Критические ситуации трудного и сложного мира

Здесь происходит дифференциация стресса, фрустрации, конфликта и кризиса. Для того чтобы проанализировать эту дифференциацию, нужно ввести одно общее представление о соотношении жизненных миров. Типы жизненных миров теоретически сконструированы так, что между ними имеются не отношения исключения, а отношения одностороннего включения, а именно: 2-й (" реалистический") и 3-й (" ценностной") миры включают в себя 1-й (" ифантильный"), а 4-й (" творческий") - 1, 2 и 3-й. Закономерности этих миров продолжают действовать в составе трудного и сложного мира, но в подчинении и под контролем его собственных законов, примерно таким образом и в такой степени, как более древние отделы головного мозга подчиняются новым и конт-ролируются ими. Этот контроль не абсолютен, и какая-нибудь из " низших" закоономерностей на время может стать доминирующей и определять все состояниe жизненного мира. Такой временный сдвиг доминирующей закономерности жизненного мира мы будем называть " соскальзыванием".

Ситуация стресса не является для субъекта, конгруэнтного трудному и сложному миру, т. е. принимающего трудность и сложность как норму жизни, критической, ибо он и не рассчитывает на удовлетворение в каждой точке жизни. Однако и некоторых условиях стресс может порождать кризис.

Первое из них состоит в соскальзывании на какой-то срок из " творчески-воле-го" мироощущения в инфантильное. 'Тогда любая сложность или трудность вызывает состояние, которое можно назвать " микрокризисом". Такого рода стояния знакомы многим. На фоне относительного житейского благополучия воззникают ощущения глобальной смыслоутраты, горького одиночества, безнадежности существования, обостряются старые, казалось бы, давно пережитые обиды, " комплексы", разочарования, страхи. Микрокризис не имеет обычно явного, локализованного бытийного источника. Сознание, нередко с оттенком нездорового удовлетворения, ищет повсюду подтверждений полного краха жизни и несостоятельности личности. По болезненности микрокризис может не уступать кризису, но длится обычно недолго, иногда всего несколько минут, в отличие от кризиса, продолжительность которого обычно исчисляется месяцами.

Второе условие перехода стресса в кризис может создаваться длительным, хроническим интенсивным стрессом. Субъект трудного и сложного мира не считает нормой жизни наличие удовлетворенности в каждой точке " здесь-и-теперь", однако полное отсутствие удовлетворенности во всех обозримых точках " там-и-тогда" делает жизнь в целом психологически невозможной, бессмысленной. Ибо смысл хоть и не совпадает с удовольствием и может даже вырастать на почве страдания, но вовсе без удовольствия и удовлетворенности он существовать не может. Переход хронического интенсивного стресса в кризис совершается опосредованно, через порождаемые стрессом фрустрации и конфликты.

Такой душевный путь проходит герой Л. Н. Толстого в повести " Смерть Ивана Ильича". Иван Ильич заболел, сначала его мучила только физическая боль, лишившая его жизнь " приятности". Постепенно этот стресс, вызванный заболеванием, приводит к невозможности заниматься привычными приятными делами - ходить на службу, играть в винт (т. е. на языке критических ситуаций приводит к фрустрациям). Затем душевные страдания героя усиливаются сомнениями в истинной ценности мотивов и принципов, которыми он руководствовался: " да точно ли, что винт и служба составляют смысл и счастье жизни? " (т.е. возникают внутренние конфликты). И наконец, для Ивана Ильича главным становится вопрос о смысле жизни и смерти, об оправдании или осуждении всей своей жизни (кризис).

Возможны и комбинированные причины перехода стресса в кризис, когда выполняются оба названных выше условия: жизненный мир " ослабевает", а стресс " усиливается". Например, стресс приводит к фрустрации (скажем, провал на экзамене из-за волнения), при этом сам стресс не исчезает, не сменяется фрустрацией, а только модулируется ею и возрастает. В то же время происходит общее ослабление творчески-волевой активности, приводящее к соскальзыванию сознания субъекта к мироощущению более " слабого" трудного и простого мира (экзамен и все с ним связанное воспринимается как важнейшее и чуть ли не единственное содержание жизни). Результатом этих двух встречных процессов будет фрустрационный микрокризис (т. е. фрустрация, воспринимаемая как кризис).

В ситуации фрустрации субъект сталкивается с невозможностью реализации какого-либо мотива. Для существа, адаптированного к сложному и трудному миру, эта ситуация является критической, поскольку ему приходится иметь дело не просто с трудностью, а с невозможностью. Однако она может остаться для него лишь фрустрацией одного из жизненных отношений, а может при определенных условиях перейти в кризис, т. е. состояние, переживаемое как глобальное поражение всей жизненной целостности.

Первое из этих условий состоит в соскальзывании в мироощущение реалистического жизненного мира. Феноменологической основой возникновения кризиса при этом становится доминирование в сознании структуры " это - всегда", субъективное упрощение жизненного мира, сильная фиксация субъекта на определенной деятельности. Неудача последней порождает микрокризис. Он отличается от инфантильного микрокризиса наличием четко определенной причины, а от подлинного кризиса - тем, что ощущение глобальности краха исчезает, как только субъекту удается включиться в другие жизненные отношения.

