Глава 14. Ксандер

— Посылаем новую группу пациентов, — передает мне главный медик по мини-порту.

— Хорошо, — отвечаю я. — Мы готовы принять их. — Теперь у нас есть пустые кровати. После трех месяцев буйства чумы, болезнь, наконец, начала сходить на нет, во многом благодаря увеличению иммунизации, осуществляемой Восстанием. Ученые, пилоты и работники сделали все, что было в их силах, мы спасли уже сотни тысяч людей. Это большая честь — быть частью Восстания.

Я иду к двери, чтобы впустить врачей с новыми больными. — Похоже, у нас были незначительные вспышки болезни в одном из пригородов, — говорит один из врачей, протискиваясь внутрь и держа в руках носилки с одного конца. Пот градом катится с его лица, он выглядит уставшим. Я восхищаюсь врачами больше, чем кем-либо еще в Восстании. Их работа тяжела физически и очень утомительна. — Я предполагаю, что они каким-то образом пропустили иммунизацию.

— Вы можете положить его прямо здесь, — говорю я. Они перекладывают пациента с носилок на кровать. Одна из медсестер начинает переодевать пациента в больничный халат, и я слышу, как она восклицает в изумлении.

— Что там? — спрашиваю я.

— Сыпь, — отвечает медсестра. Она указывает на пациента, и я замечаю красные полосы, покрывающие его грудь. — У этого совсем плохи дела.

Если маленькие красные пятнышки стали для нас привычным зрелищем, то сейчас мы видим сыпь, распространившуюся по всему туловищу. — Давайте перевернем его и осмотрим спину, — предлагаю я.

Мы так и делаем. Сыпь покрывает и спину пациента. Я вытаскиваю свой мини-порт, чтобы ввести заметку. — У остальных так же? — спрашиваю я.

— Пока не замечали, — отвечает врач.

Мы осматриваем остальных новоприбывших. Ни на одном из них нет сильной сыпи, или даже небольших красных пятен.

— Возможно, ничего страшного нет, — говорю я. — Но я приглашу вирусолога.

***

Его приход не занимает много времени. — Что там у нас? — самоуверенно спрашивает он. Я не особо общался с ним, но знаю его в лицо, и знаю, что у него репутация одного из лучших врачей в Восстании. — Какие-то изменения?

— Похоже на то, — отвечаю я. — Обширная вирусная сыпь, ранее небольшая и локализованная, а сейчас проявившаяся в виде дерматом по всему туловищу.

Вирусолог смотрит на меня с удивлением, как будто он не ожидал, что я буду использовать медицинские термины. Но я нахожусь здесь уже три месяца. Я знаю, какие слова нужно говорить, и, что более важно, я знаю, что они означают.

Мы уже стоим в перчатках и масках, готовые для процедур. Вирусолог роется в кейсе и вытаскивает лекарство. — Принесите мне аппарат, фиксирующий состояние, — просит он одного из врачей. — А Вы, — обращается он ко мне. — Возьмите кровь на анализ и подключите капельницу.

— Подобного мы совсем не ожидали, — говорит вирусолог в тот момент, когда я запускаю иглу в вену больного. Главный медик наблюдает за нашими действиями из главного порта на стене. — Вирусы все время изменяются. Можно увидеть, как различные мутации одного вируса проявляются в различных тканях, и даже на одном человеке.

Я подвешиваю пакет с питательными веществами и открываю капельницу.

— Чтобы мутация набрала силу, — говорит вирусолог, — должно произойти некое селективное давление. Нечто такое, что сделает мутацию более жизнеспособной, чем изначальный вирус.

Он обучает меня, осознаю я, чего делать совсем не должен. И, думаю, что я понял, о чем он говорит. — Лекарство, например? — спрашиваю я. — Оно может сыграть роль селективного давления? — Могли мы сами дать толчок к развитию нового вируса?

— Не волнуйтесь, — отвечает он. — Скорее всего, мы просто столкнулись с иммунной системой, неадекватно реагирующей на вирус.

