Глава седьмая райский гарем

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Открыв на следующее утро глаза, я увидела, что Карима нет рядом. Я окликнула его, но ответа не услышала. В голове у меня была полная мешанина, и только через несколько минут все события предыдущего дня всплыли в моей памяти. Амани и ее птицы! Вот почему Карим встал так рано. Конечно, главное — сегодня надо урегулировать ситуацию с Фадделем. Я быстро надела простое хлопчатобумажное платье и вышла из спальни. Сначала остановилась у двери комнаты Махи и прислушалась. Тишина — это был хороший знак. Если бы Маха уже проснулась, то за дверью раздавалась бы оглушительная музыка. Вот было бы хорошо, если бы Маха проспала до полудня. Мне нужно было время, чтобы побыть одной и обдумать, что же мне сказать ей по поводу находящихся в неволе девушек, которых она обнаружила, — я ей это обещала. Причем наша прислуга не должна быть втянута в еще одну разборку с нашим родственником Фадделем.

Вздохнув, я отбросила на время эти мысли, так как уже подходила к комнате Амани. Моя младшая дочь еще спала. Одна из шести филиппинских служанок, которых я обязала наблюдать за Амани, сидела у ее кровати. Она заверила меня:

Я пошла обратно на свою половину и заказала кофе и легкий завтрак: йогурт, сыр и домашний лаваш. По сравнению с вчерашним безумным днем у меня сегодня было время спокойно и вкусно поесть. Я лениво помешивала кофе, сидя на нашей террасе, наслаждаясь прекрасным видом на Красное море, чем славен был наш дворец в Джидде. День был просто божественным. Небо безоблачным и голубым, солнечные лучи ласкали, но в эти часы еще не обжигали. Солнечный свет глубоко проникал в кристально чистую воду Красного моря. Глядя на волны, которые медленно накатывали на берег, я чувствовала, как мое тело начало жить в одном ритме с морем. Если бы все дни были такими мирными, как этот.

Я еще не закончила завтракать, когда вернулся Карим.

Он сел на стул рядом со мной и начал пальцами таскать из моей тарелки кусочки сыра.

Я молча смотрела на красивое лицо Карима, продлевая как можно дольше минуты покоя и безмятежности.

Карим нахмурил брови и печально покачал головой.

— Скотина Фаддель заявил, что испытывает особую привязанность к этим чертовым птицам.

— Он не согласился обменять птиц на землю? — спросила я, не веря своим ушам.

— Конечно согласился, Султана. Но с ним так тяжело было договориться.

— Султана, мне не хочется все это вспоминать, — сказал он раздраженно. — Все, что тебе нужно знать, — это что теперь птицы нашего родственника Фадделя принадлежат нам или, скорее, Амани. И я получил заверение Фадделя, что он больше никогда не заведет в своем земном раю певчих птиц. — Карим заговорил тише: — Я убежден, что он сумасшедший. Неужели Фаддель и вправду верит, что может перехитрить Господа, создав рай без смерти? Конечно сумасшедший.

— По крайней мере, Амани теперь утешится. Не много найдется отцов, готовых на такие жертвы ради счастья своего ребенка. — Я наклонилась к мужу и поцеловала его в губы.

Но выражение лица Карима вдруг стало жестким.

— Султана, эти родственники никогда не входили в круг наших друзей. Я не понимаю, почему ты вдруг решила первый визит нанести им. Пожалуйста, ради нашего блага, держись в будущем подальше от этой семьи.

Мне потребовались немалые усилия, чтобы ничем не выказать переживания, которые мучили меня. Мне так хотелось рассказать Кариму о чудовищной находке Махи — гареме с девушками, которых держали там против их воли и которым, если только это правда, нужно было срочно помочь. Но сейчас я не могла об этом сказать — не время. Я знала, что мой муж ответит, что судьба этих девушек не входит в его компетенцию. И уж точно он запретит мне вмешиваться в это дело.

Поэтому, когда Карим, взяв меня за руку и глядя мне в глаза, сказал: «Держись подальше от Фадделя и Халиды. Ты поняла меня, Султана?» — я только кивнула в знак согласия и произнесла:

— Правоверного никогда второй раз не укусит та же змея.

