Главная страница Случайная страница Разделы сайта АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже.
Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал.
Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее. ✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать». Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами! Г. Моска Правящий класс
Во всех обществах (начиная со слаборазвитых вплоть до наиболее развитых) существуют два класса людей – класс правящих и класс управляемых. Первый, всегда менее многочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть и наслаждается теми преимуществами, которые дает власть, в то время, как второй, более многочисленный класс управляется и контролируется первым в форме, которая более или менее законна, более или менее произвольна и насильственна и обеспечивает первому классу материальные средства существования. Человек, стоящий во главе государства, определенно не в состоянии был бы управлять без поддержки со стороны многочисленного класса, не мог бы заставить уважать его приказы и их выполнять. Этот человек определенно не может ссориться с данным классом или вообще покончить с ним. Если бы это было возможно, то ему пришлось бы сразу же создавать другой класс. В то же время, утверждая, что неудовлетворенность масс может привести к свержению правящего класса, неизбежно должно было бы существовать другое организованное меньшинство внутри самих масс для выполнения функций правящего класса. В противном случае вся организация и вся социальная структура будет разрушена. Суверенная власть организованного меньшинства над неорганизованным большинством неизбежна. Власть всякого меньшинства непреодолима для любого представителя большинства, который противостоит тотальности организованного меньшинства. В то же время меньшинство организованно именно потому, что оно меньшинство. Сто человек, действуя согласованно, с общим пониманием дела, победят тысячу несогласных друг с другом людей, которые общаются только один на один. Между тем, для первых легче будет действовать согласованно и с взаимопониманием просто потому, что их сто, а не тысяча. Отсюда следует, что чем больше политическое сообщество, тем пропорционально меньше правящее меньшинство по сравнению с управляемым большинством и тем труднее будет для большинства организовать отпор меньшинству. Как бы то ни было, в дополнение к большому преимуществу – выпавшей на долю правящего меньшинства организованности – оно так обычно сформировано, что составляющие его индивиды отличаются от массы управляемых качествами, которые обеспечивают им материальное, интеллектуальное и даже моральное превосходство; или же они являются наследниками людей, обладающих этими качествами. Другими словами, представители правящего меньшинства неизменно обладают свойствами, реальными или кажущимися, которые глубоко почитаются в том обществе, где они живут. В примитивных обществах, находившихся еще на ранней стадии развития, военная доблесть – это качество, которое быстро обеспечивает доступ в правящий, или политический класс. В высокоцивилизованных обществах война – исключительное явление. А в обществах, находящихся на ранних стадиях развития, ее можно, по существу, считать нормальным явлением, и индивиды, проявляющие большие способности в войне, легко добиваются превосходства над своими товарищами, а наиболее смелые становятся вождями. Это непреложный факт, однако формы, которые он может принимать в зависимости от набора условий, весьма многообразны. Превосходство военного сословия над мирным большинством обусловлено перемещением рас и народов, связано с захватом со стороны агрессивной группы относительно мирной части общества. Иногда это действительно так: в качестве примера можно привести Индию после ее захвата ариями, Римскую империю после вторжения в нее германцев и Мексику после захвата ацтеками. Однако гораздо чаще при определенных социальных условиях возвышение воинственного правящего класса наблюдается там, где нет никаких признаков иностранного вторжения. До тех пор, пока орда живет исключительно охотой, все индивиды без труда могут стать воинами. В ней, конечно, будут свои лидеры, руководящие племенем, но невозможно обнаружить класс военных, начинающих эксплуатировать и в то же время защищать другой класс, занимающийся мирным трудом. По мере того как племя переходит от занятия охотой к земледелию и пастушеству, наряду со значительным ростом населения и обретением большей устойчивости среди социального воздействия происходит более или менее четкое деление на два класса, один из которых занимается преимущественно сельским хозяйством, а другой – военным делом. В таком случае неизбежно, что класс военных будет шаг за шагом добиваться такого доминирования над другим классом, чтобы иметь