Идеи к философии истории человечества

МИНОБРНАУКИ РОССИИ

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Южный федеральный университет»

Филиал ЮФУ в г. Новошахтинске

Кафедра социальной работы и гуманитарных дисциплин

Бердник Л.Ф.

Краткая хрестоматия по культурологии с заданиями для самостоятельной работы

Новошахтинск

Самостоятельная работа студентов – организационная форма обучения, протекающая в отсутствие преподавателя, деятельность студента по усвоению учебной и научной информации без посторонней помощи.

Однако преподаватель разрабатывает задания для самостоятельной работы, которые способствуют качественной организации самостоятельно выполняемых заданий.

Чтение и анализ первоисточников является важнейшей составляющей высшего образования, потому что учит самостоятельно добывать знания, увидеть и понять логику рассуждений выдающихся ученых-философов. помогает расширить профессиональные и общекультурные компетенции.

Для самостоятельной работы по дисциплине «Культурология» подобраны тексты - отрывки из работ выдающихся философов, в которых рассматриваются важнейшие проблемы культуры, ее возникновения, становления и развития, даются характеристики и анализ.

Алгоритм работы с текстами:

1. Внимательно прочитать весь текст.

2. Второй раз текст читать целенаправленно, находя ответы на предложенные вопросы.

3. Составить план текста для лучшего понимания развития доказательств автора.

4.Подготовить ответы на вопросы.

ГЕРДЕР ИОГАНН ГОТФРИД

Идеи к философии истории человечества

М.: Наука,: 1977.

Флора по органическому своему строению сложнее любых почв и пород земных недр, и занимает она на Земле такую обширную сферу, что теряется и в земле, но в виде некоторых побегов и подобий она приближается и к царству животных. У растения есть нечто подобное жизни, есть возрасты жизни, есть пол, растения оплодотворяются, рождаются и умирают. Поверхность Земли сначала была готова для растений, потом уж для животных и человека; растения опережают человека и животных, и разные виды травы, плесень, мох уже льнут к тому голому камню, на котором нет места для животного существа. Если рыхлая земля способна принять в себя семена растений, если луч солнца согревает их, они прорастают и, умирая, приносят свои плоды, потому что прах их лучше хранит и обогревает новые растения. Так покрываются цветами и травою скалы, и болота со временем превращаются в ковры из растений и цветов. И, разлагаясь, неуемная флора Земли обогревает темницу природы, и тут растут живые существа и развивается вся культура Земли...

Животные — старшие братья людей. Людей еще не было, а животные были, и позднее, куда ни приходили люди, местность была уже занята и по крайней мере некоторые стихии были населены — иначе чем бы стали питаться пришельцы, если не одной травой? Итак, односторонней и неполной будет история человека, если рассматривать его вне связи с животным миром...

...Повсюду человек вступил на Землю, уже обитаемую, — все стихии, все болота и реки, песок и воздух полнились живыми существами или наполнялись новыми родами живых существ, а человеку пришлось добывать для себя место, чтобы воцариться и царить, пользуясь божественным искусством хитрости и силы. История того, как удалось человеку достичь господства в мире, — это история человеческой культуры, и самые некультурные народы причастны к этой истории — вот, можно сказать, самая важная глава в истории человечества. Сейчас я замечу только, что люди постепенно установили свое господство над животными, а устанавливая свое господство, почти всему и научились у животных. Животные были живыми искрами божественного разумения, и свет от этих искр человек весь направлял на себя, собирал его в круг, более тесный или более широкий, — относится это к питанию, образу жизни, одежде, ловкости, умениям, искусствам, влечениям и стремлениям. Чем больше учится человек у животных, чем с большим умом учился он и чем умнее были животные, у которых он учился, чем больше приучал он их к себе, чем более близок к ним был, воюя с ними или мирно с ними сосуществуя, тем больше выигрывало воспитание его как человека, а потому история человеческой культуры — это в большой мере зоология и география...

