делающий ее устойчивой к этому яду. Фермеры, засеявшие свои поля трансгенной пшеницей,

11'

могут безнаказанно опылять их смертоносным ядом, увеличивая свои доходы, но нанося непоправимый вред окружающей среде С другой стороны, генетики могут достичь и противоположного эф фекта, если выведут такую культуру, которая не нуждается в гер бицидах.

Развитие науки всегда сопровождается выбором между «пло­хим» и «хорошим» применением новых результатов. Важно, чтобы мы сделали правильный выбор. Основная трудность этого выбора, связана с ответом на вопрос кто такие «мы» в предыдущем предло­жении. Если предоставить отвечать на этот вопрос рыночной сти­хии, нельзя исключить, что пострадают долгосрочные интересы окружающей среды. Но то же можно сказать и о многих других сто­ронах жизни.

4 Г

Ю.Н. Епдышев

Русские вопросы биотехнологии