Удовлетворенный проделанным, Карим встал и серьезно сказал:

— Султана, мы должны осторожно выбирать себе друзей. Любые отношения с такими, как Фаддель, могут привести к неприятным последствиям. — Помолчав, он добавил: — Я хочу навестить Хану и Мухаммеда. Хочешь поехать со мной?

— Спасибо, но я останусь. Сегодня мне лучше побыть с дочерьми. Но не забудь, пожалуйста, подарки, которые я приготовила для них на праздник Ид.

Мне очень нравились Хана, младшая сестра Карима, и ее муж Мухаммед. На самом деле, кроме Нуры, матери Карима, мне нравилась вся семья Карима, и я всегда с радостью ездила к ним в гости. С годами я поняла, мне крупно повезло, что я вышла замуж за Карима и попала в его семью.

Карим уехал, а я, приняв ванну, отправилась к Амани, чтобы сообщить ей хорошие новости. Бедняжка все еще крепко спала. День накануне был для нее настоящим испытанием. Глядя на спящую Амани, я почувствовала огромный прилив любви к ней, несмотря на ее острый язычок. Я нежно поцеловала ее в щеку и отправилась к Махе.

Теперь, когда проблемы с Амани были разрешены, я знала, что должна заняться историей Махи, если хочу сохранить уважение дочери и самоуважение к себе как к защитнице прав женщин.

Маха уже встала и оделась. К моему удивлению, она не слушала музыку. Мы встретились глазами в отражении зеркала ее туалетного столика. Я видела, что она все еще сердится за вчерашнее.

— И какова же судьба птиц? — сухо спросила она.

— Папе удалось решить эту проблему. Птицы остаются у Амани.

— Папа сделал Фадделю очень заманчивое предложение, — сказала я.

— Так вот, я отказываюсь идти на похороны птиц. Мама, я серьезно!

Я нежно положила руку на плечо Махи и сказала ее отражению в зеркале:

Она повела плечом, освобождаясь от моей руки.

Я знала, что теперь настало время мне извиняться. Вздохнув, я сказала:

— Дорогая, прости меня за вчерашнее. Я была неправа, но я пришла в бешенство, услышав твои жестокие и безжалостные слова в адрес твоей сестры. Поверь мне, что, если бы действительно что-то случилось с Амани, последнее, что бы ты стала делать, так это устраивать пир и плясать от радости. — Я помолчала немного и потом добавила: — Если бы с Амани на самом деле произошла трагедия, ты бы всю жизнь страдала от чувства вины за свои необдуманные слова.

Поразмыслив над этим, Маха вроде перестала злиться. Она улыбнулась.

— Ты права, мама. — Она развернулась на своем крутящемся стуле и внимательно посмотрела мне в глаза. — А теперь мы можем поехать и спасти этих девушек во дворце дяди Фадделя?

Я глубоко вздохнула. Я тоже когда-то была одержима желанием помочь каждой женщине, попавшей в беду. Жизнь научила меня, что такие желания редко удается выполнить. Я нежно потрепала Маху по щеке и села на ее кровать.

— Дорогая, расскажи мне об этих девушках. Как ты узнала о них?

— Хорошо, мама, расскажу. Вчера, после того как вышла из ванной комнаты в этом поганом дворце, я нигде не могла найти Лейлу. Поскольку я не знала, в какой стороне сад, я пошла наобум по территории, ища тебя. Я бродила везде и вскоре заблудилась в лабиринте павильонов. Вдруг я поняла, что вышла на тропинку, ведущую к конюшне, и подумала, что сад где-то в той части поместья.

Оттолкнув вертящийся стул с такой силой, что он проехал через всю комнату, Маха подбежала ко мне. Она сжала мои руки.

— Мама, у дяди Фадделя нет никаких лошадей. Эта надпись указывала на другой павильон! И он заполнен совсем юными девушками!

Только через несколько минут меня осенило. Жеребцы! Я поняла, что эта надпись была шуткой Фадделя — несомненно, шуткой по поводу невинных девушек.

— Возможно, эти женщины сами выбрали свое занятие? — робко предположила я. Известно, что бедность в других странах часто толкает девушек или их семьи торговать телом.

— Нет! Нет! — яростно замотала головой Маха. — Несколько из них бросились к моим ногам и умоляли спасти их. — Глаза Махи наполнились слезами. — Некоторым не более двенадцати-тринадцати лет!

