Глава: 2О. Нирвана и царство Божие

Благодарю вас, — без малейшего акцента сказало лицо индуса, — мне ничего не нужно. — Слегка открыв глаза, оно еще раз повтори­ло: — Мне ничего не нужно. — И широко раскрыв глаза, сказало вновь: Мне ничего не нужно. — И с тихим шелестом исчезло среди густевших теней сада. — Христианин скромнее, ему что-то нужно, — пробормотал священник... Когда индус заговорил с вами, — тихо начал патер, — на меня словно озарение нашло. Он просто трижды повторил одно и тоже, а я вдруг увидал и его самого, и все его мироздание. Он в первый раз сказал: " Мне ничего не нужно", и я почувствовал, что ни его, ни Азию нельзя постигнуть. Он повторил: " Мне ничего не нужно", и это значило, что он, как космос: ни в ком и ни в чем не нуждается — в Бога не верит, греха не признает. Блеснув глазами, он повторил свои слова еще раз. Теперь их следо­вало понимать буквально: ничто — его обитель и заветное желание, он алчет пустоты, как пьяница — вина.

Г. К. Честертон⁸³⁰

Колесо перевоплощений, колесо страданий останавли­вается в Нирване. То ли это место, куда напутствует пра­вославная панихида — " идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная"?

Ключевое для буддизма понятие нирваны довольно мно­гозначно. С точки зрения субъективно-психологической, нирвана — это состояние отсутствия желаний, при кото­ром нынешнее существование не может оказать никакого влияния на существование последующее. Причем надо за­метить, что речь идет об устранении всякого влияния ны­нешнего существования на будущее. Жизнь не должна ос­тавить следа. В ней не должно быть таких действий, кото­рые имели бы последствия в будущем. Надо пройти по миру, не оставив в нем никакого следа.

В своем исходном утверждении Будда прав: человек испытывает боль оттого, что его желания не реализуются. Но христианство вместо отсечения и истребления всех и всяческих желаний, вместо ампутации желающей и волящей части человеческого естества предлагает преображе­ние. Похоти здесь противостоит любовь к Богу, а не скопчество, гневу — любовь к ближнему, а не апатия. " Наша вина, т. е. не-хотение или недостаточное хотение и есть та самая немощь, в которой многие правильно видят самую суть греха... Не стремись свалить вину свою на Бога, не лукавь! Сознайся, что в неполноте Богоявления виноват ты сам и виноват тем, что недостаточно стремился к Богу, а был косен и ленив", — так пишет русский христианский философ Л. П. Карсавин, подтверждая, что в христианском мире грех — это не наличие любви и желания, а малое коли­чество или недолжная направленность того и другого⁸³¹.

В христианстве считается, что зло происходит из невер­ного движения воли по направлению к неистинному благу или из недостатка воли и желания, когда человек движет­ся к истинному добру. Значит, надо не уничтожать жела­ния человека, а воспитывать их, ослаблять страстные уст­ремления и обращать энергию человека (в том числе и энер­гию эроса) на служение Благу. Как еще во втором веке заметил христианский апологет Минуций Феликс, " если бы Бог хотел евнухов, Он мог бы создать их Сам" ⁸³².

Ориген особо обращает внимание на слова апостола " хо­теть и действовать — от Бога" (Флп. 2, 13), поясняя, что речь идет не о всяком действии и всяком желании, а о способности к этому.

