Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Тайна острова Белого Дьявола






 

В ней рассказывается о необычайном, загадочном приключении Матиуша.

Однажды, решив обследовать остров, он взял револьвер и отправился в путь. Переплыв залив, высадился в том месте, где в море впадает речка, и углубился в чащу.

Стыдно жить на таком маленьком острове и не знать, что он из себя представляет.

Как раз накануне Матиуш читал книгу, где описывалось отважное, опасное путешествие к Северному полюсу.

«Смельчаки отправляются в путешествие в края вечных льдов и вечной ночи, рискуя ради науки жизнью. Стыд и позор тем, кто не знает свой город, свою страну, остров, на котором живет, – подумал он. – Авось туземцы меня не съедят, если я повстречаюсь с ними в лесу. А для защиты от диких зверей у меня есть револьвер. Во всяком случае, в лесу сражаться со зверями легче, чем с волком в канализационной трубе.»

Идет, идет Матиуш, а лес становится все гуще. Над головой – зеленый полог, который не пропускает солнечных лучей, и вокруг царит полумрак. Понизу растет густой кустарник. Вьющиеся растения так все переплели, что каждый шаг стоит больших трудов. Впрочем, спешить некуда. За спиной у него рюкзак, провизии хватит на целый день. Дормеско привык к его частым отлучкам и не станет волноваться.

Идет Матиуш, и чем больше на пути препятствий, тем с большим упорством он их преодолевает. Вначале сквозь чащу пробивался порой солнечный луч, а потом все погрузилось в зеленый сумрак. Шум моря сюда не доносится. Тихо, даже птиц не слышно.

Он почувствовал усталость и присел отдохнуть. Подкрепился хлебом и сыром. «А вдруг я заблудился?» – внезапно пришло ему в голову. Об этом следовало бы подумать раньше, но Матиуш был неопытным путешественником.

Он не испугался, но ускорил шаг. «Остров невелик, – успокаивал он себя, – и если идти все время в одном направлении, непременно выйдешь к морю. В крайнем случае вернусь той же дорогой, отыщу ее по следам, примятой траве, обломанным веточкам.»

Но следы шли в разных направлениях. Наверно, тут пробегали звери. Человеческий след от звериного легко отличить на песке или на снегу, но не в такой чащобе.

Матиуш идет дальше, чутко прислушиваясь к малейшему шороху, озираясь по сторонам. «Как же это я компас забыл взять? – недоумевает он. – С компасом не заблудишься: он показывает, в какую сторону идти.»

Пришлось опять немного отдохнуть и перекусить, – не потому, что уж очень есть хотелось, а просто рюкзак оттягивал плечи. И дальше – в путь. Так шел он до самого вечера.

«Видно, придется заночевать в лесу. Надо подыскать подходящее дерево да посмотреть, не облюбовала ли его ненароком змея». Конечно, ночлег в лесу – дело рискованное, но для Матиуша опасность не в диковинку.

Усталым, неторопливым шагом двинулся Матиуш дальше, и вдруг до него донеслись какие-то странные звуки: не то плач, не то пение, не то зов на помощь.

«Может, мне чудится?»

Крадучись пошел он в том направлении, откуда слышались звуки. Деревья расступились, и он оказался на поляне. Посередине на холмике возвышалась каменная башня – широкая у основания и сужающаяся кверху.

«Что это?»

Странные звуки – не то жалобное пение, не то стон, несомненно, доносились из башни.

«Посмотрим, что там такое».

Матиуш обошел вокруг башни, но входа не обнаружил. «Надо подать сигнал». И выстрелил в воздух. В ответ послышалось эхо, и снова тишина.

Матиуш остановился в растерянности. Вдруг большущий камень сам сдвинулся с места, и за ним открылось отверстие, как бы вход.

Удивленный Матиуш подошел поближе и заглянул внутрь. В башне было семь лестниц, одна на другой, и каждая упиралась в выступ стены. И еще Матиуш заметил: у нижней лестницы перекладины поставлены близко, у второй – реже, у третьей – еще реже. У первой лестницы ступеньки толстые, прочные, но чем выше, тем они тоньше, и неизвестно, выдержат ли вес человека.

И вдруг Матиуш видит: сверху быстро и ловко, как акробат, спускается человек в полотняном балахоне, подпоясанном веревкой. Интересно, как он не запутался в длинном балахоне и не упал?

Перед обомлевшим Матиушем остановился отшельник с длиннющей бородой и посмотрел на него таким скорбным взглядом, каким не смотрел даже сам Печальный король.

«Наверно, какой-нибудь неудачливый реформатор», – подумал Матиуш.

Старик поднял руку, и сделалось темно. И из темноты послышалось многоголосое пение, хохот, рыдания, крики. Матиуш увидел светящийся циферблат с медленно движущимися стрелками – часовой и минутной.

Как завороженный смотрит Матиуш на часы, глаз не может отвести, а в ушах отдается звон. И неведомо, долго это продолжалось или нет.

Вдруг совсем низко, у самой земли, зажегся зеленый огонек и осветил крышку люка. Отшельник наклонился и легко, как пушинку, поднял ее. Под ней оказалась лестница, конец которой терялся во тьме. Отшельник стал спускаться вниз, Матиуш – за ним.

Долго спускались они все глубже и глубже под землю и наконец очутились в узком проходе с низкими сводами. Проход вывел их на берег моря, к тому месту, где Матиуш привязал свою лодку.

Отшельник молча указал на нее рукой и исчез в зарослях.

Матиуш первым делом зачерпнул рукой воды из речки и напился: у него пересохло во рту. Потом в изнеможении опустился на землю. «Что все это значит?»

Много раз, вспоминая впоследствии этот удивительный случай, он спрашивал себя:

«Может, мне это приснилось?»

Но нет, это был не сон. Он отчетливо помнил, как привязал лодку и углубился в лес. И тропу, по которой шел, тоже хорошо запомнил. Потом он не раз ходил по ней в поисках башни отшельника. Несомненно, он целый день проплутал по лесу. И в рюкзаке не хватали, ровно столько припасов, сколько он съел. Он помнит, где он дела, привал. Может, он заснул в лесу? Но ведь он как раз искал дерево подходящее для ночлега. Ну хорошо, допустим, заснул. Тогда каким же образом он очутился на берегу возле своей лодки? У Матиуша было еще два неоспоримых доказательства того, что это ему не приснилось: пыль на ботинках (в проходе, как во всех подземельях, под ногами были пыль и песок) и порванный рукав. Он зацепился за гвоздь, когда спускался по лестнице.

Потом, когда Матиуш читал толстую книгу о необитаемом острове Белого Дьявола (это о ней упоминал на заседании учитель географии в черном фраке), он на 476-й странице наткнулся на такое место:

«Корь истребила почти все население острова, а немногие уцелевшие ушли в леса. Белым на острове делать было больше нечего. Торговец с семьей перебрался в южноафриканские колонии, учитель уехал в Индию. И на острове остался один старичок-миссионер. Что сталось с ним потом, неизвестно. По всей вероятности, он умер, так как был очень стар.»

 

Матиуш ни словом не обмолвился о своем приключении: неприятно рассказывать, когда наперед знаешь, что тебе не поверят. Потом он не раз пытался найти поляну, на которой стояла одинокая башня отшельника. Тщательно обследовал и лесистый берег в поисках подземного хода, которым старик вывел его к морю. Но так ничего и не нашел. Приключение осталось его тайной. И Матиуш не сомневался: это был не сон, ведь у него имелись неоспоримые доказательства.

 

XVIII

 

Плохо, когда просыпаешься утром и не знаешь, что делать днем. На день-два занятия всегда найдутся. Но когда свободного времени много, необходимо иметь план. И вот Матиуш составил распорядок дня и план на неделю вперед.

Через день после обеда он будет ездить на маяк. По четыре часа в день читать, ежедневно писать дневник, по часу играть на скрипке. Кроме дневника, будет писать воспоминания и в отдельную тетрадь записывать ошибки, которые совершил, когда был королем. Час – рисовать: это тоже пригодится. И еще научится фотографировать. У полковника Дормеско есть фотоаппарат и альбом с фотографиями. В альбоме наклеены снимки всех мест, где он побывал, всех войн, в которых он участвовал, и всех людей, с которыми был знаком. Поэтому Дормеско так хорошо все помнит. А Матиуш многое забыл.