Я вскрикнула от негодования. Эти девочки были даже моложе Амани.

— Я обещала, что вернусь, и очень скоро. Что я приведу свою маму, а она уж точно знает, что нужно делать.

— Ох, Маха. — Я закрыла глаза и опустила голову. — Если бы только в жизни все было так просто.

С грустью я начала вспоминать те многочисленные случаи, когда была такой же идеалисткой и оптимисткой, как моя дочь. Теперь, когда мне сорок лет, я знала, что не так-то просто встать между мужчиной и его сексуальными желаниями. Добиться девушки или молодой женщины для удовлетворения своих сексуальных потребностей — природная склонность многих мужчин, и не только на Ближнем Востоке. И часто их вовсе не заботит, что эти удовольствия они получают против воли тех, кто слишком молод, совершая насилие.

— В каком жестоком мире мы живем! — удрученно сказала я, и глаза мои заволокли слезы.

— Может быть, папа нам поможет, — сказала Маха, и на лице ее отразилась надежда. — Он же спас птиц Амани.

Я сидела молча, думая, как же побороть закоснелую силу нашей реальности. Я вспомнила конец 1980-х, когда Кори Аквино, президент Филиппин, на дипломатическом уровне поднял вопрос о том, что филиппинских девочек нанимают на работу в Саудовскую Аравию в качестве прислуги, но по прибытии на место их против их воли используют в качестве сексуальных рабынь. Аквино запретил филиппинским женщинам ездить в Саудовскую Аравию.

Наш король Фадх пришел в ярость, услышав об этом оскорбительном распоряжении, и его реакцией стал указ, запрещавший всем филиппинцам, как мужчинам, так и женщинам, работать в Саудовской Аравии, если только решение президента Аквино войдет в силу.

И смелая попытка Аквино защитить своих соотечественниц провалилась, так как экономика Филиппин в большой степени зависит от богатых нефтью стран Ближнего Востока, где работали филиппинцы и откуда посылали заработанные деньги домой на содержание своих семей.

Так что филиппинских девушек, нанятых на работу в качестве домашней прислуги, наши мужчины продолжают использовать в качестве сексуальных рабынь в дополнение к их обязанностям по дому.

Я мучительно искала выход из создавшегося положения, но снова вынуждена была признаться:

— Если папа может освободить птиц, почему он не может сделать то же самое с девушками?

— Тогда, мама, давай поедем туда. Мы привезем девушек к нам и пусть они работают у нас прислугой! — страстно произнесла она.

Маха вскочила на ноги, лицо ее исказилось от гнева и страдания. Она прокричала:

— Тогда я поеду туда одна! И, как Амани, сама освобожу этих девушек.

Видя решимость своей дочери, я поняла, что выхода у меня нет.

Я сообщила своей филиппинской служанке, что мы уезжаем, велев ей сказать Амани, как только та проснется, что птицы теперь принадлежат ей. После чего мы с Махой отправилась в «Райский дворец», не представляя, что нас там ожидает.

Как только мы въехали на территорию, я сказала нашему водителю:

— Мы встречаемся с Халидой в саду. — И, указав на знак с надписью «Жеребцы», добавила: — Мы выйдем там, а ты возвращайся к воротам и жди, когда мы тебе позвоним. — И у водителя, и у меня были мобильные телефоны.

Водитель весьма недоверчиво посмотрел на меня, но сделал так, как я велела.

Мой план состоял в том, чтобы переписать имена и адреса родственников этих девушек и потом с ними связаться. Я рассчитывала, что, узнав о местонахождении дочерей, родственники смогут через свои посольства потребовать их возвращения домой.

Мы с Махой молча шли по длинной дорожке. Мы обе осознавали, что впутываемся в серьезную авантюру. К тому же втайне от Карима.

Вскоре я увидела ужасный павильон, стоящий в отдалении, как и описывала Маха. Сначала мне показалось, что это здание ничем не отличается от других, однако, вглядевшись более внимательно, я заметила, что на окнах были решетки.

— А как нам войти? — прошептала я, уверенная, что двери заперты и на сигнализации.

