Главная страница Случайная страница Разделы сайта АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже.
Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал.
Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее. ✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать». Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами! Василий Шукшин
Рассказы
Чудик
Жена называла его - " Чудик". Иногда ласково. Чудик обладал одной особенностью: с ним постоянно что-нибудь случалось. Он не хотел этого, страдал, но то и дело влипал в какие-нибудь истории - мелкие, впрочем, но досадные. Вот эпизоды одной его поездки. Получил отпуск, решил съездить к брату на Урал: лет двенадцать не виделись. - А где блесна такая... на подвид битюря?! - орал Чудик из кладовой. - Я откуда знаю. - Да вот же ж все тут лежали! - Чудик пытался строго смотреть круглыми иссиня-белыми глазами. - Все тут, а этой, видите ли, нету. - На битюря похожая? - Ну. Щучья. - Я ее, видно, зажарила по ошибке. Чудик некоторое время молчал. - Ну и как? - Что? - Вкусная! Ха-ха-ха!... - Он совсем не умел острить, но ему ужасно хотелось. - Зубки целые? Она ж дюралевая!..
...Долго собирались - до полуночи. А рано утром Чудик шагал с чемоданом по селу. - На Урал! На Урал! - отвечал он на вопрос: куда это он собрался? При этом круглое мясистое лицо его, круглые глаза выражали в высшей степени плевое отношение к дальним дорогам - они его не пугали. – На Урал! Надо прошвырнуться. Но до Урала было еще далеко. Пока что он благополучно доехал до районного города, где предстояло взять билет и сесть в поезд. Времени оставалось много. Чудик решил пока накупить подарков племяшам - конфет, пряников... Зашел в продовольственный магазин, пристроился в очередь. Впереди него стоял мужчина в шляпе, а впереди шляпы - полная женщина с крашеными губами. Женщина негромко, быстро, горячо говорила шляпе: - Представляете, насколько надо быть грубым, бестактным человеком! У него склероз, хорошо, у него уже семь лет склероз, однако никто не предлагал ему уходить на пенсию. А этот без году неделя руководит коллективом - и уже: " Может, вам, Александр Семеныч, лучше на пенсию? " Нах-хал! Шляпа поддакивала: - Да, да... Они такие теперь. Подумаешь! Склероз. А Сумбатыч?.. Тоже последнее время текст не держал. А эта, как ее?.. Чудик уважал городских людей. Не всех, правда: хулиганов и продавцов не уважал. Побаивался. Подошла его очередь. Он купил конфет, пряников, три плитки шоколада. И отошел в сторонку, чтобы уложить все в чемодан. Раскрыл чемодан на полу, стал укладывать... Глянул на пол, а у прилавка, где очередь, лежит в ногах у людей пятидесятирублевая бумажка. Этакая зеленая дурочка, лежит себе, никто ее не видит. Чудик даже задрожал от радости, глаза загорелись. Второпях, чтобы его не опередил кто-нибудь, стал быстро соображать, как бы повеселее, поостроумнее сказать этим, в очереди, про бумажку. - Хорошо живете, граждане! - сказал он громко и весело. На него оглянулись. - У нас, например, такими бумажками не швыряются. Тут все немного поволновались. Это ведь не тройка, не пятерка - пятьдесят рублей, полмесяца работать надо. А хозяина бумажки - нет. " Наверно, тот, в шляпе", - догадался Чудик. Решили положить бумажку на видное место на прилавке. - Сейчас прибежит кто-нибудь, - сказала продавщица. Чудик вышел из магазина в приятнейшем расположении духа. Все думал, как это у него легко, весело получилось: " У нас, например, такими бумажками не швыряются! " Вдруг его точно жаром всего обдало: он вспомнил, что точно такую бумажку и еще двадцатипятирублевую он сейчас разменял, пятидесятирублевая должна быть в кармане... Сунулся в карман - нету. Туда-сюда - нету. - Моя была бумажка-то! - громко сказал Чудик. - Мать твою так-то!.. Моя бумажка-то. Под сердцем даже как-то зазвенело от горя. Первый порыв был пойти и сказать: " Граждане, моя бумажка-то. Я их две получил в сберкассе: одну двадцатипятирублевую, другую полусотельную. Одну сейчас разменял, а другой - нету". Но только он представил, как он огорошит всех этим своим заявлением, как подумают многие: " Конечно, раз хозяина не нашлось, он и решил прикарманить". Нет, не пересилить себя – не протянуть руку за этой проклятой бумажкой. Могут еще и не отдать... - Да почему же я такой есть-то? - вслух горько рассуждал Чудик. - Что теперь делать?.. Надо было возвращаться домой. Подошел к магазину, хотел хоть издали посмотреть на бумажку, постоял у входа... и не вошел. Совсем больно станет. Сердце может не выдержать. Ехал в автобусе и негромко ругался - набирался духу: предстояло объяснение с женой. Сняли с книжки еще пятьдесят рублей. Чудик, убитый своим ничтожеством, которое ему опять разъяснила жена (она даже пару раз стукнула его шумовкой по голове), ехал в поезде. Но постепенно горечь проходила. Мелькали за окном леса, перелески, деревеньки... Входили и выходили разные люди, рассказывались разные истории... Чудик тоже одну рассказал какому-то интеллигентному товарищу, когда стояли в тамбуре, курили. - У нас в соседней деревне один дурак тоже... Схватил головешку - и за матерью. Пьяный. Она бежит от него и кричит: " Руки, - кричит, - руки-то не обожги, сынок! " О нем же и заботится... А он прет, пьяная харя. На мать. Представляете, каким надо быть грубым, бестактным... - Сами придумали? - строго спросил интеллигентный товарищ, глядя на Чудика поверх очков. - Зачем? - не понял тот. - У нас за рекой, деревня Раменское... Интеллигентный товарищ отвернулся к окну и больше не говорил. После поезда Чудику надо было еще лететь местным самолетом полтора часа. Он когда-то летал разок. Давно. Садился в самолет не без робости. " Неужели в нем за полтора часа ни один винтик не испортится? " - думал. Потом - ничего, осмелел. Попытался даже заговорить с соседом, но тот читал газету, и так ему было интересно, что там, в газете, что уж и послушать живого человека ему не хотелось. А Чудик хотел выяснить вот что: он слышал, что в самолетах дают поесть. А что-то не несли. Ему очень хотелось поесть в самолете - ради любопытства. " Зажилили", - решил он. Стал смотреть вниз. Горы облаков внизу. Чудик почему-то не мог определенно сказать: красиво это или нет? А кругом говорили: " Ах, какая красота! " Он только ощутил вдруг глупейшее желание: упасть в них, в облака, как в вату. Еще он подумал: " Почему же я не удивляюсь? Ведь подо мной чуть не пять километров". Мысленно отмерил эти пять километров на земле, поставил их на попа, чтоб удивиться, и не удивился. - Вот человек?.. Придумал же, - сказал он соседу. Тот посмотрел на него, ничего не сказал, зашуршал опять газетой. - Пристегнитесь ремнями! - сказала миловидная молодая женщина. - Идем на посадку. Чудик послушно застегнул ремень. А сосед - ноль внимания. Чудик осторожно тронул его: - Велят ремень застегнуть. - Ничего, - сказал сосед. Отложил газету, откинулся на спинку сиденья и сказал, словно вспоминая что-то: - Дети - цветы жизни, их надо сажать головками вниз. - Как это? - не понял Чудик. Читатель громко засмеялся и больше не стал говорить. Быстро стали снижаться. Вот уж земля - рукой подать, стремительно летит назад. А толчка все нет. Как потом объясняли знающие люди, летчик " промазал". Наконец толчок, и всех начинает так швырять, что послышался зубовный стук и скрежет. Этот читатель с газетой сорвался с места, боднул Чудика лысой головой, потом приложился к иллюминатору, потом очутился на полу. За все это время он не издал ни одного звука. И все вокруг тоже молчали - это поразило Чудика. Он тоже молчал. Стали. Первые, кто опомнился, глянули в иллюминаторы и обнаружили, что самолет - на картофельном поле. Из пилотской кабины вышел мрачноватый летчик и пошел к выходу. Кто-то осторожно спросил его: - Мы что, кажется, в картошку сели? - А сами не видите? - сказал летчик. Страх схлынул, и наиболее веселые уже пробовали острить. Лысый читатель искал свою искусственную челюсть. Чудик отстегнул ремень и тоже стал искать. - Эта?! - радостно воскликнул он и подал читателю. У того даже лысина побагровела. - Почему надо обязательно руками хватать! - закричал он шепеляво. Чудик растерялся. - А чем же?.. - Где я ее кипятить буду? Где?! Этого Чудик тоже не знал. - Поедемте со мной? - предложил он. - У меня тут брат живет, там вскипятим... Вы опасаетесь, что я туда микробов занес? У меня их нету. Читатель удивленно посмотрел на Чудика и перестал кричать. В аэропорту Чудик написал телеграмму жене: " Приземлились. Ветка сирени упала на грудь, милая Груша меня не забудь. Тчк. Васятка". Телеграфистка, строгая красивая женщина, прочитав телеграмму, предложила: - Составьте иначе. Вы - взрослый человек, не в детсаде. - Почему? - спросил Чудик. - Я ей всегда так пишу в письмах. Это же моя жена!.. Вы, наверно, подумали... - В письмах можете писать что угодно, а телеграмма - это вид связи. Это открытый текст. Чудик переписал: " Приземлились. Все в порядке. Васятка". Телеграфистка сама исправила два слова: " Приземлились" и " Васятка". Стало: " Долетели. Василий". - " Приземлились"... Вы что, космонавт, что ли? - Ну ладно, - сказал Чудик. - Пусть так будет. ...Знал Чудик: есть у него брат Дмитрий, трое племянников... О том, что должна еще быть сноха, как-то не думалось. Он никогда не видел ее. А именно она-то, сноха, все испортила, весь отпуск. Она почему-то сразу невзлюбила Чудика. Выпили вечером с братом, и Чудик запел дрожащим голосом:
Тополя-а-а, тополя-а-а...
