А) Единство Заветов 1 страница

Кардинал Йозеф Ратцингер. Служители вашей радости.

Содержание

I. ВСЕГДА ЕСТЬ ПШЕНИЧНЫЕ ЗЕРНА, КОТОРЫЕ ЗРЕЮТ

В превратностях и упадке духа

Сеятель Слова сегодня

Признать близость Бога

Быть пшеничным зерном Божиим

II. ПРЕДАТЬСЯ ЕГО ВОЛЕ

«Быть восхищенным»

Огонь возрождающий

Выйти из себя самого

Не пропустить час

Иметь мужество держаться у самого огня

Возвещать радость

III. ВСЕ ПРЕДАТЬ В ЕГО РУКИ

Услышанная и исполненная молитва

Молиться: путь для нас самих

Священство и пророчество

Что нам должно делать

Утвердить царство мира

Исполненные радости и ликования

IV. БЕЗ НЕГО ВСЕ ТЩЕТНО

По Слову Его

Все отдать, чтобы все получить

Полнота и единство

V. СЛУЖЕНИЕ СВИДЕТЕЛЯ

Бог ответил

Что нужно, чтобы быть свидетелем?

Что должен делать свидетель?

Следовать за Христом

Тебя поведут туда, куда не хочешь

VI. ПО ПОВОДУ ДУХОВНОСТИ СВЯЩЕНСТВА

Образ священника и его отражение в рассказах о призвании в Лк 5, 1-11 и Ин 1, 35-42

Духовность священства в Псалме 16

Два основных следствия из библейских текстов

К ЧИТАТЕЛЮ

Глава 1.

ВСЕГДА ЕСТЬ ПШЕНИЧНЫЕ ЗЕРНА, КОТОРЫЕ ЗРЕЮТ

Когда же собралось множество народа, и из всех городов жители сходились к Нему, Он начал говорить притчею: вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упала при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его; а иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело благи; а иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его; а иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит! Ученики же Его спросили у Него: что бы значила притча сия? Он сказал: вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах, так что они видя не видят и слыша не разумеют. Вот что значит притча сия: семя есть слово Божие; а упавшее при пути, это суть слушающие, к которым потом приходит диавол и уносит слово из сердца их, чтобы они не уверовали и не спаслись; а упавшее на камень, это те, которые, когда услышат слово, с радостью принимают, но которые не имеют корня, и временем веруют, а во время искушения отпадают; а упавшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя, заботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода; а упавшее на добрую землю, это те, которые, услышав слово, хранят ею в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении. Сказав это, Он возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!

Лк 8, 4-15

Народ еще, теснясь, обступал Иисуса, когда Он произнес притчу о сеятеле и зерне, но первые тени разочарования уже должны были постепенно овладевать толпой следовавших за Ним. Потому что притча говорит о слушающих и не слышащих, смотрящих и не видящих. Вероятно, уже в тот момент было ясно, что люди, толпой устремлявшиеся за Ним, в действительности не были Им удовлетворены; что в действительности они желали не Его, этого проповедовавшего и исцелявшего от болезней Мессию, милосердного к бедным и к слабым и тоже принадлежащего к их числу. Они хотели другого: героя, который вострубил бы и обратил в бегство врага, хотели чудесного царя, который сделал бы Израиль землей обетованной, своего рода краем райского изобилия в трансцендентном смысле слова. Вероятно, было уже ясно, что большинство шедших за Ним были только последователями, не имевшими ни корня, ни глубины и готовыми оставить Его при первой же опасности.

В превратностях и упадке духа

Притча произнесена в контексте первых признаков разочарования и уныния учеников. Потому что и сами ученики, те Двенадцать, которых Господь избрал, чтобы они были ближе всех к Нему, должны были спрашивать себя: что нам готовит будущее? Что станется с делом, которое ограничивается словами и отдельными чудесами? Как сможет произойти спасение Израиля, если Иисус будет и дальше заниматься только проповедью, произносить слова да время от времени исцелять какого-нибудь незначительного и не имеющего никакого влияния человека? Если небольшая группа Его приверженцев все больше будет таять? Если Он потерпит неудачу из-за все большего отвержения Его Вести и растущего противодействия облеченных властью?