Посещения маяка тоже должны измениться. До сих пор получалось, будто он приезжает только затем, чтобы привезти детям гостинцы.

Не успеешь вылезти из лодки, как Ала запускает обе руки в карман и выгребает конфеты. Ало стоит в стороне и молча ждет. Забрав все, что предназначалось для нее и для брата, Ала требовала:

– Еще! Дай еще!

Было неприятное ощущение, будто подарков слишком мало, но необитаемый остров не столица, где разве что птичьего молока не хватало.

Выходит, дети ждали не его, а подарков. И с пустыми руками он мог бы вообще не приезжать.

И Матиуш решил заниматься с детьми. Ало он научит читать и писать. А вот как быть с Алой? Картинки, которые он привозит, быстро ей надоедают, и она требует новых.

Матиуш вспомнил, что, когда он был маленький, мама строила с ним дворцы из кубиков, из песка или глины, делала ему садики из цветов и листьев и рассказывала чудесные сказки. И еще она рисовала ему картинки. Мамины картинки ему нравились больше, чем в книжках: они были понятней. Мама играла с ним в прятки, пела песни. Много интересного придумывала она, но что именно, Матиуш забыл. Ведь это было так давно!

Значит, чтобы учить маленьких детей, надо самому знать очень много. С Ало ему будет гораздо легче.

Так и оказалось. Ало быстро научился читать. Напишет карандашом: «пес», «песок», «Петя», «перо» – и прочтет. С арифметикой дело пошло еще лучше: Ало скоро уже считал до ста, и Матиуш мог играть с ним в лото и домино.

Только с Алой беда! Вечно она им мешала. Сядут они играть в домино, и она сует первую попавшуюся костяшку, а если ей не позволить, начинает злиться.

– Смотри, Ала, – говорит Матиуш, – вот тут одна точечка, а тут – пять. Найди такую же и положи.

У Алы есть косточка и с одной точкой, и с пятью, но она хватает ту, где две двойки, кладет и еще спорит, что верно.

– Смотри, – терпеливо объясняет Матиуш, – ведь здесь две точечки. Ну посчитай сама: одна и одна – две.

– Одна, две, – как попугай, повторяет Ала, а потом ни с того ни с сего рассердится и разбросает все. – Матиуш плохой, Ало плохой. Ала пойдет к деде.

И бежит жаловаться, что ее обижают.

Еще хуже было, когда они играли в лото. Але непременно хочется выиграть, но как это делается, она не понимает. Ало выкликает, например, «четырнадцать», а ее это словно не касается. Хорошо, если она хоть один раз правильно закроет. А то ей надоест, она расставит фишки как попало и кричит, что выиграла.

С рисованием дело обстояло чуть получше. Дашь ей лист бумаги, она быстро-быстро накалякает что-то и кричит: «Готово! Дай еще!» А вот палочки и кружочки ни в какую не хочет рисовать.

Мальчикам приходилось прятаться от нее, но на голой скале нелегко найти укромное местечко. Случалось, Матиуш выходил из себя.

Быстро бегать Ала не умела: побежит, шлепнется и хнычет. Больше всего любила она, когда Матиуш ей что-нибудь рассказывал. Вытаращит глазенки, рот разинет – думает, бедняжка, так понятней.

А Матиуш разговаривает с ней, как со своей канарейкой. Да, да, не удивляйтесь, Матиуш часто беседовал с канарейкой. Посадит ее на палец и спрашивает, помнит ли она королеву, короля, дворец в столице, Стасика, Еленку, Клу-Клу. А канарейка склонит набок головку, будто хочет сказать, что помнит. Иногда в ответ защебечет или запоет. Но понимает она Матиуша или нет, неизвестно.

С канарейкой разговаривает он примерно так:

– Сейчас поменяю тебе водички, насыплю свежего песочка, и опять у тебя будет чистенько. Салата свеженького дам.

А с Алой так:

– Ала вытрет носик, и он снова будет чистый. Сейчас Ала даст мне карандашик, я нарисую маяк, и у нас получится красивая картинка. Ала отнесет ее дедушке. Ала хорошая девочка, и дедушка обрадуется. Дедушка скажет: «Ала хорошая девочка, Ала принесла дедушке картинку».

И так без конца одно и то же. Но Ала внимательно слушает и не перебивает – видно, ей это не надоедает.

«У малышей тоже должны быть права, – думает Матиуш. – Но как сделать, чтобы им было весело и в то же время они не мешали старшим играть или делать уроки?»

Теперь понятно, почему короля Пафнутия и вообще взрослых раздражают дети. Наверно, они им мешают, как малыши – ребятам постарше. И взрослые считают детей глупыми.

Может, Ала, как канарейка, понимает что-то и знает, только выразить не умеет. Матиуш забыл, о чем он думал, когда был маленький, поэтому и не понимает Алу.

Ала ведь не всегда капризничает. Иногда она присмиреет, уставится своими глазенками куда-то вдаль и вздыхает. А то уцепится за руку Матиуша, долго, пристально смотрит ему в глаза и тяжело вздохнет. Или вздрогнет вдруг всем телом, будто от испуга. Или начинает отдавать Матиушу свои игрушки. Отдает и приговаривает: «На, на, на!» Раздаст все, разведет ручонками и радостно воскликнет: «У Алы ничего нет! Ничего нет!» И при этом веселится, хлопает в ладоши, прыгает, хохочет.

«Маленькие дети похожи на зверюшек», – записал Матиуш в дневнике.

Хорошо, что у него есть возможность наблюдать за маленькой девочкой. В приюте стоило ему подойти к малышам, как ребята постарше поднимали его на смех, отпускали обидные шутки и какой-нибудь глупой выходкой расстраивали игру. Считалось, только дурак может возиться с мелюзгой.

Зато здесь, на необитаемом острове, Матиушу никто не мешает делать, что ему заблагорассудится.

Одно только его беспокоит: ведь дети разные и не все похожи на Алу. Во время войны их роту разместили в деревне, по четыре, по пять человек в избе. В доме, где Матиуш прожил две недели, был маленький мальчик – ровесник Алы. Но какой он был тихий! Сидит, бывало, целыми днями возле печки, смотрит широко раскрытыми глазенками и молчит, редко-редко пролепечет что-то. И никогда не хныкал, не путался под ногами, не приставал, и личико у него было грустное-грустное… Матиуш тогда еще подумал: «Наверно, у Печального короля было в детстве такое лицо».

В приюте дети тоже были разные: тихони, у которых вечно глаза на мокром месте, и крикуны, которым не больно, но они нарочно выдавливают из себя слезы и ревут, ябеды и драчуны. Как-то раз Матиуш увидел, как дерутся двое мальчишек. «Совсем как на войне. Бывает, дерутся двое ребят, а бывает – целые народы. И тогда, наверно, те, кто не участвует в войне, тоже стоят в сторонке и посмеиваются.»

Какие разные, непохожие люди на свете! И сколько надо всего узнать про них, про вещи, про разные явления. Небось взрослые короли и те не знают всего. Поэтому так трудно быть реформатором.

Матиуш, например, почти ничего не знает про старших мальчиков. А ведь это они первые взбунтовались против его реформ.

Большие мальчики называют ровесников Матиуша «щенками» и корчат из себя взрослых. У них есть свои тайны, которые они ревниво оберегают от младших. Чуть что, пускают в ход кулаки. Важничают, задирают нос, а малышей замечают только когда им что-нибудь от них надо. Но часто они берут у малышей вещи без спроса. А запротестуешь, они тебя же отругают или ударят. Они грубияны, и с ними лучше не связываться. Даже шутки у них обидные: или высмеют перед всеми, или гадость какую-нибудь подстроят, или больно ударят. Один раз большой мальчик вежливо попросил у Матиуша ручку. А когда Матиуш перед уроком пришел за своей ручкой, тот велел ему убираться вон и даже замахнулся.

А Матиушу попало от учителя за то, что он явился на урок без ручки.