Софья Ивановна, сноха, выглянула из другой комнаты, спросила зло: - А можно не орать? Вы же не на вокзале, верно? - И хлопнула дверью. Брату Дмитрию стало неловко. - Это... там ребятишки спят. Вообще-то она хорошая. Еще выпили. Стали вспоминать молодость, мать, отца... - А помнишь?.. - радостно спрашивал брат Дмитрий. - Хотя кого ты там помнишь! Грудной был. Меня оставят с тобой, а я тебя зацеловывал. Один раз ты посинел даже. Попадало мне за это. Потом уж не стали оставлять. И все равно: только отвернутся, я около тебя: опять целую. Черт знает, что за привычка была. У самого-то еще сопли по колена, а уж... это... с поцелуями... - А помнишь, - тоже вспоминал Чудик, - как ты меня... - Вы прекратите орать? - опять спросила Софья Ивановна совсем зло, нервно. - Кому нужно слушать эти ваши разные сопли да поцелуи? Туда же - разговорились. - Пойдем на улицу, - сказал Чудик. Вышли на улицу, сели на крылечко. - А помнишь?.. - продолжал Чудик. Но тут с братом Дмитрием что-то случилось: он заплакал и стал колотить кулаком по колену. - Вот она, моя жизнь! Видел? Сколько злости в человеке!.. Сколько злости! Чудик стал успокаивать брата: - Брось, не расстраивайся. Не надо. Никакие они не злые, они - психи. У меня такая же. - Ну чего вот невзлюбила?! За што? Ведь невзлюбила она тебя... А за што? Тут только понял Чудик, что да, невзлюбила его сноха. А за что действительно? - А вот за то, што ты - никакой не ответственный, не руководитель. Знаю я ее, дуру. Помешалась на своих ответственных. А сама-то кто! Буфетчица в управлении, шишка на ровном месте. Насмотрится там и начинает... Она и меня-то тоже ненавидит, что я не ответственный, из деревни. - В каком управлении-то? - В этом... горно... Не выговорить сейчас. А зачем выходить было? Што она, не знала, што ли? Тут и Чудика задело за живое. - А в чем дело вообще-то? - громко спросил он, не брата, кого-то еще. - Да если хотите знать, почти все знаменитые люди вышли из деревни. Как в черной рамке, так, смотришь, - выходец из деревни. Надо газеты читать!.. Што ни фигура, понимаешь, так - выходец, рано пошел работать. - А сколько я ей доказывал: в деревне-то люди лучше, не заносистые. - А Степана-то Воробьева помнишь? Ты ж знал его... - Знал, как же. - Уж там куда деревня!.. А пожалуйста: Герой Советского Союза. Девять танков уничтожил. На таран шел. Матери его теперь пожизненную пенсию будут шестьдесят рублей платить. А разузнали только недавно, считали - без вести... - А Максимов Илья!.. Мы ж вместе уходили. Пожалуйста, кавалер Славы трех степеней. Но про Степана ей не говори... Не надо. - Ладно. А этот-то!.. Долго еще шумели возбужденные братья. Чудик даже ходил около крыльца и размахивал руками. - Деревня, видите ли!.. Да там один воздух чего стоит! Утром окно откроешь - как, скажи, обмоет тебя всего. Хоть пей его - до того свежий да запашистый, травами пахнет, цветами разными... Потом они устали. - Крышу-то перекрыл? - спросил старший брат негромко. - Перекрыл. - Чудик тоже тихо вздохнул. - Веранду подстроил - любо глядеть. Выйдешь вечером на веранду... начинаешь фантазировать: вот бы мать с отцом были бы живые, ты бы с ребятишками приехал - сидели бы все на веранде, чай с малиной попивали. Малины нынче уродилось пропасть. Ты, Дмитрий, не ругайся с ней, а то она хуже невзлюбит. А я как-нибудь поласковей буду, она, глядишь, отойдет. - А ведь сама из деревни! кик-то тихо и грустно изумился Дмитрий. - А вот... Детей замучила, дура: одного на пианинах замучила, другую в фигурное катание записала. Сердце кровью обливается, а не скажи, сразу ругань. - Ммх!.. - чего-то опять возбудился Чудик. - Никак не понимаю эти газеты: вот, мол, одна такая работает в магазине - грубая. Эх, вы!.. А она придет домой - такая же. Вот где горе-то! И я не понимаю! – Чудик тоже стукнул кулаком по колену. - Не понимаю: почему они стали злые? Когда утром Чудик проснулся, никого в квартире не было: брат Дмитрии ушел на работу, сноха тоже, дети постарше играли во дворе, маленького отнесли в ясли. Чудик прибрал постель, умылся и стал думать, что бы такое приятное сделать снохе. Тут на глаза попалась детская коляска. " Эге, - подумал Чудик, - разрисую-ка я ее". Он дома так разрисовал печь, что все дивились. Нашел ребячьи краски, кисточку и принялся за дело. Через час все было кончено, коляску не узнать. По верху колясочки Чудик пустил журавликов - стайку уголком, по низу - цветочки разные, травку-муравку, пару петушков, цыпляток... Осмотрел коляску со всех сторон - загляденье. Не колясочка, а игрушка. Представил, как будет приятно изумлена сноха, усмехнулся. - А ты говоришь - деревня. Чудачка. - Он хотел мира со снохой. - Ребенок-то как в корзиночке будет. Весь день Чудик ходил по городу, глазел на витрины. Купил катер племяннику, хорошенький такой катерок, белый, с лампочкой. " Я его тоже разрисую", - думал. Часов в шесть Чудик пришел к брату. Взошел на крыльцо и услышал, что брат Дмитрий ругается с женой. Впрочем, ругалась жена, а брат Дмитрий только повторял: - Да ну что тут!.. Да ладно... Сонь... Ладно уж... - Чтоб завтра же этого дурака не было здесь! - кричала Софья Ивановна. - Завтра же пусть уезжает. -Да ладно тебе!.. Сонь... - Не ладно! Не ладно! Пусть не дожидается - выкину его чемодан к чертовой матери, и все! Чудик поспешил сойти с крыльца... А дальше не знал, что делать. Опять ему стало больно. Когда его ненавидели, ему было очень больно. И страшно. Казалось: ну, теперь все, зачем же жить? И хотелось уйти подальше от людей, которые ненавидят его или смеются. - Да почему же я такой есть-то? - горько шептал он, сидя в сарайчике. - Надо бы догадаться: не поймет ведь она, не поймет народного творчества. Он досидел в сарайчике дотемна. И сердце все болело. Потом пришел брат Дмитрий. Не удивился - как будто знал, что брат Василий давно уж сидит в сарайчике. - Вот... - сказал он. - Это... опять расшумелась. Коляску-то... не надо бы уж. - Я думал, ей поглянется. Поеду я, братка. Брат Дмитрий вздохнул... И ничего не сказал.
