Действия 1620—1621 гг.

В начале 1620 г. гетманом Войска Запорожского вместо П. Сагайдачного был избран Яков Бородавка, который присту­пил к подготовке массированных вторжений на турецкое побе­режье. В феврале уже сообщали о будто бы подготовленных к походу почти 300 чайках. С ранней весны начались интенсив­ные казачьи военно-морские действия, которым не смогли по­мешать османские попытки перекрыть выход из Днепра.

М.С. Грушевский полагает, что запорожская флотилия, хо­дившая в этом году к Босфору, отправилась в море в июле. По мне­нию Ю. Третяка, казаки появились недалеко от Стамбула в конце июля или начале августа нового стиля, т.е. между 10 и 31 июля ста­рого стиля. Эти датировки подтверждаются одним из писем, адре­сованных Томашу Замойскому, от 14 (4) августа 1620 г., где гово­рится, что в конце июля (между 10 и 21 июля старого стиля) казаки под начальством Я. Бородавки двинулись в 100 челнах на турецкие владения, и цитируемой ниже дипломатической депешей¹.

О казачьем набеге или набегах 1620 г. сообщали в депеше и письме из Стамбула французский посол Ф. де Сези и аноним­ный сотрудник его посольства. «Казаки, — говорилось в донесе­нии посла королю Людовику XIII от 9 августа (30 июля), — бы­вают каждый раз поблизости отсюда на Черном море, где они захватывают невероятную добычу несмотря на свои слабые силы и имеют такую славу, что нужны палочные удары, чтобы заста­вить турецких солдат выступить на войну против них на несколь­ких галерах, которые великий сеньор (великим сеньором, или синьором, в романоязычной Европе часто называли султана. — В. К.) посылает туда с большим трудом».

Письмо приближенного к послу лица, адресованное в 1620 г. в Париж Дени Ланглуа, сообщает, что «казаки на ста пятидесяти оружейных лодках опустошают все Черное море... захватив пять турецких галер в устье Борисфена, они взяли и сожгли Варну², где находилось не менее пятнадцати или шестнадцати тысяч человек, их коих лишь немногие спаслись и смогли рассказать о случившемся. То же самое они проделали в Касополи, расположенном очень близко от нас, и показались у колонны Помпея, которая находится в устье Фракийского Босфора, и это так поразило и испугало здешний двор, что и представить себе невозможно».

Рассматриваемые события упоминаются и в более поздних сведениях, датируемых, однако, первой половиной того же XVII в. В 1643 г. Иоганн Филипп Абелин, повествуя о событиях 1620 г., писал, что «польские казаки отправились в устье Черно­го моря и, дождавшись там турецкие суда, захватили несколько из них с пушками и боеприпасами, ограбили и сожгли город Мороку и рыскали на расстоянии всего 16 миль от Константи­нополя»³.

Касополи французской депеши — это, несомненно, Сазополи, т.е. Сизеболы. Мороку, к сожалению, идентифицировать не удается. Что же касается 16 миль И.Ф. Абелина, то они могут указывать на акваторию перед входом в Босфор или даже на его черноморское начало: как отмечалос ь, в XVII в. нередко счита­ли, что длина пролива составляет 18 итальянских миль, а турецкие географы определяют ее в 16, 7 морской мили.

М.С. Грушевский понимает депешу посла как сообщение о казачьих действиях в окрестностях османской столицы. «Козаки, — пишет историк, — проникли в окрестности Стамбула и грабили их с неслыханною отвагою, а страх перед ними был на­столько велик, что приходилось палками сгонять турецких мат­росов⁴ на те несколько галер, которые снарядили, чтобы выслать против Козаков. Конечно, в таких условиях эта импровизиро­ванная эскадра не могла нисколько сдержать Козаков, и послед­ние, разорив окрестности Царьграда, отправились в другие края. Взяли и сожгли до основания Варну... Бушевали свободно по всему побережью...»

Строго говоря, французские документы и немецкие сведе­ния, как мы видели, не дают оснований говорить о действиях казаков в окрестностях Стамбула, если, конечно, не рассматри­вать в их качестве ту часть Босфора, которая прилегает к Черно­му морю (что в принципе возможно). Но в поздних материалах можно найти прямые сообщения о том, что казаки в 1620 г. под­ходили к самим стенам древнего Константинополя. Далее, из­лагая события 1621 г., мы скажем о таком сообщении П.И. Си­моновского.

Кроме того, Н.С. Рашба и Л. Подхородецкий, уверенные в пребывании казаков в 1620 г. у самого Стамбула, указывают на судьбу посольства X. Отвиновского. Польский посол прибыл в османскую столицу весной этого года с торжественным завере­нием, что запорожцы укрощены и теперь никогда не последует их нападений, а Речь Посполитая строго соблюдает условия за­ключенного в 1619 г. польско-турецкого договора. Его основой было обеспечение безопасности османских владений от «раз­бойников» и недопущение ущерба подданным султана; во ис­полнение условий договора С. Жолкевский приказал запорож­цам сжечь свои «челны». Однако посол был принят крайне хо­лодно в связи с полным противоречием его деклараций действительности.