Ориген. О началах. Новосибирск, 1993, с.215. Тот же смысл имеет еще одно часто пререкаемое место Писания. В знаменитом высказыва­нии ап. Павла " всякая власть от Бога", нередко превратно толковав­шемся разными политиками и богословами, " всякая" — это не квантор всеобщности, а всего лишь неопределенный артикль. Речь идет не о любой власти, а о принципе власти. То, что люди способны повелевать и творить — это есть Божий дар. " Как это? Неужели всякий начальник поставлен от Бога? Не то говорю я, отвечает апостол, у меня теперь идет речь не о каждом начальнике в отдельности, но о самой власти. Суще­ствование властей, причем одни начальствуют, а другие подчиняются, — все это называю я делом Божией премудрости... Так и Соломон, когда говорит, что от Господа " сочетается жена" (Притч. 19, 14), разумеет здесь, что брак установлен Богом, а не то, что Бог сочетавает каждого вступа­ющего в брак, так как мы видим, что многие вступают в брак с дурным намерением... Так как равенство часто доводит до ссор, то Бог устано­вил многие виды власти и подчинения: между мужем и женою, между сыном и отцом, между старцем и юношей, начальником и подчинен­ным, учителем и учеником" (св. Иоанн Златоуст. 23-я Беседа на Римл. // Творения. Т. 9. Кн. 1. — СПб., 1903, ее. 774-775). Тот факт, что челове­ческое общество структурированно, что в нем есть те, кто могут взять на себя ответственность и харизму управления общественной жизни и то, что большинство остальных людей относятся к этому не по-дисси­дентски спокойно — это залог существования общества и той доли ста­бильной консервативности, которая только и может дать необходимый простор для постепенного становления как отдельного человека, так и всего сообщества.

Способность желать — это дар Бога. Надо лишь правильно им пользоваться.

Буддизм полагает, что карма действует через силы ил­люзии, желания и отвращения. Желания и отвращение можно нейтрализовать практикой йоги, а иллюзию — фи­лософским прозрением. Неверно направленное движение воли буддизм пытается остановить рассудком, спешно про­ведя надлежащую медитацию.

Христианство же полагает, что движение ко греху дол­жно останавливаться живой нравственной интуицией (у совершенных " чувства навыком приучены к различению добра и зла" — Евр. 5, 14) и любовью. Мало изгнать страсть — душу, освобожденную от мрака, надо наполнить светом.

Поэтому не одобряет пути медитаций свят. Феофан Зат­ворник: " Иные делали, а может, и теперь делают так: за­метив страстное и вознегодовав на него, начинают изобли­чать его непотребство. Например, пришел помысл гордос­ти, — они начинают читать: гордость Богу противна; ты, земля и пепел, как не стыдишься возноситься помыслом, помяни грехи свои и подобное. Все подбирают мысли про­тив гордости, полагая, что этим прогоняют горделивый помысл. Бывает, что и прогоняют; но вообще этот прием неверен. Обличая страстный помысл, все же держим его в уме, и он между тем шевелит чувство и пробуждает жела­ние, то есть продолжает сквернить душу. Да и одно при­сутствие его в мысли уже есть скверна. Когда же, не всту­пая в словесную прю со страстным, прямо обратимся ко Господу, то этим страстное уже отстраняется от очей ума, взирающего на Господа" ⁸³³. В общем — " сей дух изгоняет­ся постом и молитвой". А что же и есть молитва как не предельное напряжение воли, ищущей добра и исполнения воли Божией?!

Мы еще увидим, сколь различно понимается значение служения, исполненного Христом и Буддой в основанных ими религиях. Это, так сказать, " объективная" сторона сотериологии. Но и в субъективной ее части, говорящей о том, какие усилия должен приложить сам верующий для обретения пути спасения, уже заметно видна разница. Здесь отношения взаимного отрицания. Для буддиста путь жаж­ды и любовных отношений, предлагаемый Евангелием, есть ущербный путь. Для христианина путь погашения всех желаний, предлагаемый Буддой, предстает как путь омер­твения, а не оживления человека.

Для Будды воля, устремленность к какому бы то ни было бытию, порождаемая невежеством — вот та стрела, которая поразила человека, и ее надо вытащить. Не тот или иной недолжный вид воления или похоти, нет — саму волю, сами желания как таковые. А потому, как пишет Г. Померанц, " у буддизма нет цели, к которой можно при­близиться волевым усилием. Понимание нирваны как цели профанирует буддизм" ⁸³⁴.