Домой Чудик приехал, когда шел рясный парной дождик. Чудик вышел из автобуса, снял новые ботинки, побежал по теплой мокрой земле – в одной руке чемодан, в другой ботинки. Подпрыгивал и громко пел:
Тополя-а, тополя-а...
С одного края небо уже очистилось, голубело, и близко где-то было солнышко. И дождик редел, шлепал крупными каплями в лужи; в них вздувались и лопались пузыри. В одном месте Чудик поскользнулся, чуть не упал.
...Звали его - Василий Егорыч Князев. Было ему тридцать девять лет от роду. Он работал киномехаником в селе. Обожал сыщиков и собак. В детстве мечтал быть шпионом.
Микроскоп
На это надо было решиться. Он решился. Как-то пришел домой – сам не свой - желтый; не глядя на жену, сказал: - Это... я деньги потерял. - При этом ломаный его нос (кривой, с горбатинкой) из желтого стал красным. - Сто двадцать рублей. У жены отвалилась челюсть, на лице появилось просительное выражение: может, это шутка? Да нет, этот кривоносик никогда не шутит, не умеет. Она глупо спросила: - Где? Тут он невольно хмыкнул. - Да если б я знал, я б пошел и... - Ну, не-ет!! - взревела она. - Ухмыляться ты теперь до-олго не будешь! - И побежала за сковородником. - Месяцев девять, гад! Он схватил с кровати подушку - отражать удары. (Древние только форсили своими сверкающими щитами. Подушка!) Они закружились по комнате... - Подушку-то, подушку-то мараешь! Самой стирать!.. - Выстираю! Выстираю, кривоносик! А два ребра мои будут! Мои! Мои!.. - По рукам, слушай!.. - От-теньки-коротеньки!.. Кривенькие носики! - По рукам, зараза! Я ж завтра на бюлитень сяду! Тебе же хуже!.. - Садись! - Тебе же хуже... - Пускай! - Ой! - От так! - Ну будет? - Нет, дай я натешусь! Дай мне душеньку отвести, скважина ты кривоносая! Дятел... - Тут она изловчилась и больно достала его по голове. Немножко сама испугалась... Он бросил подушку, схватился за голову, застонал. Она пытливо смотрела на него: притворяется или правда больно? Решила, что - правда. Поставила сковородник, села на табуретку и завыла. Да с причетом, с причетом: - Ох, да за што же мне долюшка така-ая-а?.. Да копила-то я их, копила!.. Ох, да лишний-то раз кусочка белого не ела-а!.. Ох, да и детушкам своим пряничка сладкого не покупала!.. Все берегла-то я, берегла, скважина ты кривоносая-а!.. Ох-х!.. Каждую-то копеечку откладывала да радовалась: будут у моих детушек к зиме шубки теплые да нарядные! И будут-то они ходить в школу не рваные да не холодные! - Где это они у тебя рваные-то ходют? - не вытерпел он. - Замолчи, скважина! Замолчи. Съел ты эти денюжки от своих же детей! Съел и не подавился... Хоть бы ты подавился имя, нам бы маленько легче было... - Спасибо на добром слове, - ядовито прошептал он. - М-хх, скважина!.. Где был-то? Может, вспомнишь?.. Может, на работе забыл где-нибудь? Может, под верстак положил да забыл? - Где на работе!.. Я в сберкассу-то с работы пошел. На работе... - Ну, может, заходил к кому, скважина? - Ни к кому не заходил. - Может, пиво в ларьке пил с алкоголиками?.. Вспомни. Может, выронил на пол... Беги, они пока ишо отдадут. - Да не заходил я в ларек! - Да где ж ты их потерять-то мог, скважина? - Откуда я знаю? - Ждала его!.. Счас бы пошли с ребятишками, примерили бы шубки... Я уж там подобрала - какие. А теперь их разберут. Ох, скважина ты, скважина... - Да будет тебе! Заладила: скважина, скважина... - Кто же ты? - Што теперь сделаешь? - Будешь в две смены работать, скважина! Ты у нас худой будешь... Ты у нас выпьешь теперь читушечку после бани, выпьешь! Сырой водички из колодца... - Нужна она мне, читушечка. Без нее обойдусь. - Ты у нас пешком на работу ходить будешь! Ты у нас покатаешься на автобусе. Тут он удивился: - В две смены работать и - пешком? Ловко... - Пешком! Пешком - туда и назад, скважина! А где, так ишо побежишь - штоб не опоздать. Отольются они тебе, эти денюжки, вспомнишь ты их не раз. - В две не в две, а по полторы месячишко отломаю - ничего, - серьезно сказал он, потирая ушибленное место. - Я уж с мастером договорился... - Он не сообразил сперва, что проговорился. А когда она недоуменно глянула на него, поправился: - Я, как хватился денегто, на работу снова поехал и договорился. - Ну-ка дай сберегательную книжку, - потребовала она. Посмотрела, вздохнула и еще раз горько сказала: - Скважина. С неделю Андрей Ерин, столяр маленькой мастерской при " Заготзерне", что в девяти километрах от села, чувствовал себя скверно. Жена все злилась: он то и дело получал " скважину", сам тоже злился, но обзываться вслух не смел. Однако дни шли... Жена успокаивалась. Андрей ждал. Наконец решил, что - можно. И вот поздно вечером (он действительно " вламывал" по полторы смены) пришел он домой, а в руках держал коробку, а в коробке, заметно, что-то тяжеленькое. Андрей тихо сиял. Ему нередко случалось приносить какую-нибудь работу на дом, иногда это были небольшие какие-нибудь деревянные штучки, ящички, завернутые в бумагу, - никого не удивило, что он с чем-то пришел. Но Андрей тихо сиял. Стоял у порога, ждал, когда на него обратят внимание... На него обратили внимание. - Чего эт ты, как... голый зад при луне, светисся? - Вот... дали за ударную работу... - Андрей прошел к столу, долго распаковывал коробку... И, наконец, открыл. И выставил на стол... микроскоп. - Микроскоп. - Для чего он тебе? Тут Андрей Ерин засуетился. Но не виновато засуетился, как он всегда суетился, а как-то снисходительно засуетился. - Луну будем разглядывать! - И захохотал. Сын-пятиклассник тоже засмеялся: луну в микроскоп! - Чего вы? - обиделась мать. Отец с сыном так и покатились. Мать навела на Андрея строгий взгляд. Тот успокоился. - Ты знаешь, что тебя на каждом шагу окружают микробы? Вот ты зачерпнула кружку воды. - Ты думаешь, ты воду пьешь? - Пошел ты!! - Нет, ты ответь. - Воду пью. Андрей посмотрел на сына и опять невольно захохотал. - Воду она пьет!.. Ну не дура?.. - Скважина! Счас сковородник возьму. Андрей снова посерьезнел. - Микробов ты пьешь, голубушка, микробов. С водой-то. Миллиончика два тяпнешь - и порядок. На закуску! - Отец и сын опять не могли удержаться от смеха. Зоя (жена) пошла в куть за сковородником. - Гляди суда! - закричал Андрей. Подбежал с кружкой к микроскопу, долго настраивал прибор, капнул на зеркальный кружок капельку воды, приложился к трубе и, наверно, минуты две, еле дыша, смотрел. Сын стоял за ним - смерть как хотелось тоже глянуть. - Пап!.. - Вот они, собаки!.. - прошептал Андрей Ерин. С каким-то жутким восторгом прошептал: - Разгуливают... - Ну, пап! Отец дрыгнул ногой. - Туда-суда, туда-суда!.. Ах, собаки! - Папка! - Дай ребенку посмотреть! - строго велела мать, тоже явно заинтересованная. Андрей с сожалением оторвался от трубки, уступил место сыну. И жадно и ревниво уставился ему в затылок. Нетерпеливо спросил: - Ну? Сын молчал. - Ну?! - Вот они! - заорал парнишка. - Беленькие... Отец оттащил сына от микроскопа, дал место матери. - Гляди! Воду она пьет... Мать долго смотрела... Одним глазом, другим... - Да никого я тут не вижу. Андрей прямо зашелся весь, стал удивительно смелый. - Оглазела! Любую копейку в кармане найдет, а здесь микробов разглядеть не может. Они ж чуть не в глаз тебе прыгают, дура! Беленькие такие... Мать, потому что не видела никаких беленьких, а отец с сыном видели, не осердилась. - Вон, однако... - Может, соврала, у нее выскакивало. Могла приврать. Андрей решительно оттолкнул жену от микроскопа и прилип к трубке сам. И опять голос его перешел на шепот. - Твою мать, што делают! Што делают!.. - Мутненькие такие? - расспрашивала сзади мать сына. - Вроде как жиринки в супу?.. Они, што ли? - Ти-ха! - рявкнул Андрей, не отрываясь от микроскопа. - Жиринки... Сама ты жиринка. Ветчина целая. - Странно, Андрей Ерин становился крикливым хозяином в доме. Старший сынишка-пятиклассник засмеялся. Мать дала ему подзатыльник. Потом подвела к микроскопу младших. - Ну-ка ты, доктор кислых щей!.. Дай детям посмотреть. Уставился... Отец уступил место у микроскопа и взволнованно стал ходить по комнате. Думал о чем-то. Когда ужинали, Андрей все думал о чем-то, поглядывал на микроскоп и качал головой. Зачерпнул ложку супа, показал сыну: - Сколько здесь?.. Приблизительно? Сын наморщил лоб: - С полмиллиончика есть. Андрей Ерин прищурил глаз на ложку. - Не меньше. А мы их - ам! - Он проглотил суп и хлопнул себя по груди. - И - нету. Сейчас их там сам организм начнет колошматить. Он-то с имя управляется! - Небось сам выпросил? - Жена с легким неудовольствием посмотрела на микроскоп. - Может, пылесос бы дали. А то пропылесосить - и нечем. Нет, бог, когда создавал женщину, что-то такое намудрил. Увлекся творец, увлекся. Как всякий художник, впрочем. Да ведь и то - не Мыслителя делал. Ночью Андрей два раза вставал, зажигал свет, смотрел в микроскоп и шептал: - От же ж собаки!.. Што вытворяют. Што они только вытворяют! И не спится им! - Не помешайся, - сказала жена, - тебе ведь немного и надо-то - тронешься. - Скоро начну открывать, - сказал Андрей, залезая в тепло к жене. - Ты с ученым спала когда-нибудь? - Еще чего!.. - Будешь. - И Андрей Ерин ласково похлопал супругу по мягкому плечу. - Будешь, дорогуша, с ученым спать... Неделю, наверно, Андрей Ерин жил как во сне. Приходил с работы, тщательно умывался, наскоро ужинал... Косился на микроскоп. - Дело в том, - рассказывал он, - что человеку положено жить сто пятьдесят лет. Спрашивается, почему же он шестьдесят, от силы семьдесят - и протянул ноги? Микробы! Они, сволочи, укорачивают век человеку. Пролезают в организм, и, как только он чуток ослабнет, они берут верх, Вдвоем с сыном часами сидели они у микроскопа, исследовали. Рассматривали каплю воды из колодца, из питьевого ведра... Когда шел дождик, рассматривали дождевую капельку. Еще отец посылал сына взять для пробы воды из лужицы... И там этих беленьких кишмя кишело. - Твою мать-то, што делают!.. Ну вот как с имя бороться? - У Андрея опускались руки. - Наступил человек в лужу, пришел домой, наследил... Тут же прошел и ребенок босыми ногами - и пожалуйста, подцепил. А какой там организьм у ребенка! - Поэтому всегда надо вытирать ноги, - заметил сын. - А ты не вытираешь. - Не в этом дело. Их надо научиться прямо в луже уничтожать. А то - я вытру, знаю теперь, а Сенька вон Маров... докажи ему: как шлепал, дурак, так и впредь будет. Рассматривали также капельку пота, для чего сынишка до изнеможения бегал по улице, потом отец ложечкой соскреб у него со лба влагу - получили капельку, склонились к микроскопу... - Есть! - Андрей с досадой ударил себя кулаком по колену. – Иди проживи сто пятьдесят лет!.. В коже и то есть. - Давай опробуем кровь? - предложил сын. Отец уколол себе палец иголкой, выдавил ярко-красную ягодку крови, стряхнул на зеркальце... Склонился к трубке и застонал. - Хана, сынок, - в кровь пролезли! - Андрей Ерин распрямился, удивленно посмотрел вокруг. - Та-ак. А ведь знают, паразиты, лучше меня знают - и молчат! - Кто? - не понял сын. - Ученые. У их микроскопы-то получше нашего - все видят. И молчат. Не хотят расстраивать народ. А чего бы не сказать? Может, все вместе-то и придумали бы, как их уничтожить. Нет, сговорились и молчат. Волнение, мол, начнется. Андрей Ерин сел на табуретку, закурил. - От какой мелкой твари гибнут люди! - Вид у Андрея был убитый. Сын смотрел в микроскоп. - Друг за дружкой гоняются! Эти маленько другие... Кругленькие. - Все они - кругленькие, длинненькие - все на одну масть. Матери не говори пока, што мы у меня их в крове видели. - Давай у меня посмотрим? Отец внимательно поглядел на сына... И любопытство и страх отразились в глазах у Ерина-старшего. Руки его, натруженные за много лет - большие, пропахшие смольем, - чуть дрожали на коленях. - Не надо. Может, хоть у маленьких-то... Эх, вы! - Андрей встал, пнул со зла табуретку. - Вшей, клопов, личинок всяких - это научились выводить, а тут каких-то... меньше же гниды самой маленькой - и ничего сделать не можете! Где же ваша ученая степень?! - Вшу видно, а этих... Как ты их? Отец долго думал. - Скипидаром?.. Не возьмет. Водка-то небось покрепче... я ж пью, а вон видел, што делается в крове-то! - Водка в кровь, что ли, поступает? - А куда же? С чего же дуреет человек?