В этой обстановке противостояния, перед поднимающейся волной разочарования Иисус говорит о сеятеле, чей труд приносит хлеб, который кормит людей. Его действия, действие, от которого зависит жизнь людей, кажется предприятием, обреченным на провал. Слишком много препятствий для роста посевов: каменистая бесплодная почва, сорняки, бури — все угрожает его труду. Нужно вспомнить и о положении — часто почти безнадежном — израильского крестьянина, вынужденного растить свой урожай на земле, грозящей каждую минуту снова стать пустыней. И все же, каковы бы ни были усилия, предпринятые напрасно, всегда есть и зерна, которые зреют, дают колосья, преодолев все угрожавшие им опасности, и щедро вознаграждают за все труды.

Этим намеком Иисус хочет дать понять, что истинно плодотворное в этом мире всегда зарождается незаметно. И Сам Бог, совершая Свое дело в мире, тоже подчинился этому закону. Он инкогнито вошел во время мира, под покровом бедности и слабости. А атрибуты Бога — Истина, Справедливость, Любовь — в этом мире суть ничтожные вещи, попираемые ногами. И тем не менее, благодаря им люди живут и мир существует, и если бы их не стало, не стало бы и его. И они выживают, тогда как то, что проявляло себя шумно и со властью, давно исчезло и забыто. Этой притчей Иисус хочет сказать Своим ученикам: то, что зарождается здесь, неприметно, в Моей проповеди, будет расти [и зреть] и тогда, когда все, занимающее сцену сейчас, давно уже отойдет в небытие.

И правда, если мы сегодня оглянемся назад, то вынуждены будем констатировать, что история подтвердила правоту Господа. Великие империи той эпохи исчезли; их дворцы и сооружения покрыты пылью пустынь. Знаменитые и власть имевшие люди той поры забыты или изредка, как памятники древней славы, появляются в книгах по истории. Но то, что произошло в укромном месте в Галилее, то, что Иисус начал вместе с маленькой группой людей, бедных рыбаков, — осталось и присутствует сегодня: Его Слово не затерялось, оно и до сих пор провозглашается по всему миру. Слово созрело, несмотря на всю свою слабость и на силы, которые, по человеческим прогнозам, должны были его задушить.

Сеятель Слова сегодня

В сегодняшнем рукоположении снова возрождается призвание сеятеля. Молодой человек отдал себя в распоряжение Господа, чтобы быть сеятелем Слова. Поэтому притча Господа, слово поощрения, надежды и радости касается и нашего времени. Мы знаем, что и сегодня, а может быть, особенно сегодня, вера подвергается искушениям, осаждающим нас и пытающимся овладеть нами до такой степени, что мы спрашиваем себя: может быть, все напрасно? Как хрупкая сила веры может удержаться перед лицом мощи мира сего? Не будет ли она попросту раздавлена силами мирового атеизма? Не должна ли она отступить перед лицом техники, естественных наук со всеми их возможностями и открытиями? Не будет ли она вынуждена попросту сдаться перед эгоизмом и похотью, приобретающими такой размах, что их уже невозможно сдержать? И нам трудно удержаться, чтобы не спросить себя: есть ли еще сегодня смысл становиться священником, сеятелем Слова? Разве нет более многообещающих, выгодных, блестящих профессий для молодого человека, в которых он мог бы лучше развить свои дарования? Не является ли все это безнадежно устаревшим? Не осталось ли в прошлом то время, когда верующие ходили в церкви? Разве вы не видите, говорят люди, что все рассыпается, медленно, но верно; что вы защищаете дело, проигранное заранее? И это правда: Бог продолжает действовать через историю инкогнито. Он по-прежнему скрывает Свою силу под покровом слабости. А подлинные Божественные добродетели: Истина, Любовь, Вера, Справедливость — по-прежнему позабыты и как бы бездейственны в этом мире. И однако, говорит нам притча, верьте, доверяйте: жатва Господня зреет! Каково бы ни было число «симпатизирующих», убегающих, когда, казалось бы, дело удалось; каковы бы ни были усилия, совершенные напрасно, Слово зреет и сегодня. И сегодня не пропадает труд тех, кто дерзает его провозглашать и жить им; кто дерзает противостоять [общему] течению гордыни, вожделения, попустительства. Так или иначе их зерно зреет в безмолвии. Ничто не тщетно. Незаметно для глаз мир живет потому, что в нем есть люди, которые верят, надеются и любят.

