Поминовение в Олонецкой губернии

В Олонецкой губернии поминовение совершается иногда целой деревней: для этого назначается день и налагают на себя пост. За два или три дня до срока собираются к кому-нибудь из соседей, у кого больше изба, и начинают стряпню сами гости. Хозяева только выдают припасы и ходят по углам избы с плачем и причитанием. В назначенный день накрывают столы: один — на крыльце, другой — в сенях, третий — в комнате, и толпою выходят навстречу воображаемым покойникам, приветствуя их: «Вы устали, родные, покушайте чего-нибудь». После угощения на крыльце идут тем же порядком в сени, и, наконец, в избу. Тут хозяин, обращаясь к покойникам, предполагая их присутствующими невидимо, говорит: «Чай, вы зазябли в сырой земле, да и в дороге-то, может быть, не тепло. Погрейтесь, родные, на печке». Живые садятся между тем за стол и кушают. Перед киселем же, когда по обыкновению поют «Вечную память», хозяин открывает окно, спускает из него на улицу холст, на коем опускают в могилу, и начинает провожать с печки невидимых покойников. «Теперь вам пора бы домой, да ножки у вас устали: не близко ведь было идти. Вот тут помягче, ступайте с Богом!»

(А. Терещенко)

ВОЛШЕБСТВО. ВЕДЬМЫ, ЗНАХАРИ И КОЛДУНЫ

Ведьма

Откуда взялась ведьма? Пожалуй, можно искать ее в индийских книгах Веды (Vedas), в подсолнечных государствах; но это слишком глубоко, а в Летописце Царств Солнца, в наших сказках о делах ведьмы нет ни слова. Ведьма принадлежит, собственно, устному преданию славян южных, особенно, киевлян. Там знают, что такое: ведьма. Она старуха лет незапамятных; она ворожит, колдует, чарует; она захочет и тотчас оборотит вас комаром, мухою, букашкою, козлом; а из козла — мужиком…

Она же, ведьма, красавица писаная, сладострастная, огненная, пламенная. Если она полюбила вас, то ждите беды неминуемой, — вы иссохнете, как лучиночка, вы пропадете, как былиночка. Какие красавцы юноши гибли от неистовой любви нашей ведьмы, в этом любовном случае: нашей Венеры; но Венера была женщина обыкновенная, замечательная только сладострастием, а у ведьмы есть хвостик, так же картинно загнутый, как и хвостик болонской собачки; этого хвостика она во всех своих превращениях оставить не может.

Любимое превращение ведьмы — превращение в сороку. В образе этой птички она куролесила несказанно, неописано, неизъяснимо. У нас есть тьма историй о ведьме-сороке, которая, наконец, при распространении у славян христианства, заклята каким-то праведником и оставлена навеки в образе сорочьем.

Похождения ведьм (ибо их считается множество, т. е. едва ли не столько же, сколько сорок) чудны, неимоверны и весьма занимательны. Однако же, читая и слушая сказки о ведьмах, с удовольствием видишь, что они не столько были злы, сколько любезны: самое коварство их закрашивалось любовью.

Киевляне, да и многие из великороссиян, еще и поныне сказывают, что они сами видели некоторых из ведьм в образе красавиц-девиц; они видели, как эти злые ведьмы прилетали к добреньким молодчикам в виде ужасного огненного змея, как они рассыпались мелкими искрами, и как всякая от них искорка, если попадала кому на тело, то печатала на нем такое страшное пятно, которое и по гроб не стиралось. Под Киевом у этих ведьм-проказниц бывает почти еженедельно шабаш; он собирается там, на Лысой горе, в самую глубокую полночь. Ведьмы туда слетаются, выпорхнув из домашней трубы на помеле верхом. Лысых гор по славянским землям очень много и все они — пристанище для ведьм. Если где ведьма облюбует для себя гору, там уже не скоро поселятся люди.