Как-то Андрей принес с работы длинную тонкую иглу... Умылся, подмигнул сыну, и они ушли в горницу. - Давай попробуем... Наточил проволочку - может, сумеем наколоть парочку. Кончик проволочки был тонкий-тонкий - прямо волосок. Андрей долго ширял этим кончиком в капельку воды. Пыхтел... Вспотел даже. - Разбегаются, заразы... Нет, толстая, не наколоть. Надо тоньше, а тоньше уже нельзя - не сделать. Ладно, счас поужинаем, попробуем их током... Я батарейку прихватил: два проводка подведем и законтачим. Посмотрим, как тогда будут... И тут-то во время ужина нанесло неурочного: зашел Сергей Куликов, который работал вместе с Андреем в " Заготзерне". По случаю субботы Сергей был под хмельком, потому, наверно, и забрел к Андрею – просто так. В последнее время Андрею было не до выпивок, и он с удивлением обнаружил, что брезгует пьяными. Очень уж они глупо ведут себя и говорят всякие несуразные слова. - Садись с нами, - без всякого желания пригласил Андрей. - Зачем? Мы вот тут... Нам што? Нам - в уголку!.. " Ну чего вот сдуру сиротой казанской прикинулся? " - Как хочешь. - Дай микробов посмотреть. Андрей встревожился. - Каких микробов? Иди проспись, Серега... Никаких у меня микробов нету. - Чего ты скрываешь-то? Оружию, што ли, прячешь? Научное дело... Мне мой парнишка все уши прожужжал: дядя Андрей всех микробов хочет уничтожить... Андрей!.. - Сергей стукнул себя в грудь кулаком, устремил свирепый взгляд на " ученого". - Золотой памятник отольем!.. На весь мир прославим! А я с тобой рядом работал!.. Андрюха! Зое Ериной, хоть она тоже не выносила пьяных, тем не менее лестно было, что по селу говорят про ее мужа - ученый. Скорей по привычке поворчать при случае, чем из истинного чувства, она заметила: - Не могли уж чего-нибудь другое присудить? А то - микроскоп. Свихнется теперь мужик - ночи не спит. Што бы - пылесос какой-нибудь присудить... А то пропылесосить, и нечем, не соберемся никак купить. - Кого присудить? - не понял Сергей. Андрей Ерин похолодел. - Да премию-то вон выдали... Микроскоп-то этот... Андрей хотел было как-нибудь - глазами - дать понять Сергею, что... но куда там! Тот уставился на Зою как баран. - Какую премию? - Ну премию-то вам давали! - Кому? Зоя посмотрела на мужа, на Сергея... - Вам премию выдавали? - Жди, выдадут они премию! Догонют да ишо раз выдадут. Премию... - А Андрею вон микроскоп выдали... за ударную работу... – Голос супруги Ериной упал до жути - она все поняла. - Они выдадут! - разорялся в углу пьяный Сергей. - Я в прошлом месяце на сто тридцать процентов нарядов назакрывал... так? Вон Андрей не даст соврать. Все рухнуло в один миг и страшно устремилось вниз, в пропасть. Андрей встал... Взял Сергея за шкирку и вывел из избы. Во дворе стукнул его разок по затылку, потом спросил: - У тебя три рубля есть? До получки... - Есть... Ты за што меня ударил? - Пошли в лавку. Кикимора ты болотная!.. Какого хрена пьяный болтаешься по дворам?.. Эх-х... Чурка ты с глазами. В эту ночь Андрей Ерин ночевал у Сергея. Напились они с ним до соплей. Пропили свои деньги, у кого-то еще занимали до получки. Только на другой день, к обеду, заявился Андрей домой... Жены не было. - Где она? - спросил сынишку. - В город поехала, в эту... как ее... в комиссионку. Андрей сел к столу, склонился на руки. Долго сидел так. - Ругалась? - Нет. Так, маленько. Сколько пропил? - Двенадцать рублей. Ах, Петька... сынок... - Андрей Ерин, не поднимая головы, горько сморщился, заскрипел зубами. - Разве же в этом дело?! Не поймешь ты по малости своей... не поймешь... - Понимаю: она продаст его. - Продаст. Да... Шубки надо. Ну ладно - шубки, ладно. Ничего... Надо, конечно...
Забуксовал
Совхозный механик Роман Звягин любил после работы полежать на самодельном диване, послушать, как сын Валерка учит уроки. Роман заставлял сына учить вслух, даже задачки Валерка решал вслух. - Давай, давай, раскачивай барабанные перепонки - больше влезет, - говорил отец. Особенно любил Роман уроки родной литературы. Тут мыслям было раздольно, вольно... Вспоминалась невозвратная молодость. Грустно становилось. Однажды Роман лежал так на диване, курил и слушал. Валерка зубрил " Русь-тройку" из " Мертвых душ". - " Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился... " Нет, это не надо, - сказал сам себе Валерка. И дальше: - " Эх, кони, кони, - что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню - дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится, вся вдохновенная богом!.. Русь, куда же несешься ты? Дай ответ!.. Не дает ответа. Чудным звоном заливается." - Не торопись, - посоветовал отец. - Чешешь, как... Вдумывайся! Слова-то вон какие хорошие. Роман вспомнил, как сам он учил эту самую " Русь-тройку", таким же дуроломом валил, без всякого понятия, - лишь бы отбарабанить. - Потом жалеть будешь... - Кого жалеть? - Что вот так учился - наплевательски. Пожалеешь, да поздно будет. - Я же учу! Чего ты? - С толком надо учить, а у тебя одна улица на уме. Куда она денется, твоя улица? Никуда она не денется. А время пропустишь... - Хо-о, ты чего? - Ничего, не хокай - учи. - А я что делаю? - Повнимательней, говорю, надо, а не так!.. лишь бы отбрехаться. Валерка подстегнул дальше свою " тройку", а Роман - опять за думы. И сладкие это думы, и в то же время какие-то... нерадостные. Половину жизни отшагал - и что? Так, глядишь, и вторую протопаешь - и ничегошеньки не случится. Роман даже взволновался - так вдруг ясно представилось, как он дотопает до конца ровной дорожки и... ляжет. Роман сел на диване. И очень даже просто - ляжешь и вытянешь ноги, как недавно вытянул Егор Звягин, двоюродный брат... Да-а. А в уши сыпалось Валеркино: - "...Дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились..." Вдруг - с досады, что ли, со злости ли - Роман подумал: " А кого везут-то? Кони-то? Этого... Чичикова? " Роман даже привстал в изумлении... Прошелся по горнице. Точно, Чичикова везут. Этого хмыря везут, который мертвые души скупал, ездил по краю. Елкина мать!.. вот так троечка! - Валерк! - позвал он. - А кто на тройке-то едет? - Селифан. - Селифан-то Селифан! То ж - кучер. А кого он везет-то, Селифан-то? - Чичикова. - Так... Ну? А тут - Русь-тройка... А? - Ну. И что? - Как что? Как что?! Русь-тройка, вес гремит, все заливается, а в тройке - прохиндей, шулер... До Валерки все никак ни доходило - и что? - Да как же?! - по-настоящему заволновался Роман, но спохватился, махнул рукой. - Учи. Задали, значит, учи. - И чтоб не мешать сыну, вышел из горницы. А изумление все нарастало. Вот так номер! Мчится, вдохновенная богом! - а везет шулера. Это что же выходит? - не так ли и ты, Русь?.. Тьфу!.. Роман походил по прихожей комнате, покурил... Поделиться своей неожиданной странной догадкой не с кем. А очень захотелось поделиться с кем-нибудь. Тут же явный недосмотр. Мчимся-то мчимся, елки зеленые, а кого мчим? Можно же не так, все понять. Можно понять... Ну и ну! Ромину прямо нснтерпсж сделалось. Он вспомнил про школьного учителя Николая Степановича. Сходить?.. - Валерк! - заглянул в горницу. - Николай Степаныч дома? - Не знаю. А что? - испугался Валерка. - Да ничего, учи. Сразу струсил... Чего боишься-то? Набедокурил