...Лестница постепенного развития, утончения, проходит через всю низшую природу, а что же делать, когда доходит она до самых благородных и могучих созданий природы? Может быть, остановиться или повернуть назад? Питание, в котором нуждалось животное, состояло в растительных силах, которые должны были влить жизнь в растительные ткани его тела; сок мышц и нервов уже не служит пищей ни для какого существа на Земле. Даже и кровь утоляет только жажду хищников, а племена, гонимые пристрастием или нуждой, проявляют звериные наклонности, когда в своей жестокости решают испробовать ту живую пищу, какой питается зверь. Получается, что царство мыслей и реакций, как это и требует его природа, лишено здесь видимого продолжения и перехода, а культура народов положила первым законом человеческого чувства не есть мяса вместе с кровью, в которой — душа животного...

В царстве людей царит величайшее многообразие склонностей и задатков; нередко мы поражаемся им, видим в них нечто чудесное или противоестественное, но мы не понимаем их. А поскольку и эти склонности и задатки не лишены своих органических оснований, то возможно, — если только допустимо строить предположения относительно этой скрытой мраком мастерской, в которой природа выковывает свои формы, — рассматривать человеческий род как великое слияние низших органических сил, которые должны достигнуть в облике человеческом гуманной культуры.

Но что же дальше? Человек был на Земле образом Бога, наделен был самым сложным и тонким органическим строением, какое только может быть на Земле, — так что же, теперь идти ему назад и превращаться в камень, в растение, в слона? Или колесо творения остановилось и уже не приводит в движение других колес? Последнее немыслимо, потому что в царстве верховного блага и мудрости все связано между собой и сила воздействует на силу во всеобщей взаимосвязанности целого. Бросим же взгляд назад и посмотрим, как позади нас все постепенно созревает, подготавливая человеческий облик, и как в нас самих обретаются лишь самые первые задатки и бутоны будущего человеческого предназначения, для которого целенаправленно воспитывает нас творец; если все это так, то или вся целенаправленность, вся взаимосвязь природы — просто сон, или же и человек тоже идет вперед (какими путями — вопрос другой). Давайте же посмотрим, как укажет нам этот путь вперед вся в целом природа человека?

Цель нашего земного существования заключается в воспитании гуманности, а все низкие жизненные потребности только служат ей и должны вести к ней. Все нужно воспитывать: разумная способность должна стать разумом, тонкие чувства — искусством, влечения — благородной свободой и красотой, побудительные силы — человеколюбием...

...Всякое животное достигает того, чего должно достичь, для чего придано ему его органическое строение, и только человек не достигает, и все потому, что цель его высока, широка, бесконечна, а начинает он на Земле с малого, начинает поздно и столько внешних и внутренних препятствий встречает на своем пути! Животного ведет его инстинкт, дар матери-природы; животное — слуга в доме всевышнего отца, оно должно слушаться. А человек в этом доме — дитя, и ему нужно сначала научиться всему: и самым жизненно необходимым инстинктам, и всему, что относится к разуму и гуманности. А учит он все, не достигая ни в чем совершенства, потому что вместе с семенами рассудительности и добродетели он наследует и дурные нравы, и так, следуя по пути истины и душевной свободы, он отягчен цепями, протягивающимися еще к самым началам человеческого рода. Следы, оставленные божественными людьми, жившими до него, живущими рядом с ним, перепутаны со следами других, истоптаны, потому что тут же бродили и звери, и грабители; и следы их, увы! нередко были привлекательнее следов немногих избранных, великих и благородных людей. Вот почему придется или же винить Провидение, что оно поместило человека так близко к животному, а в то же время отказало человеку, который не должен был стать животным, в ясности, твердости и уверенности, таких, что они служили бы его разуму вместо животного инстинкта, — многие и осуждали Провидение; или же иначе нам придется считать, что жалкое начало — это свидетельство бесконечного поступательного развития человека. Тогда человек сам должен будет обрести необходимую ступень света и уверенности, положив на это свой труд, — человек, руководимый своим Отцом, должен благодаря собственным усилиям стать существом свободным и благородным — и он им станет. И человек — пока только человекоподобный — станет человеком, и расцветет бутон гуманности, застывающий от холода и засыхающий от зноя, он расцветет и явит подлинный облик человека, его настоящую, его полную красоту.

Итак, мы без труда можем предчувствовать, что же от нашего теперешнего существа перейдет в мир тот, иной, - ясно, что: вот эта наша Богоподобная гуманность, бутон, скрывающий внутри себя истинный облик человечества...