Он поглядывает на больного, отдавая указания на мини-порт. Учитывая, что я занимаюсь больными, сообщение поступает и на мой мини-порт тоже. Переворачивайте больного каждые два часа, чтобы предотвратить образование пролежней. Обрабатывайте и перевязывайте пораженные ткани, сдерживая распространение инфекции. Те же инструкции, что и для остальных пациентов. — Бедный парень, — произносит врач. — Может быть, лучшим выходом для него будет оставаться без сознания. Потому что он будет испытывать сильную боль, пока не исцелится.

— Следует ли нам поместить больных с этого потока в отдельный корпус медцентра? — спрашиваю я у главного медика через порт.

— Только если вы сами предпочтете не размещать их в вашем крыле, — отвечает тот.

— Нет, мы может изолировать их позднее, если появится такая необходимость.

Вирусолог согласно кивает. — Как только мы получим результаты с взятых образцов ткани, я дам вам знать, — говорит он. — Это займет всего час-другой.

— Начинайте, тем временем, проводить терапию, — дает мне указание главный медик.

— Хорошо.

— Вы отлично проводите забор крови, — выйдя из кабинета, говорит вирусолог. — Можно подумать, что Вы и раньше работали врачом.

— Спасибо, — отвечаю я.

— Кэрроу, — добавляет главный медик, — Вы давно не отдыхали. Возьмите перерыв, пока будут исследовать образцы.

— Я в порядке, — возражаю я.

— Вы уже и так перерабатываете, — повторяет главный медик. — Медсестры и врачи за всем приглядят.

***

Я давно начал проводить все свои перерывы на заднем дворике. Даже обед туда приношу. Здесь есть небольшой клочок, засаженный деревцами и цветами, которые уже начинают чахнуть, потому что за ними некому ухаживать. Но, по крайней мере, когда я нахожусь здесь, то знаю точно — день сейчас или ночь.

И еще я надеюсь, что, проводя все время в одном и том же месте, имею больше шансов встретить Лей. Тогда мы могли бы поболтать о работе и о своих наблюдениях.

Сначала я думаю, что мне не повезло — ее нет во дворике. Но, когда я уже приканчиваю свой обед, дверь отворяется и выходит Лей.

— Кэрроу, — приветствует она с радостью в голосе. Должно быть, она тоже искала меня, это приятно осознавать. Она улыбается и жестом показывает на людей, заполнивших двор. — Это место уже многим приглянулось.

Она права. Я насчитываю, по крайней мере, тринадцать человек, пригревшихся на солнце. — Я хотел пообщаться с тобой, — говорю я. — Кое-что интересное произошло в последней партии прибывших пациентов.

— Что там случилось? — спрашивает она.

— У одного больного обнаружили обширную форму сыпи.

— Как это выглядит?

Я описываю Лей характер повреждений и слова вирусолога. Но у меня очень плохо получается объяснить ей, что значит селективное давление. Она все же улавливает суть. — Итак, возможно ли, что само лекарство стало причиной мутации?

— Может, это и правда мутация, — говорю я. — Но ни у одного другого больного не наблюдается подобной сыпи. Хотя, вполне возможно, что прошло совсем немного времени, и симптомы еще не проявились.

— Мне бы очень хотелось увидеть их, — говорит она. Сначала я думаю, что она имеет в виду пациентов, но замечаю ее жест в том направлении, где должны виднеться горы, если бы стены не загораживали их. — Меня всегда удивляло, почему людям, жившим далеко от гор, ничего о них не рассказывали. Сейчас я догадываюсь, почему.

— Я никогда не скучал по ним, — откликаюсь я. В Ории у нас был только Холм, и меня это никогда не заботило. Меня больше привлекали небольшие места — лужайка перед зданием школы, яркая синева плавательного бассейна. И еще мне нравились кленовые деревья, пока их совсем не спилили. Мне хочется создать заново все эти прекрасные вещи, теперь, когда Общество пало.

— Мое имя — Ксандер, — неожиданно говорю я Лей, и удивляю нас обоих. — Кажется, я никогда не говорил тебе его.

— А я Ниа, — отвечает она.

— Очень приятно, — говорю я. Так оно и есть, хотя мы не будем нарушать протокол и обращаться друг к другу по именам во время работы.