опять чего-нибудь? - Никого не набедокурил. Чего ты? - Он в район не собирался ехать? - Не знаю. Роман пошел к учителю. Николай Степаныч был дома, возился в сарае с каким-то хламом. Они с Романом были хорошо знакомы, учитель частенько просил механика насчет машины - съездить куда-нибудь. - Здравствуйте, Николай Степаныч. - Здравствуйте, Роман Константиныч! - Учитель отряхнул пыльные руки, вышел к двери сарая, к свету. - Потерял одну штуку... извозился весь. - Николай Степаныч, - сразу приступил Роман к делу, - слушал я счас сынишку... " Русь-тройку" учит... - Так. - И чего-то я подумал: вот летит тройка, все удивляются, любуются, можно сказать, дорогу дают - Русь-тройка! Там прямо сравнивается. Другие державы дорогу дают... - Так... - А кто в тройке-то? - Роман пытливо уставился в глаза учителю. - Кто едет-то? Кому дорогу-то?.. Николай Степаныч пожал плечами. - Чичиков едет... - Так это Русь-то - Чичикова мчит? Это перед Чичиковым шапки все снимают? Николай Степаныч засмеялся. Но Роман все смотрел ему в глаза - пытливо и требовательно. - Да нет, - сказал учитель, - при чем тут Чичиков? - Ну, а как же? Тройке все дают дорогу, все расступаются... - Русь сравнивается с тройкой, а не с Чичиковым. Здесь имеется... Здесь - движение, скорость, удалая езда - вот что Гоголь подчеркивает. При чем тут Чичиков? - Так он же едет-то, Чичиков! - Ну и что? - Да как же? Я тогда не понимаю: Русь-тройка, так же, мол... А в тройке - шулер. Какая же тут гордость? Николай Степаныч, в свою очередь, посмотрел на Романа... Усмехнулся. - Как-то вы... не с того конца зашли, - Да с какого ни зайди, - в тройке-то Чичиков. Ехай там, например... Стенька Разин, - все понятно. А тут - ездил по краю... - По губернии. - Ну, по губернии. А может. Гоголь так и имел в виду: подсуроплю, мол: пока догадаются, меня уж живого не будет. А? Николай Степаныч опять засмеялся. - Как-то... неожиданно вы все это поняли. Странный какой-то настрой... Чего вы? - Да вот влетело в башку!.. - Все просто, повторяю: Гоголь был захвачен движением, и пришла мысль о Руси, о ее судьбе... - Да это-то я понимаю. - Ну, а что тогда? Лирическое отступление, конец первого тома... Он собирался второй писать. Чичикова он уже оставил - до второго тома... - В тройке оставил-то, вот что меня... это... и заскребло-то. Как же так, едет мошенник, а... Нет, я понимаю, что тут можно объяснить: движение, скорость, удалая езда... Черт его знает, вообще-то! Ведь и так тоже можно подумать, как я. - Да подумали уже... чего еще? Можно, конечно. Но это уже будет - за Гоголя. Он-то так не думал. - Ну, его теперь не спросишь: думал он так или не думал? Да нет, даже не в этом дело: может, не думал. Но вот влетело же мне в голову! - Надо сказать, чо за всю мою педагогическую деятельность, сколько я ни сталкивался с этим отрывком, ни разу вот так вот не подумал. И ни от кого не слышал. - Николай Степаныч улыбнулся. – Вот ведь!.. И так можно, оказывается, понять. Нет, в этом, пожалуй, ничего странного нет... Вы сынишке-то сказали об этом? - Нет. Ну, зачем я буду?.. - Не надо. А то... Не надо. Роман достал папиросы, угостил учителя. Закурили. - Чего потеряли-то? - спросил Роман. - Да потерял одну штукенцию... штатив от фотоаппарата. Хочу закат на цвет попробовать снять... Не закаты, а прямо пожары какие-то. И вот - потерял, забросил куда-то. - Закаты теперь дивные, - сказал Роман. - А для чего штатив-то? - А выдержку-то нужно большую давать. На руках же я не смогу. - А-а, да. Весной почему-то закаты всегда красивые. - Да. - Учитель посмотрел на Романа и опять несильно рассмеялся. - Чичиков, да?.. Странно, честное слово. Надо же додуматься! Роман тоже усмехнулся, хотел было опять воскликнуть: " Ну, а кто едет-то?! Кто? " Но не стал. Несерьезно все это, в самом деле. Ребячество какое-то». - А ведь сами небось учили? - Учил! Помню прекрасно, как зубрил тоже... А через тридцать лет только дошло. - Роман покачал головой. Пожал руку учителю и пошел домой. Он - не то что успокоился, а махнул рукой и даже слегка пристыдил себя: " Делать нечего: бегаю, как дурак, волнуюсь - Чичикова везут или не Чичикова? " И опять как проклятие навалилось - подумал: " Везут-то Чичикова, какой же вопрос? " - Тьфу! - Роман бросил окурок и полез опять за пачкой. - Вот наказание-то! Это ж надо так... забуксовать. Вот же зараза-то еще - прилипла. Надо же!..
Срезал
К старухе Агафье Журавлевой приехал сын Константин Иванович. С женой и дочерью. Попроведовать, отдохнуть. Деревня Новая - небольшая деревня, а Константин Иванович еще на такси прикатил, и они еще всем семейством долго вытаскивали чемоданы из багажника... Сразу вся деревня узнала: к Агафье приехал сын с семьей, средний, Костя, богатый, ученый. К вечеру узнали подробности: он сам - кандидат, жена - тоже кандидат, дочь - школьница. Агафье привезли электрический самовар, цветастый халат и деревянные ложки. Вечером же у Глеба Капустина на крыльце собрались мужики. Ждали Глеба. Про Глеба надо сказать, чтобы понять, почему у него на крыльце собрались мужики и чего они ждали. Глеб Капустин - толстогубый, белобрысый мужик сорока лет, начитанный и ехидный. Как-то так получилось, что из деревни Новой, хоть она небольшая, много вышло знатных людей: один полковник, два летчика, врач, корреспондент... И вот теперь Журавлев - кандидат. И как-то так повелось, что, когда знатные приезжали в деревню на побывку, когда к знатному земляку в избу набивался вечером народ - слушали какие-нибудь дивные истории или сами рассказывали про себя, если земляк интересовался, - тогда-то Глеб Капустин приходил и срезал знатного гостя. Многие этим были недовольны, но многие, мужики особенно, просто ждали, когда Глеб Капустин срежет знатного. Даже не то что ждали, а шли раньше к Глебу, а потом уж - вместе - к гостю. Прямо как на спектакль ходили. В прошлом году Глеб срезал полковника - с блеском, красиво. Заговорили о войне 1812 года... Выяснилось, полковник не знает, кто велел поджечь Москву. То есть он знал, что какой-то граф но фамилию перепутал, сказал - Распутин. Глеб Капустин коршуном взмыл над полковником... И срезал. Переволновались все тогда, полковник ругался... Бегали к учительнице домой - узнавать фамилию графа-поджигателя. Глеб Капустин сидел красный в ожидании решающей минуты и только повторял: " Спокойствие, спокойствие, товарищ полковник, мы же не в Филях, верно? " Глеб остался победителем; полковник бил себя кулаком по голове и недоумевал. Он очень расстроился. Долго потом говорили в деревне про Глеба, вспоминали, как он только повторял: " Спокойствие, спокойствие товарищ полковник, мы же не в Филях". Удивлялись на Глеба. Старики интересовались - почему он так говорил. Глеб посмеивался. И как-то мстительно щурил свои настырные глаза. Все матери знатных людей в деревне не любили Глеба. Опасались. И вот теперь приехал кандидат Журавлев... Глеб пришел с работы (он работал на пилораме), умылся, переоделся... Ужинать не стал. Вышел к мужикам на крыльцо. Закурили... Малость поговорили о том о сем - нарочно не о Журавлеве. Потом Глеб раза два посмотрел в сторону избы бабки Агафьи Журавлевой. Спросил: - Гости к бабке приехали? - Кандидаты! - Кандидаты? - удивился Глеб. - О-о!.. Голой рукой не возьмешь. Мужики посмеялись: мол, кто не возьмет, а кто может и взять. И посмотрев с нетерпением на Глеба. - Ну, пошли попроведаем кандидатов, - скромно сказал Глеб. И пошли. Глеб шел несколько впереди остальных, шел спокойно, руки в карманах, щурился на избу бабки Агафьи, где теперь находились два кандидата. Получалось вообще-то, что мужики ведут Глеба. Так ведут опытного кулачного бойца, когда становится известно, что на враждебной улице объявился некий новый ухарь. Дорогой говорили мало. - В какой области кандидаты? - спросил Глеб. - По какой специальности? А черт его знает... Мне бабенка сказала - кандидаты. И он и жена... - Есть кандидаты технических наук, есть общеобразовательные, эти в основном трепалогией занимаются. - Костя вообще-то в математике рубил хорошо, - вспомнил кто-то, кто учился с Костей в школе.