— Двери открыты, — к моему большому удивлению, сказала Маха. — Я спросила девушек, почему же они не убежали. Но они ответили, что несколько девушек попытались это сделать, но, поскольку у них нет паспортов и необходимых бумаг, разрешающих пребывание в нашей стране, за подписью гражданина Саудовской Аравии, их вернули и подвергли жестокому наказанию, а обращение с ними стало еще более суровым.

Это понятно. К сожалению, многие люди в Саудовской Аравии, как эмигранты, так и местные, очень страшатся репрессий со стороны правительства и поэтому боятся оказать помощь женщине, заявляющей, что ее насильно содержат в сексуальном рабстве. Мало кто будет рисковать своей свободой ради иностранки, да и представители моей семьи часто мстят тем, кто выставляет напоказ темные стороны жизни в Саудовской Аравии.

Не дойдя до павильона, я вдруг остолбенела: из-за кустов вышли глубокий старик и странного вида маленького роста мужчина, встав на нашем пути. Мы были так ошеломлены внешностью последнего, что вскрикнули.

С трудом дыша, я остановилась, уставившись на него. Он был очень маленький, страшно худой и черный как смоль. Он казался еще ниже ростом, чем был на самом деле, из-за сильной сутулости. Его морщинистое лицо выдавало почтенный возраст. Кожа на щеках свисала большими складками. Я думаю, такого древнего старика я в жизни никогда не видела.

Но, несмотря на свой возраст, одет он был очень ярко: на нем была желтая рубашка и красный жилет с блестками. На голове был намотан шелковый тюрбан бирюзового цвета. Его широкие шаровары, сшитые из роскошной парчи, простеганной золотыми нитями, являли собой моду другого века.

— Могу я быть вам чем-нибудь полезным, мадам? — Голос мужчины был невероятно высоким. И доброжелательным.

Я пригляделась к нему и увидела, что его карие глаза сверкают от любопытства.

— Мадам? — Он помахал маленькой черной ручкой перед моими глазами.

Я заметила, что на каждом пальце у него было по кольцу.

— Я Омар, — с гордостью сказал он. — Омар из Судана.

Тут только я заметила, что его лицо было абсолютно гладким, как мое. Внезапно меня осенило: неужели передо мной евнух? Сейчас в Саудовской Аравии евнухов больше нет. Те, что были когда-то, все уже умерли.

Еще совсем в недалеком прошлом в Аравии было много евнухов. Хотя ислам запрещает мусульманам самим кастрировать мальчиков, тем не менее мусульманам не возбраняется иметь евнухов-рабов. И действительно, мои предки считали почетным иметь евнухов и платили за них огромные деньги. Когда-то евнухи охраняли гаремы богатых арабов. И их можно было всегда увидеть в мечетях Мекки и Медины, где их роль состояла в том, чтобы отделять женщин от мужчин при входе в мечети.

И вот теперь передо мной один из таких евнухов, только очень старый. Я в этом была уверена.

С языка готово уже было сорваться что-нибудь едкое, так как нетрудно было догадаться, какие обязанности у этого маленького человечка здесь, в павильоне Фадделя.

— Как я полагаю, вы охраняете гарем Фадделя?

— Нет, мадам, я не охраняю. — Он согнул свою худую руку и ущипнул ею обвисшую кожу на другой руке. — Я бы мог охранять только тех, кто добровольно выбрал свое заключение.

Посмотрев сверху вниз на его усохшую фигуру, я поняла, что он имел в виду.

— Отец Фадделя был когда-то моим хозяином, а его сын разрешает мне жить в этом доме, — объяснил он.

Маха пришла в себя и больше не боялась этого маленького человечка. Она нетерпеливо дернула меня за руку:

Мои мысли унеслись в далекое прошлое, и мне очень хотелось задать множество вопросов этому евнуху, но важная причина нашего визита сюда вернула меня в настоящее. Я должна найти несчастных узниц до того, как меня обнаружит Фаддель. Я очень надеялась, что евнух не побежит сообщать Фадделю и Халиде о нашем непрошеном появлении на их территории.

— Мы пришли сюда поговорить с девушками, живущими здесь. — Я указала на павильон. — Мы ненадолго. Я вам обещаю.

Омар склонился до земли в изысканном поклоне:

Приятно удивленная его изящными манерами, я улыбнулась, проходя мимо него с Махой.