В мае великий везир Али-паша требовал через дипломата, чтобы Польша в течение четырех месяцев уничтожила казаче­ство. Затем, как утверждает Н.С. Рашба, лично султан Осман II из своего дворца Топкапы увидел «огонь пылавших предместий Константинополя, которые грабили казаки». Л. Подхородец­кий также замечает, что X. Отвиновский как раз во время своих заявлений об укрощении казаков узнал, что они грабят окрест­ности Стамбула. У Маурыци X. Дзедушицкого читаем: «Из Се­раля, охваченного ужасом из-за их (казаков. — В.К.) приближе­ния, убегает султан Ахмед I, а когда даже близкий его замок Кассим Ваши (морской арсенал Касымпашу. — В. К.) окурили, турки с огромным раздражением показали с одной высокой баш­ни трактовавшему именно в то время о мире Отвиновскому за­рево, поднимавшееся отовсюду над Босфором от казацкой руки». Опасаясь за свою личную безопасность, посол тайно поки­нул дом. где пребывал полуарестованным под турецкой охра­ной, и бежал из Стамбула, а затем и вообще из Турции. «Его (X. Отвиновского. — В. К.), — говорится в " Каменецкой хрони­ке", — встретили (в османской столице. — В.К.) весьма пренеб­режительно: паши гнали его с глаз долой и не позволяли уви­деться с султаном. Видя такое обхождение и необходимость бе­жать, он отправился по морю до самой Венеции и лишь через год после этого вернулся к королю».

Л. Подхородецкий считает, что в Босфор вошли 150 казачь­их судов, но, похоже, эта цифра сильно преувеличена и совпадает с числом чаек, которые, согласно цитированному французскому источнику, вообще действовали в 1620 г. на море, или, как выра­жается Ю. Третяк, «сновали по Черному морю». Насколько из­вестно, французы, находившиеся в Стамбуле, не говорят о дей­ствиях казаков в Б'осфоре, и вместе с тем создается впечатление, что запорожцы в 1620 г. все-таки входили в пролив.

Оно усиливается сообщениями, которые исходили из Вати­кана и от английского посла в Стамбуле. В инструкции карди­нала Л одовикоЛудовизио, племянника папы Григория XV, дан­ной 30 (20) мая 1621 г. нунцию в Польше и со следующего года кардиналу Камило ди Торресу, отмечаются «постоянные набе­ги казаков на берега Черного моря, даже под самые стены Кон­стантинополя, куда спускаются [они] на небольших судах опус­тошать все огнем и мечом с такой быстротой, что турки ни на­стичь их, ни отрезать им путь к отходу не могут». Томас Роу же в донесении королю Якову I от 9 марта 1621 г. приводит слова ос­манского везира, согласно которым казаки грабили «даже в пор­ту Константинополя». Это нападение на Золотой Рог случилось до приезда Т. Роу в Стамбул, произошедшего в том же 1621 г. Упомянем и замечание современника событий Симеона Лехаци, который, характеризуя дела казаков перед указанным го­дом, утверждал, что «они постоянно вторгаются в Турцию и мо­рем, и сушею, разоряют, разрушают, сжигают, как [поступили с] Кафой, Синопом, Понтом, Варной, Балчхом, иногда они до­стигают Енгикёйя (Еникёя. — В.К.) около Стамбула»⁵.

Имея в виду известные нам казачьи набеги, эти сообщения о босфорских действиях можно отнести к 1620 г. (действия в стамбульском порту.и к 1615 г.?). Но, очевидно, некоторые по­ходы к Босфору и на сам Босфор (вполне возможно, и под стены столицы) не отложились в разысканных источниках: контекст ряда современных известий, по-видимому, говорит о неодно­кратных к 1620 г. заходах казаков в пролив, а имеющиеся доку­менты конкретно эту неоднократность не показывают. По этой же причине, к сожалению, нет возможности точно датировать первый проход казачьих судов через весь Босфор, до Золотого Рога и мыса Сарайбурну.

Согласно Н.П. Ковальскому и Ю.А. Мыцыку, босфорская экспедиция 1620 г. «явилась еще одним доказательством могу­щества морских сил казаков», и Осман II, приготовлявшийся к нападению на Польшу и весьма опасавшийся казачьих морских акций, стал усиленно готовиться к войне не только на суше, но и на море.

«Турецкий император, — писал И.Ф. Абелин, — был этим (приходом казаков к Босфору. — В.К.) сильно озлоблен, осно­вательно приготовился к войне на воде и на суше, по этому слу­чаю все морские разбойники и вассалы из Барбарии (североаф­риканские корсары. — В. К.)⁶ также были призваны на помощь против казаков; последние же не дали себя запугать, но продол­жали постоянно грабить и жечь в турецкой земле; захватили также город Хелул».

1621 г. был примечателен скоротечной, однако важной по своим последствиям турецко-польской войной, остановившей агрессию Турции в одном из направлений и усилившей ее внут­ренний кризис. Казаки сыграли очень важную роль и в преддве­рии войны, и в самом ее ходе, что, в общем, предвидели в Стам­буле. Османская дипломатия и затем историография пытались представить вторжение турецких войск на территорию Речи Посполитой как ответную акцию на запорожские набеги. С по­дачи турок аналогичную позицию занимали и французские дип­ломаты. Л. де Курменен, например, утверждал, что поход Осма­на II был попыткой радикально покончить с казачьими набега­ми. На самом деле причины войны были многообразными, и «казачий вопрос» являлся лишь одной из проблем⁷.

