Античная философия

Фапес (ок. 624—547 г. до н. э.) считается основателем пер­вой философской школы Древней Греции. Поскольку он, а также его ученики жили в ионийском городе Милете, эта философская школа называется Милетской. Фалес известен не только как философ, но и как политический деятель, уче­ный. В 585 г. до н. э. он предсказал солнечное затмение и прославился этим на всю Грецию. В античности Фалес счи­тался одним из «семи мудрецов». Оригиналы работ филосо­фа до нас не дошли. О его взглядах мы узнаем из работ более поздних античных авторов.

Плутарх. По всей вероятности, в те времена [во времена Солона] мудрость одного только Фалеса вышла за границы прак­тических нужд и пошла дальше них в умозрении (ο ε ω ρ ί α), а ос­тальные снискали имя «мудрецов» за свою политическую доб­лесть.

Аристотель. Из сказанного ясно, что мудрость (σ ο φ ί α) есть знание и интуиция наиболее ценных по своей природе ве­щей. Поэтому Анаксагора, Фалеса и им подобных называют муд­рыми (σ ο φ ο ί), но не умными (φ ρ ό ν ι μ ο ι), видя, что они игнориру­ют собственную выгоду, и говорят, что они знают нечто исклю­чительное, изумительное, трудное и божественное, но бесполез­ное, ибо они ищут не человеческих благ.

Диоген Лаэртий (Лаэртский). После государствен­ных дел он предался изучению природы. И согласно некоторым, не оставил ни одного сочинения... а согласно другим, написал только два: «О солнцевороте» и «О равноденствии», прочее сочтя непостижимым. По мнению некоторых, он первым занялся аст­рономией и предсказал солнечные затмения и солнцевороты.

По словам некоторых, он также первым сказал, что души бессмертны;

Аристотель и Гиппий говорят, что он наделял душой (ψ υ χ ή) даже неодушевленное, заключая (τ ε κ μ α ι ρ ό μ ε ν ο ς) [о всеобщей оду­шевленности] по магнесийскому камню [магниту] и янтарю.

Началом всех вещей он полагал воду, а космос — одушев­ленным [~ живым, έ μ ψ υ χ ο ς ] и полным божественных сил (δ α ί μ ο ν ε ς). Еще говорят, что он открыл времена года и разделил [год] на триста шестьдесят пять дней. Наставников у него не было, за исключением жрецов, с которыми он общался во время путе­шествия в Египет.

Ипполит. Сообщают, что Фал ее Милетский, один из семи мудрецов, первым принялся за философию природы. Он гово­рил, что начало и конец Вселенной — вода. Ибо все образуется из воды путем ее затвердевания [ ~ замерзания], а также испа­рения Все плавает по воде, от чего происходят землетрясения, вихри и движения звезд. И все произрастает и течет в ладном согласии с природой предка-родоначальника, от которого все произошло. Богом он считал вот что: «То, у чего нет ни начала, ни конца».

Аристотель. Большинство первых философов полагали начала, относящиеся к разряду материи, единственными начала­ми всех вещей: из чего все сущие [вещи] состоят, из чего, как из первого, они возникают и во что, как в последнее, они уничтожа­ются... это они полагают элементом и это — началом сущих [ве­щей].

Там же. Однако количество и вид (ε, ι δ ο ς) такого начала (α ρ χ ή) не все определяют одинаково. Так, Фал ее, родоначальник такого рода философии, считает [материальное начало] водой (поэтому он и утверждал, что земля — на воде). Вероятно, он вывел это воззрение из наблюдения, что пища всех [существ] влажная и что тепло как таковое рождается из воды и живет за счет нее, а «то, из чего [все] возникает», — это, [по определению], и есть начало всех [вещей]. Вот почему он принял это воззрение, а так­же потому, что сперма всех [живых существ] имеет влажную природу, а начало и причина роста содержащих влагу [существ] — вода.

Цицерон. Фалес Милетский, который первым исследо­вал подобные [= теологические] вопросы, считал воду началом всех вещей, а бога — тем умом (mens = ν ο υ ς), который все со­здал из воды.

Аристотель. Некоторые говорят, что душа размешана во

Вселенной. Вероятно, исходя из этого воззрения, Фалес полагал, что все полно богов.

Фрагменты ранних греческих философов. В 2 ч. Ч. I. M.,

1989. С. 101. 107, 109, 114.