Конечно, нередко может показаться, что священник — сеятель Слова — защищает проигранное дело; что он идет от неудачи к неудаче, подобно тому, что мы слышим в Послании Павла о том, как он из одной отчаянной ситуации попадал в другую.

Но, так же как, несмотря на собственную слабость и на все испытания, Павел испытывал недоуменное восхищение Благостью Бога, исполнявшего оптимизма, неколебимой надежды и радости прямо посреди следующих одна за другой катастроф, так и священник может посреди всякого рода разочарований испытать глубокую радость от знания, что люди где-то в самой сердцевине своего существа живут его бедным служением, что весь мир живет именно этим. И что, невзирая на посев, иногда не оставляющий надежд, жатва Господня растет и зреет вопреки всему.

Признать близость Бога

В образе сеятеля Евангелие дает нам образ священника во всей хрупкости и величии его служения. Потому он является драгоценнейшим указателем на пути, на который сейчас вступает наш друг (рукополагаемый сегодня). В то же время он есть слово поощрения для всех нас, живущих в эпоху отказа от веры: потому это слово учит нас узнавать близость Бога в самом этом противостоянии и радоваться, зная, что, несмотря ни на что, благодаря нашей вере и нашей молитве, как бы они ни были ничтожны, жатва Божия в мире все растет, и невидимое сильнее того, что шумно и бросается в глаза. Но оно же и есть слово-предостережение, которое должно заставить нас задуматься.

Потому что было бы слишком просто прочитать это Евангелие, довольствуясь тщательным разделением: мы, те, кто с Богом, — с одной стороны, а с другой — «другие», те, кто мешает Слову возрастать. Кто же эти «другие»? Мы вынуждены честно спросить себя, не относимся ли в очень большой степени к их числу и мы? Нам придется поразмышлять, чтобы понять, не из тех ли мы, о ком Иисус говорит как о не имеющих глубины, как о тех, кто подобен камню, на котором ничто не может пустить корни. Не из тех ли мы, кого Иисус называет флюгерами, кто неспособен оставаться на месте и дает течению времени себя унести, кто всегда зависим от общего мнения, от массы, кто спрашивает вечно, как «люди делают», что они «говорят» или «думают»; тех, кто не смог признать, что Истина превыше всего этого и ради нее стоит противостоять общему мнению? Не относимся ли мы к тем, в ком Слово заглушается терниями забот или удовольствий? А может быть, мы из тех, о ком Иисус говорит, что Слово не может в них проникнуть, потому что сатана уносит его; то есть из тех, кто больше не настроен «на одну волну» с Богом из-за того, что шум стал слишком оглушительным, чтобы можно было вслушаться в вечность, говорящую в безмолвии; и. кто в грохоте современного мира больше не в состоянии открыть слух Божественной вечности? Поэтому не должны ли мы всерьез задуматься о риске попасть в число людей, о ком Иисус говорит, что они прожили, не принеся плода, напрасно? Но плод зреет, говорит Господь, благодаря терпению остающихся на месте, какие бы ветры ни бушевали вокруг.