В СОВЕТ ПЯТИ

от короля Матиуша Первого Реформатора

с необитаемого острова Белого Дьявола

Прошу Совет Пяти сменить на острове стражу. У солдат на родине остальсь жены и дети. Прошло уже пять месяцев, и они тоскуют, а ведь они не узники. По-моему, это несправедливо. Я не хочу, чтобы из-за меня страдали люди. Поэтому очень прошу сменить стражу. И еще прошу прислать на остров не взрослых, а больших мальчиков. Здесь есть лодка, можно купаться, ходить в походы – им не будет скучно. А потом они тоже смогут уехать.

С уважением,

король Матиуш Реформатор.

Прошение короля Матиуша читал. Возражений не имею.

Полковник Дормеско.

 

…Сначала Матиуша сердило, что по любому пустяку надо обращаться в Совет Пяти Королей, которые считались его опекунами. Но со временем он привык и нашел в этом даже свои преимущества. Записываешь в блокнот все, что тебе надо, потом пишешь прошение, отдаешь полковнику Дормеско, он прикладывает печать, и с первым же пароходом конверт отправляют.

Матиуш написал уже сорок три прошения и не получил ни одного отказа. У него даже есть револьвер, потому что он не узник, а приехал сюда по доброй воле.

Прошение отправили, и Матиуш с нетерпением стал ждать, когда приедет смена.

На другой день после того, как отправили прошение, стряслась беда: внезапно умерла канарейка. Она была уже старая и последнее время сидела нахохлившись, не пела, редко вылетала из клетки, не хотела купаться в мисочке. Ела тоже мало – клюнет раз-другой, а остальное разбросает кругом. Матиуш видел это, но надеялся, может, выздоровеет.

Когда канарейка умерла, он вспомнил, что накануне вечером у нее был особенно жалкий вид. Она разевала клюв и закрывала глазки – будто задыхалась, и дрожала от холода. Встревоженный Матиуш пытался согреть ее своим дыханием. А наутро видит: канарейка лежит на боку, ножки вытянула, но головкой еще вертит и один глаз открыт. Матиуш схватил ее в руки – она твердая, как камушек; стал дуть в клювик: думал, поможет. Потом кинулся было к Валентию, но понял, что это бесполезно.

«Теперь у меня никого нет на свете», – с тоской подумал он и занялся похоронами.

Прежде всего вырезал из золотой бумаги корону: ведь канарейка была не простая, а королевская. Потом оклеил небольшую коробочку изнутри зеленой бумагой, положил на дно немного ваты, листьев, а на них – канарейку. Матиуш делал все это незаметно, украдкой, словно стыдился. Хотя чего стыдиться? Канарейку подарила ему покойная мама, клетка с птицей много лет стояла в кабинете покойного отца. Значит, это особая птица, с ней связаны воспоминания о родителях. А память о родителях чтут не только короли.

Из двух коробочек Матиуш соорудил катафалк и привязал веревочку. Потом завернул все в бумагу и вышел из дома. Он направился к утесу, который высился на берегу моря, чтобы отдать последний долг другу, разделявшему с ним изгнание. На середине горы, где дорога была ровней и откуда никто не мог его видеть, он опустил катафалк на землю, поставил на него гроб и потянул за веревочку. Ноша для рук легкая, а для сердца – тяжелая.

Похоронить канарейку Матиуш решил на самой вершине под деревом, откуда открывался красивый вид на море. И, вспомнив, что в старину могилы павшим воинам копали палашами, он вынул из-за пояса скаутский нож и вырыл ямку. Уже опустив в нее коробочку, Матиуш подумал: а вдруг произошло чудо и канарейка ожила? И чудо произошло, только другое: над головой послышались громкие, звонкие трели. Это канарейки – вольные обитатели острова прощались с несчастной пленницей.

Матиуш сделал из камешков холмик. Когда все было готово, он еще раз взглянул на могилу, и сердце у него сжалось от тоски.

Ему припомнилось кладбище в далекой столице, где похоронены его родители. И сам, не зная зачем, он сделал еще две могилы, потом вспомнил Кампанеллу, и появился четвертый холмик.

Через несколько дней Матиуш огородил свое кладбище камнями. Теперь он еще больше полюбил это место на вершине горы и проводил там долгие часы, играя на скрипке и предаваясь раздумьям.

Дни шли за днями, и Матиуш, занятый своими делами, позабыл про сорок третье прошение. Но однажды в бухту вошел корабль и стал на якорь. Солдаты, узнав, что они возвращаются на родину, ошалели от радости. Даже всегда спокойный, сдержанный Валентий опрокинул чайник с кипятком, разбил фарфоровую статуэтку, которая стояла у Матиуша на письменном столе, и потерял ключи от кладовой, так что в тот день обедали на час позже. О других и говорить нечего: от радости они совсем потеряли голову – мечутся, спешат, словно боятся, что времени не хватит на сборы. А какие сборы у солдата, когда все его имущество – деревянный чемоданишко, миска да ложка?

В пять часов к Матиушу явился ординарец Дормеско и по всей форме доложил, что полковник просит его принять.

Матиуш не узнал Дормеско: вместо обычного халата на нем был парадный мундир, грудь колесом, руки по швам. Ничего не скажешь – бравый воин.

«Неспроста это». И Матиуша кольнуло недоброе предчувствие.

– Ваше королевское величество, разрешите попрощаться с вами.

– Как, и вы меня покидаете?

– Вот приказ. – Дормеско протянул Матиушу сложенную бумагу.

Матиуш прочел приказ, и ему стало грустно. Жаль расставаться с добродушным, покладистым соней, который не вмешивался в его дела и без единого звука подписывал все прошения в Совет Пяти.

Неизвестно, кого-то еще пришлют вместо него.

 

XIX

 

Новый комендант – уланский ротмистр маркиз Амарий был сослан на остров Белого Дьявола в наказание: этот красавец и забияка, за одну ночь трижды дрался на дуэли и вдобавок оскорбил генерала. Его сопровождало трое взрослых – два писаря и адъютант, и десять подростков для несения караульной службы.

РАПОРТ № 1.

Согласно желанию вашего королевского величества, для несения караульной службы прибыло десять подростков. Комендантом острова по приказу Совета Пяти назначен я.

Маркиз Амарий.

 

– гласил первый рапорт маркиза. Матиуш, пробежав глазами рапорт, написал внизу: «Читал».

Жизнь на острове переменилась. В комнате рядом с Матиушем разместились подростки. Маркиз поселился в домике, где раньше жили солдаты. Теперь Матиуш ежедневно получал из гарнизонной канцелярии по нескольку бумаг: циркуляров, приказов, инструкций. Надо было их читать и подписывать.

«Ваше величество, бумага из гарнизонной канцелярии!» Эти слова будили его по ночам, внезапно раздавались за его спиной в лесу, на берегу моря.

Матиуш два дня терпел, а на третий вызвал к себе ротмистра.

Тот явился и, даже не поздоровавшись, плюхнулся в кресло и закурил сигару.

– Господин ротмистр, я вызвал вас по делу! – строго сказал возмущенный его развязностью Матиуш.

– Тогда я загляну попозже, когда вы наденете мундир, – небрежно бросил ротмистр и направился к двери.

У Матиуша от этой неслыханной наглости потемнело в глазах.

– Надевать мундир я не стану, – проговорил он прерывающимся от гнева голосом, – и предупреждаю вас: ни читать, ни подписывать ваших бумаг я не желаю. Я не узник и не обязан вам подчиняться. Полковника Дормеско…

– Полковника Дормеско здесь больше нет, – перебил его ротмистр. – После полковника Дормеско не осталось ни квитанций, ни счетов, и вообще он даже не удосужился составить план острова. На вопрос: «Обитаем ли остров?» – полковник Дормеско тоже не сумел ответить. Полковник Дормеско выполнял свои служебные обязанности из рук вон плохо. Донесение об этом уже готово и в ближайшее время будет отправлено по назначению. Все пожелания вашего величества, если они не противоречат инструкции, будут неукоснительно выполняться. Спорные вопросы подлежат решению Совета Пяти. В случае несогласия с чем-нибудь вы имеете право жаловаться в Совет Пяти. Брать пример с полковника Дормеско я не намерен. Честь имею кланяться!

Матиуш остался один. За стеной послышался сдавленный смех.

«Это они надо мной смеются, – подумал Матиуш. – Ну и пусть.»

