Деррида о процессе глобализации

Глобализация для Деррида - необратимый и закономерных процесс, который переживает сегодня мир, и который должен быть осмыслен со всей серьёзностью, какую может позволить себе философ.

Русское слово «глобализация» является не слишком удачным названием того процесса, с которым мы сегодня имеем дело, потому как для русского уха в этом слове скорее слышим образ некого обобщающего, гигантского, уравнивающего и даже потустороннего процесса, который весьма далёк от того мира, в котором мы живём. Процесс «глобализации» не соразмерен нашей повседневной жизни, он стоит выше конкретных миров и объемлет и стремится унифицировать всё разнообразие форм социальных организаций. В этом смысле, «глобализация» представляет собой не мировой, а все-мировой процесс. В русском слове не слышится «мирность» этого процесса, подобно тому, как она очевидна для француза [monde - mondialisation], а акцентируется внимание на обобщении, всемирном, и космическом значении глобализации, подобно тому, как это слышит англичан [globe - globalization]. Поэтому всякий раз, используя это слово, Деррида уточняет, что он говорит именно о mondialisation, в котором ясно слышится создание мира, а не о globalization, в котором говорится о всемирном и над-мирном процессе.

Он тоже понимает мир как окружение, во-вторых, говорит о мире в пространственном, а не в психологическом смысле: человек находит себя в мире, а не создаёт его вокруг себя.

Деррида интересуют именно пути формирования общего мира людей таким образом, чтобы это не превращалось в поиск общего знаменателя для жизненных миров каждого отдельного человека. Иными словами, он задаётся вопросом о том, как достичь общности не утратив различий, той системы различий, которая, по словам Фуко, и может дать некое представление о (само)тождественности.

Деррида выступает одновременно как последователь христианского понимания пространства и против абстрагирования и идеализированного образа глобализации как однородного открытия границ. Даже если глобализация и не уничтожает индивидуальных особенностей и реализуется именно как взаимное открытие, тем не менее, это открытие всегда испытывает влияние тех или иных частных интересов и политический стратегий.

Процесс глобализации делает возможным и необходимым не только обобщение, но и освобождение от исторических корней и географических границ.

Конфликт между государственным и мировым, по мнению Деррида, вызван неясностью используемых понятий, таких как «глобализация», «мир» и «космополитизм».

Деррида не говорит прямо о конце национальных государств и не призывает отказаться от национального (что значило бы отказ от языка и истории), хотя частными интересами вряд ли можно руководствоваться, когда речь идёт о закономерном и неизбежном обобщении. Странность глобализации состоит в том, что все выступают за взаимное открытие границ до тех пор, пока это не касается частных государственных амбиций. Хотя открытие границ всегда и неизбежно сопряжено с ограничением государственного суверенитета и с делегированием части полномочий международным организациям. Парадокс состоит в том, что открытие границ не может проходить без взаимного ограничения. И Деррида находит основания для надежды в то, что на пути омирения права такое ограничение неизбежно: " Мы можем предвидеть и надеяться на то, что оно [право] будут необратимо развиваться, вследствие чего суверенитет национальных государств будет ограничен".Глобализацию он склонен рассматривать и как процесс развития права, выхода за стены политики, и утверждения его общечеловеческих основ, и как борьбу конкретных людей за свои права.

Формирование нового единого мирового пространства неизбежно влечёт за собой и изменение в области права, которому Деррида уделяет особенное внимание. Христианское представление о мире связано с понятием человечества как братства и именно в этом контексте Деррида ставит проблему всеобщих прав человека и публичного покаяния, которое сегодня стало не менее зрелищным событием, чем сама глобализация. Покаяние, всегда имеющее религиозный смысл, сегодня определяется ещё и новым устройством мира, понятиям о правах человека и гражданина, которым мы во многом обязаны глобализации.

Деррида затрагивает тему космополитизма лишь в связи с христианском пониманием мира, однако ничего специально не говорит о проблеме государственного и мирового гражданства.

В книге «Космополиты все стран, ещё одна попытка». Деррида тесно связывает темы города и космополитизма. Проблема города ставится Деррида как в правовом, так и в политическом аспекте. Во-первых, он рассматривает право города давать убежище, а значит выступать источником права (как в широком смысле, так и право на спасение), во-вторых, его интересует взаимосвязь права и того пространства, которым оно гарантировано и в котором имеет силу. Хотя правовые нормы и провозглашаются часто как универсальные, тем не менее, они всегда действуют в определённых границах, на некой суверенной территории: вольного города, субъекта федерации, независимого государства, а равно и в пределах одной ментальности и системы ценностей. Поэтому вопрос о праве всегда содержит в себе и вопрос о том, где это право имеет силу или откуда оно исходит, то есть вопрос политический.