Каковы условия перехода фрустрации в кризис внутри собственно трудного и сложного жизненного мира без его соскальзывания в реалистический? Такой переход тем более вероятен, чем: 1) больше значимость фрустрированного отношения (т. е. его доля в общем смысловом ресурсе личности), 2) глубже оно поражено и 3) сильнее сплетено внутренними и внешними связями с другими жизненными отношениями, так что в результате фрустрации и они оказываются внутренне обессмысленными и/или объективно нереализуемыми.

Так, потеря близкого человека, которая, казалось бы, затрагивает в основном одно жизненное отношение, как правило, вызывает кризис в силу всех трех названных причин, но в особенности потому, что в остром горе зримо проступают внутренние связи между утратой и всеми жизненными отношениями. При этом еще возникает тенденция к " поглощенности образом умершего" [5], т. е. к сведению жизни в целом - утрате. И тогда утешение горюющего может быть направлено против этого " соскальзывания" к внутренне простому миру - на удерживание сознания человека в реальной полноте его жизни.

Так, Плутарх, помогая жене достойно перенести утрату их ребенка, советует ей: "... Попытайся мысленно перенестись в то время, когда у нас не родилась еще эта дочка - и у нас не было никаких причин жаловаться на судьбу, - а затем связать нынешнее наше положение с тогдашним, как вполне ему подобное. Ведь.окажется, дорогая жена, что мы считаем несчастьем рождение дочери, если призна-ем, что время до ее рождения было для нас более благополучным, И промежуточное двухлетие надо не исключать из памяти, но принять как минувшую радость и не считать малое благо большим злом: если судьба не дала нам того, на что мы надеялись, то это не должно отменять нашу благодарность за то, что было дано.... Мысль о радостном и в горестных обстоятельствах будет необходимой помощью для тех, кто не убегает воспоминаний о радостном и не предается всецело сетованиям на судьбу. Не подобает нам такая клевета на собственную жизнь, если на одну ее страницу пало пятно, тогда как все прочие остаются чистыми и безупречными" [7, с. 540-541].

Отвлекаясь от риторичности этого утешения, сейчас режущего слух, но вполне адекватного духу своего времени [2, с. 7], обратим внимание на то, что в терминах нашего анализа такое утешение - это попытка удержать сознание в хронотопе " творческого" жизненного мира: в его времени " жизнь-как-целое" (позволяющем охватывать весь объем жизни - идея судьбы - и свободно перемещаться в памяти к любому " тогда" без потери " теперь") и пространстве " мир как сложное" (сохраняющем и общий " переплет" жизненных отношений, и отдельность каждой " страницы").

Логика анализа, реализованная для фрустрации, приложима и к ситуации конфликта. Конфликт выступает в трудном и сложном мире как самостоятельная критическая ситуация, поскольку это не просто напряженная жизненная слож ность (она-то " норма" данного мира), а невозможность разрешения противоречий жизненных отношений.

Особенностью существования конфликта в сложном и трудном мире является то, что противоборствующие жизненные отношения встречаются здесь не как чистые идеи, принципы, смыслы, а в виде деятельностей, вплетенных в общую материальную, чувственную ткань жизни, каждая из которых есть целый комплекс чувств, воспоминаний, действий, привычек и т.д., осевших, привязавшихся, воплотившихся во внешних объектах (старое кресло, запах осенних листьев, утренняя чашка кофе). Поэтому конфликт протекает не только в поле отношений мотивов и ценностей (как в легком и сложном мире), а как бы в диалоге с внешним миром, реальным опытом. В сложном и трудном мире есть время и место для проб и ошибок, испытаний и возвратов, отсрочек и компромиссов, советов и отдыха. " Трудность" мира, с одной стороны, заметно осложняет разрешение конфликта, ибо приходится считаться не только со смыслами, но и с их врастанием в материальную ткань мира и жизни. С другой стороны, " трудность" смягчает конфликт, противодействуя его перерастанию в кризис.

Такое противодействие иногда оказывается недостаточным, и тогда конфликт переходит в кризис. Одна из возможностей этого перехода связана с соскальзыванием мироощущения субъекта в режим функционирования легкого и сложного мира. В сознании начинает доминировать структура " здесь-и-теперь", возникает установка на разовое, окончательное, бескомпромиссное разрешение конфликта (" времени больше не будет", " сейчас или никогда"), В этом состоянии глубокое чувство вины и осуждение всей своей жизни сменяется готовностью жертвой и подвигом сразу исправить и переделать всю жизнь. Решения, принимаемые в такие минуты, столь же насыщены пафосом, сколь и нереалистичны, но именно этим они и ценны: даже сравнительно легкий ценностный микрокризис может принести личности важные прозрения о внутренней правде и назначении ее жизни.

