Глава 19. – Лилиан, Лилиан, дорогая, тебе пора просыпаться

– Лилиан, Лилиан, дорогая, тебе пора просыпаться! Вот так. Я позвоню, чтобы принесли чай.

Возле ее постели стояла Дейзи, маленькие ручки осторожно трясли плечо Лилиан.

Ворча и забиваясь под одеяло, Лилиан одним глазом поглядела на сестру.

– Я не хочу вставать.

– Ты должна. Тут кое‑ что происходит, и я хотела тебя подготовить.

– Что происходит?

Она рывком села и схватилась руками за голову. Одного взгляда на озабоченное лицо сестры было достаточно, чтобы сердце забилось от тревожных предчувствий.

– Положи под голову еще подушку, – предложила Дейзи. – Я подам тебе чай. Вот так.

Лилиан взяла чашку с дымящимся напитком и попыталась привести в порядок мысли, столь туманные и беспорядочные. Задача казалась безнадежной. Это было все равно, что собрать спутанные клубки шерсти.

Она довольно смутно помнила, как вчера вечером Маркус вел ее назад в их с сестрой комнату. Здесь уже ждали наготове горячая ванна и услужливые руки горничной. Она вымылась и переоделась в свежее белье и успела прыгнуть в постель раньше, чем сестра вернется с праздничной прогулки в деревню. Затем был долгий глубокий сон. Она могла бы еще поверить, что вчерашние события ей привиделись во сне, если бы не тянущая боль внизу живота.

«Что еще? – подумала она со страхом. – Маркус заявил, что собирается на мне жениться?»

Однако сейчас, при свете дня, он мог и передумать. А чего хочет она сама? Ответа Лилиан не знала. Если придется прожить жизнь рядом с человеком, который женился на ней только из чувства долга.

– Что случилось? – спросила она.

Дейзи присела на краешек постели, пристально глядя ей в лицо. На ней было голубое утреннее платье, и волосы небрежно заколоты на затылке, а взгляд какой‑ то озабоченный.

– Около двух часов назад я услышала шум в комнате мамы и папы. Кажется, лорд Уэстклиф просил их о встрече с глазу на глаз в гостиной Марсденов. Потом папа вернулся, и я спросила, что происходит. Папа не стал ничего объяснять, но вид у него был взволнованный. С мамой приключилась истерика. Она то плакала, то смеялась. Папа потребовал виски, чтобы ее успокоить. Не знаю, о чем они говорили с лордом Уэстклифом, но я надеюсь, что ты…

Дейзи замолчала, испуганно глядя на сестру. У Лилиан так тряслись руки, что чайная чашка задребезжала на блюдце. Дейзи выхватила чашку с блюдцем из бесчувственных рук сестры.

– Дорогая, что с тобой? У тебя такой странный вид! Что‑ нибудь случилось вчера, когда меня не было? Ты опять поссорилась с лордом Уэстклифом?

Лилиан едва сдерживала приступ дикого смеха. Ей еще не доводилось испытать такого, балансируя на грани слез и гнева.

– Да, – сказала она, – кое‑ что произошло. И теперь у него есть повод, чтобы навязать мне свою волю, не спрашивая моего согласия. Он говорит с отцом за моей спиной… Ох, я этого не вынесу. Просто не смогу!

Глаза у Дейзи стали огромными как блюдца.

– Ты что, опять каталась на лошади лорда Уэстклифа без разрешения?

– Что? Боже, если бы дело было в этом! – Лилиан закрыла руками горящее от стыда лицо. – Я спала с ним. – Ее голос звучал приглушенно. – Вчера, когда в поместье никого не было.

Сестра встретила ее смелое признание гробовым молчанием. Она была шокирована.

– Ты? Но я не понимаю, как ты могла?

– Я напилась бренди в библиотеке, – бесцветным голосом продолжала Лилиан. – И он меня там нашел. Одно за другим, то да се, и я оказалась в его спальне.

Дейзи молча переваривала новость. Она пыталась было заговорить, потом схватила недопитый сестрой чай и сделала большой глоток.

– Полагаю, «переспать» – это значит не просто вздремнуть рядом с ним?

Лилиан скривилась.

– Дейзи, это совсем не смешно.