Ротмистр каждый час слал на подпись циркуляры, приказы, инструкции, и Матиуш, не читая, отсылал обратно. Утром и вечером ротмистр собственной персоной являлся осведомиться о здоровье Матиуша. Тот в ответ молчал.

Перед тем как устроить учения, ротмистр присылал к Матиушу своего адъютанта.

– Ваше величество, разрешите устроить учения? – спрашивал адъютант.

– Не разрешаю! – отрезал Матиуш.

Так продолжалось пять дней. Но вот прибыл корабль, который доставил на остров работников. По приказу ротмистра они стали ремонтировать ему жилище. В лесу застучали топоры, завизжали пилы.

К дому ротмистра пристроили крылечко, соорудили беседку и еще какие-то постройки неизвестного назначения. С утра до вечера – суета, беготня, крики и ругань. Никакого покоя.

Матиуш потихоньку выскальзывал из дому. Одинокие прогулки, лодка, занятия с Ало и Алой, скрипка стали ему во сто крат дороже.

Он понимал: это только начало. И спокойно ждал развития событий. Ротмистр делал вид, будто забыл о его существовании. Зато канцелярия работала вовсю: до позднего вечера два писаря сидели, низко склонившись над столом, и что-то строчили. Присылаемые на подпись циркуляры, распоряжения, приказы день ото дня становились все длиннее. Но Матиуш по-прежнему не читал их.

Еда с каждым днем становилась хуже. Раньше финик или инжир были для Матиуша просто лакомством, а теперь он пропал бы без них.

Однажды Матиушу совсем не принесли обеда. Он не придал бы этому значения, если бы не слова, услышанные из-за перегородки:

– Они ссорятся, а мы тут из-за них с голоду подыхай.

Матиуш постучал в стену: так он вызывал своего адъютанта.

– Вы сегодня обедали? – спросил он явившегося на зов парня.

– Никак нет, ваше величество! Кухня уже три дня не работает. Господин ротмистр не имеет права выдавать провизию без подписи вашего величества.

Матиуш облачился в мундир и велел позвать ротмистра.

– Прошу прислать мне на просмотр все бумаги из канцелярии, – заявил он ротмистру.

– Слушаюсь, ваше величество!

Через пять минут перед Матиушем лежал приказ о выдаче обеда. Матиуш немедленно подписал его.

А через десять минут в соседней комнате прогремело троекратное «ура» и застучали ложки.

Когда Матиушу принесли обед, он отказался есть: и аппетит пропал, и времени не было – на столе возвышалась груда бумаг. Среди них была и жалоба на полковника Дормеско. Матиуш начал читать ее, и на лбу у него выступил холодный пот.

Сколько стульев, столов, кроватей, простыней, тарелок, ножей должно быть на острове, неизвестно. Куда девались мыло, молоко, конфеты, книжки и игрушки, тоже неизвестно. По полученным сведениям, у детей смотрителя маяка много краденых вещей короля. Среди бумаг не обнаружено ни одной квитанции, расписки или счета. Помещения грязные и обшарпанные, непригодные для жилья. Солдаты делали что хотели, никакой дисциплины…

 

Но это еще не все, кроме жалобы на Дормеско, имелись три жалобы на Матиуша. Читая их, можно было подумать, что они продиктованы заботой и состраданием к малолетнему королю-изгнаннику.

Вот первая:

Здоровье короля оставляет желать лучшего. Он раздражителен и угнетен. Отказывается читать и подписывать бумаги, чем осложняет работу канцелярии. Не разрешает проводить учений…

 

Вторая жалоба гласила:

Король заплывает на лодке далеко в море и возвращается усталый и подавленный. Он взбирается на высокую гору, откуда можно упасть и разбиться насмерть. Бродит также в одиночку по лесу, где водятся дикие звери, ядовитые змеи и, возможно, живут людоеды.

 

Король позволяет своей охране шуметь до поздней ночи, – говорилось в третьей жалобе. – Дикие крики мальчишек оглашают остров. Сорванцы украли у работников пилу и два топора. С подростками, как известно, вообще трудно справиться, поэтому я слагаю с себя всякую ответственность за дальнейшее…

 

Действительно, мальчишки в соседней комнате шумели, курили, ругались, затевали драки. Ни о какой игре на скрипке не могло быть и речи, даже спать по ночам стало невозможно. Матиуш хотел попросить их вести себя потише, но раздумал: авось сами поймут, что это нехорошо.

Матиуш вообще ни разу ни с кем не разговаривал и даже не знал их по именам, за исключением своего адъютанта, Филиппа.

Этот Филипп, рослый, здоровый парень, не нравился Матиушу. Вроде бы послушный, является по первому зову, щелкает каблуками, но при этом у него как-то неприятно бегают глаза. Внешне все в порядке, ни к чему не придерешься, но однажды Матиуш увидел на стене его тень – она грозила ему кулаком и показывала язык.

В первую минуту он не поверил своим глазам. Но, кроме них, в комнате никого не было. Значит, это могло относиться только к нему. «За что он меня ненавидит?» – недоумевал Матиуш.

Матиуш не раз слышал через тонкую стенку, как Филипп орал на товарищей:

– Тише! Не мешайте королю спать! Как вы смеете, хамы, беспокоить короля!

Матиуш не понимал: к чему так кричать, когда через перегородку все слышно. Филипп как-то странно растягивал букву «р». Получалось «кор-р-роль», – и Матиушу чудилась в этом издевка.

Матиуш старался поменьше сидеть в комнате, поменьше бывать возле дома. Но взбирался ли он на свою скалу или плыл на маяк, его не покидала мысль о том, что теперь предпринять. Написать в Совет Пяти? Но о чем? Если попросить, чтобы все было по-старому, они скажут: он сам не знает, чего хочет. Может, потолковать с мальчишками? Сказать, что он хочет с ними дружить? Нет, зачем кривить душой. Ведь это неправда, его нисколько не привлекает дружба с этими грубиянами.

Они нарочно через замочную скважину пускают к нему в комнату табачный дым. До него долетает их шепот и сдавленный смех. Уж лучше шум и ругань, чем насмешки. Матиуш то и дело слышит: «он», «король», «Матиуш». Время от времени шушуканье и смешки прерывает громкий издевательский голос:

– Молчать, скоты! Как вы смеете мешать кор-р-ролю! Кор-р-роль хочет спать!

 

XX

 

Жизнь на острове изменилась до неузнаваемости.

В следующий раз корабль привез топографов снять план острова. Потом приехали две художницы делать зарисовки с натуры. Потом – доктор. Он осмотрел Матиуша, написал что-то на листочке бумаги, сел на корабль и уехал. Потом стали строить отдельный дом для канцелярии. Откуда-то появились духовые трубы. На них умели играть писаря, несколько плотников и двое подростков. И вот как-то вечером заиграл оркестр и начались танцы. Танцевали ротмистр, топограф и две приезжие женщины. А Матиуш, лежа в постели, заплакал.

Ему вдруг стало грустно, что нет больше полковника Дормеско и Валентия, который мог ответить на любой вопрос. Сделалось так тоскливо и горько, что, если бы не дети с маяка и не кладбище на вершине скалы, он оделся бы и убежал в лес. А там отыскал бы башню отшельника или к дикарям ушел. Он не сомневался: они прячутся в чаще.

И вдруг Матиуш почувствовал, что кто-то ползет по одеялу.

«Наверно, мышь», – подумал он.

Но нет, зверек оказался покрупней мыши, рыжий, с белыми лапками и коротким хвостом. И на шее у него висела цепочка, а на цепочке болталось что-то круглое. Это был орех, а в нем – письмо от Клу-Клу.

Дорогой Матиуш, – писала она, – чует мое сердце, тебе плохо на необитаемом острове. Я давно о тебе ничего не слышала, потому что у нас с белыми великая война. Бум-Друма убили. Я теперь, как и ты, сирота.

 

Дальше следовало подробное указание, как вложить ответ в ореховую скорлупу, как заклеить ее, чтобы не размокла бумага, когда крысенок поплывет обратно.

«Значит, этот зверек вроде почтового голубя».

В ответ Матиуш написал, чтобы Клу-Клу не беспокоилась, что ему живется хорошо. Долго ли он еще пробудет на острове, неизвестно, пусть пишет ему почаще.

