Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Свадьба Хосрова и Ширин






 

Всем розам небеса, сперва сказав: «Пробудим

Вас в день весны», — потом их предлагают людям.

 

Великий рок, венцу жемчужины даря,

Венец в жемчужинах наденет на царя.

 

Пловцы ныряют вглубь на поиски жемчужин,

Чтоб стал жемчужин блеск с венцом царевым дружен.

 

Став слаще, чем джуляб, прекрасней, чем пери,

Ширин, позвав царя, промолвила: «Бери,

 

Пей сладкий кубок мой, пребудь в истоме сладкой,

Ты сладостно забудь все в мире, кроме Сладкой».

 

В словах, являющих величие и честь,

Ширин потайную царю послала весть:

 

«Не прикасайся ты сегодня ночью к чаше:

Два опьянения не входят в сердце наше.

 

Что яство для людей, чей ум затмит вино?

Поймет ли — солоно ль, не солоно ль оно?

 

Хмельной, найдя все то, к чему стремился страстно, Промолвит: «Я был пьян, все бывшее — неясно».

 

И те, что во хмелю откроют свой замок,

Потом бронят воров, и всем им невдомек».

 

По нраву эта весть пришлась владыке мира.

«Исполню, —.молвил он, — веление кумира».

 

Но пьют в веселый день!.. Будь сломлена печать!

Себя на празднике не надо огорчать!

 

Пел снова Некиса, бренчал бербет Барбеда, —

Звенела над Зухре их нежная победа.

 

То, полный сладости, пел мелодичный руд:

«Пусть длятся радости, пусть чаши все берут!»

 

То кубок прозвенит, сверкая пред Барбедом:

«Всегда удачи свет тебе да будет ведом!»

 

И в сладостных мечтах о сладостной Ширин

Хосров испробовал немало терпких вин.

 

И промежутки царь все делает короче

Меж кубками. И вот проходит четверть ночи.

 

Когда же должен был, почтителен и тих,

К невесте царственной проследовать жених, —

 

Его, лежащего без памяти и речи,

К ней понесли рабы, подняв к себе на плечи.

 

И вот глядит Ширин: безвольный, допьяна

Царь упоен вином. Себя укрыв, она

 

Тому, кто все забыв, лежит как бы сраженный,

Другую милую отдаст сегодня в жены.

 

Она схитрила, что ж, — ты так же поступай

С тем, кто придет к тебе, упившись через край.

 

Из рода матери всегда жила при Сладкой

Старуха. Словно волк была она повадкой.

 

И с чем ее сравнить? О диво! О краса!

Скажу: как старая была она лиса.

 

Две груди старая, как бурдюки, носила.

И плеч ушла краса, колен исчезла сила.

 

Как лук изогнутый» была искривлена

С шагренью схожая, шершавая спина.

 

Ханзол, несущий смерть! Кто глянул бы не косо

На щеки, — в волосках два колющих кокоса.

 

Ширин, надев наряд на это существо,

Послала дряхлую к Парвизу для того,

 

Чтоб знать, насколько царь повержен в хмель могучий

И сможет ли Луну он отличить от тучи.

 

Старуха полога раздвинула края, —

Как будто из норы к царю вползла змея.

 

Как сумрак хмурая — таких не встретишь часто, —
Была беззубая, но все ж была зубаста.

 

Царю, когда к нему вошла сия лиса,

Уже овчинкою казались небеса.

 

Но все ж он мог понять, — он на усладу падкий:

Не так весенние ступают куропатки.

 

Не феникс близится — ворону видит он.

Влез в паланкин Луны чудовищный дракон.

 

«В безумстве я иль сплю? — он прошептал со стоном.

Где ж поклоняются вот этаким драконам?

 

Вот кислолицая! Горбунья! Что за стать!

Да как же горькая сумела Сладкой стать?»

 

Хосрова голова пошла как будто кругом.

Решил он: сей карге он сделался супругом.

 

...Старуший слышен крик... Промолвила Луна:

«Спасти ее!» И вот к царю идет она.

 

К лицу прибавив семь искусных украшений,

Откинув семь завес, вошла; плавней движений

 

Не видел мир. Пред ней — ничто и табарзад.

Вся сладость перед ней свой потупляет взгляд.

 

Она — что кипарис, сладчайший из созданий.

Она — сама луна, закутанная в ткани.

 

Что солнце перед ней, хотя она луна!

Ста драгоценней стран подобная весна!

 

Подобной красоты мир не смущали чары.

Все розы в ней одной, в ней сладости — харвары.

 

Она — цветы весны. О них промолвишь ты:

Одним счастливцам, знать, подобные цветы!

 

Блестящий Муштари пред ней померкнет. Пава

Пред плавною Ширин совсем не величава.

 

Ее уста — любовь. О, как их пурпур густ!

Но все ж ее уста еще не знали уст.

 

Весь Туркестан попал в силок ее дурмана.

Лобзания Ширин ценнее Хузистана.

 

О розы свежих щек! Состав из роз, взгляни,

Заплакал от стыда; его печальны дни.

Ты, томный взор, нанес сердцам несчастным раны!

О поволока глаз! Ты грабишь караваны!

 

Ширин! Ведь ты вино: уносишь ты печаль.

Нет горя там, где ты. Оно уходит вдаль.

 

О сахар сахара, о роза роз! О боже!
Она явилась в мир сама с собою схожей.

 

И царь протер глаза: они ослеплены.

Так бесноватых жжет сияние луны.

 

И, как безумцы все, смущен он был Луною

И хмеля сонного затянут глубиною.