– Ты думаешь, он поступит как честный человек и сделает предложение?

– О да, – горько ответила Лилиан. – И это станет отличной дубинкой в его руках. Он будет оглаживать меня ею по голове, пока я не отступлю.

– Он говорил, что любит тебя? – Дейзи задала главный вопрос.

Лилиан презрительно фыркнула.

– Нет, ни словом не обмолвился. Сестра озабоченно нахмурилась.

– Лилиан, может быть, ты боишься, что… это из‑ за духов?

– Нет, я… Боже, я даже не подумала! Совсем про них забыла.

Застонав, она схватила подушку и упала в нее лицом, как будто хотела в ней спрятаться. Сейчас это было бы кстати.

– А ты хочешь выйти за него?

Ей как будто воткнули в сердце кинжал. Она отшвырнула подушку прочь и зло сказала:

– Но не так же! Он принимает решение, даже не интересуясь моими чувствами. Заявляет, что делает это, чтобы прикрыть мой грех.

Дейзи молча обдумывала слова Лилиан.

– Думаю, лорд Уэстклиф назвал бы это по‑ другому. Не такой он человек, чтобы тащить девушку в постель или под венец, если она ему не нравится по‑ настоящему.

– Остается только сожалеть, что его не интересует, чего хочется мне, – мрачно сказала Лилиан.

Она встала и направилась к умывальнику. Из зеркала на нее уставилось собственное измученное отражение. Лилиан налила воды в таз и умылась, промокнув лицо мягким полотенцем. Открыла коробочку с зубным порошком, и по комнате разлетелось облачко с ароматом корицы. Дразнящий вкус корицы прогнал кислое, вязкое ощущение во рту. Теперь ее зубы стали чистыми и гладкими, как стекло.

– Дейзи, – позвала она сестру, глядя через плечо, – сделаешь для меня кое‑ что?

– Да, конечно!

– Я не хочу сейчас разговаривать с мамой или папой, но мне нужно знать, в самом ли деле Уэстклиф делает мне предложение. Ты можешь как‑ нибудь выяснить?

– Ни слова больше, – быстро ответила сестра и бросилась к двери.

Лилиан успела закончить свой утренний туалет и застегнуть все пуговицы белой батистовой сорочки, когда вернулась младшая сестра.

– Не стоило и спрашивать, – грустно сказала Дейзи. – Папы нет, а мама сидит, уставившись в стакан с виски, и поет свадебные песни. Вид у нее самый блаженный. Думаю, сомнений нет – лорд Уэстклиф сделал предложение!

– Скотина, – выругалась Лилиан. – Как он посмел оставить меня в стороне? Как будто я случайный человек и ничто меня не касается. Интересно, что он сейчас делает? Вероятно, подбивает итоги. Следующим, с кем ему захочется побеседовать, будет…

Она издала невнятный вопль, наливаясь злостью. «Уэстклиф обожает все держать под контролем. Он не даст мне самой поговорить с Сент‑ Винсентом, как следует попрощаться с другом. Уэстклиф займется этим сам».

– Если он занят тем, о чем я думаю, – прорычала Лилиан, – я разобью ему голову кочергой!

– Что? – Дейзи ничего не понимала. – О чем ты подумала? Нет, Лилиан! Ты не можешь выйти из комнаты в одной сорочке!

Она бросилась к двери, громко шепча сестре:

– Лилиан! Пожалуйста, вернись! Но старшая сестра была уже далеко.

Подол белой сорочки Лилиан развевался, как парус корабля, когда она пронеслась через холл и бросилась вниз по лестнице. Час был ранний, большинство обитателей дома еще спали. Впрочем, Лилиан совершенно не заботило, видит ли ее кто‑ нибудь. Она напугала пару‑ тройку слуг, пролетев мимо, как разгневанный ураган. Вот наконец кабинет Маркуса. Лилиан совсем запыхалась. Дверь была закрыта, но она, ни минуты не колеблясь, распахнула ее настежь и ворвалась внутрь. Дверь тяжело ударилась о стену.

Как она и подозревала, у Маркуса в кабинете был Сент‑ Винсент. При ее вторжении мужчины подняли головы.

Лилиан уставилась в бесстрастное лицо Сент‑ Винсента.