Другим важным вопросом современных городов, наряду с правом на убежище, Деррида считает вопрос о гостеприимстве, которое в глазах современных жителей мегаполисов, озабоченных успешностью, занятостью, деловитостью, а с недавних пор и безопасностью, кажется сегодня или пережитком прошлого или непозволительной роскошью. Всё чаще современные города отказывают иногородним в праве на убежище, вводя новые и более совершенные формы контроля за своими гражданами. В этом кризисе гостеприимства проглядывает и общий упадок города как автономного правового пространства. Сегодня же мы имеем дело с «концом города» в том смысле, что город перестал быть убежищем и гражданство города не несёт более защитной функции. В связи с этим изменились как юридические, так и культурное представления об иностранце, иммигранте, депортированном, беженце, которых города привыкли считать опасными для себя и всё чаще склонны закрывать для них свои двери. Современный город перестал быть убежищем не из-за неконтролируемого наплыва иностранцев, а именно потому, что он утратил как правовую, так и культурную, языковую и политическую тождественность; нелегальная эмиграция стала в этом движении лишь второстепенным явлением. Не только статус, задаваемый местоположением района, но и сам уклад жизни столь отчаются в разных местах, что легче предположить сходство между жителями разных небольших городов, чем предполагать единство тех, кто живёт на Манхеттене и в Бронксе, на бульваре Распэль и в Сен Дени, на Пикадили лайн и в Ист энде, на Васильевском острове и в Красном селе, - да они и сами вряд ли чувствуют, что живут в одних и тех же городах.

Многочисленные города контрастов свидетельствуют не только о распаде города, но и о кризисе права, привыкшего существовать внутри городских стен. Вопрос о праве на убежище, праве на покаяние и гостеприимстве всякий раз избегает юридического разбирательства отчасти потому, что эти права, в строгом смысле, не являются нормами, главным образом, потому что они отсылают нас к тем естественным межчеловеческим отношениям, которые апостол Павел называл братством, а Маркс - родовыми отношениями. Тем отношениям, которые более очевидны, чем нормы права и более прочны, чем стены европейской рациональности. Деррида разделяет эту веру в очевидность братских отношений между людьми, поэтому гостеприимство не является юридическим актом физического лица, это действие не нагруженное ни общественным ни политическим значением. Право должно быть гарантировано не политической силой, стоящей за статусом гражданина, а самим бытием человека, его принадлежностью к роду человеческому. Но именно эти ближайшие для человека связи и оказываются заброшенными наиболее странным образом в системе общественных отношений.

По его мнению, «конец города» связан не только с тем, что гостеприимство, право на убежище или право на прощение стали фактами истории, но и с тем, что город перестал быть единым правовым пространством. Современный мегаполис превращается в скопище тех мест, которые Бодрийяр в своей лекции в МГУ называл «местами всеобщей коммуникации (аэропорта, метро, огромного супермаркета), местами, где люди лишаются своего гражданства, подданства, своей территории».

Однако не все современные исследователи рассматривают актуальные мировые процессы только лишь с позиции глобализации. Параллельно с глобализацией происходит регионализация мирового сообщества.

58Философия техники
Философия техники — исследование первопричин техники. Основоположником этого раздела философии является Эрнст Капп, написавший «Основные направления философии техники. К истории возникновения культуры с новой точки зрения» (1877)^[1]. В 1898 году свои работы, посвященные философии техники, издают немецкий философ Фред Бон (одна из глав книги «О долге и добре») и российский инженер Петр Энгельмейер (брошюра «Технический итог ХIХ века»). Предметом систематического изучения данная наука стала только в XX веке. Различные аспекты философии техники рассматриваются в марксизме, трансгуманизме и ряде других направлений В основе техники лежит органопроекция, то есть техника создается по образцу живого организма. Создание техники не есть создание нового, но раскрытие естественных возможностей организма.

• Техника — это путь к новым горизонтам бытия.

Любой здравомыслящий человек сможет назвать несколько технических устройств, которые его окружают. Специалисты смогут даже назвать конкретные примеры устройств из изучаемых или создаваемых ими видов техники. Но это лишь материальная сторона технического знания.

Технические дисциплины, известные людям, изучали отдельные виды или стороны техники. Философия техники стала изучать технику глобально: не только внутреннее развитие, но и влияние ее на общество, принимая во внимание историческую перспективу. Различают следующие этапы развития технических знаний:

• донаучный (до второй половины XVIII века) —- знания добываются эмпирическим путем и не подразумевают использование научных знаний;
• зарождение технических наук (со второй половины XVIII века до 70-х годов XIX века) —- начинают использоваться естественные научные знания и появляются первые технические науки.
• классический (до середины XIX века) — характеризуется формированием ряда технических теорий, которые образовали фундамент для дальнейшего развития.
• современный (с середины XIX века) — технические науки начинают интегрироваться не только с естественными, но и с общественными, зарождаются комплексные исследования, технические науки все больше дифференцируются от естественных и общественных наук.