Интересно, как бы Гаутама отнесся к проповеди своего " ученика" Иисуса из Назарета, если бы услышал его слова " Блаженны алчущие правды"?.. Именно благодаря этим словам европейский мир устоял перед чарами вечной по­лудремы Востока... А Будда за них, скорее всего, сделал бы выговор: " Алкать и жаждать? Ты плохой ученик, ты еще не понял главного: не только зла нельзя желать, но и добра! "

Сугубая проблематичность буддизма заключается в том, что даже благую карму нельзя копить, потому что даже сумма добрых дел и стремлений перекомбинирует наши скандхи так, что они вновь породят некое индивидуальное и смертное существо — пусть даже в высшей касте или в высшем мире. Даже если ты родишься в мире богов — все равно это не будет освобождением. Скорее это осложнит твою задачу, потому что боги живут уж очень долго. И они также маются суетой бытия, но, согласно учению Будды, боги могут достичь окончательного освобождения, только вернувшись в человеческую жизнь. Рано или поздно ду­ховная радость тоже кончится, а, значит, радость тоже есть дуккха — страдание (ибо страдание — это все, что прехо­дит). Значит — лучше не осложнять свою карму желанием наследовать " Царство Небесное"...

В буддизме желание Обожения и причастия Богу назы­вается " пятой цепью сердца". Не менее всех остальных она препятствует конечному освобождению мудреца и наравне со всеми должна быть перерезана. Поэтому Будда обраща­ется к Суданте, богатому купцу-благотворителю, с таким увещеванием: " Стремиться к небесному блаженству есть великое зло, ибо всякое пожелание, возрастая, приносит скорбь. Итак, упражняйся в искусстве отречения от поис­ков чего бы то ни было, ибо отрешение от всякого желанияесть счастие полного покоя. Не желай же ничего: ни жиз­ни, ни ее противоположности. Мы должны достигнуть пас­сивного состояния, немышления, конечной пристани, нир­ваны, покоя. Ибо все пусто! " ⁸³⁵

На мой взгляд, подобная проповедь не может быть по­мещена в тринадцатую главу Евангелия от Матфея, в кото­рой Христос рассказывает Своим ученикам, как надо ис­кать Небесное Царство: " Подобно Царство Небесное сокро­вищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле это. Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее" (Мф. 13, 44-46). Особенность этого текста еще и в том, что он говорит не только о том, как человек должен жаждать Царства, но и о том, как само это Царство ищет человека. Так Христос оставил все, что имел у Отца, обнищал до по­ложения странствующего плотника и преданного учителя — чтобы найти для Своего Небесного Царства несколько жемчужин в человеческих душах... Не это ли — та " тайна Царствия Небесного" (Мф. 13, 11), которую дано было знать апостолам, и которую не знали внешние, видевшие на Не­бесах только Закон?

Буддист же скажет христианину: за то, что ваш Бог стремится ко спасению людей, а вы стремитесь к вашему Богу, за это и вы, и ваш Бог как раз и обречены на карму существования и до Нирваны вам, невеждам, еще медити­ровать и медитировать...

Не только Бога, но и Нирвану нельзя искать с желани­ем. " Нирвана не для тех, кто ее жаждет, ибо непременным условием любой Нирваны является полное отсутствие же­лания", — предупреждают буддистские тексты⁸³⁶. Нирвана

— это остановка всякой деятельности сознания. Мысль о Нирване, поскольку она есть мысль и движение сознания, уже становится между бездеятельной пустотностью и разу­мом, мечтающим погасить самого себя.

Христианин " пробуждается" от " окамененного нечув­ствия" к деятельности, дабы " восходить от славы в славу" и " истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Тво­его". Буддист " пробуждается", чтобы более ничего не де­лать никаким движением мысли или чувства. Некий мудрец Сараха так описывает цель пробуждения: " Когда ра­зум связан, он порывается блуждать во всех десяти направ­лениях. Если его развязать, он пребывает недвижимым. Я понял, что он также хитер, как верблюд" ⁸³⁷.