На кладбище прибавилась еще одна могила.

«Если рядом с родителями похоронена канарейка, значит, может покоиться и мой чернокожий друг», – подумал Матиуш и, раздвинул ограду из камешков, расчистил место для могилы Бум-Друма.

«Раз, два, три, четыре, пять», – сосчитал Матиуш, сел в лодку и поплыл на маяк.

Дети встретили его как-то особенно приветливо, хотя гостинцев он им не привез. Ему ничего не хотелось просить у ротмистра, который встал сегодня с левой ноги и орал на всех без разбора. Ало подарил ему красивую ракушку, Ала – гладкий, круглый камень-голыш. Матиуш чувствовал, что никогда больше сюда не приедет и сохранит эти подарки на память о детях.

Ала ни разу за весь день не плакала, не капризничала. Ало прочел вслух «Красную Шапочку» и сделал только одну ошибку. Матиушу тяжело было расставаться с детьми. Остаться бы здесь, на маяке, а они там пусть делают что хотят.

Однако пришлось возвращаться. Входит Матиуш к себе в комнату, а там сидит ротмистр.

– Ах, как хорошо, что вы наконец вернулись, ваше величество! А то я уже беспокоился. Эй, Филипп!

Филипп тотчас вырос в дверях и вытянулся в струнку.

– Гони всех вон из комнаты, ясно? Комнату запри на ключ, а ключ отдай мне, ясно? Если кто вздумает подслушивать под дверью наш тайный разговор с его величеством, шкуру живьем сдеру, ясно? Можешь идти!

За стеной послышалась возня – это ребята поспешно выходили из комнаты. Филипп отдал ротмистру ключ.

– Дорогой кузен, – начал ротмистр, когда они остались вдвоем, – я хочу жить с вами в дружбе и умоляю простить меня!

Сказал – и бух перед Матиушем на колени.

– Сейчас же встаньте! Я не святой, чтобы передо мной становиться на колени. Объясните, в чем дело.

– Дорогой кузен, я праправнук Елизаветы Сумасбродной, родной тетушки Генриха Свирепого. Итак, мы с вами родственники. Поэтому Печальный король не возражал, когда выбор пал на меня. Вот увидите, я буду послушный и смирный, как овечка. А обед я не выдал вам в тот день потому, что люблю во всем порядок. Но я получил тайное предписание, и теперь мы будем жить в дружбе. А если вы не простите меня, я… – И вместо слов маркиз приставил к виску револьвер

– Хорошо, я тоже хочу жить с вами в дружбе! – в испуге воскликнул Матиуш.

Ротмистр кинулся ему на шею. Он был пьян.

Матиуш согласился бы на все, лишь бы ротмистр поскорей ушел. Но не тут-то было! Пьяный маркиз решил излить перед ним душу.

– В жилах моих течет королевская кровь. А я незаслуженно страдаю. За что, спрашивается? Разве мог я не драться на дуэли, если меня оскорбили? И генерала обругал справедливо. Подумаешь, дураком его обозвал! Ведь это чистейшая правда. Ну скажите сами, дорогой кузен, дурак он или нет?

– Дурак, дурак, – с готовностью подтвердил Матиуш.

– А разве я мог не драться на дуэли?

– Конечно, нет!

– За что же, спрашивается, меня сослали сюда?.. – роптал маркиз и опять приставил револьвер к виску. – У меня есть тайное предписание от Печального короля. Оно гласит: «Выполнять все пожелания Матиуша, словно они исходят от меня». Вот оно… Нет, не то. У меня есть и другой приказ… «Я послал на остров доктора, пусть осмотрит Матиуша и напишет, что он не в своем уме. Мы опубликуем это в газетах – и дело в шляпе» – это пишет Молодой король. Вот, дорогой кузен, какие друзья у нас, у членов королевской фамилии!

– Молодой король никогда не был моим другом! – возразил Матиуш.

– Ну ладно, а Клу-Клу… Нет, не Клу-Клу, а этот прохвост с маяка. Прикидывается другом-приятелем, а сам сколько игрушек перетаскал у вашего величества! Две головоломки, Петрушку, четыре книги, шесть цветных карандашей. А кто за это будет расплачиваться? Я! У меня ломаного гроша нет за душой, хотя в жилах моих течет королевская кровь. Но происхождение обязывает платить долги. Вот прикончу Дормеско, а потом застрелюсь сам.

– Дорогой кузен, – сказал Матиуш, желая его успокоить, – ведь я сам подарил детям игрушки.

– Вы слишком великодушны, ваше величество. Вы молча страдаете, вы не ропщете, но я-то все знаю. Эти юные мерзавцы шумят по ночам и не дают вам спать. Курят папиросы (если бы папиросы, а то отвратительные вонючки!) и через замочную скважину пускают к вам в комнату дым. Бросают мух в королевский чай, напускают в королевскую постель блох. Они украли два топора и полфунта гвоздей. А кто за это должен отвечать? Я! Несчастный праправнук королевы Елизаветы!..

Матиуш с трудом отнял у него револьвер и уложил спать на свою постель. Потом впустил через окно мальчишек и велел им не шуметь, сказав, что у ротмистра болит голова.

Матиуш совсем обессилел. Он был огорчен и подавлен. Еще бы! Сразу на него обрушилось столько неприятностей!

Значит, вот почему в чае были мухи!

Значит, доктор приезжал, чтобы объявить его сумасшедшим.

Значит, вот почему его кусали блохи!

Значит, за все пропажи ротмистр должен расплачиваться из собственного кармана?

А кто платит за содержание Матиуша, который ничего не делает? Ведь все эти поездки, корабль, маяк обходятся, наверно, недешево.

И правда ли маркиз его родственник?

Неужели во всем мире нет такого острова, куда не приплывали бы корабли и где он, Матиуш, был бы совсем-совсем один?

Матиуш понял: долго ему на необитаемом острове не жить. Когда он задумал убежать из тюрьмы, его одолевали иные чувства: тревожно замирало сердце, голова раскалывалась от дум, он торопился, волновался. А теперь ничего похожего. Он нисколько не беспокоится, не волнуется. «Поживем – увидим, – рассуждает он, – может, изменится что-то к лучшему».

Он положил на стол ракушку, которую подарил ему Ало, и камешек – подарок Алы. И сразу позабыл обо всех бедах. Чудесная ракушка, другой такой нет на свете. И хотя на берегу тьма-тьмущая ракушек, но эта особенная, ее дал ему Ало. «На, возьми за то, что выучил меня грамоте», – сказал он.

И второго такого камешка нет на свете. Ему подарила его Ала и улыбнулась. Разве найдешь на свете такой камешек, у которого в середке запрятана улыбка Алы…

Глухая ночь, а Матиуш сидит на стуле. Лечь некуда – кровать занята.

Я думал, – записал Матиуш в дневнике, – что ротмистр злой, а он, оказывается, несчастный человек. Может быть, если бы Молодой король выложил мне все, что он думает, и я не таил бы от него своих мыслей, мы бы не враждовали.

 

И еще он написал:

Хорошо бы иметь башню в дремучем лесу.

 

И еще написал:

Какие разные бывают на свете люди.

 

Написал, уронил голову на стол и заснул.

 

XXI

 

Матиуш не разговаривал с ребятами, потому что не знал, как с ними обращаться. Ему хотелось жить с ними, как когда-то с Фелеком. Но не хотелось, чтобы они говорили ему «ты». Раньше – другое дело: настоящий король может позволить по отношению к себе такую вольность. Наверно, и тогда это было неправильно. А говорить им «вы» тоже не хотелось. Вот и поди разберись, как тут быть.

Но однажды Матиуш лицом к лицу столкнулся с самым тихим и симпатичным из ребят. Он тоже часто ходил на берег моря, но не рыбу ловить, а просто так, посидеть. И всякий раз, заметив Матиуша, уходил, боясь помешать.

Сошлись они на узкой тропинке: отступать некуда, да и поздно.

– Добрый день! – сказал Матиуш.

– Добрый день!

– Хорошо в лесу.

– Да. Тихо.

– Раньше на острове всюду было тихо. Это только теперь так стало. А вы любите тишину?

– Люблю.

