Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!
|
|
Красная корона
(Hiztoria mordi) [История болезни (лат.)] Рассказ Больше всего я ненавижу солнце, громкие человеческие голоса и стук. Частый, частый стук. Людей боюсь до того, что, если вечером я заслышу в коридоре чужие шаги и говор, начинаю вскрикивать. Поэтому и комната у меня особенная, покойная и лучшая, в самом конце коридора, № 27. Никто не может ко мне прийти. Но чтобы еще вернее обезопасить себя, я долго упрашивал Ивана Васильевича (плакал перед ним) чтобы он выдал мне удостоверение на машинке. Он согласился и написал, что я нахожусь под его покровительством и что никто не имеет права меня взять. Но я не очень верил, сказать по правде, в силу его подписи. Тогда он заставил подписать и профессора и приложил к бумаге круглую синюю печать. Это другое дело. Я знаю много случаев, когда люди оставались живы только благодаря тому, что у них нашли в кармане бумажку с круглой печатью. Правда, того рабочего в Бердянске, со щекой, вымазанной сажей, повесили на фонаре именно после того, как нашли у него в сапоге скомканную бумажку с печатью... Она его загнала на фонарь, а фонарь стал причиной моей болезни (не беспокойтесь, я прекрасно знаю, что я болен). В сущности, еще раньше Коли со мной случились что-то. Я ушел, чтоб не видеть, как человека вешают, но страх ушел вместе со мной в трясущихся ногах. Тогда я, конечно, не мог ничего поделать, но теперь я смело бы сказал: - Господин генерал, вы - зверь! Не смейте вешать людей! Уже по этому вы можете видеть, что я не труслив, о печати заговорил не из страха перед смертью. О нет, я ее не боюсь. Я сам застрелюсь, и это будет скоро, потому что Коля доведет меня до отчаяния. Но я застрелюсь сам, чтобы не видеть и не слышать Колю. Мысль же, что придут другие люди. Это отвратно. Целыми днями напролет я лежу на кушетке и смотрю в окно. Над нашим зеленым садом воздушный провал, за ним желтая громада в семь этажей повернулась ко мне глухой безоконной стеной, и под самой крышей - огромный ржавый квадрат. Вывеска. Зуботехническая лаборатория. Белыми буквами. Вначале я ее ненавидел. Потом привык, и если бы ее сняли, я, пожалуй, скучал бы без нее. Она маячит целый день, на ней сосредоточиваю внимание и размышляю о многих важных вещах. Но вот наступает вечер. Темнеет купол, исчезают из глаз белые буквы. Я становлюсь серым, растворяюсь в мрачной гуще, как растворяются мои мысли. Сумерки - страшное и значительное время суток. Все гаснет, все мешается. Рыженький кот начинает бродить бархатными шажками по коридорам, и изредка я вскрикиваю. Но света не позволяю зажигать, потому что если вспыхнет лампа, я целый вечер буду рыдать, заламывая руки. Лучше покорно ждать той минуты, когда в струистой тьме загорится самая важная, последняя картина. Старуха мать сказала мне: - Я долго так не проживу. Я вижу: безумие. Ты старший, и я знаю, что ты любишь его. Верни Колю. Верни. Ты старший. Я молчал. Тогда она вложила в свои слова всю жажду и всю ее боль: - Найди его! Ты притворяешься, что так нужно. Но я знаю тебя. Ты умный и давно уже понимаешь, что все это - безумие. Приведи его ко мне на день. Один. Я опять отпущу его. Она лгала. Разве она отпустила бы его опять? Я молчал. - Я только хочу поцеловать его глаза. Ведь все равно его убьют. Ведь жалко? Он - мой мальчик. Кого же мне еще просить? Ты старший. Приведи его. Я не выдержал и сказал, пряча глаза: - Хорошо. Но она схватила меня за рукав и повернула так, чтобы глянуть в лицо. - Нет, ты поклянись, что привезешь его живым. Как можно дать такую клятву? Но я, безумный человек, поклялся: - Клянусь. Мать малодушна. С этой мыслью я уехал. Но видел в Бердянске покосившийся фонарь. Господин генерал, я согласен, что я был преступен не менее вас, я страшно отвечаю за человека, выпачканного сажей, но брат здесь ни при чем. Ему девятнадцать лет. После Бердянска я твердо выполнил клятву и нашел его в двадцати верстах у речонки. Необыкновенно яркий был день. В мутных клубах белой пыли по дороге в деревню, от которой тянуло гарью, шагом шел конный строй. В первой шеренге с краю он ехал, надвинув козырек на глаза. Все помню: первая шпора спустилась к самому каблуку. Ремешок от фуражки тянулся по щеке под подбородок. - Коля! Коля! - Я вскрикнул и побежал к придорожной канаве. Он дрогнул. В шеренге хмурые потные солдаты повернули головы. - А, брат! - крикнул он в ответ. Он