Быть пшеничным зерном Божиим

Есть и другая фраза в Евангелии, которую мы до сих пор оставляли в стороне, очень суровая фраза, находящаяся между самой притчей и ее разъяснением. Иисус говорит ученикам: «Вам дано знать тайны Царства Божия, а прочим в притчах, так что они видя не видят и слыша не разумеют». Довольно мрачные слова. Возникает впечатление, что в действительности сеятель Слова послан, чтобы ничего не достичь, чтобы потерпеть неудачу. На заднем плане как бы проступает здесь участь ветхозаветных пророков, судьба которых и в самом деле была отмечена провалом, поражением, бесполезностью их вмешательства перед лицом сильных мира сего — Иеремии, Исаии, у которого и взяты сами эти слова (Ис 6, 9). Чтобы понять это, нужно перейти от Евангелия от Луки к Евангелию от Иоанна, где есть такой стих: «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин 12, 24). А в главе 1 Христос назван Словом, Которое было в начале, Которое пришло в мир, но мир Его не принял; «а тем, которые приняли Его, дал власть быть чадами Божиими» (Ин 1, 12). Христос Сам есть Божественное пшеничное зерно, которое Бог заронил в глыбу этого мира. Христос Сам есть Слово вечной Любви, которое Бог сеет на земле. Он — пшеничное зерно, которому должно было умереть, чтобы принести плод. Когда через несколько минут мы будем совершать Евхаристию, мы будем держать в руках Хлеб Божий: Хлеб, Который есть Христос, Сам Господь; плод, который смерть умножила стократ, плод, ставший Хлебом всего мира. Так, для нас Евхаристический Хлеб — это знак Креста и в то же время знак великой и радостной жатвы Божией: он обращает наш взгляд назад, ко Кресту, к умершему пшеничному зерну. Но он обращает его и вперед, к Божественному брачному пиру, в котором будут участвовать многие народы, пришедшие с Востока и Запада, с Севера и Юга (см. Мф 8, 11); да, этот брачный пир уже начался здесь, в совершении святой Евхаристии, где людям всех рас и сословий дана благодать быть радостными сотрапезниками Божиими.

Самое прекрасное и самое благородное служение для священника — это возможность стать служителем священной Трапезы, возможность пресуществлять и раздавать этот Хлеб Единства. Для него этот Хлеб тоже будет иметь двойное значение. Прежде всего, он будет напоминать ему о Кресте: в конечном счете, он и сам должен так или иначе стать пшеничным зерном Божиим; он не может довольствоваться произнесением слов или совершением внешних жестов; он должен отдать часть своей крови. Его судьба связана с Богом. О том, что это означает, мы слышали из Послания: это означает всевозможное противостояние и внешние неудачи; это означает также внутреннюю муку от того, что не соответствуешь требованиям, что не оказался на высоте задачи, от сознания, что не являешься на деле этим самым пшеничным зерном, и это, может быть, самое подавляющее и тяжелое — ничтожество того, что тобой сделано в сравнении с величием миссии. Тот, кто осознает это, поймет, почему священник каждый день перед префацией говорит: «Молитесь, братья, чтобы моя и ваша жертва была угодна Богу, Отцу всемогущему». И он оставит праздную болтовню, а вместо нее услышит призыв нести святое Божественное бремя во всей его требовательности.

Но даже для священника пшеничное зерно напоминает не только о Кресте. И для него это знак радости Божией. Быть пшеничным зерном, служителем пшеничного зерна, Которое есть Сам Иисус Христос: вот что способно сделать человека счастливым в самой глубине его сердца. Благодать торжествует именно там, где слабость, как мы уже слышали из Послания Павла, который во всех бедствиях испытывает переполняющую его радость Божию. Не без смущения и благодарности священник обнаруживает, что его ничтожное слово вновь вызвало улыбку на устах людей, пришедших к последним часам своей жизни; видит, как благодаря его слову люди обретают в океане абсурда смысл, позволяющий им жить; и как люди с его помощью открывают славу Божию. Он видит, как Бог через него, столь слабого, совершает великие вещи, и счастлив оттого, что Бог удостаивает его, столь незначительного, такого сочувствия. И испытывая это, он одновременно понимает, что радостный брачный пир Божий, что этот плод, стократ умноженный, сам есть не только обетование будущего, но что это будущее — уже здесь, среди нас, в Хлебе, Который ему доверено освящать и раздавать. И он знает, что быть священником — это величайшее требование, но вместе с тем и самый большой дар, какой только может быть.

Так мы понимаем, для чего Церковь вкладывает сегодня в уста священника после святого Причастия молитву, которую он каждый день читает в бревиарии, молитву ветхозаветного псалмопевца: «Пойду я к жертвеннику Божию, к Богу радости и веселия моего» (Пс 42, 4). Попросим Бога, чтобы он ниспосылал в нашей жизни, всякий раз, как это необходимо, отблеск этой радости; чтобы он даровал священнику, впервые приближающемуся сегодня к алтарю Божию, глубокое и чистое сияние этой радости. Да озаряет она его и тогда, когда он в последний раз приблизится к алтарю вечности, где Бог, как мы веруем, будет радостью нашей вечной жизни и нескончаемой молодости.

Аминь.

