Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Фальшивка






Ю.А. Разинов

 

Я умею рисовать фальшивых Пикассо не хуже других.

П. Пикассо

 

Производное от латинского falsum, слово «фальшивка» означает ложную вещь. Сам же феномен фальсификации отсылает нас к сложному мироустройству вещей, свойств и отношений, поскольку ложь сама по себе – чрезвычайно сложный и многообразный феномен.

В совокупности ложного мы различаем ложные идеи («идолы»), ложные образы (иллюзии, химеры), ложные имена (псевдонимы), фиктивные лица (маски), фальшивые чувства (лицемерие), ложные связи и отношения (ошибки, обман, заблуждение). «Даже слегка поразмыслив, мы видим, что все, что мы так решительно и “массированно” называем “ложным”, заключает в себе своеобразное сущностное богатство»[1].

Исследование этого богатства и своеобразия – обширная тема, ибо речь идет о целом классе явлений, образующих, ни много ни мало, фальшивую сторону действительности. Приступая к ее исследованию, можно проделать известный ход, начав с подручного. А подручным, как известно, для нас являются вещи.

Фальшивка – непростая вещь. Именно ложность придает ей необходимую сложность. Отсылая к другой вещи и не будучи ею самой, вы ставляя себя за нее и, тем самым, за ставляя и закрывая ее, фальшивка умножает сущность вещи. Выступая на передний план, она экранирует подлинную вещь, создавая место для присутствия лжи как модальности сокрытия. Откровенная простота вещи затмевается, экранируется и отклоняется искусственным «блеском» фальшивки. Вместе с тем тот истинный проблеск сущего, которым отсвечивает ложная вещь, сообщает ей силу и особый онтологический статус. Она – мультипликатор реальности. Благодаря тому, что в ней всегда есть что-то помимо нее самой, и сама она есть одно вместо другого, фальшивка становится вызовом нашему представлению о реальности и подлинности. Фальшивые вещи заряжены энергией лжи и обмана.

Но что такое ложная вещь? Разве вещь как таковая бывает ложной?

С одной стороны, фальшивка – это такая же вещь, сущее среди сущих. То есть в качестве некой действительности она не ложна. Вместе с тем сущностью фальшивки являются подмена и замещение. Это значит, что по способу бытия она – не само по себе сущее. Она не на своем месте.

Занимая место подлинной, ложная вещь становится ее знаком, а сущностью знака является отсылающее указание. Всякий знак указывает на то, что само по себе в нем не присутствует и само по себе не есть знак. В этой отсылке и коренится постоянная возможность обмана и заблуждения, мистификации и иллюзии. Ошибиться и обознаться – значит увидеть посредством знака «не то». Блеск чудесный желтого металла может быть знаком золота, но может быть и при- знаком другой вещи, например, сплава меди и олова. Это значит, что природа фальшивого связана с природой самого означающего, точнее, того фундаментального разрыва, который существует между означающим и означаемым.

Дело не в том, что существуют какие-то особые ложные знаки. Любой знак содержит в себе возможность сокрытия и отклонения. Знак на нечто указывает, но одновременно и что-то скрывает. Причем именно – как знак, «который постоянно лишь указывает, отсылает к чему-то, но не предъявляет того, на что указывает, не являет его так, как являет самого себя, то есть себя как указующее. Такой знак всякий раз выступает как показывающее сокрытие»[2]. Фальшивая монета как денежный знак является заместителем множества вещей – товаров. Как знак, она не ложна, ибо отсылает в правильном направлении (множество товаров), но она ложна как вещь, незаконно наделенная функцией означающего. Ложность фальшивки, таким образом, заключена не в ее собственной вещественности, а в ложности отношения к другой вещи.

Итак, фальшивое имеет место там, где отношение отсылающего указания осуществляется в форме показывающего сокрытия (или скрывающего показа). Фальшивое золото отсылает к реальному золоту, не будучи им, но в то же время оно представляет собой именно золото. Мир фальшивок – это театр теней. Театр – зрелище. Персонажи этого театра – фальшивки – нас обманывают точно так же, как театральный смех или улыбка. Нас потому и обманывает актерская маска, что она представляет собой некое лицо. Представлением вещей на сцене восприятия фальшивки осуществляют их действительное замещение.

Способом замещающего представления является имитация. Статус фальшивки в первую очередь утверждается силой и статусом самой имитируемой вещи. Но для этого ложная вещь должна обладать так же и своей собственной силой и энергией – энергией подобия и подражания. Сама способность к подмене и замещению обусловлена тем, что лже-вещь в определенной мере несет в себе и на себе то, что содержит оригинал. Она на него похожа. Согласно народной мудрости, не все то золото, что блестит. Но ведь правда и в том, что плохо то золото, что не блестит. Короче говоря, чтобы быть похожей на настоящую вещь, фальшивка должна обладать определенным и необходимым набором качеств, присущих имитируемой вещи. В данном примере – это вполне «натуральный» блеск, но с тем отличием, что он лишь имитирует реальное богатство. Поэтому фальшивка – это вещь, присутствующая в модусе «как бы» (als ob). В сходстве с оригиналом таится ее подпольная власть.

Однако не всякое сходство и уподобление являются поводом говорить о фальшивке. Мимикрия растений, животных и насекомых, как некая уловка природы (говоря языком поэтической онтологии) или приспособительная функция организма (говоря языком науки), производя ложное, не производит фальшивого. Поразительное сходство тропического палочника, богомола-призрака или сатанинского гекона с пожухлым листом обманывает глаз, но нефальшивым образом. Здесь мы имеем дело с естественной формой заблуждения, которое возникает из неспособности различия одной и другой – в обоих случаях подлинной – вещи. Это обычно и происходит с нами, когда мы путаем, к примеру, «настоящие» и «ложные» грибы. Просто природа как таковая, по выражению Гераклита, «любит прятаться».