– Что он вам наговорил? – потребовала она без всяких предисловий.

Сент‑ Винсент изобразил любезное безразличие.

– Он рассказал мне достаточно.

Лилиан перевела взгляд на невозмутимое лицо Маркуса. По всему заметно, он сообщил Сент‑ Винсенту новость с состраданием полевого хирурга на поле боя. Приняв решение, он двигался к победе, ни с кем не считаясь.

– Вы не имеете права, Уэстклиф! – крикнула она яростно. – Мной нельзя управлять, как куклой.

Сент‑ Винсент шагнул к ней, стараясь выглядеть как можно спокойнее.

– Дорогая, зря вы расхаживаете по дому неодетая, – сказал он. – А теперь позвольте принести мои…

Маркус тоже подошел к Лилиан и набросил ей на плечи свою куртку. Разозленная, Лилиан попыталась сбросить ее на пол, но Маркус твердо схватил ее за плечи и притянул к себе.

– Не глупите, – шепнул он на ухо девушке. Она изогнулась, пытаясь освободиться.

– Пустите! Мне нужно поговорить с лордом Сент‑ Винсентом. Мы оба заслуживаем доброго отношения. А если вы мне помешаете, я сделаю это прямо у вас за спиной.

Маркус неохотно выпустил Лилиан и встал в стороне, скрестив руки на груди. Внешне он был совершенно спокоен, но Лилиан чувствовала: внутри его что‑ то клокочет, и ему не под силу это скрыть.

– Говорите, – кратко приказал Маркус. Глядя на его упрямое лицо, Лилиан сразу поняла, что он не оставит их наедине ни на минуту.

Вряд ли кому‑ нибудь из женщин хватило бы смелости считать, будто ей под силу управлять этим надменным и упрямым как бык мужчиной. Вероятно, Лилиан как раз была из таких женщин. Она посмотрела на него сузившимися от гнева глазами.

– Прошу вас, воздержитесь от того, чтобы вмешиваться, – сказала она едко и повернулась к нему спиной.

Сент‑ Винсент сидел на краешке стола, стараясь придать лицу беззаботное выражение. Лилиан задумалась. Как сделать так, чтобы он понял? Она его не обманывала…

– Милорд, простите меня, пожалуйста. Я не хотела…

– Дорогая, вам не за что просить прощения. – Сент‑ Винсент изучающе рассматривал ее лицо. Казалось, он знал, о чем она думает. – Вы не сделали ничего дурного. Я знаю, как легко соблазнить неопытную девушку. – Сделав точно рассчитанную паузу, он добавил: – Уэстклиф, очевидно, тоже это знает.

– Послушай, – начал Уэстклиф, закипая.

– Вот что происходит, когда я пытаюсь быть джентльменом, – перебил его Сент‑ Винсент. Он протянул руку к Лилиан, чтобы погладить выбившуюся из прически прядь волос. – Если бы я придерживался моей обычной тактики, я бы уже раз десять соблазнил вас, и вы бы стали моей. Что ж, я, кажется, слишком доверял Уэстклифу и его хваленому чувству чести.

– Я тоже виновата, – сказала Лилиан. Ей хотелось соблюсти справедливость. Но Сент‑ Винсент, кажется, ей не поверил.

Он выпустил прядь ее волос и заговорил, склонив к ней голову:

– Любимая, а если я скажу, что все еще хочу вас, и не важно, что там произошло между вами и Уэстклифом?

Лилиан даже не пыталась скрыть свое удивление. Стоя за ее спиной, Маркус больше не мог молчать. Он заговорил весьма раздраженным тоном:

– Мало ли что ты хочешь? Важно, что она теперь моя!

– Только потому, что ты совершил некие действия, не имеющие, впрочем, для меня особого значения, – холодно возразил Сент‑ Винсент.

– Милорд, – обратилась к нему Лилиан. – Для меня… это имело значение. Кроме того, могут быть последствия. Разве я могу выйти замуж за одного мужчину, если ношу под сердцем ребенка от другого?

– Любовь моя, это встречается сплошь и рядом. Я бы принял ребенка и признал его своим.

– Я не собираюсь больше выслушивать эту чушь, – начал Маркус, злясь все больше.