- Пятерочник был. Глеб Капустин был родом из соседней деревни и здешних знатных людей знал мало. - Посмотрим, посмотрим, - неопределенно пообещал Глеб.- Кандидатов сейчас как нерезаных собак. - На такси приехал... - Ну, марку-то надо поддержать!..- посмеялся Глеб. Кандидат Константин Иванович встретил гостей радостно, захлопотал насчет стола... Гости скромно подождали, пока бабка Агафья накрыла стол, поговорили с кандидатом, повспоминали, как в детстве они вместе... - Эх, детство, детство! - сказал кандидат.- Ну, садитесь за стол, друзья. Все сели за стол. И Глеб Капустин сел. Он пока помалкивал. Но - видно было - подбирался к прыжку. Он улыбался, поддакнул тоже насчет детства, а сам все взглядывал на кандидата - примеривался. За столом разговор пошел дружнее, стали уж вроде и забывать про Глеба Капустина... И тут он попер на кандидата. - В какой области выявляете себя? - спросил он. - Где работаю, что ли? - не понял кандидат. - Да. - На филфаке. - Философия? - Не совсем... Ну, можно и так сказать. - Необходимая вещь.- Глебу нужно было, чтоб была - философия. Он оживился.- Ну, и как насчет первичности? - Какой первичности? - опять не понял кандидат. И внимательно посмотрел на Глеба, И все посмотрели на Глеба. - Первичности духа и материи.- Глеб бросил перчатку. Глеб как бы стал в небрежную позу и ждал, когда перчатку поднимут. Кандидат поднял перчатку. - Как всегда, - сказал он с улыбкой. - Материя первична... - А дух? - А дух - потом. А что? - Это входит в минимум? - Глеб тоже улыбался.- Вы извините, мы тут... далеко от общественных центров, поговорить хочется, но не особенно-то разбежишься - не с кем. Как сейчас философия определяет понятие невесомости? - Как всегда определяла. Почему - сейчас? - Но явление-то открыто недавно.- Глеб улыбнулся прямо в глаза кандидату.- Поэтому я и спрашиваю. Натурфилософия, допустим, определит это так, стратегическая философия-совершенно иначе... - Да нет такой философии - стратегической! - заволновался кандидат. - Вы о чем вообще-то? - Да, но есть диалектика природы, - спокойно, при общем внимании продолжал Глеб.- А природу определяет философия. В качестве одного из элементов природы недавно обнаружена невесомость. Поэтому я и спрашиваю: растерянности не наблюдается среди философов? Кандидат искренне засмеялся. Но засмеялся один... И почувствовал неловкость. Позвал жену: - Валя, иди, у нас тут... какой-то странный разговор! Валя подошла к столу, но кандидат Константин Иванович все же чувствовал неловкость, потому что мужики смотрели на него и ждали, как он ответит на вопрос. - Давайте установим, - серьезно заговорил кандидат, - о чем мы говорим. - Хорошо. Второй вопрос: как вы лично относитесь к проблеме шаманизма в отдельных районах Севера? Кандидаты засмеялись. Глеб Капустин тоже улыбнулся. И терпеливо ждал, когда кандидаты отсмеются. - Нет, можно, конечно, сделать вид, что такой проблемы нету. Я с удовольствием тоже посмеюсь вместе с вами...- Глеб опять великодушно улыбнулся. Особо улыбнулся жене кандидата, тоже кандидату, кандидатке, так сказать.- Но от этого проблема как таковая не перестанет существовать. Верно? - Вы серьезно все это? - спросила Валя. - С вашего позволения, - Глеб Капустин привстал и сдержанно поклонился кандидатке. И покраснел.- Вопрос, конечно, не глобальный, но, с точки зрения нашего брата, было бы интересно узнать. - Да какой вопрос-то? - воскликнул кандидат. - Твое отношение к проблеме шаманизма.- Валя опять невольно засмеялась. Но спохватилась и сказала Глебу: - Извините, пожалуйста. - Ничего, - сказал Глеб.- Я понимаю, что, может, не по специальности задал вопрос... - Да нет такой проблемы! - опять сплеча рубанул кандидат. Зря он так. Не надо бы так. Теперь засмеялся Глеб. И сказал: - Ну, на нет и суда нет! Мужики посмотрели на кандидата. - Баба с возу - коню легче, - еще сказал Глеб.- Проблемы нету, а эти...Глеб что-то показал руками замысловатое, - танцуют, звенят бубенчиками... Да? Но при желании... - Глеб повторил: - При же-ла-нии-их как бы нету. Верно? Потому что, если... Хорошо! Еще один вопрос: как вы относитесь к тому, что Луна тоже дело рук разума? Кандидат молча смотрел на Глеба. Глеб продолжал: - Вот высказано учеными предположение, что Луна лежит на искусственной орбите, допускается, что внутри живут разумные существа... - Ну? - спросил кандидат.- И что? - Где ваши расчеты естественных траекторий? Куда вообще вся космическая наука может быть приложена? Мужики внимательно слушали Глеба. - Допуская мысль, что человечество все чаще будет посещать нашу, так сказать, соседку по космосу, можно допустить также, что в один прекрасный момент разумные существа не выдержат и вылезут к нам навстречу. Готовы мы, чтобы понять друг друга? - Вы кого спрашиваете? - Вас, мыслителей... - А вы готовы? - Мы не мыслители, у нас зарплата не та. Но если вам это интересно, могу поделиться, в каком направлении мы, провинциалы, думаем. Допустим, на поверхность Луны вылезло разумное существо... Что прикажете делать? Лаять по-собачьи? Петухом петь? Мужики засмеялись. Пошевелились. И опять внимательно уставились на Глеба. - Но нам тем не менее надо понять друг друга. Верно? Как? - Глеб помолчал вопросительно. Посмотрел на всех.- Я предлагаю: начертить на песке схему нашей солнечной системы и показать ему, что я с Земли, мол. Что, несмотря на то что я в скафандре, у меня тоже есть голова и я тоже разумное существо. В подтверждение этого можно показать ему на схеме, откуда он: показать на Луну, потом на него. Логично? Мы, таким образом, выяснили, что мы соседи. Но не больше того! Дальше требуется объяснить, по каким законам я развивался, прежде чем стал такой, какой есть на дан- ном этапе... - Так, так.