В отличие от уловок природы фальшивка предназначена для преднамеренного обмана. Как творение «второй натуры» она – продукт изготовления, то есть подделки. В английском языке указанное различие выражается в способах употребления терминов false (ложный, фальшивый) и fake (плутовской, поддельный). Англичанин не скажет о ложных грибах (false fungus), что они поддельные (fake). Исключением будет лишь тот случай, если вместо настоящих грибов ему подсунут суррогат. С определенного исторического момента подделка приобретает характер фабрикации.

Русское слово «подделка» имеет то преимущество, что в отличие от латинизма «фальшивка» прямо указывает на искусственное происхождение ложных вещей, на их «сделанность». Дело же, о котором идет речь, – это ремесло, творимое под знаком «под». В соответствии с лексическим значением приставки «под» поддельное указывает на то, что лежит внизу – низлежащее и сокрытое. Под -дельное есть в то же время под -ложное.

Подложное как будто бы уже непосредственно отсылает нас к ложному. Некоторые европейские языки образуют лингвистические пары, аналогичные русскому существительному «ложь» и глаголу «лежать». В английском – это lie (ложь, обман) и to lie (лежать), в немецком, соответственно, – lü ge и liegen. Андрей Белый по этому поводу замечает: «все, что полагает – “лагает”, т. е. лжет: лог – lü ge, лог – ложь»[3].

Не смотря на то, что такое этимологическое сближение кажется поверхностным, это не повод отказаться от понимания ложного как феномена падения/лежания. Тем более, что в некоторых этимологических словарях утверждается, что глагол to lie («лежать») так же как и др.-англ. licgan, др.-сакс. liggian, др.-сев. liggja, нем. liegen соотносятся с общим индо-европейским корнем *lei-, *lek- «гнуть, сгибать». Из чего следует вывод, что «тот же корень может давать и значение “лгать” (буквально, “кривить, отклоняться от прямой линии”)»[4].

На это так же указывает этимологическое родство латинского falsum (ложь) с глаголом fallo (fallere), который помимо позднего значения «обманывать» и «вводить в заблуждение» имеет раннее значение «сбить с ног», «ронять», «заставлять скользить», буквально, «подскальзывать»[5]. Соответственно, в одном словарном гнезде расположены и английские латинизмы false (ложный) и fall (падать), а так же немецкие falsсh и fallen с теми же значениями. Хайдеггер прямо указывает на первоначальное (но забытое) значение ложного как падшего и низлежащего, а мы бы сказали «низложенного». Он пишет: «Основой римского слова falsum (fallo) является “fall” (падение), родственный греческому σ φ ά λ λ ω, что означает “приводить к падению”, “валить”, “делать шатким”»[6].

В соответствии с данной этимологией, фальсификация означает расшатывание определенной структуры сущего, в силу чего оно становится неустойчивым зыбким и, в конечном счете, падающим (в) за бытие. Такую падкость и низложение греки считали основной чертой ложного в противовес истине, вознесенной до божественных высот. Напомним, что со времен Парменида главным эпитетом Богини-Истины становится «атремия», что означает «непоколебимая», «бездрожная».

Подделки значительно расширяют горизонт ложных вещей, поскольку отсылают нас не только к настоящим вещам, но еще и к их отсутствию здесь. Вызванная к жизни нуждой, подделка скрывает нехватку подлинной (первородной) вещи, как скрывает ее зубной протез или парик, фальшивая монета или подпись на документе. Подделка – феномен нужды и нехватки. Само ее бытие инициировано нашей потребностью в вещах, которых нет или не хватает. Скрадывая нехватку, она становится скрывающей вещью. Находясь в модусе экранирующего показа, подделка вместе с тем не обладает самостоянием и потому нуждается в объекте сокрытия как в онтической предпосылке. Но онтологически она создается самой подменой и замещением того или иного выпавшего фрагмента сущего. В этом смысле мы обычно и говорим о фальшивых деньгах, картинах и драгоценностях. Мы говорим о них как о субститутах, как о вещах, несущих на себе лишь образ и подобие вещи, и тем самым как вещах неподлинных, ненастоящих.

Но это только одна сторона дела. Есть и другая. Она состоит в том, что подделка не только нечто скрывает, но и сама как реальная вещь остается сокрытой. Будучи заместителем другой вещи, существуя вместо нее, псевдо-вещь скрывает тем самым и саму себя, свою настоящую суть. Таким образом, она есть не только скрывающая, но и сама сокрытая. Фальшивка обладает двойственным статусом скрывающе-сокрытой вещи.

Такое двойное сокрытие – себя в другом и другого в себе – становится серьезной проблемой в деле распознания лже-вещей. Прежде всего, это относится к различению оригинала и копии, ставшему в силу ряда причин проблемой современного искусства. Особо подчеркнем, что речь идет о «хорошей» копии, почти не отличимой от оригинала.

Вопрос заключается в том, как выделить из состава нашего опыта это самое «почти», если речь идет не о предмете научного анализа, а о произведении искусства, то есть вне рамок объективирующего представления? Само понятие про-из-ведения выводит нас далеко за материальные границы искусственной вещи, а именно: к событию художественного и эстетического переживания. С помощью химического анализа сегодня довольно легко отличить фальшивое золото от настоящего. Еще проще распознать фальшивые волосы или усы. Но как быть в случаях подделки не результата творчества, а самого творчества, например, художественной манеры?

У этой проблемы есть две стороны: первая – это подделка существующего оригинала, вторая – несуществующего «подлинника». О первом аспекте задумываются и говорят чаще, чем о втором.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.