II. ПРЕДАТЬСЯ ЕГО ВОЛЕ

Когда же приближались дни взятия Его [от мира], Он восхотел идти в Иерусалим; и послал вестников пред лицем Своим; и они пошли и вошли в селение Самарянское; чтобы приготовить для Него; но [там] не приняли Ею, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим. Видя то, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать. И пошли в другое селение. Случилось, что когда они были в пути, некто сказал Ему: Господи! я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел. Иисус сказал ему: лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову. А другому сказал: следуй за Мною. Тот сказал: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своиx мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие. Еще другой сказал: я пойду за Тобою, Господи! но прежде позволь мне проститься с домашними моими. Но Иисус сказал ему: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия.

Лк 9, 51-62

Евангелие безоговорочного призыва показывает нам, Кто есть Иисус, в зеркале образа Илии Пророка «Здесь больше Илии!» То, что сказано этими словами, проясняется и раскрывается шаг за шагом. Иисус появляется здесь как Тот, Кто в пути, с «лицом, обращенным к Иерусалиму»; Он приближается к дням Своего «взятия». Поскольку Он предназначен быть «восхищенным» в Божественную славу и одновременно должен пребывать в этом мире видимым присутствием, Ему нужно призвать учеников следовать за Ним.

Здесь следование за Иисусом имеет не тот общий смысл, который касается каждого человека и означает разделить свой путь с Господом; здесь «следовать» употреблено в особом смысле, предвосхищенном в Ветхом Завете Моисеем и Илией: в смысле служебного следования, преемственности в совершении определенной задачи, включенности в особую миссию. Поэтому речь идет о том, что позднее будет названо «апостольской преемственностью», священством Церкви.

Вот почему это евангельское чтение, будучи именно текстом о Тайне Иисуса, является вместе с тем текстом о служении священства. Он говорит с нами сегодня, когда мы видим длинную историческую вереницу тех, кто услышал и принял этот призыв: сегодня, когда нас так задевают и проблема будущего, и призыв настоящего.

Но вслушаемся в этот текст и прочитаем его шаг за шагом, наблюдая, каким образом на фоне образа Илии он дает проступить образу Иисуса, обращающегося к нам.

«Быть восхищенным»

Первое, что надо отметить, — это то, что Иисус приближается ко времени, когда Он «будет восхищен», как таинственно говорит Лука, вдохновленный Илией. В самом деле, что столь очевидным образом отличало фигуру Илии от всех других людей Божиих Ветхого Завета и ставило его рядом с Моисеем, а в каком-то смысле, может быть, и выше его, это как раз то, что он не сошел в преисподнюю, во мрак смерти, как другие люди, а был вознесен и остался живым в царстве живых. Это был человек, сохраненный для последних времен и, таким образом, ожидаемый в последний час.

Евангельский текст действительно представляет Иисуса как Того, Кто восхищен. Но огненную колесницу, на которой Он возносится, видит не только Елисей: вся История устремила на нее взор (как мы слышали в чтении: «Воззрят на Того, Которого пронзили»). Однако колесница эта, по правде говоря, очень отличается от того, что могли вообразить себе люди, ожидающие чего-то драматического, какого-то необычайного знака от Бога.

Вот стояния этой колесницы: Гефсиманский сад, Каиафа, Пилат, Крестный Путь, Голгофа. Вот каким образом восхищен Иисус. То, на чем Он возносится и входит, если можно так сказать, во врата Неба — это Крест, или, скорее, сила Его созидающей любви, которая нисходит вплоть до смерти и тем самым переступает границу между Небом и Землей. Его колесница — распятая любовь, а Крест несет на себе не только Илию, отныне он создан для всех нас. Мы можем дать вознести себя вместе с Ним в обетование жизни и в победу над смертью.

Сравнивая Илию и Того, «Кто больше», понимаешь этот странный эпизод на горе Хорив, оставшийся непонятным для самого Илии, когда он открыл, что Бог — не в огне и не в буре, а в тихом веянии, в легком и едва уловимом знаке доброты и любви. Вот что еще грандиознее, чем буря Илии: новая колесница, которая уносит не только его, но всех нас Всем нам показано, как открывается затворенная дверь в жизнь; как человек может восходить ввысь, к Тому, Кто говорит: «В доме Моем обителей много».