возможность довлеть над ним безнаказанно. Польша дает характерный пример постепенной метаморфозы военного класса в абсолютно доминирующий. Первоначально поляки имели организацию сельских поселений, преобладающую среди всех славянских народов. Не существовало различий между воинами и сельскими тружениками, другими словами, между знатью и крестьянами. Но после того, как поляки заселили широкие равнины, орошаемые водами Вислы и Немана, они начали заниматься земледелием. Однако сохранялась необходимость бороться с воинственными соседями, племенные вожди, или воеводы, собирали вокруг себя определенное число отборных людей, специальным занятием которых было владение оружием. Эти воины были распределены между различными сельскими общинами. Они были освобождены от сельскохозяйственного труда, и вместе с тем получали свою долю продуктов земли наряду с другими членами коммуны. Вначале их положение было не слишком привлекательным, и иногда сельские жители отказывались от освобождения от сельскохозяйственного труда, чтобы избежать участия в войне. Однако постепенно по мере укрепления этого порядка, когда один класс привык к военной деятельности и организации, в то время как другой закалился, работая за плугом и с лопатой, воины стали знатью и владельцами, а крестьяне, некогда их сотоварищи и братья, - вилланами и крепостными. Шаг за шагом воины-владельцы повышали свои требования увеличить долю, которую они имели как члены общины, до размеров всей продукции общины за вычетом того, что жизненно необходимо для земледельцев; и когда последние пытались бороться с таким насилием, они были силой прикреплены к земле, и все это было характерным проявлением откровенного, явного крепостничества. В ходе этой эволюции примерно в 1333 г. король Казимир Великий тщетно пытался обуздать высокомерную наглость воинов. Когда крестьяне явились к нему с жалобами на знать, он довольствовался тем, что спросил: нет ли у них палок и камней? Через несколько поколений, в 1537 г., знать заставила всех торговцев в городах продать принадлежавшие им имения, и отныне земельная собственность стала прерогативой одной лишь знати. В это же время знать усилила давление на короля, требуя начать переговоры с Римом и установить, что только знатные люди отныне могут в Польше вступать в святые ордена. Это практически полностью лишало горожан и крестьян права на почетные посты и какой бы то ни было социальной значимости. Точно такой же процесс мы наблюдаем в России. Здесь воины, входящие в дружину или охрану древнерусских князей (ведущих свою родословную от Рюрика) также имели свою долю от доходов мира (сельских крестьянских общин) как средство существования. Постепенно эта доля увеличивалась. Пока земля была в избытке и работников не хватало, крестьяне часто сами заботились о своей выгоде и переезжали с места на место. Поэтому в конце XVI века царь Борис Годунов разрешил знати прикрепить крестьян к своим землям, закрепив тем самым крепостное право. Однако вооруженные силы в России никогда не формировались исключительно из знати. Мужики (крестьяне) шли воевать как простые солдаты при дружине. Еще в XVI веке Иван Грозный создал стрелецкое войско, которое практически представляло собой постоянную армию, просуществовавшую вплоть до того времени, когда Петр Великий заменил его полками, организованными по западноевропейскому образцу. В этих полках члены старой дружины наряду с иностранцами стали офицерами, в то время как мужики составляли основной контингент рядовых. У народов, только вступивших в земледельческую стадию развития и сравнительно цивилизованных, именно класс военных, вне всякого сомнения, являлся политическим или правящим классом. Иногда владение оружием разрешалось только этому классу, так было в Индии и Польше. Представители класса управляемых при возможности записывались в армию, однако чаще всего как простые солдаты и в самые непрестижные подразделения. Так, в Греции во время войны с мидийцами граждане, принадлежащие к наиболее состоятельным и влиятельным классам, составляли отборные части (кавалерию и тяжеловооруженных пехотинцев), а менее обеспеченные сражались как пельтасты или метальщики из пращи, в то время как рабы, т.