Об «обеих» материях

Итак, если бытие материи должно быть чем-то неопре­деленным и лишенным формы, а в существующих там предме­тах как в совершенных нет ничего неопределенного и лишенного

формы, то, выходит, материи там нет. Кроме того, если каждый [предмет там] прост, то он и не нуждается в материи, чтобы быть сложенным из нее и из другого [начала]. Далее, становящееся, равно как и делающее из одного другое, нуждается в материи, вследствие чего и мыслится чувственная материя: не-становяще-еся же не нуждается [в материи]. Да и откуда она могла бы по­явиться и наличествовать? Если она возникла, то от чего-то; если же она вечна, то начал было бы больше и первоначала были бы случайными. И если еще присоединяется идея, то сложенное будет телом, так что тело существовало бы и там...

Материя становящихся вещей постоянно имеет все новые и новые идеи; материя же вечных вещей постоянно остается тож­дественной самой себе. Материя в этом мире, пожалуй, противо­положность той, так как все идеи выступают здесь попеременно и каждый раз только одна... Там материя, стало быть, никогда не лишена формы, так же как и здесь материя не лишена формы, однако не лишены они ее по-разному. Вопрос же о том, вечна ли она или становится, выяснится, как только мы усвоим себе, что она, собственно, собой представляет.

Итак, в нашем исследовании мы исходим из предположения, что идеи действительно существуют, ведь это уже доказано в другом месте. И далее. Если идей много, то необходимо, с од­ной стороны, чтобы в них было нечто общее, с другой же — что­бы было также и собственное, то, чем одна идея отличается от другой. Это собственное и разграничивающее различие есть, собственная форма. Если же существует форма, то существует и то, что приобретает форму... Стало быть, [там] существует и материя, которая приемлет форму и всякий раз есть некий суб­страт. Далее, если там существует умопостигаемый мир, а этот мир — подобие его и сложен также из материи, то и там необхо­димо имеется материя...

Если же [умопостигаемое] имеет [все] это вечно и вместе, если оба суть одно и если там нет материи, то и здесь нет мате­рии тел, ибо они никогда не бывают без формы, а есть вечно цельное тело, однако, несмотря на это, все же есть нечто слож­ное. И именно ум обнаруживает двоякость, так как он разделяет до тех пор, пока не дойдет до простого, что уже само не может быть делимо, [дальше], покамест же он в состоянии, он прони­кает в свою глубину. Глубина же каждой вещи — материя. По­этому она и совершенно темна, что свет есть смысл и ум есть

смысл... Однако темное в умопостигаемом и темное в чувствен­ном различны, и различна также материя, поскольку различна и наложенная на то и другое идея... И форма [здесь] образ, так что и субстрат — образ. Там же — истинная форма, так что и суб­страт — [истинная форма]. Поэтому вполне правыми следует считать тех, кто утверждает, что материя есть сущность, если это говорится о той материи, потому что субстрат там есть сущ­ность, лучше же сказать сущность, мыслимая вместе с находя­щейся при ней [идеей] и как целое озаренная светом.

Вечна ли умопостигаемая материя... Вечна, ибо и имеющая­ся там инаковость, та, что создает [умопостигаемую] материю, вечна...

О материи же как вместилище тел скажем следующее... Ма­терия должна быть не сложной, а простой и по своей природе чем-то единым, ибо таким именно образом она лишена всего...

Там же. С. 549.