По дороге в Тамбов есть селение Лысые горы, которое когда-то, в прошлое время, не одиножды кувыркалось кубарем, и удержалось только теплою молитвою людей праведных, — они закляли сорок треклятых; но ведьмы, отлетая с освященных молитвою Лысых гор, никак не расставались с ними без проказы: то выклюнут у кого-нибудь глаз, то продырявят кому-нибудь щеку и проч.

В Переславле-Залесском заметили, что вообще все любимцы ведьм могли быть богатыми, именитыми; но что совершенное счастье не могло быть для них прочным. Ведьмы славились непостоянством и меняли своих любимцев ежечасно, а потому-то и быть любимцем ведьмы значило: купиться на погибель. При открытии в Переславле-Залесском наместничества один подьячий очень приглянулся ведьме; она его осеребрила, озолотила, обогатила всячески. И вдруг этот подьячий, — не оттуда, не отсюда; повытчик, секретарь, предводительский протоколист, земский заседатель, наконец, исправник, скачет, рыщет, — вдруг он помыслил, что его милая пошаливает ласками с соседом, с другим, с третьим. Очень это обидным показалось исправнику, и вздумал он жениться на богатенькой купеческой дочке, да и повенчался с нею в омуте — ведьма его утопила. Теперь этот исправник служит где-то в числе домовых!

Таким проказам в деяниях ведьм нет конца!

Головной убор степных наших баб назван сорокою. Иные думают, что употребляется он также в честь и память ведьмы; но мы, однако же, думаем, что он — то же, что сорочка, что чехольчик.

О бабьем уборе сорока вот что рассказывала одна старушка-рязанка: наши-де сороки от того-де слывут сороками, что оне-де, сороки, воистину, no-сорочьи закарабкались к нам на головушки. Сорока на голове, а муж на горе (на Лысой). Ведьма — не своя сестра: напоит, накормит; да навек и спать уложит, а не спишь, так козой ходи!

Другие русские старушки говорят, что у какой-то сороки было пятеро детушек; четверых из них волею и неволею она кормила сладкою кашкою, а пятому никогда той кашки не доставало, и потому он, пятый ее детенушек, всегда питал себя одною только студёненькой водицею, стоявшею от жилища сороки далеко, далеко за пнем, да за колодою. Здесь детки доброй ведьмы-сороки чуть ли не представлены ее, а, может быть, и нашими чувствами, из которых одно чувство и всегда не худо бы питать только студёною водицею!

Нянюшки наши, играя с детьми и желая развеселить их, обыкновенно берут дитя за руку и, показывая на его пальчики, приговаривают:

— Сорока, сорока кашу сварила, этого кормила, этого кормила, этого кормила и этого кормила, а этому недостало! Тут пень, тут колода, тут куст, тут берёза, а тут студёненькая водица и проч. Самая студёненькая водица, по рассказу мамушек, находится у дитяти подле самого сердца, следовательно, при малейшем прикосновении к сердцу дитя невольно сделает какое-то движение, в нем студёненькая вода заколышет и дитя расхохочется.

В Киеве, или где-то, жил храбрый капрал-кавалерист, он сам владел ведьмами, да и ведьмы его седлали, как добрую лошадь. И он проказничал, и с ним бывали проказы дивные.

Известный наш баснописец И.И. Дмитриев пожаловал этого капрала прямо ротмистром и нарисовал нам несколько картин из деяний ведьмы, весьма любопытных; он говорит, что эта ведьма, оборотивши ротмистра в драгунского коня, «гуляла на хребте его до полуночи».

Самое жилище ведьм, то есть, весь их мир описан у поэта прекрасно; но этот мир и нашими простолюдинами рисуется не хуже: они заверяют, что когда ведьма сядет на помело и вылетит в трубу, то только держитесь за нее, она вас вынесет на такое дивное место, о котором никакая сказка не расскажет, и которое никакое перо не опишет. Издатель «Сказаний русского народа» И. Сахаров весьма достаточно описал ведьмино селение; но он не указал, где это селение именно. Великороссияне думают, что оно где-то в неведомых местах, посреди лесов муромских. Малороссияне примежевывают его к Киеву, другие ищут ведьмины жилища в Литве.