е. массы трудящихся, полностью были отстранены от военной службы. Аналогичную организацию мы обнаруживаем в республиканском Риме вплоть до Пунических войн и даже до времени Мария; в латинской и германской Европе в эпоху средневековья; как только что было показано, в России и у многих других народов. Везде – в России и Польше, в Индии и средневековой Европе – правящие военные классы обладали почти исключительным правом собственности на землю. Земля является основным средством производства и источником благосостояния в тех странах, которые не достигли вершин цивилизации. С прогрессом пропорционально увеличиваются доходы от земли. С ростом населения в определенные периоды рента, в рикардианском смысле этого термина, увеличилась, поскольку появились огромные центры потребления – таковыми во все времена были столицы и другие большие города, как древние, так и современные. В результате происходили важные социальные изменения. Доминирующей чертой правящего класса стало богатство, а не воинская доблесть: правящие скорее богаты, чем храбры. Основным условием подобной трансформации является то, что социальная организация должна быть упорядочена и усовершенствована до такой степени, чтобы обеспеченная публичной властью защита превосходила защиту с помощью неофициальной силы. Другими словами, частная собственность должна быть так защищена реализуемыми на практике действенными законами, чтобы власть самого собственника стала излишней. Происходит это путем постепенных изменений в социальной структуре, и в результате тип политической организации, который можно назвать «феодальным государством», трансформируется в принципиально другой тип, который можно назвать «бюрократическим государством». Как только осуществляется такая трансформация, богатство создает политическую власть, точно так же, как политическая власть создает богатство. В обществе, достигшем определенной степени зрелости, где личная власть сдерживается властью общественной, власть имущие, как правило, богатые, а быть богатым – значит быть могущественным. И действительно, когда борьба с бронированным кулаком запрещена, в то время как борьба фунтов и пенсов разрешается, лучшие посты неизменно достаются тем, кто лучше обеспечен денежными средствами. В Соединенных Штатах вся власть является прямым или косвенным результатом всеобщих выборов, и во всех штатах существует всеобщее избирательное право для всех мужчин и женщин. Более того, демократия характеризует не только институты, но и влияет в определенной степени на мораль. Богачи чувствуют обычно определенную неприязнь к участию в общественной жизни, а бедняки испытывают неприязнь, выбирая богатых в выборные органы. Но это не мешает богачу быть более влиятельным по сравнению с бедняком, поскольку он может оказывать давление на политиков, контролирующих государственную администрацию. Это не мешает проводить выборы под музыку звенящих долларов и не избавляет всю законодательную власть и значительное число конгрессменов от ощущения влияния мощных корпораций и крупных финансистов. В Китае еще несколько лет назад академические степени обеспечивали доступ к государственным учреждениям, а степени давались на основе экзаменов без какой бы то ни было видимой ссылки на семью и состояние. Только парикмахеры и некоторые категории лодочников и их дети были лишены права претендовать на различные степени чиновников. Но нередко за деньги покупалась не только снисходительность экзаменаторов. Порой само правительство продавало различные академические степени и разрешало несведущим людям, нередко выходцам из низших социальных слоев, занимать посты в государственных учреждениях. Во всех странах мира все прочие факторы, оказывающие социальное влияние, - личная известность, хорошее образование, специальная подготовка, высокий сан в церковной иерархии, public administration и армия – всегда доступнее богатым, чем бедным. У богатых по сравнению с бедными путь странствий всегда короче, не говоря уже о том, что богатые избавлены от наиболее тернистой и тяжелой части пути. В обществах, где сильна религиозная вера и главы церкви образуют особый класс, всегда возникает церковная аристократия. Ярким примером могут служить Древний Египет, брахманская Индия и средневековая Европа. Священники не только выполняют религиозные функции, они обладают правовым и научным знанием, образуют класс носителей высочайшей интеллектуальной культуры. Сознательно или бессознательно, иерархия священников проявляет тенденцию монополизировать обучение и препятствовать распространению процедур, которые облегчают приобретение нового знания. Возможно, именно из-за этой тенденции мучительно медленно распространялся демотический алфавит в Древнем Египте, хотя он был несомненно проще иероглифического письма. Примером можно считать употребление мертвых языков, которое мы обнаруживаем в Халдее, Индии, средневековой Европе. Иногда, как в Индии, низы были строго отстранены от постижения знаний священных книг. Специальные знания и подлинно научная культура становятся политической силой только на высокой ступени цивилизации, и тогда доступ в правящий класс получают лишь те, кто владеет ими. Но не столько знание само по себе обладает политической ценностью, сколько его практическое применение. Иногда все, что требуется, - это простое овладение механическими процессами, нужными для достижения более высокой культуры. Так, в