 

...И пробудился царь. Ночи свершился ход.

Царь видит пред собой наисладчайший плод.

 

Невесту светлую ему послало небо, —

Пылающий очаг, назначенный для хлеба.

 

Ушел небиза хмель за тридевять земель.

Сладчайший поцелуй согнал с Парвиза хмель,

 

Он словно вин испил необычайных, новых.

И сад расцветших роз был сжат в руках царевых.

 

Лишь покрывало с уст, как эта ночь, ушло, —

Терпение царя мгновенно прочь ушло.

 

Краса весь разум наш вмиг обратит в останки.

Мани своим вином отравят китаянки.

 

Ворвался в Хузистан в неистовстве ходжа,

Лобзаний табарзад похитил он, дрожа.

 

Таких рассветных вин, как эти, — не бывало.

Таких блаженных зорь на свете — не бывало!

 

И начал он сбирать охапки сладких роз.

И сам он розой стал в часы веселых гроз,

 

И молвил он любви, что миг пришел, что надо

Уже вкушать плоды раскрывшегося сада.

 

То яблок, то гранат он брал себе к вину,

То говорил, смеясь: «К жасмину я прильну».

 

И вот уже слились два розовых их стана.

И две души слились, как розы Гюлистана.

 

Сок розы в чашу пал, о радости моля

И сахар таять мог в плену у миндаля.

 

Так сутки протекали, и вот вторые сутки.

Нарцисс с фиалкой спят, и сладок сон их чуткий.

 

Так два павлина спят в тиши ночных долин...

Поистине красив склонившийся павлин!

 

Они, покинув сон, прогнав ночные тени,

Послали небесам немало восхвалений.

 

И, тело жаркое очистивши водой,

Молитвы должные свершили чередой.

 

Все близкие к тому, кто был на царском троне,

Окраской свадебной окрасили ладони:

 

В хне руки Сементурк, в хне руки Хумаюн,

В хне руки Хумейлы, и лик их счастья — юн.

 

Однажды царь сидел в своем покое, взглядом

Окидывая дев, с ним восседавших рядом.

 

Им драгоценности он роздал. Запылал

В их ожерелиях за лалом рдяный лал.

 

Он отдал Хумаюн Шапуру, — сладким садом

Его он наградил, сладчайшим табарзадом.

 

Затем дал Хумейлу царь Некисе, а вслед

Красотку Сементурк в дар получил Барбед.

 

Ну а Хотан-Хотун премудрую и видом

Прелестную Хосров связал с Бузург-Умидом.

 

С почетом отдал царь Шапуру всю страну,

В которой некогда цвела Михин-Бану.

 

Когда вступил Шапур в предел своих владений,

В них множество воздвиг прославленных строений.

 

Та крепость в Дизакне, чья слава немала,

Шапуром, говорят, построена была.

 

И одаряет вновь всей радостью Хосрова

Благожелательство небесного покрова.

 

Свершенья, молодость и царство — лучших уз

Вовек не видел мир, чем их тройной союз.

 

И дня без лютни нет, и ночи нет без кубка...

Все в мирных днях забыть — нет правильней поступка.

 

Лишь радости вкушай, их так приятен вкус, —

И огорчений злых забудешь ты укус.

 

Он пил, дарил миры, он радовал народы.
И в наслаждениях текли за годом годы.

 

Когда ж прошли года и духом он прозрел,

То устыдился он всех дерзновенных дел.

 

И белый волос стал у щек нежданным стражем.

«О молодость, прощай!» — его увидев, скажем.

 

Быть в мире иль не быть? Граница — волосок,

И волосок — седой. И час твой — недалек.

 

Для взора смертного все чернотой одето —

Лишь только до зари, до вспыхнувшего света.

 

Мы греемся в саду, пока снежинок рой

Не ляжет на листву сребристой камфорой.

 

Постигни молодость! Она — пыланье страсти.

Весь мир, вкушая страсть, в ее всесильной власти.

 

Но седовласый рок возьмет права, и он

Твою изгонит страсть. Таков его закон.

 

«Как быть? — у старика спросил красавчик с жаром.

Ведь милая сбежит, когда я буду старым».

 

И отвечал старик, уже вкушавший тишь:

«Друг, в старости ты сам от милой убежишь».

 

Коль ртуть на голове — она бежит от мира,

Бежит от серебра напрасного кумира.

 

От мрака локонов печаль умчится вдаль.

Черноволосых взор — пугает он печаль.

 

Войска тоски бегут перед тобой, нубиец.

Ведь только радуясь, живет любой нубиец.

 

Окраска черная глазам на пользу: рьян

И радостен, юнец стремится в Индостан.

 

Все понял царь и внял он белому жасмину.

Он в юных днях — как я — постиг свою кончину.

 

Хотя Хосров сдержал любой бы свой обет,

Но мир обманывал, и царь страшился бед.

 

То на златой доске он в нард играл, то бегом

Шебдиза тешился, былым отдавшись негам.

 

То он Барбеда звал, то слушал водомет,

То обнимал Ширин, как бы вкушая мед.

 

Ширин и царский трон, Барбед и бег Шебдиза — Излюбленный предел всех радостей Парвиза.

 

И вспомнил он, — смутясь, все предвещавший сон,

И сад его души был мраком полонен.

 

Все то, что создали, он знал, земля и воды,

Хоть так прекрасно все, сотрут, разрушат годы,

 

До полнолуния растут лучи луны,

Потом — уменьшатся, потом — уж не видны.

 

Я дереву в саду, в саду плодовом внемлю:

«Созревшие плоды повергну я на землю».






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.