В связи с подготовкой вторжения в Польшу и вполне очевид­ными, ожидавшимися морскими контратаками казаков турец­кую столицу с начала 1621 г. стали охватывать панические настро­ения, далее бурно развивавшиеся. Уже 2 января в Рим поступило сообщение из Стамбула, что казаки обладают достаточным чис­лом судов для того, чтобы 2 тыс. человек достигли главного горо­да Османской империи, а 3 марта из Венеции со ссылкой на стам­бульские вести сообщалось, что будто бы свыше 1800 казаков уже находятся в устье Дуная и готовы идти на османскую столицу.

9 февраля Т. Роувдепеше государственному секретарю Джор­джу Кэлверту и в посольских «известиях» доносил, что Осман II желал лично возглавить поход на восставшего эмира Сайды в тогдашней Сирии (ныне Ливане), «но, учитывая неопределен­ность польских дел и что пришлось бы оставить на казаков свой имперский город, и по другим имевшимся здесь соображениям он изменил свое намерение и приказал [идти] сухопутному вой­ску и морскому флоту». Одновременно «для предотвращения самого худшего приведены в порядок 12 небольших галер и обык­новенное множество фрегатов (имеются в виду фыркаты, неболь­шие гребные суда. — В.К.), чтобы охранять Черное море от втор­жения казаков».

Сановная «партия мира», как выражался М.С. Грушевский, смущала султана перспективами казачьего нападения на Стамбул, которое могло поднять тамошнее христианское населе­ние. 23 (13) марта Ф.де Сези доносил Людовику ХШо предупреждении некоторых османских министров, сделанном Осма­ну II, что в случае отправления его в поход на Польшу морские нападения казаков могут вызвать восстание христиан Стамбу­ла. Увлеченный идеей разгрома польских войск, султан резко отвечал, что тогда перед выступлением из столицы надо выре­зать всех местных христиан. Ему покорнейше заметили, что подобное действие навлекло бы на государство войну со мно­гими странами Европы. Падишах умолк и, разгневанный, вы­шел из Дивана. О том, что везиры советовали султану остаться в Стамбуле «из-за самих казаков», сообщал и польский агент Иштван Радагий⁸.

Вскоре после разговора в Диване было решено направить на Черное море флот из 40 галер под личным начальством капудан-паши Эрмени Халил-паши, отчего он, как утверждал Ф. де Сези в депеше своему королю 21 (11) апреля, «едва не умер от огорчения, не считая это путешествие достойным себя». М.С. Гру­шевский подозревает, что дело было в страхе главнокомандую­щего перед казаками. М.А. Алекберли также считает, что капу-дан-паша, «боясь казаков, всеми силами пытался отказаться от командования».

Об испуге первого адмирала говорит и Ю. Третяк. «Хотя и решено выслать на Черное море против казаков флот, — пишет историк, —...но как можно было надеяться на этот флот, если сам адмирал испугался похода и всяческими способами, и даже угрозами, старался отклонить честь командования и если ту­рецкие солдаты так боялись встречи с казаками на море, что иногда надо их было... палками загонять на галеры, отправляв­шиеся против казаков. Вообще нежелание воевать с Польшей было таким глубоким и таким всеобщим в турецком народе, что, как доносил де Сези, сделали предложение султану с готовнос­тью возместить понесенные уже военные издержки и возна­граждение убытков, причиненных уже ранее казаками, лишь бы султан отказался от этой войны».

Полагаем, что дело заключалось не в простом испуге адми­рала и что причины его нежеления лично возглавить черномор­скую кампанию проясняются из приведенных Ю. Третяком со­ображений. Опытный воин, давний недруг казаков и великий везир конца 1610-х гг., Халил-паша понимал состояние государства и его вооруженных сил, весьма малую перспективность борь­бы с казаками и невозможность предотвратить их набеги на по­бережье, которые могли усилиться с началом войны, и действи­тельно боялся, но — потери своего авторитета и вследствие это­го высокого положения в случае возможных и даже несомненных казачьих успехов на тех или иных участках военно-морского те­атра, а тем более на Босфоре.

«Еще никогда не было такого страха, какой я вижу в К.П. (Константинополе. — В. К.), — доносил Ф.де Сези 21 (11) апре­ля, — многие люди приготовились выехать прочь отсюда, когда отправится великий сеньор, и думают, что казаки придут все разрушить». Эти опасения сохранялись затем на протяжении всей войны, и уже в ходе кампании везиры и улемы (представители высшего сословия богословов и законоведов) советовали султану вернуться в столицу, которой угрожали казаки.