истории Древнего Египта профессия писца открывала дорогу в государственное учреждение и вела к власти, возможно, потому, что для обладания навыками письма иероглифами надо было долго и упорно учиться. Также и в современном Китае изучение бесчисленных иероглифов составляет основу обучения чиновника. В западном мире так же, как и в Древнем Риме, в привилегированном положении находятся юристы. Они знают сложное законодательство всех народов, обладают красноречием. Продолжительное руководство военной организацией и гражданским обществом развило у правящего класса искусство управления. В таких условиях возникают аристократии функционеров, подобно римскому сенату, венецианским нобилям и английской аристократии. Однако даже если сейчас искусство управления престижно для классов, долго выполнявших политические функции, оно не служило никогда общепринятым критерием привлечения на государственную службу людей, далеких от нее по своему социальному положению. В некоторых странах мы находим наследственные привилегированные касты. В таких случаях правящий класс явно ограничен числом семейств, и рождение является единственным критерием, определяющим принадлежность к нему. Примеров тому чрезвычайно много. Нет практически страны с продолжительной историей, в которой не было бы в то или иное время наследственной аристократии. Мы обнаруживаем ее в Китае и Древнем Египте, в Индии, Греции до войны с мидийцами, в Древнем Риме, у славянских народов, у латинян и германцев в эпоху средневековья, в Мексике в период открытия Америки и в Японии еще несколько лет назад. В этой связи два предварительных замечания. Во-первых, все правящие классы стремятся стать наследственными, если не по закону, то фактически. Все политические силы обладают качеством, которое в физике называют силой инерции. Они имеют тенденцию оставаться на том же месте и в том же состоянии. Богатство и военная доблесть поддерживаются в семьях моральной традицией и наследованием. Годность для получения важного поста гораздо проще достигается теми, кто привычен к этому с детства. Хотя экзамен и конкурс теоретически доступны для всех, на деле большинство не имеет ни средств для продолжительной подготовки, ни связей и титулов, которые быстро ставят индивида на правильную дорогу, помогают не двигаться на ощупь и избежать грубых ошибок, неизбежных в том случае, если человек оказывается в неизвестном для него окружении без всякого руководства и поддержки. В английском, французском и итальянском парламентах часто можно видеть сыновей, внуков, братьев, племянников и зятьев настоящих и бывших членов парламента и депутатов. Во-вторых, когда мы анализируем наследственную знать, монополизировавшую политическую власть, можно быть уверенным, что такому статусу de jure предшествует статус de facto. До провозглашения их исключительного и наследственного права на власть семьи и касты, о которых идет речь, должны твердой рукой взять руль управления, полностью монополизируя все политические силы своей страны. В противном случае такая претензия с их стороны вызвала бы только сильный протест и спровоцировала острую борьбу. Из всех факторов, учитывающихся при рассмотрении социального превосходства, превосходство в интеллекте менее всего связано с наследственностью. Дети людей, отличающихся высоким интеллектом, зачастую обладают посредственными способностями. Именно поэтому наследственные аристократии никогда не защищают свое правление на основе только интеллектуального превосходства, но чаще ссылаются на свое превосходство характера и богатства. Опровергая данное заявление, утверждают, что образование и окружение позволяют объяснить лишь превосходство умственных способностей, а не различия душевного склада – силу воли, смелость, гордость, активность. Истина заключается в том, что социальное положение, семейные традиции, привычки того класса, в котором мы живем, в большей степени, нежели полагают, влияют на степень развития упомянутых выше качеств. Внимательно присмотревшись к индивидам, которые к лучшему или худшему изменили свой социальный статус и, следовательно, находятся в непривычном для них окружении, мы увидим, что их умственные способности меньше подвержены влиянию по сравнению с моральными качествами. Приобретя широкий кругозор, который дает образование, если он только не совсем туп, каждый индивид, останется ли он простым служащим или станет министром, будет в чине сержанта или дослужится до генеральского звания, будет министром или нищим, неизменно тем не менее останется на том уровне умственных способностей, который дала ему природа. И все же с изменением социального статуса и благополучия гордый нередко становится раболепным, раболепие становится самонадеянностью, честный по натуре человек приучается лгать или, по крайней мере, притворяться