— Что мне нравится в нем больше всего, — резко меняет она и тон, и тему разговора, — так это то, что он никогда не боится. Кроме того случая, когда он влюбился в меня. Но и тогда он не отступил.

На то, чтобы дать правильный ответ, у меня уходит чуть больше времени, чем обычно. Но Лей не дает мне и рта раскрыть.

— А что тебе нравится в ней? — спрашивает она. — В твоей Паре?

— Все, — отвечаю я. — Абсолютно. — Мои руки безвольно повисают. И снова я не могу подобрать слова для ответа. Это чувство так непривычно, и я не могу понять, почему мне так сложно говорить о Кассии.

Мне кажется, что Лей огорчает мое немногословие, но нет. — Я тебя понимаю, — она согласно кивает.

Мое время вышло, и перерыв закончился. — Мне нужно возвращаться, — говорю я. — Самое время осмотреть пациентов.

— Все это для тебя так естественно, не правда ли? — говорит Лей.

— О чем ты? — не понимаю я.

— Заботиться о людях, — Она снова смотрит в направлении гор.

— Где ты жил прошлым летом? — интересуется она. — Тебя тогда уже направили в Камас?

— Нет. — Тогда я еще был дома, в Ории, и пытался влюбить в себя Кассию. Как же давно это было. — А что?

— Ты напоминаешь мне один вид рыбок, которые приплывают в нашу реку на летний сезон, — объясняет она.

Я смеюсь. — Это хорошо или плохо?

Она улыбается, но все равно выглядит грустной. — Они приплывают с моря всеми возможными путями.

— Это звучит невероятно, — удивляюсь я.

— Да, но это правда. И во время своего путешествия они полностью меняются. Когда эти рыбы живут в океане, они голубые с серебристыми спинками. Но, приплывая в здешние воды, они приобретают дико-пестрый окрас — становятся ярко-красными с зелеными головами.

Я не совсем понимаю, как все это связано со мной.

Она пытается объяснить. — Я хочу сказать, что ты нашел правильный путь в жизни. Ты был рожден, чтобы помогать людям, и ты всегда найдешь способ сделать это, неважно, где будешь находиться. Как эти красные нерки^[3], рожденные, чтобы находить свой путь из океана к дому.

— Спасибо тебе, — говорю я.

Одно мгновение я думаю о том, чтобы все ей рассказать, включая и то, на что я пошел, чтобы добыть синие таблетки. Но останавливаю себя. — Мне пора возвращаться на работу, — говорю я Лей, выплескиваю остатки воды из своей фляжки на розы, растущие у скамьи, и направляюсь к двери.

***

Я пробираюсь по задворкам домов в Кленовом городке, вдоль колеи для доставки еды. У меня в голове раздается тихий скрип тележек, хотя время позднее, и пищу уже не развозят. Когда я прохожу мимо дома Кассии, мне хочется протянуть руку и дотронуться до ставней, или постучать в окно, но я, конечно, не делаю этого.

Я приближаюсь к городской площади, где расположены парки отдыха, и не успеваю даже удивиться, как передо мной появляется архивист. — Мы сейчас рядом с бассейном, — говорит он.

— Я знаю. — Это место находится в окрестностях моего дома, и я точно знаю, куда пришел. Прямо перед нами вырисовывается острый белый край вышки для прыжков в воду. Наше перешептывание во влажном ночном воздухе звучит подобно стрекоту крыльев саранчи.

Он стремительно перемахивает через забор, и я следую за ним. Я уже хочу сказать, что «Бассейн закрыт. Нам нельзя быть здесь», но, очевидно, что мы уже внутри.

У подножья вышки нас ожидает группа людей. — Все, что тебе нужно сделать, — это взять у них кровь, — сообщает мне архивист.

— Зачем, — спрашиваю я, холодея.

— Мы собираем образцы тканей для сохранения, — объясняет архивист. — Мы сами хотим этим управлять. Ты ведь знал об этом.

— Я думал, мы возьмем образцы обычным путем, — говорю я. — Ватными тампонами, а не иглами. Вам ведь нужно совсем немного ткани.

— Этот способ лучше, — отвечает архивист.