Анаксимандр (ок. 610—546г. до н. э.) — ученик и по­следователь Фалеса. Сведений о его жизни немного. Извес­тно, что Анаксимандр был разносторонним ученым, имел научные труды, в числе которых — трактат «О природе», посвященный натурфилософским вопросам. Из этого сочи­нения философа до нас дошел только один фрагмент.

О взглядах Анаксимандра свидетельствуют Диоген Ла-эртий (Ш в.), Симпликий (IV в.) и другие философы древ­ности.

Диоген Лаэртий. Анаксимандр, сын Праксиада, Ми-летец. Он утверждал, что начало и элемент — бесконечное (та ά π ε ι ρ ο ν), не определяя [это бесконечное] как «воздух», «воду» или какой-нибудь другой определенный [элемент]; что части изме­няются, а Целое [= универсум] неизменно.

Симпликий. Из полагающих одно движущееся и беско­нечное [начало] Анаксимандр, преемник и ученик Фалеса, нача­лом и элементом сущих [вещей] полагал бесконечное (τ ο ά π ε ι ρ ο ν), первым введя это имя начала. Этим [началом] он считает не воду и не какой-нибудь другой из так называемых элементов, но не­кую иную бесконечную природу, из которой рождаются небосво­ды [миры] и находящиеся в них космосы. Ясно, что подметив взаимопревращение четырех элементов, он не счел ни один из них достойным того, чтобы принять его за субстрат [остальных], но [признал субстратом] нечто иное, отличное от них. Возникно­вение он объясняет не инаковением [=качественным превраще­нием] первоэлемента, но выделением противоположностей вслед­ствие вечного движения.

Аристотель. [Одни физики принимают одно первоначаль­ное тело-субстрат и порождают из него остальные сгущением и разрежением.] А другие утверждают, что противоположности наличествуют в Одном и выделяются из него, как говорит Анак­симандр.

И ρ и н е и. Анаксимандр принял за начало неизмеримое (immensum), семенообразно содержащее в себе самом рождение

всех вещей; из него, как он утверждает, состоят неисчислимые миры.

Псевдо-Плутарх. После него [Фалеса] Анаксимандр, товарищ Фалеса, сказал, что абсолютная причина возникновения и уничтожения Вселенной — бесконечное, из которого, по его словам, выделились небосводы (ο υ ρ α ν ο ί) и вообще все бесконеч­ные космосы. Он утверждал, что совершается гибель [миров-не­босводов], а намного раньше — [их] рождение, причем испокон бесконечного веку повторяется-по-кругу все одно и то же.

Симпликий. Анаксимандр, согражданин и ученик Фале­са.. первым признал [первоэлемент] бесконечным, чтобы мож­но было воспользоваться его изобилием для [объяснения] воз­никновений. Как считают, он принимал бесконечные [по числу] космосы и каждый из космосов, по его мнению, [возникает].

Там же. С. 116, 117, 118, 123, 127.

Анаксимен (ок. 588—525 г. до н. э.) — третий по времени представитель Милетской школы, ученик Анаксимандра. За­нимался астрономией и метеорологией. Из его натурфило­софского сочинения «О природе» сохранился только один фрагмент.

Взгляды Анаксимена нам известны в оценках и свиде­тельствах других античных мыслителей.

Диоген Лаэртий. Анаксимен, сын Эвристрата, Миле-тец, был слушателем Анаксимандра (некоторые говорят, что он слушал и Парменида). Он считал началом воздух и бесконечное (то ά π ε ι ρ ο ν). Светила, по его мнению, движутся не под Землей, но вокруг Земли.

Симпликий. Физические мнения: Анаксимен, который был учеником Анаксимандра, так же, как и он, полагает, что субстратная естественная субстанция одна и бесконечна, но в от­личие от него [считает ее] не неопределенной, а [конкретно-] опре­деленной, полагая ее воздухом. Сущностные различия он свел к разреженности и плотности. Разрежаясь, [воздух] становится ог­нем, сгущаясь — ветром, потом облаком, [сгустившись] еще боль­ше — водой, потом землей, потом камнями, а из них — все ос­тальное. Движение он, так же [как и Анаксимандр], полагает вечным и считает его причиной изменения..· Псевдо-Плутарх. Сообщают, что Анаксимен полагал началом всех вещей воздух. По протяженной величине он беско-

нечен, а по своим качествам определен. Все вещи рождаются пу­тем некоего сгущения (π ύ κ ν ω σ ι ς) и, наоборот, разрежения (ά ρ ο ά ω σ ι ς) воздуха. Что касается движения, то оно существует испокон веку. Он говорит, что в процессе «валяния» [из] воздуха первой возникла Земля, весьма плоская, а потому вполне есте­ственно, что она плавает по воздуху.