...Если мы посмотрим, каким путем идет природа, создавая животных на более низких ступенях развития, если мы заметим, что пластическая художница шаг за шагом отбрасывает все неблагородное и смягчает жизненную нужду, как возделывает все ростки духовного, как все утончает и утончает тонкое, как все украшает и оживляет прекрасное, то мы можем довериться незримой руке художницы и будем уверены, что распускающийся бутон человечности предстанет в ином мире в таком облике, который и будет подлинным божественным обликом человека, таким, что величия и красоты его не сможет представить ни одно человеческое земное чувство. Так и напрасно сочинять; и хотя я глубоко уверен, что все ступени творения точнейшим образом взаимосвязаны и что поэтому органическая сила нашей души, предаваясь самым чистым и духовным своим упражнениям, сама закладывает основу своего будущего облика или, по крайней мере, сама не ведая о том, начинает постепенно ткать ту ткань, которая послужит ей облачением, пока лучи высшего солнца не пробудили самых сокровенных, от нее самой утаенных до поры, до времени сил, то все же дерзость — предписывать творцу законы строения существ в мире, устройство которого нам совершенно не известно. Довольно того, что все превращения в низших царствах природы — это совершенствование и что потому в наших руках есть по крайней мере указания на тот грядущий мир, созерцать который мы не способны, не способны по причине высшего порядка. Цветок перед нами — это сначала проросшее семя, потом побег; появляется бутон, и вот наконец выходит цветок, переживающий свои возрасты по такому земному распорядку. Подобные перерастания и превращения можно наблюдать у многих существ, и среди них известным символом стала бабочка. Смотри, вот ползет по земле безобразная, служащая примитивному инстинкту гусеница; но вот час ее пришел, и смертельная усталость одолевает ее; она упирается, она скрючивается; и ткань для савана и некоторые органы будущего ее существования — уже внутри ее. А теперь развиваются кольца и ищут выхода скрытые внутри органические силы. Сначала превращение идет медленно и кажется разрушением: десять ножек остается на коже, которую совлекла с себя бабочка, и еще уродливы члены нового существа. Но постепенно и они образуются и устанавливаются в ряд, но само существо спит, пока не сложится все целиком, — а тогда стремится к свету, и развитие быстро подходит к концу. Несколько минут и нежные крылышки вырастают в пять раз по сравнению с тем, какими были они под покровом савана, и они наделены упругостью и всем блеском лучей, какой только может быть под нашим солнцем, и они, многочисленные, большие, понесут бабочку, словно на крыльях Зефира. Все строение переменилось, теперь бабочка ест не грубые листья, а пьет нектарную росу из чашечки цветка. И предназначение у нее другое: не грубому кормовому инстинкту служит она, а инстинкту тонкому — любви. Кто бы подумал, что в облике гусеницы скрывается бабочка? Кто бы узнал, что гусеница и бабочка — это одно и то же существо, если бы не доказывал этого опыт? А ведь эти две различные формы существования — это два возраста одного и того же существа, на одной и той же земле, где круг органического творения все время начинается заново, сколь же прекрасные превращения скрывает лоно природы, если круг органического творения шире, а возрасты охватывают не один мир! Итак, надейся, человек, и не пророчествуй — вот твой венец, спорь о нем. Отбрось все нечеловеческое, стремись к истине, благу и Богоподобной красоте, и ты достигнешь своей цели...

Большинство людей — животные, они принесли с собой только способность человечности, и ее только нужно воспитывать, воспитывать с усердием и трудами. А как мало людей, в ком подобающим образом воспитана человечность! И у самых лучших — как нежен, как хрупок этот взращенный в них божественный цветок! Животное в человеке всю жизнь жаждет управлять человеком, и большинство людей с готовностью уступают ему. Животное не перестает тянуть человека к земле, когда дух возносит его, когда сердце его хочет выйти на вольные просторы, а поскольку для человеческого существа близкое сильнее дальнего и зримое мощнее незримого, то нетрудно заключить, какая чаша весов перевесит. Человек не умеет радоваться чистой радостью и плохо приспособлен к чистому познанию и чистой добродетели! А если бы был приспособлен, — как мало привык он ко всей этой чистоте! Самые благородные союзы разрушаются низменными влечениями, как морское странствие жизни нарушают противные ветры, и творец, милосердный и строгий, соединил ту и другую напасть, чтобы оно укрощало другое и чтобы побег бессмертия воспитывался в нас не столько нежными западными ветерками, сколько суровыми ветрами севера. Кто испытал многое, многому научился; ленивый и праздный не знает, что скрыто в нем, и тем более не знает, что может и на что способен, и никогда не чувствовал радости от своих дел. Жизнь — это борьба, а цветок чистого, бессмертного духа гуманности — венец, который нелегко завоевать. Бегуна ждет в конце цель, но борца за добродетель — венок в минуту его смерти...