Как доносил гетману Яну Каролю Ходкевичу польский агент в Турции, 23 (13) апреля в Черное море против казаков, «могу­щих напасть на города», вышли 35 галер во главе с капудан-па-шой, а через две недели флот должен был пополниться еще 15 га­лерами, а также 500 малыми судами. Уход флота отнюдь не уменьшил беспокойство в Стамбуле. В венецианских известиях из этого города от 19 (9) мая сообщалось, что казаки совершают нападения на приморские владения Турции и, располагая яко­бы 300 чайками, угрожают османской столице. Такие же извес­тия от 6 июня (27 мая) вновь были полны свидетельствами стра­ха турок перед казаками.

В.А. Сэрчик считает, что в 1621 г. запорожцы не проявили активность на море: они отказались от похода на Стамбул, ре­шив поддержать польскую армию на суше; некоторый перепо­лох в османской столице, правда, вызвала небольшая морская диверсионная экспедиция, но она после первых успехов потер­пела поражение в битве с превосходящим турецким флотом. Вопреки этому мнению дело обстояло по-другому.

Запорожцы и донцы в течение всей навигации 1621 г. дей­ствовали на море несколькими флотилиями, выводившими из Днепра и Дона⁹. Известно о неудачной экспедиции 1300 дон­цов и 400 запорожцев под начальством донского атамана Васи­лия Шалыгина и «больших атаманов» запорожцев Ивана Сули­мы, Шила и Яцкого, начавшейся за три дня до Пасхи, отбитой от Ризе и затем потерпевшей поражение в сражении с 27 турец­кими галерами¹⁰, о взятии казаками Трабзона и разгроме мно­гих мест на «царегородской стороне», о действиях казаков у Бессарабии, о крупном сражении казаков с флотом Эрмени Халил-паши, шедшим из Босфора, 5 рамадана (14 июля)¹¹ и потере ка­заками при этом, по турецким данным, 5 потопленных и 18 за­хваченных судов, о нападении казаков на дунайский мост и за­хвате османских судов, шедших в Валахию, о других нападениях на неприятельские суда и на берега Крыма.

Казаки в продолжение весны, лета и осени 1621 г. «висели» на морских коммуникациях, всячески мешая транспортировке турецких войск, боеприпасов, снаряжения и продовольствия. Хотя Ю. Третяк, М.С. Грушевский и В.А. Сэрчик полагают, что в эту войну сухопутные операции помешали запорожцам по­явиться на море в более или менее значительных силах, в воен­но-морских действиях кампании участвовало значительное чис­ло казаков¹².

К сожалению, все сведения об этих операциях разрознен­ны, посвященные им собственно казачьи источники отсутству­ют, и связный рассказ имеется лишь об экспедиции В. Шалыги­на, но в этом рассказе не фигурируют ни Босфор, ни Прибосфорский район. Ниже мы изложим информацию Ф. де Сези о появлении казаков у колонны Помпея, однако крайне трудно связать эти конкретные действия с казачьими же операциями в других районах моря и проследить до- и послебосфорский путь флотилии.

Тем не менее некоторые авторы пытались это сделать. В.М. Пудавов посчитал, что у Босфора появилась донская фло­тилия В. Шалыгина и что в упомянутом сражении 14 июля по­терпела поражение именно она. У польских и украинских исто­риков набег к Босфору совершает запорожская флотилия. По Ю. Третяку, это она сражалась с эскадрой капудан-паши в на­званном морском бою. Так же представлено дело у М.С. Гру­шевского. Л. Подхородецкий полагает, что с Эрмени Халил-пашой сражалась флотилия, побывавшая у Босфора, но она одер­жала победу. Н.С. Рашба думает, что в том сражении потерпела поражение флотилия В. Шалыгина.

Для таких «привязок» недостает «хронологической собран­ности», конкретных сведений и совпадений в деталях, а иные из них даже противоречат отдельным «привязкам»: не совпадает число судов флотилии у Босфора и судов, потопленных и захва­ченных капудан-пашой в сражении 14 июля, хотя, конечно, тур­ки могли и преувеличить потери противника. Не имея более или менее приемлемых оснований и не желая излагать необос­нованные предположения, мы вынуждены отказаться от подоб- ных попыток, за исключением кажущейся вполне правдоподоб­ной и отмеченной С.Н. Плохием связи нападения казаков на дунайский мост и Ахиоли с последующим появлением казачьей флотилии у Босфора. Действия в Ахиоли и у пролива ранее свя­зывал Ю. Третяк.

В реляции, пришедшей в Рим из Стамбула и датированной 17 (7) июня, сообщалось, что после попытки казаков разрушить мост, который построили турки через Дунай, казачья флотилия разделилась на два отряда. Один из них совершил нападение на Варну, а другой, состоявший из 15 чаек, двинулся к Босфорско­му каналу в 18 милях от Стамбула. Как говорит Мустафа Найма, «в первых днях месяца шаабан», т.е. 11—14 июня¹³, султану до­несли «о сожжении и разграблении казаками городка Ахиолу, лежащего ниже Мисиври». Ахиоли (Ахиолу), старый Анхиал (Анхиалос)¹⁴, был центром добычи соли из морской воды и рас­полагался недалеко от Бургаса и, как считалось, в 12 часах пути от Варны и 7 днях пути от Стамбула.