Не успели мы войти в павильон, как тут же были окружены множеством взволнованных девушек. Большинство из них явно были из Азии. Маху они встретили поцелуями и объятиями. Радостные голоса разносились по всему павильону:

— Ты сдержала слово! Скоро мы будем на свободе!

Громкий смех стих, уступив место радостному шепоту.

Пока возбужденные девушки, столпившись вокруг Махи, забрасывали ее вопросами, я оглядела гарем. Удивительно, что при такой страсти Фадделя ко всему красивому комната, в которой мы находились, была довольно убогой. Хотя мебель в ней была дорогой и стены обтянуты шелком, вся отделка ее была безвкусной и неряшливо выполненной. Горы видеокассет и пепельниц, доверху заполненных окурками и пеплом, виднелись по всей комнате.

Я внимательно посмотрела на девушек. Все они были красивыми, но не их красота, а кричащая на них одежда приковывала взгляд. Некоторые были одеты на западный манер: в джинсах и топах на бретельках, другие были просто в ночных рубашках. В их гаремном облачении не было ничего гламурного. Самым грустным было то, что все они были очень юными.

Среди девушек, в большинстве азиатского происхождения, я увидела одну арабского типа. Несколько девушек курили сигареты и пили прохладительные напитки. Я и представить не могла, что гарем и его обитательницы могут оказаться такими ужасно вульгарными. Однако, как я понимала, для Фадделя эти девушки были подобны обольстительным девственницам — гуриям, о которых говорится в Коране. Как я подозревала, передо мной были девушки, предназначенные доставлять несказанное удовольствие Фадделю. Но для содержавшихся здесь против их воли все это было наверняка неописуемым адом.

— Теперь все быстро садитесь, — приказала я, доставая ручку и блокнот из своей большой сумки. — У нас мало времени, — добавила я, глядя на входную дверь павильона. Мне стало немного не по себе, когда я увидела, что вместе с нами в павильон зашел Омар и теперь удобно расположился на ковре. Он радостно улыбался. Однако что-то внутри меня подсказывало, что я не должна бояться этого маленького человечка.

— Сейчас я пущу по кругу этот блокнот. Пожалуйста, напишите свои имена и адреса ваших родственников, чтобы я могла с ними связаться.

Тихий гул разочарования и отчаяния пронесся по комнате. Одна из девушек, постарше, лет двадцати, как я решила, тихо спросила меня:

— Мэ-эм, так вы нас сегодня не уведете отсюда?

— Я не могу этого сделать. Посмотрите, вас слишком много. У меня нет возможности дать вам всем паспорта. Еще до наступления темноты вас вернут назад. — Я замолчала, быстро подсчитывая девушек. Их было двадцать пять. Я заговорила громче, пытаясь перекрыть их голоса:

— Ваши родные должны обратиться в ваши посольства. Это лучший способ вашего освобождения.

Одна из совсем юных, сообщившая мне, что она из Таиланда, плача сказала:

— Но, мэ-эм, мои родители сами продали меня этому человеку. Они не помогут мне… — рыдания не позволили ей продолжить.

— У меня такая же история, — сказала другая девушка, дрожа от холода — на ней практически ничего не было надето. — Меня увезли из маленькой деревни на севере от Бангкока. Мой брат получил за меня много американских долларов.

— Я думала, что меня наняли работать в доме прислугой. Но меня обманули!

— И меня! Я нанималась швеей на фабрику. В дневное время я шью, а ночью обслуживаю многочисленных мужчин. Меня перекупали по очереди трое мужчин, до того как я попала к хозяину Фадделю.

Озадаченная, пытаясь собраться с мыслями, я посмотрела на Маху. Если родные этих девушек на самом деле продали их в рабство, как я могла им помочь?

— Дайте мне подумать, — нервно сказала я. — Мне надо подумать.

Изящная маленькая красавица с глазами, наполненными слезами, прикоснулась к моей руке:

— Вы должны забрать нас с собой. Если бы вы узнали мою историю, вы бы не оставили меня здесь ни на минуту.

Сердце мое разрывалось, когда я смотрела в печальные глаза этой девушки. Хотя времени совсем не было, я спокойно слушала ее.

