💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Атлантический океан. Уже целых два часа неслось омбу по огромному озеру, а берега все не было видно

Уже целых два часа неслось омбу по огромному озеру, а берега все не было видно. Огонь, пожиравший дерево, мало-помалу угас. Главная опасность этого жуткого плавания миновала. Майор сказал даже, что не удивится, если им удастся спастись.

Течение продолжало нести омбу в том же направлении: с юго-запада на северо-восток. Темнота вновь стала непроницаемой; лишь изредка ее прорезывали запоздалые молнии. Паганель тщетно старался разглядеть что-либо на горизонте. Гроза затихала, тучи рассеивались. Крупные капли дождя сменились мелкой водяной пылью, мчавшейся по ветру. Омбу неслось по бурному потоку с такой поразительной быстротой, словно под его корой был скрыт какой-то мощный двигатель. Казалось, оно будет нестись так еще не один день. Около трех часов утра майор, однако, заметил, что корни омбу порой задевают за дно. Том Остин с помощью отломанной ветки нащупал дно и установил, что оно поднимается. Действительно, минут через двадцать омбу натолкнулось на что-то и сразу остановилось.

– Земля! Земля! – громко воскликнул Паганель.

Концы обгоревших ветвей наткнулись на какой-то выступ. Никогда, кажется, ни одна мель не приносила столько радости мореплавателям, как эта: ведь она была для них гаванью.

Роберт и Вильсон, первыми выскочившие на твердую землю, уже кричали восторженно «ура», как вдруг послышался знакомый свист, раздался лошадиный топот, и из мрака показалась высокая фигура индейца.

– Талькав! – воскликнул Роберт.

– Талькав! – подхватили в один голос все остальные.

– Amigos! [76] – отозвался патагонец.

Он ждал путешественников на том месте, куда их должно было вынести течение, так же как оно вынесло туда и его самого. Патагонец поднял Роберта и прижал его к груди. Экспансивный географ бросился к нему на шею. Гленарван, майор и моряки, радуясь, что снова видят своего верного проводника, крепко и сердечно пожали ему руку. Затем патагонец отвел их в сарай одной покинутой фермы, находившейся поблизости. Там пылал большой костер, у которого они и обогрелись. На огне жарились сочные куски дичи. Новоприбывшие съели их до последней крошки. И когда они несколько пришли в себя, никому просто не верилось, что им удалось спастись от стольких опасностей: и от воды, и от огня, и от грозных аргентинских кайманов.

Талькав в нескольких словах рассказал Паганелю, как он спасся, добавив, что обязан этим всецело своему неустрашимому коню. Потом Паганель попытался разъяснить патагонцу новое предложенное им толкование документа и поделился с ним теми надеждами, которые это толкование сулило. Понял ли индеец остроумные гипотезы ученого? Сомнительно. Но он видел, что друзья его довольны и питают какие-то надежды, а большего ему и не требовалось.

После такого дня «отдыха» на омбу отважным путешественникам не терпелось снова двинуться в путь. К восьми часам утра они уже были готовы выступить. Они находились намного южнее всех ферм и саладеро, так что негде было раздобыть какие-либо средства передвижения. Приходилось идти пешком. Впрочем, предстояло пройти всего лишь миль сорок. Да и Таука могла время от времени подвезти одного, а то и двух утомленных пешеходов. За сутки с небольшим можно было добраться до берегов Атлантического океана.

Оставив позади огромную лощину, еще всю затопленную водой, путешественники двинулись по более возвышенной местности. Вокруг расстилался тот же однообразный аргентинский пейзаж; иногда, но так же редко, как около Тандиля и Тапальке, встречались насажденные европейцами рощицы. Туземные же деревья растут только по окраинам степей и на подступах к мысу Корьентес.

Так прошел день. Близость океана стала чувствоваться уже на следующий день, когда до него оставалось еще миль пятнадцать. Виразон – ветер, который дует всегда только в конце дня и в конце ночи, – пригибал к земле высокие травы. На тощей земле росли редкие перелески низких мимоз и кусты акации. Порой на пути встречались соленые озерца, блестевшие словно куски стекла. Они затрудняли путь, так как их приходилось обходить. А путники спешили, стремясь в тот же день добраться до озера Лагуна-Саладо у Атлантического океана. Надо признаться, что они изрядно устали, когда в восемь часов утра увидели песчаные дюны вышиной саженей в двадцать, высившиеся у пенистой границы океана. Вскоре послышался и протяжный рокот прилива.

– Океан! – крикнул Паганель.

– Да, океан! – подхватил Талькав.

И путешественники, казалось уже еле передвигавшие ноги, с замечательным проворством взобрались на дюны. Но уже стемнело. Нельзя было ничего разглядеть в безбрежном сумраке. «Дункана» не было видно.