– А почему же у вас всегда так шумно?

Вопрос, видно, затронул больное место. Мальчик промолчал: не хотел осуждать товарищей.

– Как вас зовут?

– Стефаном.

– Как моего отца.

– Знаю, по истории проходили.

Слово за слово, завязался разговор, и Матиуш о многом узнал. Стефан, оказывается, из бедной семьи. Отец его остался без работы, и ему пришлось ехать сюда, чтобы помочь семье. К тяжелой работе он непригоден: у него больное сердце. И все жалованье он отсылает домой.

– Скучаете?

– Немного скучаю. Но ничего не поделаешь, надо сидеть здесь.

– Ну, а другие?

– Про всех не скажу – не знаю. Один – сирота, в военным оркестре служил. Другой – сын портного, их дома девять человек. Нужда страшная. Еще один приехал в город из деревни, учиться хотел, но нигде не смог устроиться. Одного парня отчим из дома выгнал. А про других не знаю.

«В самом деле не знает или не хочет говорить? Какие разные на свете люди», – подумал Матиуш.

– Послушайте, Стефан, вы курите? – неожиданно спросил Матиуш.

– Нет, не курю.

– А вам не мешает дым?

– Да как сказать? Немного мешает, – промямлил Стефан.

– Знаете что, спите у меня в комнате.

– Спасибо, ваше величество. Лучше не надо.

– Почему?

– Дразнить станут.

– За что?

– Скажут – неженка, подлиза…

– Кто скажет? Все?

– Не все, но найдутся такие.

– Ну и пусть, а вы не обращайте внимания.

– Да нет, неприятно это. Спасибо, ваше величество.

И по всему видно, что ему не терпится уйти. Матиушу стало грустно.

– Почему вы хотите убежать?

– Увидят ребята – задразнят.

– А так разве не дразнят?

– За что им меня дразнить? – буркнул Стефан неприязненно и зашагал прочь.

У Матиуша сделалось тяжело на душе: жаль парня.

Как быть?

Домой возвращаться неохота, в лесу тоскливо, а на берегу постоянно шатается кто-нибудь из ребят.

«Съезжу-ка я на маяк», – решил Матиуш.

Пошел к лодке, смотрит – весел нет. Матиуш – к ротмистру жаловаться. Так, мол, и так, весла пропали.

– Сейчас найдутся, – сказал ротмистр. – Позвать сюда стражу!

– Что вы хотите делать?

– Морды бить!

– Я протестую!

– Тогда сидите без весел.

Идет Матиуш домой, голову повесил, сгорбился, а навстречу Филипп.

– Ваше величество, одно весло нашлось: в кустах валялось.

– А второе?

– Второго пока нет. Но я спрошу у ребят, может, найдется

– Послушай, Филипп, а не ты ли взял весла?

– Я?! – Филипп сделал удивленное лицо. – Чтоб мне с места не сойти, чтоб у меня руки-ноги отсохли! Клянусь здоровьем, я тут ни при чем.

Но чем больше он клялся, тем меньше Матиуш верил ему.

Филипп стал бегать, суетиться, расспрашивать. Словом, изображал усердие. А вечером Матиуш услышал за стеной его грубый голос.

– Это ты, Стефан, весла стащил? Ты будешь воровать, а я за тебя отвечать должен? Погоди у меня, ворюга!

Матиуш напряг слух: ждал, что скажет Стефан. А он ничего, промолчал.

На другой день пропала и лодка. Оборвалась цепь, и ее унесло в море. Разве найдешь утлую лодчонку в безбрежном море? Ало и Ала ждут не дождутся Матиуша, а он не приедет ни сегодня, ни завтра – никогда.

Воротился Матиуш домой, сложил вещи в рюкзак. «Схожу в последний раз на утес, а ночью в путь. Чему быть, того не миновать.»

Взбирается Матиуш на гору, а на душе неспокойно. Неужто опять какая-то беда стряслась? Матиуш прибавил шагу, словно спеша предотвратить несчастье или спасти кого-то. Так и есть! Матиуш поймал на месте преступления Филиппа: он топтал его кладбище.

И тут произошло нечто такое, чего Матиуш не ожидал от себя. В голове у него помутилось, в глазах зарябило, руки сами сжались в кулаки. Филипп схватил его за руку, но Матиуш вырвался. Он был очень сильный. И потом, разве удержишь человека, если он разозлится? Филипп несколько раз увернулся от удара. Матиуш – цап его за куртку и давай лупить, даже запыхался. Филипп изловчился и опять поймал Матиуша за руку, но через минуту Матиуш опять замолотил кулаками. Тогда Филипп размахнулся, и – трах! – Матиуш получил первый удар. Это как бы уравняло их. Теперь Матиуш получил право драться по-настоящему, потому что до сих пор Филипп только увертывался, а сам кулаки в ход не пускал. С удвоенной силой накинулся Матиуш на противника, но тот отскочил. Тогда Матиуш отступил на шаг, прыгнул, подмял его под себя и давай бить по лицу, по голове… Но Филипп тоже не остался в долгу: на Матиуша обрушился град ударов. Матиуш обхватил его за шею и стал лягаться, бодаться. Потом опять влепил ему оплеуху, одну, другую, и в ответ получил два удара кулаком в грудь. Тогда он размахнулся и… промазал. Размахнулся еще раз – и как даст ему в нос!

Хлынула кровь.

– На! – Матиуш протянул Филиппу носовой платок.

Распухшая физиономия Филиппа расплылась в улыбке.

– Вот не думал, что короли умеют так молотить кулаками, – сказал он, покачивая головой.

Матиуш почувствовал: лед тронулся, и стал терпеливо ждать, что будет дальше.

– Коли так, выложу все начистоту! Чего таиться? Дым в замочную скважину я пускал. Часы тоже я испортил. Я горстями бросал мух в суп, я украл весла и лодку. Я нарочно делал назло, пакостил, мстил, потому что меня самого всю жизнь обижали.

И Матиуш узнал, что Филиппа, когда ему было десять лет, отдали за воровство в исправительный дом. Там ему жилось очень плохо. Он голодал, его били все, кому не лень: надзиратель, сторож, мастер, ребята постарше. Слабые прислуживали сильным. Кто посильней, набедокурит, а вину свалит на слабого. Сильные отнимали у слабых хлеб, сахар. Там научился он играть в карты, курить, сквернословить. Там привык делать исподтишка гадости, врать, выкручиваться, жульничать.

– А что я сделал тебе плохого? Почему ты меня обижал?

– Сам не знаю. Просто зло брало, что на свете есть короли и воры. И потом захотелось проверить, правда ли короли добрые, или это враки. Вот, думаю, наябедничает король ротмистру, и нам всыплют.

– Но, значит, и тебе тоже?

– Подумаешь, дело какое! Это только с непривычки неприятно.

– Филипп, ты на меня не сердишься за то, что я тебя избил?

– Да разве это битье? Только в нос бить не полагается.

– Я не знал.

– Понятно. Драка – тоже искусство. Бить надо больно, но так, чтобы следов не было.

– Послушай, Филипп, у меня к тебе просьба: не приставай к Стефану.

– А почему он такой рохля? К нему пристают, он не защищается. Это кого хочешь из себя выведет.

– Он болен.

– Ну и что? Язык-то у него есть? А то выходит, будто он нос задирает, ни во что меня не ставит.

– А если он не умеет защищаться?

– Пусть научится.

– А если он не захочет?

– Пусть не упрямится.

– Значит, не можешь мне пообещать, что оставишь его в покое?

– Ну ладно! Черт с ним!

Мальчики пожали друг другу руки.

– Смотри не забудь, – сказал Матиуш на прощание.

Матиуш оставил ротмистру записку и просил не искать его. Он не пленник, не узник и волен сам распоряжаться своей судьбой. А для Совета Пяти это далее выгодней: не придется деньги тратить. Ротмистр сможет вернуться домой. Пусть считают, что Матиуша нет в живых.

Написал Матиуш записку и отправился в путь. Ночь, темень, а он идет куда глаза глядят.

С собой он взял только самое необходимое и направление выбрал такое, чтобы в случае погони его не нашли. Он пошел вдоль реки, но не по берегу, а лесом. Слишком удаляться от реки тоже нельзя, потому что без воды не обойдешься.