Не обратив на него никакого внимания, Лилиан смотрела на Сент‑ Винсента жалобным взглядом.

– Я так не могу. Простите! Жребий брошен, милорд, и ничего нельзя вернуть. Но… – Она протянула ему руку. – Несмотря на все, что произошло, мы останемся друзьями.

Удивленный Сент‑ Винсент с улыбкой пожал протянутую руку.

– Есть только одно обстоятельство, когда бы я мог отказаться от вас. И это совсем не то, о чем вы думаете. Конечно, я останусь вашим другом.

Глядя поверх ее головы, Сент‑ Винсент встретился глазами с Уэстклифом и мрачно улыбнулся, давая графу понять, что дело еще не улажено.

– Полагаю, мне незачем оставаться в этом доме, – сказал он учтиво. – Мне бы не хотелось, чтобы мой поспешный отъезд вызвал толки. Не уверен, что смогу скрыть… хм, свое разочарование, поэтому мне все же лучше уехать. Не сомневаюсь, Уэстклиф, мы еще встретимся. Нам придется о многом поговорить.

Сузив глаза, Маркус смотрел, как Сент‑ Винсент уходит. Дверь за ним закрылась. Повисло тягостное молчание.

– Есть только одно обстоятельство, когда он мог бы отказаться от вас… Интересно, что он имел в виду? – Маркусу не давали покоя слова Сент‑ Винсента.

Лилиан посмотрела на него сердито.

– Не знаю и не хочу знать. Вы вели себя отвратительно. Сент‑ Винсент раз в десять больше джентльмен, чем вы.

– Вы думали бы иначе, если б знали о нем хоть что‑ нибудь.

– Я знаю, что он уважал меня. А для вас я пешка, которую переставляют туда‑ сюда на доске.

Он попытался ее обнять, но она со всей силы ударила его в грудь крепко сжатыми кулаками.

– Вы бы не были счастливы с ним, – сказал Маркус, отводя ее руки с такой же легкостью, как будто брал за шкирку расшалившегося котенка. Куртка, которую он набросил ей на плечи, упала на пол.

– С чего вы решили, что с вами мне будет лучше?

Он схватил ее за запястья и завел руки ей за спину. Тогда она со всей силы наступила ему на ногу.

– Да потому, что я вам нужен, – сказал он, не давая ей освободиться. – Точно так же, как и вы нужны мне. – Он впился поцелуем в ее губы. – Я ждал вас всю жизнь.

Еще один поцелуй, на сей раз долгий и глубокий.

Может быть, Лилиан продолжала бы упорствовать и дальше, не сделай он нечто уж совсем удивительное – он выпустил ее запястья и обнял. Лилиан была поймана врасплох. Она притихла в теплом и надежном кольце его рук, лишь сердце колотилось в безумном ритме.

– Для меня тоже имеет значение, что произошло между нами, – сказал Маркус шепотом, щекоча ей ухо. – Вчера я наконец‑ то понял: все то, что меня так раздражало в вас, теперь радует больше всего на свете. Делайте что хотите, лишь бы вам нравилось. Я и слова не скажу! Бегайте босиком по лужайке, ешьте пудинг пальцами, посылайте меня к черту, когда вам заблагорассудится. В общем, будьте собой! Именно такой вы мне и нужны. В конце концов, вы – единственная женщина, не считая, конечно, моих сестер, кто осмелился сказать мне в лицо, что я самодовольный осел. Разве могу я устоять перед вами?

Губами он коснулся ее мягких щек.

– Моя дорогая Лилиан, – шепнул он, целуя ее веки, – если бы я был поэт, засыпал бы вас сонетами. Но я совершенно лишен поэтического дара и не всегда могу подобрать нужные слова. Зато я могу поручиться за свои чувства. И есть одно слово, которое я никак не могу сказать вам. Я не могу вам сказать: «прощайте». Я не смогу смотреть, как вы уходите от меня. Не хотите выходить за меня из чувства долга? Тогда сделайте это ради тех, кому придется терпеть мои недостатки, если вы меня отвергнете. Выходите за меня, потому что мне нужен кто‑ то, кто научит меня смеяться над самим собой. И еще… кто‑ то же должен научить меня свистеть! Будьте моей женой, Лилиан, потому что у вас такие очаровательные уши, перед которыми мне не устоять.