Обычно народы, населяющие Землю, делят на охотников, рыбаков, пастухов, земледельцев, согласно такой классификации определяют и достоинства их культуры и в самой культуре видят необходимое следствие того или иного образа жизни народа. Прекрасно, если бы только все различные образы жизни получили строгое определение, но ведь они меняются с каждой новой страной, с каждым новым краем и смешиваются так, что весьма затруднительно применять чистую классификацию на практике. Гренландец убивает китов и тюленей, охотится на оленя — он охотник и рыбак; но совсем другой рыбак — негр и совсем другой охотник араук, ищущий добычу в пустынных Андах. Пастухи - бедуин и монгол, лапландец и перуанец, но как не похожи они друг на друга: один пасет верблюдов, другой -лошадей, третий - оленей, четвертый - альпаков и лам. Земледелец в Квидахе (государство на территории современного Бенина) и земледелец-японец не похожи друг на друга, как не похожи купец-англичанин и торговец-китаец.

А кроме того, одна потребность еще и не рождает культуры, если даже в народе спят силы, которые ждут своего развития, как только человеческая леность примирится с недостатком и произведет на свет дитя, имя которому — спокойная жизнь, человек готов жить по-старому, и его лишь с трудом можно заставить что-то изменить и улучшить. Итак, необходимо, чтобы воздействовали и другие причины, определяющие образ жизни, какой ведет народ...

Человек не рождает себя сам, не рождает он и свои духовные силы. Сам зародыш — наши задатки — генетического происхождения, как и строение нашего тела, но и развитие задатков зависит от судьбы;

...Человек — это искусно построенная машина, наделенная генетической диспозицией и полнотой жизни; но машина не играет на самой себе, и даже самому способному человеку приходится учиться играть на ней. Разум — это соединение впечатлений и практических навыков нашей души, сумма воспитания всего человеческого рода; и воспитание его человек довершает, словно посторонний самому себе художник, воспитывая себя на чужих образцах.

Таков принцип истории человечества; не будь этого принципа, не было бы и самой истории. Если бы человек все получал от себя, и внутри себя, если бы все полученное он развивал отдельно от предметов внешнего мира, то существовала бы история человека, но не история людей, не история целого человеческого рода. Но поскольку специфическая черта человека состоит как раз в том, что мы рождаемся, почти лишенные даже инстинктов, и только благодаря продолжающемуся целую жизнь упражнению становимся людьми, поскольку сама способность человека к совершенствованию или порче основана на этой особенности, то вместе с тем и история человечества необходимо становится целым, цепью, не прерывающейся нигде, от первого до последнего члена, — цепью человеческой общности и традицией воспитания человеческого рода.

Поэтому мы и говорим о воспитании человеческого рода, что каждый человек лишь благодаря воспитанию становится человеком, а весь человеческий род существует лишь в этой цепи индивидов...