Мнения философов: Анаксимен утверждал, что начало су­щих — воздух, ибо из него все рождается и в него вновь разлага­ется. «Как душа наша, — говорит он, — сущая воздухом, скреп­ляет нас воедино, так дыхание и воздух объемлют весь космос».

Ипполит. Анаксимен полагал, что начало — бесконечный воздух (ά η ρ ά π ε ι ρ ο ς), из которого рождается то, что есть, что было и что будет, а также боги и божественные существа, а [все] про­чие [вещи] — от его потомков. Свойство (ε, ι δ ο ς) воздуха таково: когда он предельно ровен [уравновешен, однородно-усреднен, ο μ α λ ό ς ], то не-явлен взору, а обнаруживает себя, [когда стано­вится] холодным, теплым, сырым и движущимся. Движется же он всегда, ибо если бы он не двигался, то все, что изменяется, не изменялось бы. Сгущаясь и разрежаясь, [воздух] приобретает ви­димые различия. Так, растекшись [ ~ рассеявшись] до более раз­реженного состояния, он становится огнем; в нейтральном [букв, «среднем, промежуточном»] состоянии возвращается к [природе] воздуха; по мере сгущения из воздуха путем «валяния» образует­ся облако, сгустившись еще больше, [он становится] водой, еще больше — землей, а достигнув предельной плотности — камня­ми. Таким образом, важнейшие [принципы] возникновения — противоположности: горячее и холодное.

Там же. С. 129, 130, 134.

Парменид (VI в. до н. э.) — основатель философской шко­лы элеатов. Из знатного и богатого рода. В отличие от свое­го современника Гераклита, Парменид принимал активное участие в политической жизни.

Главное сочинение Парменида — философская поэма «О природе».

О взглядах Парменида говорят свидетельства античных авторов. Сохранилась почти полностью и вышеназванная по­эма.

Диоген Лаэртий. Философия, по его словам, двояка: одна согласно истине, другая согласно мнению. Он тоже фило-

софствует в стихах, подобно Гесиоду, Ксенофану и Эмпедоклу. Критерием [истины] он считал разум (λ ό γ ο ς), а ощущения — не­достоверными...

Александр Афрод.О Пармениде и его учении Теоф-раст в первой книге «О физике» говорит так: «Явившийся после него (он разумеет Ксенофана) Парменид, сын Пирета, элеец, по­шел обоими путями: он и утверждает, что универсум вечен, и пытается истолковать генесис вещей. Воззрения его в обоих слу­чаях не одинаковы: в соответствии с истиной он полагает универ­сум единым, невозникшим и шарообразным, а в соответствии с мнением толпы, для того чтобы истолковать генесис феноме­нального мира, полагает два начала: огонь и землю, одно как материю, другое как творящую причину»...

Псевдо-Плутарх. Он утверждает, что, согласно истине вещей, универсум вечен и неподвижен: по его словам, он един, единороден, незыблем и нерожден.

А возникновение (генесис) мнимо-сущих-согласно-ложному-субъективному-представлению, равно как и ощущения, он изго­няет из [сферы] истины. Он говорит, что если существует нечто помимо сущего [«того, что есть»], то оно не есть сущее [«то, что есть»]. Но не-сущего [«того, чего нет»] нет во всей целокупности вещей. Так он приходит к допущению, что сущее [«то, что есть»] не возникло [собств. «лишено генесиса»]...

Аристотель. Парменид же, судя по всему, высказывает более проницательные суждения. Он постулирует, что отличное от сущего [«того, что есть»] не-сущее — ничто, откуда, как он полагает, с необходимостью вытекает, что есть [только] одно — сущее [«то, что есть»] и ничего больше... Однако, вынуждаемый согласовать [теорию] с опытом [собств. «феноменами»] и пола­гая [поэтому], что [то, что есть], — одно согласно логосу, но множественно согласно чувственному восприятию, он, с другой стороны, полагает, что причин две и начал два: горячее и холод­ное, т. е. огонь и земля. Из них горячее он соотносит с сущим [«тем, что есть»], а холодное — с не-сущим [«тем, чего нет»].