меня почему-то никогда не называл по имени, а всегда - брат. Я старше его на десять лет. И он всегда внимательно слушал мои слова. - Стой. Стой здесь, - продолжал он, - у лесочка. Сейчас мы подойдем. Я не могу остановить эскадрон. У опушки, в стороне от спешившегося эскадрона, мы курили жадно. Я был спокоен и тверд. Все - безумие. Мать была совершенно права. И я шептал ему: - Лишь только из деревни вернетесь, едешь со мной в город. И немедленно отсюда и навсегда. - Что ты, брат? - Молчи, - говорил я, - молчи. Я знаю. Эскадрон сел. Колыхнулись, рысью пошли на черные клубы. И застучало вдали. Частый, частый стук. Что может случиться за один час? Придут обратно. И я стал ждать у палатки с красным крестом. Через час я увидел его. Так же рысью он возвращался. А эскадрона не было. Лишь два всадника с пиками скакали по бокам, и один из них - правый - то и дело склонялся к брату, как будто что-то шептал ему. Щурясь от солнца, я глядел на странный маскарад. Уехал в серенькой фуражке, вернулся в красной. И день окончился. Стал черный щит, на нем цветной головной убор. Не было волос и не было лба. Вместо него был красный венчик с желтыми зубьями-клочьями. Всадник - брат мой, в красной лохматой короне, сидел неподвижно на взмыленной лошади, и если б не поддерживал его бережно правый, можно было бы подумать: он едет на парад. Всадник был горд в седле, но он был слеп и нем. Два красных пятна с потеками были там, где час назад светились ясные глаза... Левый всадник спешился, левой рукой схватил повод, а правой тихонько потянул Колю за руку. Тот качнулся. И голос сказал: - Эх, вольноопределяющего нашего... осколком. Санитар, зови доктора... Другой охнул и ответил: - С-с... Что ж, брат, доктора? Тут давай попа. Тогда флер черный стал гуще и все затянул, даже головной убор... Я ко всему привык. К белому нашему зданию, к сумеркам, к рыженькому коту, что трется у двери, но к его приходам я привыкнуть не могу. В первый раз еще внизу, в э 63, он вышел из стены. В красной короне. В этом не было ничего страшного. Таким его я вижу во сне. Но я прекрасно знаю: раз он в короне - значит, мертвый. И вот он говорил, шевелил губами, запекшимися кровью. Он расклеил их, свел ноги вместе, руку к короне приложил и сказал: - Брат, я не могу оставить эскадрон. И с тех пор всегда, всегда одно и то же. Приходит в гимнастерке с ремнями через плечо, с кривой шашкой и беззвучными шпорами и говорит одно и то же. Честь. Затем: - Брат, я не могу оставить эскадрон. Что он сделал со мной в первый раз! Он вспугнул всю клинику. Мое же дело было кончено. Я рассуждаю здраво: раз в венчике - убитый, а если убитый приходит и говорит - значит, я сошел с ума. Да. Вот сумерки. Важный час расплаты. Но был один раз, когда я заснул и увидел гостиную со старенькой мебелью красного плюша. Уютное кресло с треснувшей ножкой. В раме пыльной и черной, портрет на стене. Цветы на подставках. Пианино раскрыто, и партитура " Фауста" на нем. В дверях стоял он, и буйная радость зажгла мое сердце. Он не был всадником. Он был такой, как до проклятых дней. В черной тужурке с вымазанным мелом локтем. Живые глаза лукаво смеялись, и клок волос свисал на лоб. Он кивал головой: - Брат, идем ко мне в комнату. Что я тебе покажу!.. В гостиной было светло от луча, что тянулся из глаз, и бремя угрызения растаяло во мне. Никогда не было зловещего дня, в который я послал его, сказав: " Иди", не было стука и дымогари. Он никогда не уезжал, и всадником он не был. Он играл на пианино, звучали белые костяшки, все брызгал золотой сноп, и голос был жив и смеялся. Потом я проснулся. И ничего нет. Ни света, ни глаз. Никогда больше не было такого сна. И зато в ту же ночь, чтобы усилить мою адову муку, все ж таки пришел, неслышно ступая, всадник в боевом снаряжении и сказал, как решил мне говорить вечно. Я решил положить конец. Сказал ему с силой: - Что же ты, вечный мой палач? Зачем ты ходишь? Я все сознаю. С тебя я снимаю вину на себя - за то, что послал тебя на смертное дело. Тяжесть того, что был повешен, тоже кладу на себя. Раз я это говорю, ты прости и оставь меня. Господин генерал, он промолчал и не ушел. Тогда я ожесточился от муки и всей моей волей пожелал, чтобы он хоть раз пришел к вам и руку к короне приложил. Уверяю вас, вы были бы кончены, так же как и я. В два счета. Впрочем, может быть, вы тоже не одиноки в часы ночи? Кто знает, не ходит ли к вам