Лес густой. В такой чащобе нелегко обнаружить беглеца. Нырнешь в кусты, погоня в пяти шагах пройдет и, если не отзовешься, ни за что тебя не заметит.

Много ли, мало он прошел, Матиуш сам не знал. Там, где приходилось продираться сквозь чащу, он продвигался медленнее. А где лес был реже, шел побыстрее. Спешить было некуда. Он свободен, и бояться ему нечего. Похоже, на острове нет ни диких зверей, ни ядовитых змей. И голод ему не страшен. Он знает из книжек, какие плоды съедобны, у каких растений сок сладкий – не отличишь от сахара, какие грибы можно есть, какие корешки по вкусу напоминают морковь и салат.

И спать на деревьях очень удобно – даже лучше, чем на кровати. Густые лианы, оплетая деревья, образуют уютные люльки – зеленые и душистые. Они упругие, как пружинные матрацы. И не упадешь, даже если во сне перевернешься с боку на бок. Правда, один раз он все-таки упал на мягкий кустарник, но только слегка руку оцарапал.

Сначала Матиуш задался целью найти башню отшельника. Но потом раздумал: «Зачем? Ясно, как дважды два – четыре, что отшельник не пожелал с мной иметь дело: выпроводил, не промолвив ни слова».

И он идет себе не торопясь. Как-то целый день провел на одном месте. Несколько раз со стороны реки до него доносились звуки погони. А то казалось, он слышит звук трубы. «Ну что ж, если вам нравится, поиграйте со мной в прятки. Надоест – вернетесь.»

Первую неделю Матиуш записывал, сколько дней он в пути. А потом бросил. К чему это? Пусть день проходит за днем. Если ждешь чего-то от будущего, тогда это не безразлично, а Матиуш уже ничего не ждал.

Но маленький смышленый крысенок-почтальон все-таки разыскал беглеца. Матиуш очень обрадовался. Смешно, у маленькой зверюшки больше ума в носу, чем у людей в голове.

На отважного почтальона в пути совершили нападение – отгрызли лапку, и он хромал. Матиуш промыл и перевязал рану.

Дорогой Матиуш! – писала. Клу-Клу. – Я послала тебе уже сто почтовых орехов, а ответа все нет. Если ты не очень далеко, то должен был получить по крайней мере десять писем. По подсчетам наших жрецов, из десяти крысят девять гибнут в пути. В море их пожирают рыбы, на суше – звери. И только один из десяти добирается до цели. Напиши, где ты и нужна ли тебе помощь. Не посылай крысенка в обратный путь, пока не убедишься, что он отдохнул.

Твоя навеки Клу-Клу

 

Матиуш лечит маленького почтальона и ждет, когда он даст знать, что готов в путь. Промывать рану больно, а зверек лижет Матиушу руку и моргает глазками, словно благодарит. Жалко Матиушу расставаться с маленьким другом – с ним не так одиноко в дремучем лесу.

Суп из мелко нарезанных листьев, кореньев, плодов, заправленный сладким соком, напоминает по вкусу компот из яблок и груш Матиуш стряпает, а крысенок сидит, как белка, на задних лапках, смотрит и ждет. Ночью он забирается к Матиушу в рукав, а нос выставляет наружу. И всю ночь дерг-дерг носиком, будто телеграфирует Клу-Клу.

 

 

С Матиушем он ничего не боится: ковыляет за ним на трех лапках или на плече у него сидит. А когда остается один, при малейшем шорохе забивается под лист и только кончик носа высовывает, словно проверяет, нет ли опасности.

Наконец рана у крысенка зажила. Матиуш написал Клу-Клу письмо, вложил в ореховую скорлупу, заклеил и для пробы повесил крысенку на шею. Но тот запищал и так жалобно посмотрел на Матиуша, что он поспешил снять цепочку с шеи. Значит, нет еще сил для путешествия или он чует опасность. Пищал ли крысенок в прошлый раз или нет, Матиуш не помнил. Он тогда не дорожил маленькой зверюшкой, поэтому не обратил на это внимания.

Если к маленьким и беззащитным относиться бережно, с любовью, они тебе все расскажут, даже камень и ракушки заговорят. Недаром Матиуш разговаривает с ракушкой, которую подарил ему Ало, и с камешком Алы. Наверно, крысенок тоже хочет что-то сказать, потому так забавно и подергивает носиком. «А что, если сначала послать его на маяк?» – подумал Матиуш.

Между тем маленький почтальон стал выражать беспокойство: ночью вертится в рукаве, вздыхает, днем ему тоже не сидится на месте – скачет на трех лапках и отказывается от еды. Наверно, дает понять, что отдохнул и пора уже в путь. Матиуш написал детям, что у него украли лодку, и он больше не приедет. И в тот же день к вечеру получил ответ, но бумага намокла (видно, орех был плохо заклеен), и Матиуш с трудом разобрал всего несколько слов.

«Жалко… занимаюсь сам… искали… ждем…»

Матиуш поцеловал письмецо и спрятал в карман, где лежали фотография мамы, засохший листик салата – последний, который клевала канарейка, со следами ее клюва, – ракушка и камешек.

Но маленький почтальон не успокоился. Разве несколько миль для него расстояние? По-прежнему он вертится под ногами, пищит, ищет орех. Значит, пора ему в путь-дорогу. Без маленького друга Матиуш сильнее ощутил свое одиночество. И чтобы заглушить тоску, он ускоренным маршем двинулся вверх по течению реки. Шел он, шел – и вдруг видит озеро; посреди озера – островок, а на нем три туземца черпают воду кокосовой скорлупой.

Матиуш ни чуточки не испугался, наоборот, даже обрадовался. И стал махать белым платком в знак мира, а туземцы смотрят и ничего не понимают.

Только на третий день один туземец сел верхом на бревно и, отталкиваясь шестом, подплыл к берегу. Это был парламентер. Он привез Матиушу металлическую пуговицу, обгоревшую спичку, обрывок черной нитки и пробку. Матиуш понял: они предлагают ему выкуп, чтобы он их не трогал.

Так состоялось его первое знакомство с туземцами. Скоро Матиуш подружился с ними и перебрался на остров. Туземцы полюбили его, окружили почетом и не позволяли ничего делать. У Матиуша была пропасть свободного времени, и, лежа на берегу, он думал о всякой всячине. Вот чудно! Искал уединения на необитаемом острове и не нашел. И только на островке посреди этого острова обрел покой. Будто за высокой крепостной стеной укрылся.

Теперь он без помех размышлял о ротмистре, Стефане, Филиппе. Хорошо бы записать кое-что в дневник, но осталась только одна тетрадка и полкарандаша. Поэтому писать обо всякой ерунде нельзя. Надо экономить бумагу. Не то что в школе: накалякают на целой странице или вырвут листок и сделают голубя.

«Амарий – добрый или злой? Может ли Филипп исправиться? Почему у туземцев, среди которых я живу, нет никакого оружия – ни стрел, ни луков?»

И он записал в дневнике:

Люди бывают спокойные и беспокойные.

 

Спокойные – это Дормеско, мама, мальчик, которого Матиуш видел в хате во время войны. Туземцы, церемониймейстер, канарейка, Кампанелла – тоже спокойные.

А Фелек, ротмистр, Ала, Филипп, Молодой король, Клу-Клу и сам Матиуш – беспокойные. Беспокойные люди затевают войны, а спокойные подчиняются им. Поэтому Печальный король, вопреки своей воле, вынужден был воевать. И маленький почтальон-крысенок тоже беспокойный, но по-другому, чем, например, лев. Он приносит пользу. И Матиуш тоже.

Беспокойные люди, – писал дальше Матиуш, – бывают добрые и злые. Если на свете будет много беспокойных и добрых, это хорошо. А если много беспокойных и злых, это плохо.

 

А если бы на свете были только спокойные люди, что тогда? Матиуш послюнявил карандаш. На коленях у него лежит раскрытая тетрадь, но как на это ответить, он не знает. А вокруг на корточках сидят его друзья-туземцы и не сводят с него глаз, словно понимают: он занят важным делом.

Матиуш любит их и жалеет.