Огонь возрождающий

Затем появляется второй факт: Иисус посылает впереди Себя двух «сынов громовых», Иакова и Иоанна, чтобы они приготовили жилье в Самарии, на пути в Иерусалим. Но поскольку самаряне отвергают Иерусалим, они не предоставляют крова пришедшим странникам. Для Иисуса вновь подтверждается, как в начале, что нет для Него «места в гостиницах». На этой земле Ему негде приклонить голову, повсюду он нежеланен.

Об Илии сказано, что он трижды призывал огонь небесный на тех, кто противостоял ему и хотел его арестовать, чтобы огонь пожрал их. Это было одним из самых великих проявлений его могущества, этот огонь, который действовал по его повелению как сила суда. Поэтому и сыновья Заведеевы ждут — и справедливо, вроде бы — что Тот, Кто больше Илии, низведет огонь на Самарию и даст этому негостеприимному городу и его обитателям почувствовать Свой суд. Но и здесь ответ Иисуса совершенно иной. Чтобы понять его, нужно сопоставить этот текст с восьмой главой Деяний Апостолов, где Лука доносит до нас окончательный ответ Иисуса.

После мученической смерти Стефана молодая христианская община вынуждена была бежать далеко от Иудеи. Она начала становиться Вселенской Церковью именно тогда, когда ей пришлось отправиться в неизвестные и затерянные края.

И вот прибывают посланники, говорящие, что диакон Филипп приехал в Самарию, проповедовал там Слово Иисуса, и те, кто не принял земного Иисуса, теперь говорят Ему «да» и открываются Благой Вести веры. Исполненный радости, Филипп доносит в Иерусалим, что Самария приняла веру. Туда отправляется Иоанн, на этот раз вместе с Петром; они возлагают руки на новообращенных и передают им Духа Святого. Они дают Пятидесятнице повториться в этом месте, и именно это и есть огонь, которым отвечает Иисус: огонь Пятидесятницы, пламя Его преобразующего Слова, в котором заключена сила Его милосердия и обновления и которое открывает людей, до тех пор живших в несогласии друг с другом, ко взаимной любви, проживаемой во имя Его. Новый огонь — не истребляющий.

Огонь, который Он хотел зажечь в мире, — это сила Святого Духа. Огонь происходит от Креста, он открывает сердца людей и дает им новую надежду, новый путь, новую жизнь. И, как мы уже говорили, каким хрупким кажется этот огонь по сравнению с силой истребления Илии, но насколько же он его выше! Потому что власть истреблять — невеликая вещь. Это очень просто. Подлинная власть — это способность созидать, давать жизнь, открывать сердца, преобразовывать. Вот огонь Иисуса, Его суд для новой жизни.

Выйти из себя самого

Отсюда мы приходим наконец к третьему пункту: к призыву следовать. Иисус встречает трех человек, и во всех ответах, как и в Его собственном, раскрывается, что значит «следовать», что значит «священство». Прежде всего, поразительно уже то, что человеку, приходящему к Нему и желающему за Ним следовать, он дает отрицательный ответ.

Это значит, что следование за Иисусом — назовем спокойно вещи своими именами: священство — не есть что-то, что мы сами себе обеспечиваем. Его нельзя представлять себе как своего рода страховку на всю жизнь, обеспечение заработка, средство достичь социального положения. Нельзя просто выбрать его как нечто, в чем мы находим безопасность, дружбу и защиту, как личный замысел, согласно которому мы хотели бы построить свою жизнь. Это никогда не может быть средством к существованию, личным выбором. Правильно понятое священство невозможно ни взять на себя самому, ни стремиться к нему для себя. Оно может быть только ответом на Его волю, на Его призыв.