– Уши? – удивленно переспросила Лилиан. Маркус наклонился и легонько укусил розовую мочку.

– Самые красивые уши, которые мне доводилось видеть.

Он провел языком по внутренней стороне ушной раковины, одновременно гладя руками ее тело, не скованное пластинами корсета. Лилиан вдруг вспомнила, что под сорочкой ничего нет. А он гладил ее грудь, обводя пальцами соски, пока они не затвердели и не уткнулись ему в ладонь.

– Отлично, – прошептал он и начал расстегивать пуговицы сорочки Лилиан.

Кровь застучала у нее в висках. Она вспомнила тяжесть его могучего тела, когда они любили друг друга, скользящие движения мышц под ее ладонями, слаженность их движений. Ее кожа вздрагивала под его губами. И эта жажда… Неудивительно, что он весь день сдерживал себя.

Взбудораженная его близостью, она схватила его за руки. Им еще так много важного предстояло сказать друг другу!

– Маркус, – сказала она, почти не дыша, – не надо. Не сейчас. Это только все усложнит. Нужно еще…

– Мне и так все ясно.

Он обнял ладонями ее лицо. У него были очень темные глаза, намного темнее, чем у Лилиан. Если бы не янтарные проблески, их можно было бы назвать черными.

– Поцелуйте меня, – шепнул Маркус и нашел ее губы. Полуоткрыв рот, поцеловал сначала верхнюю губу, затем нижнюю. Она вся задрожала. Ей вдруг показалось, что пол качнулся под ногами. Граф целовал ее все настойчивее. Лилиан уже не понимала, где находится.

Не отрываясь от ее губ, он помог ей обнять себя за шею. У нее задрожали ноги, и он опустил ее на ковер. Его губы ласкали грудь и соски сквозь тонкий батист, и в глазах у Лилиан заплясали ослепительные огни – золотые, красные, синие. Она поняла, что они лежат в прямоугольнике солнечного света, проходящего сквозь цветные стекла витража.

Маркус взялся за ткань сорочки и нетерпеливо ее рванул. Пуговицы рассыпались по всему ковру. Его лицо показалось Лилиан моложе и мягче, чем обычно. Щеки порозовели от желания. Он смотрел ей в лицо, словно забыв обо всем на свете. Никто раньше не смотрел на нее так! Маркус нагнулся к ее обнаженной груди, коснувшись языком жемчужно‑ белой кожи. Ее соски были похожи на плотно скрученные розовые бутоны. Он принялся ласкать их языком.

Тело Лилиан изгибалось, стремясь слиться с ним как можно полнее. Отвечая на ее безмолвную просьбу, он с мучительной нежностью ласкал ее соски языком и зубами. Он спустил сорочку ниже, к самому животу. Средний палец начал описывать круги вокруг ее пупка. Лилиан извивалась от удовольствия, купаясь в фонтане солнечных лучей и красок, чувствуя, как ее охватывает желание. Его пальцы скользнули ниже, туда, где начинали кудрявиться шелковые волоски. Как только он дотронется до маленького бугорка, спрятанного в складках ее потаенного места, она снова испытает ослепляющее наслаждение…

Вдруг он убрал руки, и Лилиан разочарованно захныкала. Маркус выругался и накрыл ее тело своим. Воцарилась тишина, она слышала только свое прерывистое дыхание. Лилиан попыталась выглянуть из своего убежища, но вздрогнула от страха, когда поняла, что они не одни. Кто‑ то стоял рядом. Саймон Хант! Он сжимал в руках толстенную книгу и несколько папок, перевязанных черной лентой. Он смотрел на лежащую на ковре пару, и выражение его лица было самое озадаченное. К чести Ханта, он сумел сохранить самообладание, хотя это далось ему нелегко. Граф Уэстклиф, известный проповедник воздержания, катается по ковру кабинета, держа в объятиях женщину в разорванной сорочке. Уж от него ожидать подобной сцены никак не приходилось!

– Простите, милорд, – сказал Хант, стараясь не выдать своего удивления. – Не ожидал, что у вас… назначена встреча на столь ранний час.

Маркус пригвоздил его злобным взглядом:

– В следующий раз не забудь постучать.