Ю. Третяк правомерно датирует взятие Ахиоли началом июня нового стиля, т.е. 22—26 мая старого стиля, и полагает, что именно казаки, разгромившие городок, затем в 16 лодках дошли до Босфора, сжигая и грабя прибрежные села. Однако, с учетом итальянского сообщения о разделении флотилии на от­ряды, видимо, приходится считать, что к проливу пошел отряд, не действовавший у Варны. Вполне возможно, со взятием Ахи­оли связаны стамбульские известия, датированные 6 июня (27 мая), поступившие в Рим из Венеции и вновь рассказывав­шие о страхе в турецкой столице перед казаками.

О появлении казаков у Босфора, панике в Стамбуле и лихо­радочных мерах османских властей по защите пролива и столи­цы подробно говорится в депеше Ф. де Сези Людовику XIII от 17 (7) июня.

«Ужас в этом городе, — сообщал посол, — был так велик, что невозможно описать. Шестнадцать лодок с казаками достигли в эти дни колонны Помпея поблизости от устья Канала Черного моря, чтобы захватить карамуссоли, сжечь и разрушить селе­ния, и переполох был такой, что множество людей из Перы и Кассомбаши (Касымпаши. — В.К.) бросилось к Арсеналу спа­сать свое имущество в Константине] поле¹⁵, что поставило в затруднительное положение каймакана (каймакам исполнял обязанности великого везира, когда тот отсутствовал в столи­це. — В. К.) и бостанджибасси (бостанджибаши — начальник охраны султанских дворцов и садов. — В. К.); великий сеньор и его совет оставили такую малую охрану в этом городе, что без трех галер, которые находились здесь, не было бы никакой воз­можности послать защищать устье названного канала, хотя день и ночь каймакан и бостанджи хватали на улицах людей, которые никогда не предполагали воевать, а что касается оружия, то его взяли с христианских судов, которые стояли в порту¹⁶; эти люди не имели ни одного мушкета в запасе».

«Наконец, — продолжал Ф. де Сези, — после двух дней смя­тения эти три галеры и сорок лодок и фрегатов вышли из устья, чтобы искать казаков, которые в то время грабили одно селение; они (турки. — В.К.) не рискнули ни приблизиться, ни сразить­ся с шестнадцатью лодками, хотя половина людей (казаков. — В. К.) находилась еще на берегу; и под покровом ночи три галеры и остатки мобилизованного войска вернулись обратно к зам­кам, которые называют здесь Башнями Черного моря, к стыду паши, на которого было возложено это поручение. Каймакан и бостанджи сообщили великому сеньору об этом малодушии, чтобы он (паша. — В.К.) был наказан».

В депеше от 1 июля (21 июня) посол называет имя адмира­ла — Фазли-паша¹⁷, а также добавляет, что этот бежавший от казаков военачальник, представив себе бурю, которая могла сто­ить ему головы, послал в султанский лагерь своего человека с 20 тыс. цехинов, в том числе 15 тыс. для падишаха и 5 тыс. для великого везира¹⁸.

Те же события — появление казачьей флотилии у Босфора, отправка против нее 3 галер и еще 40 судов и их бесславное воз­вращение — описаны, хотя несколько короче и с упоминанием не 16, а 15 казачьих судов, в итальянской реляции из Стамбула от того же, что у Ф. де Сези, 17 (7) июня и в одном из писем, отправленном в Рим из Венеции 31 (21) июля. Согласно этим документам, появление неприятельской флотилии у «канала» вызвало такой страх, что многие жители Перы бежали в Стам­бул, захватив с собой лишь самые дорогие вещи. С.Н. Плохий, отмечая совпадение информации, полагает, что все упомяну­тые послания основывались на одном источнике.

Хотелось бы отметить некоторые довольно существенные ошибки, которые встречаются в работах историков при упоми­нании набега 1621 г.

А.В. Висковатов, переводя депешу Ф. де Сези и имея слабые представления о турецких и босфорских реалиях, не понял, что за «карамуссоли» захватили казаки, достигнув колонны Пом­пея, и превратил их в населенный пункт Карамуссал ¹⁹. За А.В. Висковатовым последовали М.С. Грушевский, переводивший де­пешу самостоятельно, но лишь поправивший название ближе к оригиналу (Карамусол), и Ю.П. Тушин, цитировавший без за­мечаний висковатовский перевод. Между тем посол говорил о карамюрселях — одном из типов турецких судов того времени. Карамюрсель представлял собой ходкое, узкое, однопалубное, с высокой кормой парус но- гребное судно, использовавшееся на Черном и Средиземном морях для транспортировки грузов и несения службы в прибрежных водах²⁰.

У А.В. Висковатова возник и еще один мифический объект: казаки будто бы подходили к «колоннам Помпеи». Этот же ав­тор именует Касымпашу — район, примыкавший к морскому арсеналу, который носил такое же название, — Кассомбашем. Не понял, о каких местах идет речь, В.М. Пудавов, у которого «многие жители Персы и Каюмбаша прятали свои пожитки в Арсенале». Н.С. Рашба, почему-то игнорируя дату, указанную в депеше Ф. де Сези, относит рассматриваемые события к 1620 г. М.А. Алекберли определяет состав казачьей флотилии то в 12, то в 16 судов, причем делает это в двух работах, и оба раза в од­ном и том же абзаце. Ю.П. Тушин пишет, что османская эскад­ра «вышла в Босфор (подразумевается, из Золотого Рога. — В.К.) на поиски казаков, опустошавших в это время окрестности ту­рецкой столицы», и таким образом переносит действия из устья Босфора в сам пролив.