Человек воспитывается только путем подражания и упражнения: прообраз переходит в отображение, лучше всего назвать этот переход преданием, или традицией. Но нужно, чтобы у человека, подражающего своему прообразу, были силы, чтобы он воспринимал все, что сообщают, что передают ему, что возможно сообщить и передать ему, чтобы он усваивал и преобразовывал в свое существо все это сообщенное. Итак, что, сколько он воспримет, как и что усвоит, применит и употребит, — все это зависит только от присущих человеку сил, а в таком случае воспитание человеческого рода — это процесс и генетический, органический; процесс генетический — благодаря передаче традиций, процесс органический — благодаря усвоению и применению переданного. Мы можем как угодно назвать этот генезис человека во втором смысле, мы можем назвать его культурой, то есть возделыванием почвы (согласно этимологии латинского слова), а можем вспомнить образ света и назвать просвещением, тогда цепь культуры и просвещения протянется до самых краев земли. Различие между народами просвещенными и непросвещенными, культурными и некультурными — не качественное, а только количественное. На общей картине народов мы видим бессчетные оттенки, цвета меняются с местом и временем, — итак, здесь все дело в том, с какой точки зрения смотреть на изображенные на картине фигуры. Если мы примем за основу понятие европейской культуры, то, конечно, найдем ее только в Европе; а если мы проведем искусственные различения между культурой и просвещением, хотя ни культура, ни просвещение не существуют по отдельности, то мы еще более удалимся в страну фантазий. Но мы останемся на земле и посмотрим, посмотрим сначала в целом и общем, что за воспитание человека являет нам сама природа, которой ведь лучше всего должны быть известны характер и предназначение созданного ею существа, — и вот оказывается, что такое воспитание есть традиция воспитания человека для одной из форм человеческого счастья и образа жизни. Где существует человек, там существует и традиция, бывает и так, что среди дикарей традиция действеннее всего заявляет о себе, хотя она и относится к узкому, ограниченному кругу. Если человек живет среди людей, то он уже не может отрешиться от культуры, — культура придает ему форму или, напротив, уродует его, традиция захватывает его и формирует его голову и формирует члены его тела. Какова культура, насколько податлив материал, от этого зависит, каким станет человек, какой облик примет он. Дети, оказавшись среди животных, приносили к ним человеческую культуру, если прежде жили с людьми, — об этом свидетельствует большинство примеров; но если ребенка с момента его рождения отдать на воспитание волчице, то он останется единственным на Земле человеком, совершенно лишенным культуры...

...Цепь развития, воспитания превращает развалины в целое, в этом целом пропадают, правда, фигуры людей, но дух человеческий живет, не ведая смерти, и трудится, не ведая усталости. Вечно славятся имена, которые, словно гении человечества, сияют в истории культуры, которые, словно яркие звезды, встают в ночи времен! Пусть зоны разрушат многое в здании культуры, пусть золото втопчут в грязь забвения; труды человеческой жизни не были напрасны, ибо все, что Провидение желало спасти в творении своем, оно спасло, сохранило в иных формах...

О златая цепь развития, ты опутываешь Землю, пронизываешь всех индивидов и достигаешь трона Провидения, — я увидел тебя-, я высмотрел самые прекрасные твои звенья, я следовал за чувствами отца, матери, друга, наставника, и теперь история для меня — уже не ужас и опустошение на священной земле, как думал я раньше...

...Одним из первых шагов человека к культуре было приручение животных... С обработкой земли, с выращиванием растений все обстояло точно так же, как и с животными...

...Самое трудное искусство, которому выучивается культура, — это искусство управления государством...

Человечество — эскиз плана, столь изобилующий силами и задатками, столь многообразный набросок, а в природе все настолько зиждется на самой определенной, конкретной индивидуальности, что великие и многообразные задатки человечества могу быть лишь распределены среди миллионов живущих на нашей планете людей и как-то иначе вообще не могут проявиться. Рождается на земле все, что может рождаться, и пребывает на земле все, что может обрести постоянство согласно законам природы... мораль и учтивость, целью индийцев — некая отвлеченная чистота, тихое усердие и терпеливость, целью финикийцев — дух мореплавания и торговли. Вся культура греков, особенно афинская культура, была устремлена к максимуму чувственной красоты — и в искусстве, и в нравах, в знаниях и в политическом строе. Спартанцы и римляне стремились к доблестям героического патриотизма, любви к отечеству, но стремились по-разному. Поскольку во всех подобных вещах главное зависит от времени и места, то отличительные черты национальной славы древних народов почти невозможно сопоставлять между собой.