– Разумеется, ты прав.

Хант хотел было еще что‑ то добавить, но передумал и закашлялся.

– Не буду мешать. Заканчивай свой… разговор. Выходя из кабинета, Хант не смог удержаться, чтобы ехидно не спросить:

– Так ты говоришь, раз в неделю?

– Уходи и закрой дверь, – приказал Маркус ледяным тоном.

Хант удалился. Лилиан могла бы поклясться, что он смеялся.

Лилиан уткнулась лицом в плечо Маркуса. Когда‑ то она бегала по лужайке в панталонах и ужасно боялась, что их кто‑ нибудь увидит. На сей раз вышло в сто раз хуже. Как она сможет смотреть в глаза Саймону Ханту? Лилиан даже застонала от досады.

– Все в порядке, – услышала она шепот Маркуса. – Он никому не скажет.

– Мне плевать, кому он скажет, – выдавила из себя Лилиан. – Можете компрометировать меня хоть сто раз, я все равно не собираюсь за вас замуж.

– Лилиан, – сказал он, смеясь. – Я бы с величайшим удовольствием компрометировал вас хоть сто раз на дню. Но сначала я хотел бы знать, что такое ужасное и непростительное я совершил сегодня утром?

– Начнем с того, что вы говорили с папой. Он слегка приподнял брови:

– И это вас обидело?

– А разве не обидно? Вы отправились улаживать дело с отцом за моей спиной, не сказав мне ни слова! Вы совершенно не считаетесь со мной. Какое своеволие!

– Погодите, – ехидно отозвался Маркус, легким движением перекатившись на бок и сев. – Ничего такого не было. Я просто встретился с вашим отцом, соблюдая традицию. Будущий жених обязательно разговаривает сначала с отцом девушки, а уж потом делает официальное предложение.

Ей почудилась едкая усмешка в его голосе, когда он добавил:

– Так делают даже в Америке. Или меня обманули? Часы на каминной полке отсчитали, пожалуй, минуту, пока Лилиан нашлась что ответить:

– Да, так это обычно и бывает. Но я предполагала, что папа и вы уже пришли к соглашению насчет помолвки, не спросив меня, хочу ли я этого.

– Вы ошиблись. Мы говорили не о помолвке. Ничего насчет приданого или свадьбы. Я хотел только, чтобы ваш отец разрешил мне ухаживать за вами.

Лилиан смотрела на него, и ей вдруг стало досадно. Потом она вспомнила еще кое‑ что.

– О чем вы только что говорили с лордом Сент‑ Винсентом?

Теперь Маркусу стало досадно. Он сказал:

– Вот тут я проявил своеволие. Вероятно, мне следовало бы сказать, что я сожалею, но это не так. Я не сожалею. Я не хотел рисковать, ведь Сент‑ Винсент мог уговорить вас выйти за него, а не за меня. Тогда я счел необходимым предупредить его, чтобы он держался от вас подальше.

Помолчав, Маркус продолжил как‑ то неуверенно:

– Несколько лет назад Сент‑ Винсенту понравилась женщина, с которой у меня была связь. Я не любил ее, но дело обстояло так, что мы могли бы…

Он замолчал, избегая смотреть на Лилиан.

– Не знаю, что бы из этого вышло. Возможности проверить у меня не оказалось. Сент‑ Винсент начал преследовать ее, и она бросила меня ради него.

Он грустно улыбнулся.

– Как я и предполагал, она надоела ему через пару недель.

Лилиан с состраданием смотрела на его строгий профиль. Маркус рассказывал эту горькую историю без гнева и жалости к самому себе. Но она понимала – это был жестокий урок. Маркус слишком ценил верность. Должно быть, ему особенно тяжело дались предательство друга и вероломство любимой.

– И все‑ таки вы сохранили дружбу с Сент‑ Винсентом? – спросила она, смягчив голос.

Было видно: слова ему даются с трудом.

– В каждой дружбе есть свои шрамы. Думаю, если бы Сент‑ Винсент знал про мои чувства к той женщине, он не стал бы преследовать ее. А на этот раз я уж никак не могу допустить, чтобы прошлое повторилось. Вы слишком важны для меня, вы нужны мне.