Секст Эмпирик. Отрицают же [движение] Парменид и Мелисс со своими последователями; Аристотель назвал их «ос-тановщиками природы и бесприродниками»: остановщиками (σ τ ο κ π ώ τ α ι) от слова остановка (σ τ ά σ ι ς), а бесприродниками (α φ ύ σ ι κ ο ι) — потому что, отрицая движение, они упразднили при­роду, которая, [по Аристотелю], есть источник движения.

Там же. С. 274—280.

Парменид <...>

Ныне скажу я, а ты восприми мое слово, услышав,

Что за пути изысканья единственно мыслить возможно.

Первый гласит, что «есть» и «не быть никак невозможно»:

Это — путь Убежденья (которое Истине спутник).

Путь второй — что «не есть» и «не быть должно неизбежно».

Эта тропа, говорю я тебе, совершенно безвестна,

Ибо то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся), Ни изъяснить...

Ибо мыслить — то же, что быть...

Можно лишь то говорить и мыслить, что есть; бытие ведь Есть, а ничто не есть: прошу тебя это обдумать.

Но отврати свою мысль от сего пути изысканья, Да не побудит тебя на него многоопытный навык Оком бесцельным глазеть, и слушать ухом шумящим, И языком ощущать. Рассуди многоспорящий довод Разумом, мной приведенный. Один только путь остается; «Есть» гласящий; на нем — примет очень много различных, Что нерожденным должно оно быть и негибнущим также, Целым, единородным, бездрожным и совершенным. И не «было» оно, и не «будет», раз ныне все сразу «Есть», одно, сплошное. Не сыщешь ему ты рожденья. Как может «быть потом» то, что есть, как могло бы «быть в

прошлом»?

«Было» — значит не есть, не есть, если «некогда будет». Так угасло рожденье и без вести гибель пропала. И неделимо оно, коль скоро всецело подобно: Тут вот — не больше его ничуть, а там вот — не меньше, Что исключило бы сплошность, но все наполнено сущим. Все непрерывно тем самым: сомкнулось сущее с сущим. Но в границах великих оков оно неподвижно, Безначально и непрекратимо: рожденье и гибель Прочь отброшены — их отразил безошибочный довод.

То же самое — мысль и то, о чем мысль возникает, Ибо без бытия, о котором ее изрекают, Мысли тебе не найти. Ибо нет и не будет другого Сверх бытия ничего: Судьба его приковала Быть целокупным, недвижным.

Там же. С. 295-297.

Зенон Элейский (ок. 490—ок.430 г. до н. э.) — ученик, а возможно, и приемный сын Парменида. О его жизни сведе­ний немного. Известно, что философ героически погиб в борь­бе с тиранией. Зенон был мастером эвристики (искусство спо-

pa). Это свое искусство он использовал, желая посрамить тех, кто смеялся над учением Парменида из-за его несоот­ветствия здравому смыслу. Выдвинутые им доводы о не­возможности движения вошли в историю философии как апории, носящие имя философа.

Из сочинений Зенона сохранилось лишь несколько фраг­ментов.

О его взглядах можно судить по свидетельствам более поздних авторов.

Φ и л о π о н. Возражая тем, кто высмеивал воззрение его учи­теля Парменида, полагающее сущее одним, и выступая в защиту воззрения учителя, Зенон Элейский взялся доказать, что в реаль­ности [букв, «среди сущих»] не может быть множества. Если есть множество, говорит он, то поскольку множество состоит из мно­гих [собств. «более, чем одной»] единиц [генад], то по необходи­мости должно быть много [«более, чем одна»] единиц, из кото­рых состоит множество. Стало быть, если мы покажем, что мно­гих единиц быть не может, то ясно, что не может быть и множе­ства, так как множество — из единиц. Если же множества быть не может, а между тем необходимо, чтобы было либо одно, либо множество, множества же быть не может, то остается, что есть одно. Каким же образом он доказывал, что не может быть много [более чем одна] единиц? Так как допускающие множество удос­товеряли это на основании очевидности (существует конь, чело­век и любая единичная вещь, совокупность которых составляет множество), Зенон, желая софистически опровергнуть очевид­ность, утверждал, что, если из этих вещей состоит множество, а множество — из единиц, следовательно, эти вещи — единицы. Стало быть, если мы покажем, что они не могут быть единица­ми, то ясно, что то, что из них состоит, не будет множеством, коль скоро множество — из единиц. Доказывает он это так: Со­крат, говорит он, которого вы считаете единицей, образующей наряду с другими единицами множество, не только «Сократ», но также «белый», «философ», «пузатый» и «курносый». Таким об­разом, тот же самый человек будет одним и многим. Однако тот же самый не может быть одним и многим, следовательно, Со­крат не есть одно. И точно так же все прочие вещи, из которых, по вашим словам, состоит множество. Но раз не может быть много единиц, то ясно, что не может быть и множества. Если же сущее по необходимости должно быть либо одним, либо мно-

гим, а между тем доказано, что оно не есть многое, так как нет многих единиц, то отсюда по необходимости следует, что [су­щее] одно.