Ободренная моим молчанием, девушка продолжила:

— Я из Лаоса, из большой семьи. Моя семья голодала, поэтому, когда двое мужчин из Бангкока предложили за меня деньги, чтобы я поехала с ними, у моих родителей не было выхода. Нас, меня и еще трех девочек из нашей деревни, сковали цепью и увезли в Бангкок. Там нас выгрузили и поместили в большом складском помещении, затем велели голыми встать на помост в комнате, заполненной мужчинами. Нас продали на аукционе. Две девушки из нашей деревни были куплены хозяином борделя, а меня приобрел мужчина-араб. Вот так я попала сюда, мэ-эм. — Ее голос, и без того еле слышный, теперь жалобно молил: — Пожалуйста, не оставляйте меня здесь.

Я потеряла дар речи. Женщин продавали на торгах тем, кто даст за них больше?

— Почему бы вам не забрать этих девушек сегодня, госпожа? Отвезите их в посольства. Мне кажется, они смогут там укрыться.

В словах Омара была доля правды. Я вспомнила, как по лондонскому телевидению в новостях показывали репортаж о филиппинских девушках, с которыми плохо обращались в соседнем Кувейте, так вот именно таким образом они и нашли убежище. Хотя правительство Кувейта утверждало, что они лгут, что с ними плохо обращались, и заставило девушек много месяцев провести в заточении, в конце концов они получили свободу и вернулись на родину.

Я снова улыбнулась Омару. Я полагала, что он навряд ли окажется недругом, но никак не ожидала, что он станет союзником.

Тихие голоса слились в единое требование свободы:

Маленькая, хорошенькая девушка с арабскими чертами лица придвинулась ко мне поближе.

— Пожалуйста, мэ-эм, помогите нам. Наш хозяин — злой человек. Он и четверо из шести его сыновей приходят к нам каждый день. Часто они приводят с собой много других плохих людей.

— Наша жизнь здесь ужасна, — сказала другая девушка, с надеждой заглядывая мне в глаза. — Мэ-эм, вы и представить себе не можете, какие страдания мы здесь испытываем.

Я глубоко вздохнула. Должна ли я спасать этих девушек, не думая о последствиях? Но ответ на этот вопрос я увидела на лице Махи. Да, должна! Да, спасу! Но сначала нужно составить план. Я посмотрела на девушек. То, что было на них, трудно было назвать одеждой. Я не могла вывести их на улицы консервативной Саудовской Аравии в такой одежде. Тут же соберутся злобные толпы и закидают их камнями, что будет неминуемым провалом всего.

— У вас есть какие-нибудь накидки, чтобы прикрыться?

Несколько девушек переглянулись. Одна сказала:

— Возьмите простыни с постелей, — предложил Омар, хитро, со знанием дела посмотрев на меня. — Здесь много постелей, так что найдется достаточно простыней.

Я посмотрела в многочисленные открытые двери гарема. Большинство вели в маленькие комнатки с кроватями.

Пока девушки бегали по комнатам, собирая простыни и покрывала, самые юные сгрудились вокруг меня. Я с ужасом увидела, что две девочки совсем еще дети. Одной не более восьми-девяти лет!

Я крепко держала этих детей за руки, борясь с гневом и слезами. Как могла мать продать свою собственную дочь? Этого мне было не понять.

Голова у меня шла кругом. Я понимала, что не смогу перевезти двадцать пять девушек в одном автомобиле. Несмотря на риск, которому я подвергаю нашу секретную операцию, я собиралась позвонить домой и приказать еще нескольким водителям подъехать и встретить нас у дворца Фадделя.

— Забери этих детей и найди для них покрывала.

Когда Маха освободила меня от них, я вынула из сумки мобильный телефон. Но сделать звонок мне так и не удалось.

В комнате начался чудовищный хаос, так как внезапно здесь появились Фаддель, Халида и трое огромных мужчин. У меня все похолодело внутри, когда я заглянула в стеклянные глаза Фадделя.

— Услышав шум, мы и представить не могли, какой у нас знатный гость, — сказал Фаддель, с самодовольной улыбкой вырывая из моих пальцев телефон. — Султана, тебя сюда не звали! Сейчас же убирайся!

Я посмотрела на Халиду, стоявшую за Фадделем. Последний раз, когда я ее видела, она была без сознания. Теперь она выглядела абсолютно спокойной.

— Я уверена, Халида, что ты не одобряешь этого.