(М. Макаров)

В Москве сорок нет по той причине, что св. Алексей, митрополит Московский, приметив одну ведьму в образе сороки, заклял их, чтобы в Москву никогда не влетали. А когда некоторых убитых медведиц обдирали, то вместо медвежьего мяса под кожею находили иногда бабу в сарафане.

(«Абевега русских суеверий»)

Женщины, занимающиеся колдовством, в некоторых местах России, например, в Воронежской губернии, называются марами. Их различают на наследственных, которым наука колдовства идет по наследству, и ученых, выучившихся от других ведьм, или мар. Последние, по поверью народа, опаснее первых: их полетам на Лысую гору народное поверье приписывает единственно цель с собирающейся там нечистою силою делать зло человеку. Доение, или выдаивание, коров народ также относит преимущественно к проделкам ведьм ученых. Страстные охотницы до молока, они наносят вред каждому домохозяину, истощая его коров. Говорят, ведьма может доить коров, несмотря ни на какое расстояние, — стоит ей только очертить круг на земле с заговором и в центр его воткнуть нож. Молоко (будто бы) задуманной ею коровы потечет из него само собою.

Ночь на Ивана Купалу считается самою опасною от нападения ведьм: домохозяева принимают все меры, чтобы оградить от них свой скот; они кладут в окнах изб крапиву, как средство, противодействующее чародейству ведьм, вешают на дверях хлева убитую сороку и проч.

Ведьмы производят колдовство через заговоры и наговаривание разных трав, которые они собирают преимущественно в ночь на Ивана Купала. Травы эти (папоротник, белоголовник, шалфей, плакун, дурман, адамова голова, Иван-да-Маръя, чертополох, подорожник, полынь и проч.) в руках обыкновенных людей не имеют такой силы, как в руках ведьм. Те, приготовляя из них мази и натирая ими свое тело, могут принимать по желанию виды различных животных, например, свиньи. Если поймать такую ведьму-оборотня и бить ее наотмашь осиновым колом, то она непременно примет свой настоящий вид. Толкуют, будто в это время ведьма откажется от своего ремесла.

Смерть ведьмам и колдунам приходится плоха. Одно средство для облегчения умирающего в этом случае — поднять над его постелью доску в потолке, или слегу, от чего, думают, душа скорее освободится от тела.

Со смертью ведьмы не прекращаются еще ее сношения с землею; ненавистница при жизни, она, по мнению суеверных людей, остается долгое время ненавистницею рода людского и после смерти. Ведьмы и колдуны встают из гробов и ходят по земле; избавиться от них можно только одним — вколотить в могилу осиновый кол.

(М. Забылин)

По русскому поверью, у ведьмы постоянно хранится вода, вскипяченная вместе с пеплом купальского костра. Когда она захочет лететь, то обрызгивает себя этой водою — и тотчас поднимается на воздух и мчится, куда только вздумает. С той же целью ведьма старается добыть траву тирлич; корень ее варит в горшке и приготовленным снадобьем мажет у себя под мышками и коленками, и затем с быстротою молнии уносится в трубу. Соку тирлича приписывается чудесное свойство делать человека оборотнем и сообщать ему силу полета: вероятно, здесь таится воспоминание о Перуновой траве (молнии); чародейное же снадобье (мазь) есть живая вода дождя, которую кипятят ведьмы в облачных котлах при помощи грозового пламени…

Известны неистовства, которые в прежние времена происходили по случаю обвинения какой-либо бабы в том, что она ведьма; это в особенности случалось в Южной Руси. Нет той нелепицы, какую бы не придумывали люди, от злобы, глупости, с отчаянья или с хитрым умыслом, для искоренения ведьм и для исправления настроенных ими бед. В старину народ верил, что ведьмы или другого рода колдуньи могут держать обилие, то есть заключать в себе и хранить огромные запасы денег, жита, и даже зверьков, доставлявших промышленникам богатый пушной товар; на Украине подобное суеверие встречается иногда и поныне, в особенности же относительно дождей и урожая.

(В. Даль)