тот, грязный, в саже, с фонаря в Бердянске? Если так, по справедливости мы терпим. Помогать вам повесить я послал Колю, вешали же вы. По словесному приказу без номера. Итак, он не ушел. Тогда я вспугнул его криком. Все встали. Прибежала фельдшерица, будили Ивана Васильевича. Я не хотел начать следующее дня, но мне не дали угробить себя. Связали полотном, из рук вырвали стекло, забинтовали. С тех пор я в номере двадцать седьмом. После снадобья я стал засыпать и слышал, как фельдшерица говорила в коридоре: - Безнадежен. Это верно. У меня нет надежды. Напрасно в жгучей тоске в сумерки я жду сна - старую знакомую комнату и мирный свет лучистых глаз. Ничего этого нет и никогда не будет. Не тает бремя. И в ночь покорно жду, что придет знакомый всадник с незрячими глазами и скажет мне хрипло: - Я не могу оставить эскадрон. Да, я безнадежен. Он замучит меня. 1922 Вопросы и задания 1. Что в тексте «Красной короны» вас более всего озадачило? Чем содержание и форма рассказа М. Булгакова принципиально отличаются от художественных особенностей известных вам произведений, относящихся к этому же жанру (т. е. к жанру рассказа)? 2. Почему рассказ называется «Красная корона»? Сколько раз, когда и в каких именно значениях упоминается слово к о р о н а в тексте произведения? С какими словами оно непосредственно связано в каждом конкретном случае? Какой смысл автор придает к р а с н о м у цвету? Какие еще слова, образы повторяются в произведении? 3. Как в рассказе связаны мотивы в л а с т и, с м е р т и и б е з у м и я? Зачем автор обращает особое внимание читателя на эту связь? 4. Что означает подзаголовок рассказа? Известно, что «история болезни» - жанр медицинского документа, который ведет лечащий врач, чтобы проследить этапы развития болезни пациента. Однако в рассказе Булгакова «история болезни» воспроизводится самим пациентом (Кстати, интересно было бы подумать, кем именно она фиксируется). Зачем автор использует столь необычную форму повествования о событиях жизни главного героя в эпоху гражданской войны? 5. Весь рассказ состоит из отдельных «отрезков» реальности и жизни героя (как прошлой, так и настоящей), отраженных в его сознании и сцепленных друг с другом как бы случайно. Такой композиционный способ принято называть м о н т а ж о м. Для чего автор его использует? По какому принципу отдельные «кадры» сознания героя связаны друг с другом? Попробуйте определить логику этой взаимосвязи, схематично изображая последовательность основных событий каждого фрагмента. 6. Внимательно просмотрите текст произведения, специально выделяя предмет изображения (пространство, событие) в каждом фрагменте. О чем и как именно в них рассказывается? 7. Какое событие и почему является главным в рассказе? Какие события ему предшествуют, а какие - являются его следствием? 8. Кого можно считать конкретным адресатом «потока сознания» главного героя-рассказчика? Кто такой генерал, к которому периодически обращается герой? 9. Что означают слова матери «все это – безумие»? 10. Как связаны друг с другом мотивы б р а т с т в а и б р а т о у б и й с т в а? 11. Какое значение в рассказе имеет мотив в о с п о м и н н и я о мирной (д о м а ш н е й) жизни героя и его семьи? Какая деталь в портрете брата Коли подчеркивает родство героя с повешенным? Как еще в сознании героя соотносятся видимые образы «того рабочего в Брянске» и его родного брата? 12. Чего (или кого) более всего боится главным герой? Чем можно объяснить этот страх? 13. Обратитесь еще раз к первому и второму вопросу. Видимо, к р а с н а я к о р о н а символизирует не только безумное состояние главного героя, от лица которого ведется повествование, но и состояние мира, охваченного хаосом братоубийственной гражданской войны. Так почему же оценка гражданской войны строится на художественном изображении сознания человека, считающего себя безумным? На какую связь между безумием отдельного человека и безумием мира указывает автор? 14. В чем, на ваш взгляд, состоят сходства и различия в художественных интерпретациях гражданской войны И. Бабеля и М. Булгакова? 15. Напишите сочинение на тему «Гражданская война в художественных интерпретациях Бабеля и Булгакова», выбрав для сравнительного анализа два произведения. Попробуйте в этой работе выразить собственное отношение к гражданской войне и ее изображению в художественной литературе.
Данная страница нарушает авторские права?