— Не тебе, Султана, обсуждать жизнь в доме другого человека.

Девушки наконец осознали, что произошло, и комната огласилась оглушительными криками, сливавшимися в единый хор. Фаддель быстро махнул рукой. Трое дородных мужчин, сопровождавших его, начали заталкивать девушек в маленькие комнаты и заперли их там.

— Маха! — закричала я, дико озираясь вокруг. — Сейчас же ко мне!

Мысль, что моя дочь может быть заперта вместе с этими несчастными, чуть не ввергла меня в состояние полного безумия.

Увидев Маху, я крепко схватила ее за руку. Как только она вновь была в безопасности рядом со мной, я начала просить за девушек Халиду в надежде, что она встанет на сторону женщин, своих сестер.

— Халида, ты должна знать, что этих девушек постоянно насилуют: твой муж, твои сыновья и другие мужчины. — Я помолчала. — Ты ведь жена и мать, и, я уверена, тебе это не может нравиться.

Халида была удивительно красива, но ее слова доказали мне, что душа ее уродлива. И даже хуже того: эмоционально и духовно она была мертва. Моя речь явно не тронула ее.

— Халида, если ты и правда так считаешь, значит, ты не что иное, как камыш, раскачивающийся на ветру, не имеющий своего мнения.

Халида покраснела, но не ответила на мой вызов.

Давно ходили слухи, что Халиду прельстило прежде всего несметное богатство Фадделя, в этом и причина ее покорности и преданности ему. Мне захотелось накричать на Халиду, напомнить ей о мудрой поговорке о той женщине, что «выходит замуж за деньги гориллы: деньги уходят, а горилла остается». Жизнь действительно непредсказуема, и может наступить такой день, когда Фаддель обеднеет, и тогда у Халиды ничего не останется, кроме его пороков, которые долговечнее, чем богатство.

Но я ничего не сказала, понимая, что такие слова не поспособствуют освобождению девушек.

У Фадделя хватило наглости оправдывать свои злодеяния:

— Хотя это вообще не твое дело, Султана, но все женщины здесь были проданы их родителями. Они получили то, что хотели, как и я. Так что сделки были законными, и я ничего преступного не совершил.

— С точки зрения закона, возможно, и нет, а по законам морали — совершил.

В отчаянии от того, что мне не удается освободить девушек, я дерзко бросила родственнику:

— Фаддель, неужели тебе так трудно найти партнерш по сексу, которых не надо было бы сначала приковывать цепями?

Маха повернулась к нему и с презрением выпалила:

— Султана, как я понимаю, ты со своей дочерью задумала очернить меня и испортить мою репутацию.

— Мама, мы ни в коем случае не можем оставить их здесь.

— Но, доченька, нам придется. Мы больше ничего не можем сделать. — Я потянула ее за собой: — Пойдем.

Выпроваживая нас с Махой из павильона, Фаддель делано сладким голосом угрожающе произнес:

— Знаешь, Султана, если бы это сделал кто другой, я бы велел его убить.

Идя рядом с Фадделем, я испытывала к этому растленному человеку такую ненависть, какую не питала даже к своему брату Али. Как мне хотелось осыпать Фадделя миллионом проклятий! Но я знала, что закон Саудовской Аравии не оставлял шансов помочь этим девушкам. Я ничего не могла сделать и прекрасно знала это. Но самое обидное, что и Фаддель это знал.

Направляясь к выходу, я слышала душераздирающие крики девушек, доносившиеся из-за закрытых дверей. Я не могла этого выносить. И мне трудно было представить, что же чувствовала Маха.

Мрачные мысли роились в голове. О, Аллах! Что за страна! Что за люди! Мы так богаты, что не раздумывая меняем дорогую землю на выводок разноперых птиц, дабы удовлетворить безумный каприз наших детей. В то же время мы так нравственно испорчены, что для нас обычное дело держать в неволе девушек в качестве сексуальных рабынь, и, что совсем невероятно, у порядочных людей нет никакого законного способа этих девушек освободить. Мне стало жарко от стыда за свою страну и своих соотечественников.