Лилиан почувствовала укол ревности. У него были чувства к другой женщине! Ее сердце екнуло. Маркус – типичный англичанин с врожденной нелюбовью к проявлению эмоций, и этот разговор для него – нелегкая попытка раскрыть ей душу.

– Так как Сент‑ Винсент привлекательнее и красивее меня, – ровным голосом продолжал Маркус, – я понял, что мне следует действовать быстро и решительно. Вот почему я встретился с ним утром. Я собирался сказать ему…

– Это неправда, – не сдержалась Лилиан. Он взглянул на нее озадаченно:

– Простите?

– Он вовсе не привлекательнее вас. – Лилиан покраснела. Оказывается, ей ничуть не легче признаваться, что лежит у нее на сердце, чем Маркусу. – Вы можете быть таким очаровательным, если захотите. А ваша внешность… – Ее лицо заливала краска. – Я нахожу вас очень красивым и привлекательным, – выпалила она. – Всегда думала, что вы очень привлекательный. Вчера я оказалась в вашей постели только потому, что хотела быть с вами, и совсем не потому, что напилась бренди.

Внезапная улыбка осветила его лицо. Он взялся за края лифа и осторожно прикрыл ее грудь.

– Отсюда я могу сделать вывод, что вы отказываетесь выйти за меня замуж скорее в силу неприязни к принуждению, а не по личной неприязни ко мне?

Лилиан бросила на него смущенный взгляд, и граф засмеялся.

– Тогда я спрошу так: подумайте над предложением стать моей женой при условии, что вас никто не будет к этому принуждать.

Она осторожно кивнула.

– Я могла бы подумать над вашим предложением. Но если вы будете вести себя, как средневековый лорд, заставлять угрозами исполнять то, что угодно вам…

– Нет, я не стану вам угрожать, – серьезно ответил Маркус, хотя в его глазах сверкали озорные искорки. – Совершенно ясно, что такая тактика не принесет успеха. Кажется, я встретил достойного противника.

Лилиан смягчилась и немного успокоилась. Она даже не возражала, когда он усадил ее к себе на колени. Его ладонь скользнула под рубашку и легла ей на бедро скорее успокаивающим жестом, чем возбуждающим.

– Брак – это партнерское соглашение, – сказал он. – Я никогда еще не заключал партнерских соглашений, не обсудив предварительно условий. Сейчас я хочу сделать то же самое. Мы обсудим все с глазу на глаз, вы и я. Несомненно, по некоторым пунктам будут разногласия. Однако вы убедитесь в том, что я – мастер компромиссов.

– Окончательное слово о моем приданом скажет отец.

– Я имел в виду не денежные вопросы. Дела, где решаете вы, а не ваш отец.

– Вы хотите поговорить о том, чего мы оба ждем от супружеской жизни, где будем жить и все такое?

– Совершенно верно.

– А если я скажу, что жизнь в деревне не для меня и я хочу переехать из Гэмпшира в Лондон и жить в Марсден‑ Террас?

Маркус задумчиво посмотрел на нее, подбирая слова для ответа:

– Придется пойти на уступки. Однако мне придется часто наезжать сюда, чтобы управлять имением. Я так понимаю, что вам не по душе Стоуни‑ Кросс‑ Парк?

– Нет, я его очень люблю. Я спросила просто так.

– Но вы привыкли к удобствам городской жизни?

– Я бы хотела жить здесь, – сказала вдруг Лилиан. Она вспомнила красоты Гэмпшира, леса и реки, луга… В один прекрасный день она будет играть там со своими детьми. Ей нравились обитатели деревень с их причудами, хозяева сельских магазинчиков, местные праздники, так оживляющие тихое течение деревенской жизни. А сам дом! Он такой огромный и уютный, с его углами и закоулками, где так приятно дремать в дождливый день. И ночи, полные любви.

Лилиан покраснела. «Самое лучшее, что есть в Стоуни‑ Кросс‑ Парке, – это его владелец. И где бы мы ни жили, нам не будет скучно».

– Разумеется, – продолжала она важно, – я буду крайне расположена жить в Гэмпшире, если мне позволят кататься верхом.

Уэстклиф рассмеялся в открытую.