Он всегда требует от нас, чтобы мы оставили своеволие, спонтанные идеи самореализации, идеи о том, что мы могли бы из себя сделать и что хотели бы иметь, и чтобы мы сами отдались воле Другого и дали ей себя вести, в том числе и туда, куда нам не хочется. Там, где нет этой основополагающей воли отдаться воле Другою, чтобы стать с нею одним целым, дать вести себя туда, куда мы не рассчитывали идти, — там мы не вступили по-настоящему на путь священства, и оно, скорее всего, закончится самыми плачевными результатами. Священство предполагает мужество, позволяющее сказать «да» воле Другого, ответить на призыв Другого и, конечно, все больше утверждаться в уверенности, что, отдавшись этой воле, мы не уничтожены, не сломлены, но что, какими бы ни были помехи на которые наталкиваются внутри нас принятые нами предложения, только так мы проникаем в истину нашего подлинного существа. Потому что так мы ближе к себе самим, чем когда привязаны к себе. Следовать за Иисусом, сказать «да! я здесь, я готов» — всегда Пасхальное событие, потому что оно связано со взятием креста и следованием, с выходом из самого себя, с сопротивлением чисто эгоистическим привязанностям, с проблемой личного воздаяния; оно имеет отношение к свободе, которую нам дает прыжок в неизвестность воли Другого, неизвестность, которая, по сути, есть нечто самое знакомое и близкое нам. Мы знаем это благодаря Кресту и Воскресению: именно воля и могущество в действительности несут мир и нас.

Не пропустить час

Второй человек, встречающий Господа, приводит возражения, которые, безо всякого сомнения, разумны. Он хотел бы похоронить отца, а заодно заняться своими личными делами, чтобы спокойно привести их в порядок и лишь затем передать кому-то другому. Только тогда он вернется к Иисусу. Но кто знает, когда это будет! Останется ли в нем еще сила, чтобы подняться и следовать за Иисусом?

Здесь мы ясно видим, что ответ на призыв Иисуса превыше всего и требует полной отдачи. Другими словами: что он должен стоять на первом месте и что он охватывает все наше бытие в целом. Нельзя довольствоваться тем, что отдашь часть себя, часть своего времени и своей воли. Действуя таким образом, мы не отвечаем на призыв, столь великий, что это требование действительно заполняет жизнь только тогда, когда оно принято полностью.

Но это означает как раз то, что приходит минута, когда Иисус Христос зовет, и нельзя медлить, рассчитывая так: «Да, я хочу, но сейчас это для меня слишком опасно. Прежде я должен сделать то-то и то-то». Можно пропустить этот момент своей жизни и из-за подобных оговорок упустить ее суть, оказавшись перед невозможностью наверстать упущенное. Есть час для призыва, час, когда перед нами встает выбор, и он даже еще важнее, чем то, что мы себе представляли, или чем то, что кажется само по себе абсолютно разумным. «Разумность» Иисуса и Его призыв — прежде всего. И мужество отодвинуть то, что нам кажется таким разумным, на второй план по отношению к более важному, есть решающее условие не только в первый момент, но постоянно, на всех этапах пути. Таково условие, позволяющее действительно стать близкими Ему.

Иметь мужество держаться у самого огня

Третий человек в этом евангельском отрывке тоже хочет покончить с делами, которые осталось обустроить дома Он тоже не отдает сразу все свое время, и ему сказано, как и другим: «Ты нужен Мне весь полностью». Священство не терпит ни утаенного для себя времени, ни разделенного сердца. Оно требует, чтобы человек отдал себя самого, а не только часть своего времени или способностей.

Это снова возвращает нас к Илии, великому примеру, прекрасно резюмирующему все это. Елисей хотел бы стать его преемником; и Илия говорит ему: «Это трудно! Ты сумеешь им стать, только если сможешь остаться здесь, когда я буду восхищен, если сможешь остаться близко от огня». И Елисей смог. То, что мы слышим в призыве Иисуса идти за Ним, воплощает эти слова Илии в реальности: следование за Христом требует мужества держаться рядом с Его огненной колесницей, с огнем, который Он низвел на Землю, чтобы тот возгорелся. Существуют слова Иисуса, переданные Оригеном: «Тот, кто близко Меня близко огня». Тот, кто не хочет сгореть, в ужасе отшатнется. Согласие следовать за Христом предполагает мужество отдаться этому огню страстей, который есть вместе с тем спасительный огонь Святого Духа.

Только если мы способны находиться рядом с этим огнем, если мы даем ему охватить нас, мы сможем возжечь его на земле, этот огонь жизни, надежды и любви. Суть призыва всегда в этом: в необходимости быть готовыми к тому, что огонь охватит нас, превратит в горящие угли сердца, пламенеющие силой Его Слова. Если мы прохладны и скучны, мы не сможем зажечь в этом мире огонь, не сможем принести силу обращения.