Фаддель вызвал нашего водителя. Он провожал нас, решив самолично убедиться в нашем отъезде. Когда появилась машина, Фаддель открыл дверцу, вернул мой мобильный телефон и ехидно пожелал нам всего доброго на прощанье:

— Султана, рады будем снова вас видеть. — И, усмехнувшись, добавил: — Только, пожалуйста, в следующий раз ждем вас в наших апартаментах.

В жизни бывают такие поражения, что, кажется, вынести их невозможно. Я не способна была ни говорить, ни думать, пока не избавилась от вида проклятого Фадделя.

Маха заплакала. Я была так опустошена, что мне было даже не найти слов, чтобы утешить ее, и просто нежно погладила ее по плечу.

Когда мы подъезжали к первому повороту аллеи, прямо перед нашей машиной выросла фигура евнуха Омара. Водитель ударил по тормозам. Улыбнувшись своей беззубой улыбкой, Омар постучал в оконное стекло.

— Госпожа, можно мне поехать с вами? — спросил Омар высоким голосом.

— Со мной? Я думала, вы живете в семье Фадделя.

— Госпожа, я сказал, мне разрешают здесь жить; я не сказал, что мне здесь рады. — Затем он добавил: — После смерти отца Фадделя, умершего более пятнадцати лет назад, меня здесь не очень-то жалуют.

— Ладно… — Посмотрев в салонное зеркало, я увидела, что водитель с тревогой поглядывает на меня. — Семья Фадделя купила тебя как раба?

Это правда. В 1962 году американский президент Джон Ф. Кеннеди лично обратился к Фейсалу, который в то время был премьер-министром, с просьбой об отмене рабства в Саудовской Аравии. Наше правительство удовлетворило просьбу президента Кеннеди и выкупило каждого раба в стране приблизительно за 5000 саудовских риалов ($1500) за душу. Многие из освобожденных рабов остались в домах своих прежних владельцев. Несмотря на то что Омар решил остаться с семьей, которой некогда принадлежал, он был хозяином сам себе.

Я быстро обдумала эту необычную просьбу. Вполне возможно, что Фаддель накажет Омара за то, что тот не сообщил о нашем приходе в гарем. Я теперь хорошо знала, что Фаддель способен на любую гнусность. Без особой охоты я все же сказала:

Как только этот маленький человечек уселся, я спросила его:

Перед тем как ответить, Омар с минуту внимательно смотрел на меня.

— Понимаете, — наконец вымолвил он, — я много лет прожил в этой стране. Когда мне было восемь лет, меня украли у моих родителей в Судане и продали богатому турку. В тот же год мой хозяин совершал хадж в Мекку. — Омар фыркнул. — Он был толстым дураком, который ел слишком много жирного, сладкого, и он упал замертво, обходя «черный камень» Кааба. Меня забрали власти и потом в качестве дара преподнесли отцу Фадделя, который в свое время оказал какую-то любезность правительству.

Сейчас мне восемьдесят восемь. Так что восемьдесят лет я прожил среди вашего народа. — Он надолго замолчал. Потом продолжил: — Когда-то сердца арабов этой страны были добрее. Но лично я, сколько себя помню, никогда не видел ни одного акта милосердия. — Он глубоко вздохнул: — Несколько лет назад я поклялся, что, если встречу доброго человека, буду ему служить. — Омар посмотрел на меня и весело улыбнулся.

И вдруг ко мне пришло осознание того, что я сделала. Мой муж был очень терпимым человеком, но я и представить себе не могла, что он скажет, увидев этого фантастически одетого евнуха. Когда мы приехали в наш дворец, Маха вся в слезах побежала в свою комнату.

Я велела Омару подождать меня в гостиной. Он с радостью подчинился.

Я пошла искать Амани и, как и ожидала, нашла ее в саду с птицами. Я стояла и наблюдала за своей дочерью, как она потчевала птиц очищенными семечками и другим кормом. Ладно, по крайней мере эти птицы больше не узнают страданий. Их веселые трели разносились по всему саду.

Я грустно вздохнула, подсчитывая свои победы и поражения. Певчие птицы на свободе, зато девушки все еще в заточении.

Приехав домой, Карим застал меня в гостиной в компании маленького черного евнуха, Омара, с которым я вела беседу. Он бросил на меня подозрительный взгляд. Бедняга, он и вообразить не мог, что произошло в этот день в его отсутствие. Он также еще не знал, что среди его прислуги появился евнух.