– Я прикажу оседлать Звездный Свет этим же утром. Седло будет мужским.

– О, благодарю вас! – с преувеличенной любезностью ответила Лилиан. – До отъезда гостей еще два дня, а я уже получила позволение кататься верхом. Это потому, что я спала с вами?

Его губы скривились в усмешке, и он похлопал ее по бедру.

– Если бы вы переспали со мной неделю назад, я бы уже разрешил вам управлять поместьем.

Лилиан с трудом удержалась от улыбки.

– Понятно. В нашем браке дело будет обстоять так: мне придется всякий раз использовать свои чары, когда захочется что‑ то получить.

– Не совсем, хотя…

В его глазах плясали дразнящие искорки.

– Ваши чары, несомненно, сделают меня уступчивее. Лилиан никогда еще не видела Маркуса таким веселым.

Он заигрывал, дразнил, подшучивал над ней. Очевидно, ему было легко и спокойно. Этот мужчина, развалившийся на ковре рядом с ней, ничем не напоминал надменного лорда Уэстклифа, каким все его знают. Он усадил ее поудобнее и провел рукой по ее ноге, обхватив наконец узенькую лодыжку. И ее вдруг затопила волна счастья. «И дело тут не только в физической близости, – подумала она. – Я просто люблю его всей душой».

– Вы думаете, мы поладим? – спросила она нерешительно, играя с узлом его серого муарового галстука. – Мы ведь противоположности во всем, куда ни кинь.

Маркус поцеловал ее запястья, проведя губами по линии тонких голубых вен под нежной белой кожей.

– Я прихожу к мнению, что было бы неразумно брать жену, которая во всем похожа на меня. Это стало бы в высшей степени ошибочным решением.

– Возможно, вы правы, – согласилась Лилиан, гладя его коротко остриженные виски. – Вам нужна жена, которая не даст вам пребывать в мрачности все время. Которая… – Она замерла, когда его язык коснулся нежной кожи в сгибе локтя, пытаясь собраться с мыслями. – Которая сможет привести вас в чувство, когда вы напустите на себя особенно напыщенный вид.

– Я никогда не бываю слишком уж напыщенным, – возразил Маркус, отводя в сторону ворот ее рубашки, закрывающий восхитительный изгиб шеи. У нее захватило дыхание, когда он начал целовать ее ключицу.

– А как бы вы назвали того, кто держит себя с такой самоуверенностью, словно знает все на свете, и считает идиотами всех, кто с ним не согласен?

– В большинстве случаев люди, которые не соглашаются со мной, действительно идиоты. Ничего не поделаешь.

Лилиан тихо засмеялась и положила голову на сгиб его локтя, позволяя ему целовать себя в шею.

– Когда же мы приступим к переговорам? – спросила она. «Какой хриплый у меня голос», – удивилась она.

– Сегодня вечером. Вы придете в мою спальню. Она посмотрела на него с сомнением.

– Это особая хитрость, с помощью которой вы сможете оказывать на меня давление?

Маркус откинулся назад, чтобы посмотреть ей в лицо, и сурово ответил:

– Разумеется, нет. Я намерен самым серьезным образом обсудить все спорные вопросы, чтобы исключить в дальнейшем любые ваши сомнения по поводу брака со мной.

– Понятно…

– А после этого я стану оказывать на вас давление самым бессовестным образом.

И он поцеловал ее. Она даже не успела улыбнуться. В первый раз за все время она услышала от него фривольную фразу. Обычно пуританская сдержанность сковывала его язык, а вот ей такие фразы давались без малейших усилий. Может быть, он уже учится у нее?

– Но сейчас, – сказал Маркус, – мне нужно решить одну задачку из области логики.

– Какую задачку?

Лилиан вдруг пришлось приподняться и сесть прямо. Она почувствовала возбуждение его плоти, нараставшее под весом ее тела…

Большим пальцем он погладил ее губы, а потом, не в силах удержаться, поцеловал в последний раз. Ошеломленная бурей собственных чувств, разбуженных этим поцелуем, она обмякла в его руках, пытаясь отдышаться.

– Задача состоит в том, – шепнул Маркус, – чтобы отправить вас наверх, в вашу комнату, да так, чтобы никто не смог увидеть вас в ночной рубашке.