Вопреки прямому указанию источников о беззащитности Стамбула, а также мнению старых авторов о том, что Осман II, свыше года затративший, чтобы собрать армию против Польши, страшно оголил «не только страну, но и столицу», Л. Подхородецкий утверждает, что опасения перед морскими ударами ка­заков побудили османские власти оставить в Стамбуле и других приморских городах «сильные команды янычар» и что их отсут­ствие в армии затем чувствительно сказалось под Хотином. Именно нехваткой воинов объяснялось «хватание» людей пря­мо на столичных улицах. «Собрали в конце концов несколько десятков малых и больших судов, — пишет Ю. Третяк, — но не было кем их укомплектовать, и были вынуждены с улицы брать людей в экипажи для этой флотилии...»²¹

Как выражался польский автор, «импровизированная экс­педиция» оказалась «позорной», поскольку «турки несмотря на свое огромное численное превосходство не смели задевать каза­ков и целый день только смотрели на них издалека»²². Замеча­тельный казачий успех в противостоянии у входа в Босфор и, напротив, провал похода против «разбойников», «трусливый поступок» и «малодушие» Фазли-паши отмечены рядом исто­риков. «Было их (казаков. — В.К.), кажется, немного, — пишет М.С. Грушевский, — но переполоха они наделали достаточно и в беззащитном Стамбуле, и на остальном побережье».

Сведения о другом босфорском набеге казаков, на этот раз в сам пролив, и даже о выходе их в Мраморное море содержатся в показаниях шляхтича Ежи Вороцкого. После Цецорской битвы 1620 г. он находился в турецкой неволе, затем бежал, 16 (6) июля 1621 г. добрался до польского лагеря и сообщил, что ушел из Стамбула четыре недели тому назад, т.е. около 18 (8) июня. «Рас­сказал, что недавно посылал турецкий цесарь в Белгород морем на каторгах большие штурмовые пушки, порох, ядра и всякого продовольствия немало... Но то все наши казаки-запорожцы разгромили. А разгромивши, наезжали под Царырад. Казаки и вежи те, где князь Корецкий сидел, разрушили...»²³ Известно, что польский аристократ православного вероисповедания Самуэль Корецкий, взятый в плен также под Цецорой, содержался в Семибашенном замке, Едикуле, на побережье Мраморного моря, и там в 1622 г. был задушен.

«Далее наехав на Галату, брали, били, секли казаки, — пока­зал Е. Вороцкий, — а когда за ними погнались турки, утопили их, двух и отослали (неясность в оригинале²⁴. — В. К.) к турецко­му цесарю в обоз, который стоял под Адрианополем, которых казаков клеймили, били и на кол посажали. И это было недель 7 тому назад»²⁵. Подсчет показывает, что набег на Едикуле и Галату беглец относил ко времени около 28 (18) мая²⁶.

Сведения Е. Вороцкого чрезвычайно важны. Во время ка­зачьего набега, судя по всему, он находился в Стамбуле и мог иметь свежую, непосредственную информацию. Однако о на­беге, совершенном около 28 (18) мая да еще на сам Стамбул, молчит Ф. де Сези. Касаясь известия о нападении на Едикуле, Л. Подхородецкий замечает, что «это был только слух», а сообще­ние о налете на Галату оставляет без комментариев. М.С. Гру­шевский, говоря о том походе казаков, в котором они оказа­лись у колонны Помпея, пишет о «шуме слухов и преувеличен­ных вестях... пускавшихся (врагами Турции. — В.К.) даже умышленно по разным соображениям»²⁷. Правда, следует от­метить, что именно об этом набеге неизвестны какие-либо слу­хи, а упоминание о них у историка появилось потому, что он присоединил к босфорскому походу действия казаков в других районах моря. Но, может быть, сведения, сообщенные Е. Вороцким, как раз и относились к подобным слухам? Или все-таки французский посол по каким-то причинам не зафикси­ровал майский набег на Босфор? Пропуски, связанные с каза­чьими действиями в этом районе, у Ф.де Сези, как и у Т. Роу, случались, и мы это увидим по их сообщениям о событиях сле­дующего, 1622 г.

Любопытно, что Н.С. Рашба, соавтор Л. Подхородецкого по книге о Хотинской войне, за 20 страниц до замечания послед­него о неверии в реальность набега на Едикуле, напротив, вы­сказывает доверие рассказу шляхтича, допуская, впрочем, ошиб­ку в определении объекта нападения. Казаки, согласно Н.С. Рашбе, «уничтожили суда, везшие в Белгород тяжелые осадные орудия, военное снаряжение, порох и продовольствие... также башню при входе в столичный порт Галату».