Но в христианстве освобожденный разум именно дви­жется — он освобождается для естественного, природного движения к Богу. Человек создан для жизни в Боге, и по­этому в его душу вложено естественное стремление к Исто­ку Бытия. Это стремление человек разменивает на мелочи, путаясь и блуждая, он обоготворяет то, что ущербляет его, а не обогащает. " Проснувшийся" христианин не удушает в своем уме многообразие влечений, а все свои силы, стрем­ления, влечения собирает воедино (" уцеломудривает") и переадресует к Богу. " Ярость вся целиком, — по слову преп. Максима Исповедника, — превращается в божественную любовь" ⁸³⁸. И тогда, — говорит преп. Иоанн Дамаскин — человек " вследствие своего тяготения к Богу делается Бо­гом" ⁸³⁹.

Путь к Царству Божию — это путь пробужденного стрем­ления. Путь к Нирване — это путь угасания. Вот пример погашения сознания: " Одна из разновидностей в концент­рации мысли заключается в выборе какого-нибудь пейза­жа, например, сада. Его созерцают, наблюдают во всех под­робностях. Запоминают растущие в нем разнообразные цве­ты, их расположение, деревья, присущую каждому из них вышину, форму ветвей, разницу в листве, и так, последо­вательно изучая все подробности, обходят весь сад, запо­миная все особенности, какие только удается отметить. Создав себе отчетливое представление о саде, когда его видишь так же с закрытыми глазами, как и с открытыми, начинают из составляющего сад сочетания признаков мыс­ленно одну за другой удалять различные детали. Постепен­но цветы теряют окраску и форму, они рассыпаются, и даже оставшаяся от них пыль рассеивается. Деревья лишаются листвы, их ветви сжимаются, будто входят в ствол, потом ствол утончается и превращается в простую линию. Линия эта становится все тоньше и, наконец, исчезает. В резуль­тате остается только голая земля. У земли теперь нужно отнять камни, почву. Земля, в свою очередь, исчезает и т. д. Такие упражнения приводят к уничтожению представ­лений о мире форм и материи, к последовательному достижению чистого и бескрайнего пространства, пониманию бесконечности сознания и, наконец, к постижению сферы " пустоты" и сферы, где нет ни сознания, ни отсутствия сознания" ⁸⁴⁰.

Это не перевод внутреннего взгляда от мира тварного к Вечному. Это закрытие самого взгляда. Это не переориен­тация ума и воли, а стирание собственно ума и самой воли.

Поэтому понятна реакция христианина на буддистскую нетовщину. Едва ли не впервые эта реакция была выраже­на в статье Владимира Соловьева под характерным назва­нием " О буддийском настроении в поэзии": " Безусловное отсутствие всяких признаков любви к кому бы то ни было — странный способ готовиться к вступлению в чертог всех любящего Бога" ⁸⁴¹.

Впрочем, это не упрек буддистам. Буддисты и не соби­раются вступать в " чертог Бога". Но тем, кто пытается син­тезировать Евангелие с Буддой, стоит задуматься над эти­ми словами Соловьева. Если брать ту цель, что ставит Евангелие, то можно ли ее достичь с помощью тех прак­тик, что предлагает буддизм?

Здесь взаимная несовместимость: то, что ценит христи­анство, отвергает буддизм; и то, к чему стремится буддист, страшит христианина. " Я люблю, тебя, жизнь" — это хри­стианская песня. " Жизнелюбие" в западном мире — добро­детель. В буддизме — порок.

Иногда встречаются попытки представить Нирвану как Полноту Бытия, как апофатическое описание Божествен­ной Преизбыточности. Но любимый образ буддистов, при­влекаемый ими для пояснения нирваны — это огонь в лам­пе. Когда в лампе выгорает все масло, она потухает. Чело­веческое существование — это лампа. Она горит, то есть длится, пока в ней есть элементы бытия. Элементы бытия втягиваются в лампу желаниями. Угаси желания — и огонь погаснет. Жизнь уйдет. " Огонь светильника горит, кажет­ся длящимся, существующим. Между тем в каждое мгно­вение мы имеем в действительности новый огонь, длящего­ся огня нет. Следовательно, нет и огня вообще, а есть ка­кое-то течение новых элементов, которое мы привыкли называть огнем. Когда масло в светильнике иссякнет, огонь погаснет, течение моментов огня прекратится. Так угаснет и мировая жизнь, когда перестанут появляться элементы бытия. Путь к этому угасанию изменчивого мерцания на­шей жизни найден Буддою" ⁸⁴².