Этот микрокризис может носить и противоположный, " экстрапунитивный" характер. Тогда симптомами его могут стать компенсаторные фантазии о " лучшем мире" в другом месте и/или времени, порой приобретающие псевдорелигиозный характер. Невротики, например, нередко жалуются на то, что они-де родились не в свое время. В переживание такого микрокризиса часто вовлекаются моральный содержания, и тогда весь мир кажется погрязшим во зле, безнадежно испорченным: " люди злые", " никому невозможно довериться" и т. п. Внутренние конфликты при этом проецируются на отношения с внешним миром, в котором и отыскивается конечная причина страдания. Это по сути освобождает сознание от необходимости решать конфликт, поскольку внутри его нет, а внешний мир " неисправим". Так, уйдя от конфликта, сознание парадоксальным образом утешается кризисом, находя в глобальном осуждении мира оправдание себе.

Второй случай перехода конфликта в кризис наблюдается тогда, когда сознание удерживается в рамках " трудного и сложного мира", но в конфликт оказываются втянутыми такие ключевые ценности, на которых основывается весь замысел жизни как целого. До разрешения этого конфликта человек, лишенный единой ценностной идеи жизни, того, что А. П. Чехов в " Скучной истории" назвал " общей идеей или богом живого человека", оказывается в состоянии кризиса.

Таким образом, в трудном и сложном жизненном мире присутствуют различные типы критических ситуаций. Стресс, фрустрация и конфликт могут при определенных условиях порождать кризис или состояния, которые мы назвали микрокризисами, возникающие из-за временного ослабления творчески-волевого принципа и соскальзывания сознания в мироощущение, соответствующее легкому и/или простому жизненному миру. Совладание с микрокризисами чаще всего состоит в том, чтобы вернуться в более развитое мироощущение трудного и сложного мира, где сложившаяся ситуация может остаться критической, но перестает быть кризисной.

Подведем итоги обсуждения поставленного в этой статье вопроса о соотношении типов критических ситуаций и типов жизненных миров.

1. Инфантильный жизненный мир знает только одну критическую ситуацию - стресс. Однако феноменологически для субъекта этого мира стресс совпадает с кризисом. В реалистическом жизненном мире есть стресс и фрустрация, которая здесь равносильна кризису. Равным образом в ценностном мире существует стресс и конфликт, феноменологически эквивалентный кризису. И наконец, в сложном и трудном мире присутствуют и стресс, и фрустрация, и конфликт, и кризис (табл. 2).

2. Одна и та же ситуация в различных жизненных мирах приобретает разный статус. То, что для существа " творческого" мира есть всего лишь фрустрация, для существа " реалистического" мира - кризис.

3. Но не только одни и те же объективные обстоятельства превращаются в разных жизненных мирах в ситуации разного типа, но и сам тип критических ситуаций приобретает разные черты в зависимости от того, в каком жизненном мире мы его встречаем.

Например, стресс в ценностном мире отличается от стресса реалистической мира и по своей структуре, и по сдерживающим его механизмам. Разумеется стресс инфантильного мира, субъективно воспринимаемый как кризис, вовсе не идентичен стрессу трудного и сложного жизненного мира. Значит, существует несколько вариантов стресса.

Это справедливо и для любой другой критической ситуации: в различных жизненных мирах она приобретает разный характер. Данный вывод важен с психотерапевтической точки зрения, особенно по отношению к ситуации кризиса. С одной стороны, всегда нужно помнить, что даже инфантильный кризис, вызванный объективно ничтожными причинами, ощущается, быть может, как всеобъемлющая катастрофа, т. е. субъективно реален именно как кризис. С другой стороны, нельзя забывать и того, что кризис может быть результатом временного " соскальзывания" в " слабый" жизненный мир. Возвращаясь в исходный, более " сильный" жизненный мир, человек перестает воспринимать ситуацию как кризисную.

Такие маятниковые движения порождают феномен, который можно назвать " мерцающим кризисом". " У меня случились некоторые обстоятельства, - жалуется пациентка, - и сейчас бывают минуты, когда все кажется ужасным, запутанным и невыносимым, а потом, наоборот, думаю - да это же сущая ерунда". Случившиеся события, еще не полностью переработанные переживанием, попеременно воспринимаются в контексте разных жизненных миров и соответственно то приобретают ранг кризиса, то лишаются его.

Нужно особо отметить, что могут быть две различные причины появления " мерцающего кризиса". Во-первых, общее психосоматическое ослабление, например, в случае заболевания, утомления и т. д., когда повышается вклад инфантильных механизмов в формирование мироощущения человека. В этом случае достаточно небольшого повода, чтобы возникло состояние глобального дискомфорта. Однако оно может быть быстро купировано волевым усилием, устранением повода, отдыхом или утешением с большой долей интонаций родительской заботы в голосе. Во-вторых, состояние кризиса, вызванного объективно тяжелыми событиями, может на время сменяться ощущением безмятежности или безразличия, и такое " мерцание" должно быть истолковано как временное защитное соскальзывание жизненного мира к инфантильному состоянию, где всю глубину и серьезность события нельзя оценить.

4. Это наблюдение подводит нас к важному выводу: сам сдвиг жизненного мира без содержательной переработки событий может быть механизмом как возникновения критической ситуации, так и ее переживания.

5. И наконец, последний вывод: возможны переходы одной критической ситуации в другую; эти переходы опосредованы сдвигом жизненного мира.