— Вы не крадете у нас, в отличие от Общества, — обращается ко мне одна из женщин, ее голос тих и спокоен. — Вы берете нашу кровь и возвращаете обратно, — она вытягивает свою руку. — Я готова.

Архивист передает мне кейс. Открыв его, я вижу стерильные пробирки и упакованные в пластик шприцы. — Начинай, — говорит он мне. — Уговор есть уговор. Когда ты закончишь, таблетки будут у тебя. Больше тебе ничего не нужно знать.

Он прав. Я даже не стараюсь понять сложную систему сделок и комиссий. И уж конечно я не хочу знать, какую цену заплатили эти люди, чтобы оказаться здесь. Одобрена ли эта сделка другими архивистами, или этот человек ведет торговлю за их спинами?

Во что я ввязался? Ведь я даже не подозревал, что черный рынок крови будет платой за синие таблетки.

— Вы рискуете быть пойманными, — говорю я.

— Нет. Все будет нормально.

— Пожалуйста, — просит женщина. — Мне нужно возвращаться домой.

Я надеваю перчатки и готовлю шприц. Все это время она стоит с закрытыми глазами. Я ввожу иглу в вену у сгиба локтя. Женщина испуганно вскрикивает. — Я почти закончил, — успокаиваю ее. — Потерпите. — Я вытягиваю шприц и разглядываю. Ее кровь темная.

— Спасибо, — говорит женщина. Архивист протягивает ей кусочек ваты, которой она зажимает внутреннюю сторону руки.

Как только я заканчиваю свою работу, архивист дает мне синие таблетки. А затем обращается к людям: — Через неделю приходите снова, и приводите своих детей. Вы ведь хотите быть уверены, что их образцы тоже сохранятся?

— Я не приду через неделю, — сообщаю я архивисту.

— Почему нет? — спрашивает он. — Ты оказываешь им услугу.

— Нет. Наука еще не дошла до того, чтобы возвращать людей к жизни.

Если бы было по-другому, размышляю я, уверен, люди уже использовали бы такую возможность. Например, Патрик и Аида Маркхем. Если бы существовал способ вернуть их сына, они бы им воспользовались.

Уже дома, при помощи небольшого скальпеля, украденного из медцентра, я совершаю уникальную для меня операцию: очень аккуратно разрезаю таблетки, скручиваю кусочки бумаги и заталкиваю их внутрь. Затем держу упаковку над сжигателем мусора, чтобы снова склеить таблетки.

Это занятие занимает у меня почти всю ночь, а утром я подскакиваю от криков, потому что офицеры увозят Кая. И совсем скоро после этого уезжает Кассия, и, благодаря мне, у нее есть при себе запас синих таблеток.

***

Я возвращаюсь в свое крыло проверить пациентов. — Есть какие-нибудь необычные реакции на лекарство? — спрашиваю я.

Медсестра качает головой. — Нет. У пятерых реакция благоприятная. А остальные, включая больного с сыпью, пока без изменений. Конечно, прошло совсем мало времени. — Ей нет нужды разъяснять то, что мы оба и так знаем: обычно к этому времени уже появляется хоть какая-то реакция. Так что дела плохи.

— У кого-нибудь еще появилась сыпь?

— Мы не осматривали их со времени прибытия, — отвечает она. — Прошло меньше получаса.

— Давайте сделаем это сейчас, — предлагаю я.

Мы осторожно переворачиваем одного пациента. Ничего. Другого — ничего.

Но у третьей пациентки сыпь выскочила по всему телу. Пятна еще не такие красные, как у первого больного, но эта реакция, безусловно, нетипична.

— Вызовите вирусолога, — окликаю я одного врача. Мы аккуратно переворачиваем женщину, и у меня перехватывает дыхание. Из ее рта и ноздрей сочится кровь.

— У нас пациент с другими симптомами, — сообщаю через порт главному врачу. Прежде чем он успевает сказать что-то в ответ, из моего мини-порта раздается еще один голос, вирусолога. — Кэрроу?

— Да?

— Я исследовал геном вируса, взятый у пациента с периферийной сыпью. В белковой оболочке гена выявился дополнительный экземпляр нейронных включений. Вы понимаете, о чем я говорю?

Я понимаю.

Мутация находится прямо у нас в руках.