Так может ли образ погасшего светильника быть симво­лом полноты божественного огня?

Цель Будды — загасить огонь жизни; цель Христа — поддержать. Как отмечает Ганс Кюнг, " самый дискуссион­ный вопрос буддизма — не означает ли погашение страда­ний погашение самого человека" ⁸⁴³.

Ранний буддизм был вполне философичен и, кроме того, активно противостоял брахманизму. Его не пугала после­довательность. И он ясно отличал идеал единения с Брах­маном от своей проповеди Нирваны. " Дары проповедуют обездоленным, желания душам заурядным, пустоту — лучшим" ⁸⁴⁴. Нирвана — смерть, за которой нет возрожде­ния.

Согласно раннебуддистской школе вайбхашиков Нир­вана " реальна". Она действительно уничтожает жизнь, а не образно⁸⁴⁵.

Утверждение " реальности" Нирваны здесь, замечу, срод­ни утверждению позитивности атеизма. Мой первый семи­нар по изучению " научного атеизма" начался с того, что профессор сразу ответил на витавший в воздухе вопрос: " На вопрос, есть Бог или нет, научный атеизм отвечает утвер­дительно: Да, товарищи, Бога нет! " Столь же реалистично и позитивно учение о нирване в раннем буддизме: Да, това­рищи, жизни больше не будет!

В буддизме тхеравады (" южном буддизме") и поныне понятие Нирваны тождественно уничтожению. И лишь в более поздние времена Нирвана вместо чистой пустоты на­чала пониматься как выражение качественного блаженства, как рай⁸⁴⁶. Теософия же иногда колеблется между этими двумя концепциями, иногда же придумывает третью возможность интерпретации Нирваны как отдыха между воп­лощениями.

" Сохранит ли обожествленный человеческий дух навеки свою ис­тинную индивидуальность, или он растворяется без остатка в едином универсальном начале — этот вопрос по-видимому остается нерешен­ным для г-жи Блаватской, которая колеблется то в ту, то в другую сторо­ну, потому, вероятно, что вообще отношение между индивидуальным ду­хом и абсолютным принципом недостаточно выяснено в нео-буддизме, не разделяющем, однако, точки зрения подлинного первоначального буд­дизма, для которого этот вопрос решался очень просто, или, лучше ска­зать, вовсе упразднялся, так как тут одинаково отрицалось и универсаль­ное и индивидуальное бытие" (Соловьев В. С. Рецензия на книгу Е. П. Бла­ватской: " The key to Theosophy". // Соловьев В. С. Собрание сочинений. Второе издание. Т. 6 (Репринт — Брюссель, 1966), с. 290).

И все же теистическое, позитивное понимание Нирваны несовместимо с классическим буддизмом. По выводу Ф. И. Щербатского, " как практическая, так и теоретическая часть буддизма сводится к идее угасания всех активных сил жизни в абсолюте. Но что означает это бессмертие? Есть ли это бессмертие ведических времен? Или нечто по­хожее на рай позднейшего вишнуизма? Ничего подобного! Ибо только одно слово встречается как эпитет нирваны — уничтожение. В буддийском воззрении нет недостатка в раях, но Нирвана находится вне всяких доступных вообра­жению сфер. Слова " бессмертное место" просто означают неизменное, безжизненное и бессмертное состояние, где нет ни рождения (то есть перерождения), ни смерти (то есть повторной смерти). Люди навсегда исчезают в нирване, уга­сая в ней без остатка" ⁸⁴⁷.