И тем не менее мы видим, что во всем творит лишь одно начало — человеческий разум, который всегда занят тем, что из многого создает единое, из беспорядка — порядок, из многообразия сил и намерений — соразмерное целое, отличающееся постоянством своей красоты. От бесформенных искусственных скал, которыми украшает свои сады китаец, и до египетской пирамиды и до греческого идеала красоты — везде виден замысел, везде видны намерения человеческого рассудка, который не перестает думать, хотя и достигает разной степени продуманности своих планов. Если рассудок мыслил тонко и приблизился к высшей точке в своем роде, откуда уже нельзя отклониться ни вправо, ни влево, то творения его становятся образцовыми; в них — вечные правила для человеческого рассудка всех времен. Так, например, невозможно представить себе нечто высшее, нежели египетская пирамида или некоторые создания греческого и римского искусства. Они, все в своем роде, суть окончательно решенные проблемы человеческого рассудка, и не может быть никаких гаданий о том, как лучше решить ту же проблему, и о том, что она будто бы еще не разрешена, ибо исчерпано в них чистое понятие своего предназначения, исчерпано наиболее легким, многообразным, прекрасным способом. Уклониться в сторону значило бы впасть в ошибку, и, даже повторив ошибку тысячу раз и бесконечно умножив ее, все равно пришлось бы вернуться к уже достигнутой цели, к цели величайшей в своем роде, к цели, состоящей в одной наивысшей точке.

Заключительные замечания

Какими путями пришла Европа к культуре, как обрела она то достоинство, каким отмечена перед всеми другими народами? Время, место, потребности, условия, обстоятельства, поток событий — все шло в одном направлении, но обретенное достоинство в первую очередь было результатом бесчисленных совместных, солидарных усилий, плодом собственного трудолюбия и прилежания.

1. Если бы Европа была богата, как Индия, если бы материк Европы был однообразным, как Татария, жарким, как Африка, замкнутым, как Америка, то не было бы ничего из того, что выросло и сложилось в Европе. Даже погруженной в глубокое варварство Европе географическое положение не позволило вновь добыть свет знания; но более всего полезны были ей реки и моря. Пусть не будет Днепра, Дона и Двины, Черного, Средиземного, Адриатического морей, Атлантического океана, морей Северного и Восточного с их берегами, островами, реками — и вот уже нет почвы для того великого торгового союза, который привел в движение Европу и приучил ее к прилежному труду. Две огромные и богатые части света, Азия и Африка, окружали свою бедную и неприметную рядом с ними сестру Европу, с самого края света, из областей древнейшей культуры они слали сюда товары и изобретения и этим возбуждали жар трудолюбия, дар изобретательства. Европейский климат, остатки Древнего Рима и Греции только способствовали всему, и так получается, что все величие Европы покоится на фундаменте знания, неутомимой деятельности, изобретательности, на всеобщем солидарном старании и соревновании.

2. Гнет римской иерархии, быть может, был необходимым ярмом — цепями, сковывавшими грубые народы средневековья; не будь ее, и Европа, вероятно, стала бы добычей деспотов, ареной вечных раздоров, если не монгольской пустыней. Поэтому римская иерархия заслуживает похвалы — она послужила противовесом, но если бы действовала всегда и постоянно только эта сила, только эта пружина, Европа превратилась бы в церковное государство по тибетскому образцу. Но действие и противодействие вызвали такое следствие, о котором не подумала ни одна из сторон; нужда, опасности, потребности вызвали к жизни третье сословие — прорастили его между двумя первыми, и этому новому сословию суждено было стать животворной кровью всего огромного деятельного организма,

а иначе организм распался и разложился бы. Это — сословие, на котором держится наука, полезный труд, старание и соревнование; благодаря этому сословию эпоха, когда рыцарство и поповство были жизненно необходимыми сословиями, медленно, но верно подошла к концу.

3. И какой могла быть новая культура Европы, тоже явствует из предыдущего. Она могла стать только культурой людей, какими они были и какими желали стать, культурой, порождаемой деловитостью, науками, искусствами. Кто презирал труд, науку, искусство, кто не испытывал в них потребности, кто извращал и искажал их, оставался тем, кем был прежде; чтобы культура равномерно и всеохватно пронизывала и воспитание, и законы, и жизненный уклад всех стран — всех сословий и народов, — об этом в средние века еще нельзя было и подумать, а когда же придет пора думать об этом? Между тем разум человеческий, умноженная солидарная деятельность людей неудержимо, неуклонно идут вперед и видят в этом добрый знак, если даже лучшие плоды и не созревают до времени.

Вопросы к тексту.

1.Как появился человек на Земле? Каковы отношения человека и животного?

2.В чем состоит цель земного существования человека?

3.Какова роль воспитания в становлении культуры и человека?

4.Какова роль разума в развитии и совершенствовании человеческой природы?

5. Ум человека прирожденный или достигнутый?

6.Как вы понимаете выражение «Человек – это искусно построенная машина…»?