Сообщению Е. Вороцкого доверяет и В.А. Голобуцкий, ко­торый пишет, что в начале июня, когда султан с армией высту­пил из Стамбула против Польши, запорожцы захватили суда, перевозившие в Аккерман пушки, боеприпасы и провизию, а затем, продолжая свой путь, «появились у турецкой столицы, разрушили один из ее фортов и вступили в Галату, после чего повернули назад»; турки гнались за ними, но безуспешно, сумев захватить только двух казаков²⁸. Так же относится к названному сообщению И.С. Стороженко, который, однако, неверно дати­рует события первой половиной июля. Казаки, замечает исто­рик, «сожгли в Стамбуле башню замка Едикуле, где сидел когда-то (почему когда-то? — В.К.) в темнице... Корецкий, опустоши­ли побережье под Галатой». Согласно болгарскому историку В. Гюзелеву, запорожская флотилия в 1621 г. вновь появилась под стенами Стамбула и даже взяла Галату²⁹.

Как бы то ни было, характерно, что современник отмечен­ных событий, знаменитый дубровницкий поэт Иван Гундулич в эпической поэме «Осман», написанной еще до известия о смер­ти С. Корецкого, выражал полную уверенность в способности казаков во главе с гетманом П. Сагайдачным пройти Босфор, дойти до Едикуле и взять этот замок. Когда поэма описывает марш турецких войск на поляков в ходе Хотинской войны, «птица сизая» советует королевичу Владиславу: «... направь ты вскоре / Сагайдачного на воду: / Корабли разбить на море / У врага тебе в угоду. / С казаками побеждая, / Он, начальник их, пробьется / До Царьграда, все пленяя, / Что в пути ни попадется. / Он и дальше сможет даже / Силой воинов пробиться / И Корецкого у стражи / Вырвать сможет из темницы».

Имеются известия и еще об одном, более позднем казачьем набеге этого года на Босфор. Приведем их.

1. В «Летописи событий в Юго-Западной России в ХVII-м веке» Самийла Величко сообщаются записи из дневника участника Хотинской войны Матфея Титлевского (Титловского). Одна из них, сделанная 6 сентября (27 августа) 1621 г., говорит, что из ту­рецких обозов бежал казак, который «седм лет в сарацинской пре­бывал неволе» и сказал, что «во обозе своем турки проговоруют: дванадесять(12. — В.К.) суден, узброенных арматою (вооружен­ных пушками. — В.К.), на море Евксинском козаки емша пото-пиша, избывший же в Константинополь убежаша; их же даже до самих стен града козаки гоняще, всех царигородцов устрашиша; сея новини первого провозвестителя гневом неистовящийся отоманин (султан. — В.К.) повелел удавити; в день же грядущий заповеда ко обозу поляков силное готовити приступление. Тое ж самое и турки многий, на стражи ятии (стоявшие. — В.К.) единодушним согласием глаголюще, утверждаху». Под 14 (4) сентября замечено: «Знову проносилося в обозах турецких, яко неколико суден флота отоманского козаки в море Евксинском затопили. Тою новиною на ярость возбуждений, турчин крепкому приступу до обозов в день грядущий заповедал быти».

2. В записках М. Титлевского, посвященных этой войне, есть сообщение, которое по контексту относится к августу нового стиля, кануну решающего столкновения польской и турецкой армий: «А тим часом Козаков десять тисящей чрез Евксенское море, абы руиновали панства (владения. — В.К.) турецкие и за­паси их переймали, виправляет (польский король. — В.К.)». Там же содержится и обобщающее замечание о том, что в Хотинскую войну «под предводительством Богдана Зеновия Хмелниц-кого было на Черъном море Козаков 10 000, кои суден турецких, пушками и разними припасами наполнених, болше 20 на том же море потопили».

3. Летопись С. Величко приводит письмо кошевого атамана И. Сирко крымскому хану от 23 сентября 1675 г., где среди про­чего сказано, что «року 1621... Богдан Хмелницкий, на мору Чорном воюючи, в своих моноксилах многие корабле и катарги турецкие опановал (захватил. — В.К.) и благополучно до Сечи повернулся».

4. С. Величко же воспроизводит хронику войны, написан­ную Самуэлем Твардовским, который, как указывалось, в 1621 г. был секретарем при польском посольстве в Стамбуле. В хрони­ке есть фраза, относимая С. Величко к этой войне и Б. Хмельницкому: «[Вократце припоминается], иж (что. — В.К.) болш тисячи миль в самую Азию (казаки. — В.К.) заежджали, висти-нали (вырезали. — В.К.) Трапезунт, Синоп з кгрунту (до основа­ния. — В.К.) знесли и под Константинополь не раз з неслихан-ною своею скоростию, мури (стены. — В. К.) оного [стрелбою] окуруючи (окуривая. — В.К.), подходили; [що все водою справовали (делали. — В.К.)]»³⁰.

5. Ссылаясь на М. Титлевского и С. Твардовского, сам С. Ве­личко уверенно утверждает, что в 1621 г. по королевскому указу на Черном море действовали 10 тыс. казаков под командовани­ем Б. Хмельницкого и что они после потопления 12 судов, пре­следуя турок, «самому Цариграду превеликое смятение и страх учинили, отвсюду оного порохом оружейним окуривши».