Это состояние отрешенности от мира без обретения Бога до некоторой степени знакомо христианству. Современный подвижник архим. Софроний (Сахаров) так описывает это состояние: " Я ушел от твари, но Бога нет со мною..." ⁸⁴⁸.

Действительное и сущностное сопоставление разных религий возможно лишь через сравнительный анализ их сотериологических представлений и практик. Ниже мы увидим, сколь по-разному решается в христианстве и в буд­дизме вопрос о том, от чего надо спасаться человеку и о том, какие пути могут привести к спасению (главы о Гре­хопадении и Искуплении). Сейчас можно уже сказать, что и цель спасения понимается вполне по-разному. Нирвана — это не Бог.

Ф. Щербатской так поясняет смысл Нирваны В. Вернад­скому, который искал аналогии своим идеям в восточных философиях: " Сравнение можно тогда только провести пол­нее, если у Вас есть теория не только о начале этой силы, но и о ее конце. Если био-гео-химический процесс свести, как и вечное движение, к процессу уравнивания энергий и предвидеть момент, когда все энергии успокоятся и тот процесс остановится, то получится нирвана, полная оста­новка всех энергий. Так и определяют буддисты свою Нир­вану как остановку кармы и всех энергий; это не что иное как энтропия, der Warmetodt" ⁸⁴⁹.

Что ж, продолжим аналогию, предложенную Щербатским. Нирвана — это остановка, угасание всех движений и всех энергий, энтропия. В науке это представление извест­но под именем гипотезы " тепловой смерти Вселенной" (W-armetodt). Представим, что наступит момент, когда все звез­ды погаснут, когда рассыпятся в пыль все планеты. Нако­нец, все атомы и все элементарные частицы исчерпывают сроки своих жизней. Что утешительного в этой картине? Я умру насовсем и ничто из того, что было во мне и чем я был, более не будет существовать. С точки зрения европей­ца, буддизм не более оптимистичен и утешителен, чем обыч­ный материализм.

Перспектива всеобщей энтропии понуждает западных философов искать устойчивость мироздания, и это приво­дит к выводу о том, что Вселенная — это " открытая систе­ма", " за пределами" которой есть Источник бытия. Бог — хранитель всея вселенныя. Бог удерживает мир в бытии. И то, за что ценит и благодарит Творца западная мысль, ока­зывается причиной, по которой истинный буддист должен сторониться мира богов. Боги, признаваемые буддизмом, невечны. Но все же они причастны к оформлению бытий­ного потока и включены в него. Тот, кто неосторожно при­частится к миру богов, и сам задержится в бытии слишком надолго. Он слишком долго будет влачить цепи существо­вания (пусть даже блаженно-божественного) и тем самым надолго отдалит от себя момент своей личной нирванизации.

Христиан зовет к себе Бог, буддистов — Пустота. " Выс­шее состояние Нирваны есть высшее состояние не-бытия. Приходит время, когда вся бесконечность спит или отды­хает, когда все вновь погружено в одну вечную и несотворенную сумму всего. Сумму латентной бессознательной потенциальности", — говорят Махатмы⁸⁵⁰. У этого состоя­ния бессознательного и бестворческого " потенциального бытия", то есть стояния на грани жизни и уничтожения, в языке христианского богословия есть свое имя: " ад". Во всей своей страшной реальности над буддистами могут сбыться слова Христа: " Где сокровище ваше, там и сердце ваше"; куда устремлен своими мечтами человек — туда и определит он себя навечно. Желал ли ты пустоты? Небы­тия? Распада? — Приими.

Итак, хотя и обещают как Христос, так и Будда свобо­ду от смерти своим последователям — но сколь разные ору­дия они предлагают для достижения этой цели! Будда же­лает избавить людей от жизни, Христос — от смерти. " Ис­пугавшись телесной смерти, — пишет Н. О. Лосский, — Готама ищет спасения в смерти абсолютной, в совершен­ном уничтожении бытия" ⁸⁵¹.