 

XXII

 

Чем кончились переговоры на Фуфайке, Бум-Друм не знал. Но до него дошли слухи, что Матиуша сослали на необитаемый остров. Ему было невдомек, что Матиуш поехал туда добровольно. И он страшно рассердился на белых королей за предательство. Какое свинство! Притворились, будто не сердятся, а сами тайком вызвали корабли! Ну ладно, негры провинились, но Матиуш-то при чем? Он спас им жизнь, а они вот как его отблагодарили!

И Бум-Друм объявил войну всем белым королям. Объединились племена с севера и юга, с запада и востока и пошли войной на белых во спасение Матиуша.

У диких племен нет ни книг, ни газет. Вести передаются из уст в уста, каждый прибавит что-нибудь от себя, и так рождается легенда.

На этот раз сочинили вот что: белые похитили с неба молнию, поэтому они такие сильные. А Матиуш решил отдать молнию неграм. Белые короли проведали об этом, испугались и бросили Матиуша в тюрьму. Но убить его они не могут: он могущественней их. И будто бы Матиуш обещал неграм в награду за освобождение власть над молнией. И тогда негры станут сильные-сильные, сильней белых. Кто говорил, война будет страшная, кто – не очень.

Другая легенда гласила: негры один раз победили белых королей и те лежали связанные по пять человек в куче. Все было бы хорошо, если бы не злодей из племени Тха-Гро, который съел королеву Кампанеллу. Матиуш страшно рассердился, призвал молнию и помог белым королям расправиться с неграми. И теперь, чтобы искупить свою вину, они должны освободить Матиуша.

Из края в край мчатся гонцы. Мчатся через леса, реки, пустыни и горы. Из края в край несется боевой клич:

– Братья, к оружию! Поднимайтесь против белых!

В селении остались женщины, дети да немощные старики. Мужчины ушли на войну.

Белые короли узнали о войне раньше, чем все негры. Сначала они струсили, но, поразмыслив, пришли к выводу, что это даже к лучшему: по крайней мере раз и навсегда разделаются с чернокожими. И белые короли договорились между собой, кто сколько даст солдат и кораблей. Кто посильней, выставил пятнадцать тысяч, а кто послабей – по пять или по десять.

Корабли подплыли к Африке, солдаты вырыли окопы и ждут. А надо сказать, что белое войско состояло из самых отъявленных негодяев, пьяниц и воров. «Проиграем войну, тоже не беда, избавимся от бездельников и хулиганов. А неграм до Европы все равно без кораблей не добраться», – рассуждали белые короли.

И закипел страшный, кровопролитный бой. Перед битвой обманщики-жрецы объявили: в кого попадет пуля, тот не умрет, а просто упадет на землю и на другой день проснется силачом и великаном и одним пальцем одолеет белых. Будто это сам Матиуш сказал.

Бедные негры поверили. И что тут началось, невозможно передать. Раненых не было. Все стремились быть поскорее убитыми. В регулярной армии солдатам запрещается бесцельно рисковать жизнью. Нет приказа идти в атаку – ложись на землю или прячься в окопы. А негры лезли прямо под пули.

Белые видят, что негры не оказывают сопротивления, и идут в атаку. Одних только вождей погибло в этом бою около пятидесяти, и среди них Бум-Друм.

Но этим дело не ограничилось. Вслед за мужьями пошли воевать жены. И опять закипел бой. Эта битва вошла в историю под названием «Битвы черных женщин».

Белые короли испугались: этак всех негров можно истребить, а без них туго придется. Где тогда взять какао, финики, инжир, бильярдные шары из слоновой кости, галоши, страусовые перья, касторку?.. Не будет корицы, ванили, попугаев, красивых раковин, черепаховых гребней. Белые получают от негров большую выгоду. Касторка, правда, очень невкусная, зато приятно играть в бильярд, и шляпы со страусовыми перьями любят носить модницы, и пироги с ванилью намного вкусней. И вот белые короли решили прикинуться этакими благородными рыцарями: вы, мол, съели Кампанеллу, а мы ваших дам обижать не станем.

И тогда произошло самое страшное: Клу-Клу повела в бой детей. Да, это было ужасно! Половина детей, не дойдя до моря, погибла в пути.

Бедный Матиуш! У него сердце чуть не разорвалось от горя, когда он увидел голодных, больных, несчастных детей, потерявших всякую надежду на спасение.

Но откуда же там взялся Матиуш?

А вот послушайте. Еще перед битвой женщин Клу-Клу получила от него почтовый орех и тотчас послала четырех гонцов, приказав им выкрасть Матиуша с необитаемого острова. Почтовая крыса привела их прямо к Матиушу. Двоих гонцов по пути съели акулы, но двое благополучно добрались до острова. В пяти милях от него они оставили лодки и добрались до берега вплавь. Причем плыли они под водой, дыша через тростинки. Клу-Клу опасалась, как бы их не заметила стража. Она ведь думала, что Матиуш узник.

Бедный Матиуш! Как ему не хотелось покидать тихое убежище и расставаться с гостеприимными туземцами! Но ничего не поделаешь, случилась беда: из-за него, во имя его и ради него гибнут люди. И Клу-Клу призывает его на помощь. Бум-Друму не поможешь: он убит, но нужно спасти Клу-Клу и чернокожих друзей.

Две недели ушло на приготовление к побегу. Пришлось испортить маяк, чтобы было совсем темно, сделать весла и спрятать на берегу моря. Когда все было готово, они отправились в путь.

Туземцы очень огорчились, но Матиуш подарил им жестяную коробочку, кружку, четыре картинки, колечко, пряжку от пояса и увеличительное стекло. «Как, столько сокровищ задаром?!» – недоумевали они.

Ночь выдалась темная.

– Как вам удалось испортить маяк? – спросил Матиуш.

– Очень просто. Акул около острова нет. Мы подплыли к берегу, выставили из воды тростинки и прождали так часа два. Когда смотритель маяка пошел с детьми ловить рыбу, мы перерезали провода там, где ты велел. А на столе оставили письмо.

Матиуш заранее написал его, боясь, как бы старый моряк не заподозрил, что это проделки Ало.

Темень. Море спокойное. Матиуш сел на руль, негры налегли на весла. Если будет сопутствовать удача, через два дня они доберутся до берега, а там пересядут на царских слонов.

Темень. Тишина. Лодка быстро скользит по волнам. И в памяти Матиуша всплывают проведенные на острове дни. Он понимает: пережитые радости и горести безвозвратно канули в прошлое. Больше не будет времени наблюдать за муравьями, швырять камешки в море и рассказывать сказки маленькой Але.

Впереди его ждут тяжкий труд и невзгоды.

 

XXIII

 

Как только Матиуш прибыл, его отвели к Клу-Клу в королевский шатер. И хотя от усталости он еле держался на ногах, Клу-Клу в ту же ночь поведала ему о том, что произошло. Да ему и так все было ясно

Лагерь несчастных детей представлял собой ужасающее зрелище Есть нечего, отовсюду несутся плач и стоны больных. Идти дальше нет сил, а оставаться на месте – верная гибель. Кто мог, давно убежал, а остальные уповают на Матиуша.

– Помнишь, Клу-Клу, как ты гонялась за белкой по деревьям? А как Антеку зубы выбила, помнишь?

– Помню, – безучастно ответила девочка и даже не улыбнулась.

Когда веселый человек грустит, это особенно тяжело.

Они долго сидели молча.

– Сколько в лагере детей?

– Не знаю. Часть погибла в пути, часть разбежалась.

– Как, по-твоему, продержитесь вы еще неделю?

– Должны продержаться.

– Надо действовать. Нечего терять даром время. Скорей в город, где есть телеграф! И вызвать на помощь белых.

– А они согласятся?

– Другого выхода нет. Если они проявили великодушие в битве с черными женщинами, значит, пожалеют и детей.

– Поступай, как знаешь. Я ничего не могу придумать.

Негритята увидели, что Матиуш уходит, – и в слезы.

– Помоги! Не покидай нас! – кричали они.

Матиуш влез на дерево, чтобы всем было видно.

– Не бойтесь, я вас не оставлю, – сказал он. – Я еду за помощью и через недельку, а может, дня через три вернусь. Чем скорей я отправлюсь в путь, тем раньше прибудет помощь.<






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.