Кажется, приведены весомые свидетельства о набеге на Стам­бул перед 27 августа, по-видимому, в том же месяце. Но пробле­ма заключается в том, что в летописи С. Величко есть сфальси-фицированные, сочиненные акты, и ею в целом можно пользо­ваться лишь с крайней осторожностью. Письмо И. Сирко рассматривается историками как апокриф, и его сведениям так­же нельзя безоговорочно доверять. Что же касается Б. Хмель­ницкого, то он в 1620 г. попал в турецкий плен и был выкуплен через два года, а следовательно, не мог в 1621 г. возглавлять мор­ской набег.

Нет ничего удивительного в том, что многие авторы отрица­ют реальность рассматриваемого похода Б. Хмельницкого. Но немало историков, в частности Д.И. Эварницкий³¹, предпочи­тают верить С. Величко и М. Титлевскому. У М.А. Максимови­ча читаем, что о черноморском «промысле», ставшем извест­ным 6 сентября (27 августа), «говорится и в королевском листе Сагайдачному 1622, генв[аря] 12, и в диаруше Титлевского, и у Твардовского. И так напрасно пишут, что Богдан Хмельницкий, взятый под Цецорою в полон, оставался в нем два года». «Есть полное основание предполагать, — замечает Н.С. Рашба, — что часть запорожцев действовала на море под руководством бежав­шего из турецкой неволи Богдана Хмельницкого... Повел он казацкую флотилию в августе 1621 года прямо под Стамбул, где казаки разбили неприятельскую эскадру...»³²

М.А. Алекберли, Ю.П. Тушин и И.С. Стороженко считают, что поход на Стамбул имел место, но без Б. Хмельницкого³³. Б. В. Лунин говорит, что в 1621 г. казаки доходили до Стамбула, но неясно, имеется ли в виду последний поход, набег на Галату или они оба.

Следует еще сказать, что бунчуковый товарищ П.И. Симо­новский в своем «Кратком описании о козацком малороссий­ском народе и вое иных его делах» 1765 г. рассказывает, что запо­рожцы, отправленные на море для разорения турецких владе­ний, взяли 12 османских военных судов «и глубине их предали, а кои от них убежали, то они гналися за ними даже под самые цариградские стены, где всех привели в страх», но относит зна­комые нам события к 1620 г.

Этим же годом датируют поход Н. Йорга, М.А. Алекберли и Н.С. Рашба. Второй автор ссылается на Иоганна Христиана фон Энгеля и Н. Йоргу и указывает, что казаки продолжали погоню до самой столичной гавани и, взяв восемь галер, вернулись об­ратно. Согласно Н.С. Рашбе, на обратном пути от предместий Стамбула запорожцы разбили преследовавшую их турецкую эс­кадру, причем Скиндер-паша, возмущаясь, утверждал, что се­чевики действовали вместе с донцами и с ведома польского ко­роля. Поскольку оба историка описывают и набег на Стамбул перед 6 сентября (27 августа) 1621 г., получается, что они раз­дваивают единый поход.

Для выявления реального хода событий необходимы ка­кие-то новые источники, а пока набег, о котором рассказывает М. Титлевский, как и нападение на Едикуле и Галату, остается под вопросом. Можно, правда, добавить, что некоторые извес­тия западноевропейских современников позволяют довольно уверенно предполагать, что казаки в 1621 г. заходили в Босфор дальше его устья.

«В 1621 г., —утверждает П. делла Балле, — козаки польские вошли в устье Черного моря и проникли до самой Тюремной башни и предместий Константинополя, где они захватили ог­ромное количество рабов, так что вельможи турецкие не смели с этой стороны ходить для прогулок в свои сады при виде Коза­ков, бегавших повсюду с саблями в руках и нигде не встречавших сопротивления»³⁴.

Французский дипломат Л. де Курменен, приезжавший в 1621 г. в Стамбул со специальной миссией от Людовика XIII, в своей книге 1624 г. писал, что турецкие власти в страхе перед казаками и из-за нехватки сил даже вынуждены были привлечь к караульной службе французских купцов, а появление несколь­ких казачьих лодок, разоривших на черноморских берегах два или три селения, наполнило столицу таким замешательством, что османские сановники умоляли посла Франции³⁵ предоста­вить им убежище, если город попадет во власть казаков. По Л. де Курменену, казаки порой грабят даже в 5—6 лье от Стамбула³⁶. «И не будь двух замков, которые охраняют пролив, они дошли бы до порта Константинополя, чтобы поджечь Арсенал и его галеры. И если бы им немного повезло, они взяли бы город: турки не считают это невозможным, пребывая в страхе все по­следние годы».

В целом казачьи военно-морские действия внесли заметный вклад в победу Польши в Хотинской войне, что и отметил Сигизмунд III, наградив по ее окончании не только казаков, сра­жавшихся на суше, но и казаков-моряков. Тем не менее по мир­ному договору Речь Посполитая, не в полной мере воспользо­вавшаяся плодами победы и решившая и после войны придерживаться старого курса в отношениях с Турцией, в оче­редной раз обязалась не допускать впредь запорожских морских походов.