То же самое он доказывает [аргументом] от непрерывного. Допустим, что непрерывное — [нечто] одно. Но так как непре­рывное делимо до бесконечности, то результат деления всякий раз можно будет разделить на большее число частей. А если так, то отсюда следует, что непрерывное множественно. Следователь­но, то же самое будет одним и многим, что невозможно. Поэто­му оно не может быть одним. Если же ничто непрерывное не есть одно, а между тем множество по необходимости может быть только в том случае, если оно состоит из единиц, то поскольку... следовательно, множества быть не может.

Симпликий. Так, показав сначала, что «если бы сущее [«то, что есть»] не имело величины, то его бы и не было», он добавляет: «Если же есть, то необходимо, чтобы каждое имело некоторую величину и толщину и чтобы у него одно отстояло от другого. То же самое справедливо и о превосходящем [по вели­чине сущем], ибо и оно тоже будет иметь величину, и его, [в свою очередь], превзойдет нечто еще. Все равно, сказать ли это один раз или повторять постоянно. Ибо ни одно такое [= превос­ходящее] его не окажется последним [~ крайней границей] и никогда не будет так, что одно не примыкает к другому. Таким образом, если есть много [сущих], они по необходимости долж­ны быть [одновременно] и малыми и большими; малыми — на­столько, чтобы не иметь величины, большими — настолько, что­бы быть бесконечными».

В одной из этих эпихерем он доказывает, что «если есть мно­го [сущих], они и велики и малы: велики — настолько, что бес­конечны по величине, а малы — настолько, что не имеют ника­кой величины». В ней он доказывает, что у чего нет совершенно ни величины, ни толщины, ни объема, того и вовсе нет.

«Ибо если прибавится к другому сущему, — говорит он, — то не сделает его ничуть больше: в самом деле, если величины у него нет никакой, но оно прибавилось [к сущему], [сущее] не может получить прирост по величине ни насколько. Уже отсюда следует, что прибавляемое ничто. Если же при убавлении [чего-то] другое [сущее] не станет ничуть меньше, равно как и не воз­растет при прибавлении [того же], то ясно, что как прибавлен­ное, так и убавленное было ничем».

Зенон пишет дословно следующее:

«Если есть много [сущих], их по необходимости должно быть ровно столько, сколько их есть, и не больше их самих, и не мень­ше. Если же их столько, сколько есть, то они конечны.

Если есть много [сущих], то сущие бесконечны [по числу], так как между сущими всегда есть другие [сущие], а между этих последних — опять другие [сущие]. Следовательно, сущие бес­конечны». Так он доказал бесконечность [сущего] по числу по­средством [аргумента] от дихотомии.

Диоген Лаэртий. Зенон упраздняет движение, говоря: «То, что движется, не движется ни в том месте, где оно есть, ни в том, где его нет».

Там же. С. 304—305, 313—314.

Аристотель. Есть четыре рассуждения Зенона о дви­жении, доставляющие большие затруднения тем, кто пытает­ся их разрешить. Первое — о несуществовании движения на том основании, что перемещающееся [тело] должно дойти до половины прежде, чем до конца. [...] Второе — так называе­мый «Ахиллес»: оно состоит в том, что самое медленное [су­щество] никогда не сможет быть настигнуто в беге самым быстрым, ибо преследующему необходимо прежде прийти в место, откуда уже двинулось убегающее, так что более мед­ленное всегда должно будет на какое-то [расстояние] опере­жать [преследующего]. [...]

Третье состоит в том, что летящая стрела стоит неподвижно; оно вытекает из предположения, что время слагается из [отдель­ных] «теперь»; если это не признавать, силлогизма не получится.

Четвертое [рассуждение] относится к равным предметам, дви­жущимся по ристалищу с противоположных сторон мимо рав­ных [неподвижных] предметов: одни [движутся] с конца риста­лища, другие от середины, имея равную скорость, откуда, по его мнению, получается, что половина времени равна ее двойному количеству.

Аристотель. Соч. В 4 т. Т. 3. М., 1981. С. 199-200.