под давлением необходимости, в то время как имеющий коренившуюся привычку лгать и блефовать, изменяется или, по крайней мере, создает видимость честности и покладистости характера. Конечно, верно, что человек, утративший свое состояние, зачастую приобретает черты покорности, самоотречения и изобретательности, в то время как поднимающийся наверх обретает чувство справедливости и честности. Короче говоря, меняется человек к лучшему или худшему, он должен быть исключительно хладнокровным, чтобы значительно изменить свой социальный статус и в то же время не претерпеть изменений в своем характере. По мнению Мирабо, во всяком человеке любое значительное перемещение по социальной лестнице вызывает кризис, который залечивает все его раны и порождает новые. Смелость в бою, запальчивость в наступлении, стойкость сопротивления – качества, которые постоянно превозносились как отличительные свойства высших классов. В этом отношении между индивидами могут быть заметные и, если так можно выразиться, врожденные различия, но в еще большей степени высокое, низкое или среднее положение в любой значительной группе людям обеспечивают традиции и влияние окружающей среды. Мы обычно индифферентны к опасности, если окружающие говорят о ней безразлично, оставаясь хладнокровными и невозмутимыми. Многие альпинисты и моряки по природе своей люди неуверенные, и в то же время они смело идут навстречу опасности. Таким же образом привыкшие к борьбе народы и классы сохраняют на самом высоком уровне воинскую доблесть. Также верно и то, что не привыкшие к оружию народы и классы обретают воинское мужество, если представители становятся членами организаций, в которых традиционно культивируются доблесть и отвага. Мухаммед II набирал своих внушающих ужас янычар в основном из мальчиков, взятых в плен у вырождающихся византийских греков. Всеми презираемый египетский феллах, отвыкший за многие столетия от войны, смиренный и беззащитный под плетью угнетателя, превращался, определенный в турецкий или албанский полк, в хорошего солдата. Французское дворянство всегда отличалось большой доблестью, но этим качеством в той же степени вряд ли обладала к концу XVIII века французская буржуазия. Однако борьба между республиканцами и сторонниками империи ясно показала, что в проявлении поразительной смелости природа была удивительно щедра по отношению ко всем жителям Франции. И пролетариат, и буржуазия дали хороших солдат, более того, прекрасных офицеров, хотя способность к командованию всегда считалась исключительно прерогативой дворянства. Теория Гумпловича, согласно которой дифференциация в социальных классах в большей степени зависит от этнологических приоритетов, по крайней мере нуждается в доказательстве. Всякому легко придет на ум множество примеров противоположного толка, и среди прочих тот неоспоримый факт, что часто ветви одной семьи принадлежат к совершенно разным социальным классам. Если правящий класс действительно принадлежит к другой породе и если качества, обеспечивающие его доминирование, являются прежде всего врожденными, тогда трудно понять, как, уже сформировавшись, он должен прийти в упадок и утратить свою власть. Отличительные свойства рода чрезвычайно устойчивы. Согласно эволюционной теории, приобретенные родителями качества в их детях становятся врожденными и по мере смены поколений постепенно оттачиваются. Тогда потомки правителей должны бы все более приспосабливаться к управлению, а на долю других классов выпадало бы мало шансов бросить им вызов или попытаться их выжить. Однако сейчас есть множество примеров, убеждающих в том, что события развиваются не в данном направлении. С изменением баланса политических сил, когда назревает необходимость проявления в государственном управлении новых черт, а старые способности отчасти утрачивают свою значимость или же происходят изменения в их распределении, меняется и способ формирования правящего класса. Если в обществе существует новый источник богатства, если возрастает практическая значимость знания, находится в упадке старая или появилась новая религия, если распространяется новое идейное течение, тогда одновременно и в правящем классе происходят далеко идущие перемены. Правящие классы приходят в упадок, если перестают совершенствовать те способности, с помощью которых пришли к власти, когда не могут более выполнять привычные для них социальные функции, а их таланты и служба утрачивают в обществе свою значимость. Так, римская аристократия сошла на нет, когда перестала быть единственным источником пополнения числа офицеров высокого ранга, должностных лиц сообщества, губернаторов провинций. Именно так венецианская знать пришла в упадок, когда ее представители перестали командовать галерами и проводить в море большую часть жизни, торгуя и воюя. В