- Кандидат пошевелился и значительно посмотрел на жену. - Это очень интересно: по каким законам? Это он тоже зря, потому что его значительный взгляд был перехвачен; Глеб взмыл ввысь... И оттуда, с высокой выси, ударил по кандидату. И всякий раз в разговорах со знатными людьми деревни наступал вот такой момент - когда Глеб взмывал кверху. Он, наверно, ждал такого момента, радовался ему, потому что дальше все случалось само собой. - Приглашаете жену посмеяться? - спросил Глеб. Спросил спокойно, но внутри у него, наверно, все вздрагивало. - Хорошее дело... Только, может быть, мы сперва научимся хотя бы газеты читать? А? Как думаете? Говорят, кандидатам это тоже не мешает... - Послушайте!.. - Да мы уж послушали! Имели, так сказать, удовольствие. Поэтому позвольте вам заметить, господин кандидат, что кандидатство - это ведь не костюм, который купил - и раз и навсегда. Но даже костюм и то надо иногда чистить. А кандидатство, если уж мы договорились, что это не костюм, тем более надо... поддерживать. - Глеб говорил негромко, но напористо и без передышки - его несло. На кандидата было неловко смотреть: он явно растерялся, смотрел то на жену, то на Глеба, то на мужиков... Мужики старались не смотреть на него.- Нас, конечно, можно тут удивить: подкатить к дому на такси, вытащить из багажника пять чемоданов... Но вы забываете, что поток информации сейчас распространяется везде равномерно. Я хочу сказать, что здесь можно удивить наоборот. Так тоже бывает. Можно понадеяться, что тут кандидатов в глаза не видели, а их тут видели - кандидатов, и профессоров, и полковников. И сохранили о них приятные воспоминания, потому что это, как правило, люди очень простые. Так что мой вам совет, товарищ кандидат: почаще спускайтесь на землю. Ей-богу, в этом есть разумное начало. Да и не так рискованно: падать будет не так больно. - Это называется - " покатил бочку", - сказал кандидат, - Ты что, с цепи сорвался? В чем, собственно... - Не знаю, не знаю, - торопливо перебил его Глеб, - не знаю, как это называется - я в заключении не был и с цепи не срывался. Зачем? Тут, оглядел Глеб мужиков, - тоже никто не сидел - не поймут, А вот и жена ваша сделала удивленные глаза... А там дочка услышит. Услышит и " покатит бочку" в Москве на кого-нибудь. Так что этот жаргон может... плохо кончиться, товарищ кандидат. Не все средства хороши, уверяю вас, не все. Вы же, когда сдавали кандидатский минимум, вы же не " катили бочку" на профессора. Верно? - Глеб встал.- И " одеяло на себя не тянули". И " по фене не ботали". Потому что профессоров надо уважать-от них судьба зависит, а от нас судьба не зависит, с нами можно " по фене ботать". Так? Напрасно. Мы тут тоже немножко... " микитим". И газеты тоже читаем, и книги, случается, почитываем... И телевизор даже смотрим. И, можете себе представить, не приходим в бурный восторг ни от КВН, ни от " Кабачка " 13 стульев". Спросите, почему? Потому что там - та же самонадеянность. Ничего, мол, все съедят. И едят, конечно, ничего не сделаешь. Только не надо делать вид, что все там гении. Кое-кто понимает... Скромней надо. - Типичный демагог-кляузник, - сказал кандидат, обращаясь к жене. - Весь набор тут... - Не попали. За всю свою жизнь ни одной анонимки или кляузы ни на кого не написал.- Глеб посмотрел на мужиков: мужики знали, что это правда. - Не то, товарищ кандидат. Хотите, объясню, в чем моя особенность? - Хочу, объясните. - Люблю по носу щелкнуть - не задирайся выше ватерлинии! Скромней, дорогие товарищи... - Да в чем же вы увидели нашу нескромность? - не вытерпела Валя. - В чем она выразилась-то? - А вот когда одни останетесь, подумайте хорошенько. Подумайте - и поймете.- Глеб даже как-то с сожалением посмотрел на кандидатов. - Можно ведь сто раз повторить слово " мед", но от этого во рту не станет сладко. Для этого не надо кандидатский минимум сдавать, чтобы понять это. Верно? Можно сотни раз писать во всех статьях слово " народ", но знаний от этого не прибавится. Так что когда уж выезжаете в этот самый народ, то будьте немного собранней. Подготовленной, что ли. А то легко можно в дураках очутиться. До свиданья. Приятно провести отпуск... среди народа. -Глеб усмехнулся и не торопясь вышел из избы. Он всегда один уходил от знатных людей. Он не слышал, как потом мужики, расходясь от кандидатов, говорили: - Оттянул он его!.. Дошлый, собака. Откуда он про Луну-то так знает? - Срезал. - Откуда что берется! И мужики изумленно качали головами. - Дошлый, собака, Причесал бедного Константина Иваныча... А? - Как миленького причесал! А эта-то, Валя-то, даже рта не открыла, - А что тут скажешь? Тут ничего не скажешь. Он, Костя-то, хотел, конечно, сказать... А тот ему на одно слово - пять. - Чего тут... Дошлый, собака! В голосе мужиков слышалась даже как бы жалость к кандидатам, сочувствие. Глеб же Капустин по-прежнему неизменно удивлял. Изумлял, Восхищал даже. Хоть любви, положим, тут не было. Нет, любви не было. Глеб жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил еще. Завтра Глеб Капустин, придя на работу, между прочим (играть будет), спросит мужиков: - Ну, как там кандидат-то? И усмехнется. - Срезал ты его, - скажут Глебу. - Ничего, - великодушно заметит Глеб.- Это полезно. Пусть подумает на досуге. А то слишком много берут на себя...
Вопросы и задания I. Обратите внимание на возраст, место жительства, профессию, досуг героев рассказов В. Шукшина. Что их объединяет? II. Как правило, герои рассказов Шукшина семейные люди. Как складываются их взаимоотношения с окружающими (женой, с детьми и др.)? Всегда ли их понимают домашние и родственники («Микроскоп», «Чудик»)? III. Чем отличаются главные герои рассказов В. Шукшина от своих односельчан? IV. В чем состоит драма жизни героев В. Шукшина? V. Какова причина «досадных историй», в которые попадает Василий Егорыч Князев («Чудик»)? Почему автору важно, чтобы об имени, возрасте, профессии, интересах и мечтах этого героя читатель узнал, только дочитав рассказ до последнего абзаца? У Чудика есть родной брат Дмитрий. Чем они похожи между собой, а чем отличаются? Можно ли считать, что Чудик не совпадает с внешней (окружающей его) жизнью? Подтвердите свой ответ анализом текста произведения. VI. Зачем Андрей Ерин покупает микроскоп («Микроскоп»)? Почему его семья узнает о «важном приобретении» не сразу? Как вы понимаете слова Ерина, обращенные к сыну: «Учись знай. И не пей никогда… Да они и не пьют, ученые-то. Чего им пить? У их делов хватает без этого». Объясняют ли эти слова поступки героя? VII. Почему Роман Звягин («Забуксовал») заставляет сына учить уроки вслух? На чем «забуксовал», чего не понял Роман в отрывке из «Мертвых душ»? Почему его так взволновал текст Н. В. Гоголя? Что означает слово «забуксовал» в контексте рассказа? VIII. Что значат для Глеба Капустина приезды местных знаменитостей, людей, достигших определенных жизненных высот («Срезал»)? Как вы думаете, почему Глебу Капустину так важно «срезать» приезжих? Каким способом он «срезает»? Как вы понимаете смысл названия рассказа «Срезал»? IX. Героев В. Шукшина принято называть «чудиками». Как вы думаете, почему за ними закрепилось это определение (сравните значение слова «чудик» с однокоренными словами: ч у д о, ч у д а к, ч у д н о й, ч у д е с н ы й)? X. Какую позицию по отношению к героям занимает рассказчик? Принадлежит ли он к миру, который изображает, или находится за его пределами? Как в тексте изображается его оценка поступков героев? XI. Найдите сходство и отличие между героями В. М. Шукшина и героями рассказов А. П. Платонова. XII. Выберите один из прочитанных рассказов В. М. Шукшина и проанализируйте его, обращая внимание на позицию героя, систему персонажей, позицию автора.
|