неорганической природе есть пример такого же рода, когда стремление к неподвижности, порожденное силой инерции, постоянно находится в конфликте со стремлением к перемене, и все это – результат неравномерного распределения тепла. Каждая из этих тенденций время от времени превалирует в разных регионах нашей планеты, вызывая одна затишье, другая – ветер и шторм. Подобно этому и в человеческих обществах преобладает то тенденция формирования закрытых, устойчивых, кристаллизованных правящих классов, то тенденция, ведущая к более или менее быстрому их обновлению. Восточные общества, которые мы считаем устойчивыми, в действительности не всегда являются таковыми, иначе они не могли бы достичь вершин цивилизации. Точнее будет сказать, что мы узнали о них в то время, когда их политические силы и политические классы находились в состоянии кристаллизации. То же самое происходит в обществах, которые мы обычно называем «стареющими», где религиозные убеждения, научные знания, способы производства и распределения благ столетиями не претерпевали радикальных изменений. Так, мы видим, что в Индии кастовая система укоренилась после подавления буддизма. Греки обнаружили наследственные касты в Древнем Египте, но нам известно, что в периоды расцвета и величия египетской цивилизации политическая власть и социальный статус не носили наследственный характер. Самый известный и, возможно, наиболее впечатляющий пример общества, склонного к кристаллизации, - это общества того периода римской империи, который принято называть ранней империей. Тогда после нескольких столетий почти полной социальной неподвижности все отчетливее стало просматриваться выделение двух классов – класса крупных землевладельцев и чиновников высокого ранга и класса рабов, земледельцев и городского плебса. Особенно впечатляет то, что государственная служба и социальное положение стали наследственными по обычаю раньше, чем по закону, и эта тенденция в указанный период распространялась очень быстро. В истории народа может случиться и так, что торговые отношения с иноземцами, вынужденная эмиграция, открытия, войны порождают новую бедность и новое богатство, способствуют распространению неизвестного ранее знания и новых моральных идей. Правящий класс также может быть полностью или частично побежден и уничтожен иностранным вторжением или может быть лишен власти с приходом новых социальных элементов, сильных политических сил. Тогда наступает период обновления либо революции, в ходе которой проявляется свобода действий индивидов, часть которых, наиболее пассионарные, энергичные, бесстрашные или просто самые практичные, прокладывает себе дорогу с нижних ступеней социальной лестницы наверх. Если началось такое движение, сразу остановить его невозможно. Пример индивидов, которые начинали «ни с чего» и достигли заметного положения, вызывает честолюбивые замыслы, алчность, новые усилия, и это молекулярное обновление правящего класса продолжается до тех пор, пока не сменится продолжительным периодом социальной стабильности. Вряд ли есть необходимость приводить примеры наций, испытавших такие периоды обновления. В наши дни их множество. Быстрое пополнение правящих классов – поразительное и частое явление не только в колонизованных странах. Когда общественная жизнь начинается в таких условиях, а правящий класс находится только в процессе формирования, доступ в него прост. Овладение землей и другими средствами производства не совсем невозможно, но во всяком случае труднее, чем где бы то ни было. Именно поэтому греческие колонии, по крайней мере в определенный период, были большим полигоном реализации устремлений и предприимчивости греков. Поэтому именно в Соединенных Штатах, где освоение новых земель продолжалось на протяжении всего XIX века и постоянно создавались новые отрасли промышленности, немало примеров людей, которые начинали «с нуля», добивались известности и состояния, и все это питает в жителях данной страны иллюзию, что демократия реально существует. Предположим теперь, что общество переходит постепенно от лихорадочного состояния к покою. Поскольку у человеческого существа всегда одни и те же психологические устремления, те, что принадлежат к правящему классу, начнут обретать чувство солидарности с ним. Они все более становятся недоступными, все лучше овладевают искусством использовать к своей выгоде необходимые для достижения и удержания власти качества и способности. Далее появляется и носящая консервативный характер сила – сила привычки. Многие люди смиряются со своим низким положением, в то время как члены привилегированных семей или классов все более убеждаются в том, что обладают почти абсолютным правом на высокое положение и правление.
Моска Г. Правящий класс //Социологические исследования. – 1994. - №10. – С. 186-196.
|