– А все же он здесь! – воскликнул Гленарван. – Он ожидает нас, лавируя у этих берегов!

– Завтра мы его увидим, – отозвался Мак-Наббс. Остин стал окликать невидимую яхту, но никакого ответа не последовало. Дул свежий ветер, и море было довольно бурным. Облака шли на запад, и брызги пенящихся валов долетали до верхушек дюн. Если бы «Дункан» даже и был на условленном месте встречи, то вахтенный все равно не смог бы ни услышать крик, ни ответить на него.

На этом берегу кораблям негде было укрыться: ни залива, ни бухты, ни гавани. По всему берегу далеко в море уходили длинные песчаные отмели. А такие отмели для судна опаснее, чем выступающие из воды рифы. Они усиливают волнение, и бури здесь особенно свирепы. Судно, попавшее в бурную погоду на эти песчаные банки, обречено на верную гибель.

Естественно, что «Дункан» при этих условиях держался вдали. Джон Манглс, всегда очень осторожный, несомненно, не решился бы приблизиться к берегу. Таково было убеждение Тома Остина: он уверял, что «Дункан» находится на расстоянии не меньше пяти миль от берега.

Майор советовал своему нетерпеливому кузену покориться необходимости. Раз никак нельзя рассеять мрак, зачем же понапрасну утомлять свои глаза, тщетно всматриваясь в темный горизонт!

Высказав это, Мак-Наббс занялся устройством ночлега под прикрытием дюн. Здесь за последним ужином этого путешествия были съедены остатки провизии. Затем все, по примеру майора, вырыли себе в песке ямы, улеглись в них, укрылись до подбородка огромным одеялом песков и заснули тяжелым сном. Один Гленарван бодрствовал.

Дул сильный ветер, и океан все еще не успокаивался после бури. Волны с громовым шумом разбивались у отмелей. Гленарвана мучила тревога: здесь ли «Дункан»? Ведь нельзя было и думать, что корабль еще не дошел до установленного места встречи. 14 октября Гленарван покинул бухту Талькауано и 12 ноября достиг берегов Атлантического океана. Если в эти тридцать дней отряд пересек Чили, перевалил через Анды, перебрался через пампасы и Аргентинскую равнину, то, конечно, за это время «Дункан» успел обогнуть мыс Горн и достичь условленного места на противоположном берегу Американского материка. Такую быстроходную яхту ничто не могло задержать. Правда, недавно была буря, разыгрался сильный шторм, но «Дункан» был хорошим судном, а его капитан – хорошим моряком. И раз «Дункан» должен был прийти сюда, значит, он и пришел.

Эти размышления не могли, однако, успокоить Гленарвана. Когда сердце борется с рассудком, рассудок редко бывает победителем. А сердце Гленарвана тянулось к тем, кого он любил: к Элен, Мери Грант, матросам «Дункана». Гленарван бродил по пустынному берегу, на который набегали светившиеся фосфорическим блеском волны. Он всматривался, прислушивался. Порой ему казалось, что в море светится какой-то тусклый огонек.

«Я не ошибаюсь, – думал он, – я видел свет судового фонаря – фонаря «Дункана». Ах, почему глаза мои не в силах проникнуть сквозь этот мрак!»

И вдруг ему в голову пришла идея: Паганель уверял, что он никталоп. Паганель видит ночью! И Гленарван пошел будить Паганеля.

Ученый крепко спал в своей яме, как вдруг сильная рука извлекла его из этого песчаного ложа.

– Кто это? – крикнул Паганель.

– Это я, Паганель.

– Кто вы?

– Гленарван. Идемте, мне нужны ваши глаза.

– Мои глаза? – переспросил Паганель, протирая их.

– Да, ваши глаза – чтобы разглядеть в этой тьме наш «Дункан». Идемте же!

«Черт побери никталопию!» – сказал про себя географ, впрочем очень довольный тем, что может быть полезен Гленарвану.

Паганель вылез из своей ямы, потянулся и, разминая затекшие члены, побрел вслед за Гленарваном на берег. Гленарван попросил его вглядеться в темный морской горизонт. В течение нескольких минут ученый добросовестно занимался созерцанием.

– Ну? Вы ничего не видите? – спросил наконец Гленарван.

– Ничего! Да тут и кошка ничего бы в двух шагах не увидела.

– Ищите красный или зеленый свет, то есть фонари правого или левого борта.

– Не вижу ни зеленого, ни красного. Все черно! – ответил Паганель.

Глаза географа невольно смыкались. С полчаса он машинально ходил за своим нетерпеливым другом; время от времени его голова падала на грудь, и он резким движением снова поднимал ее. Он шел, как пьяный, не отвечая на вопросы и сам ничего не говоря. Гленарван посмотрел на Паганеля – Паганель спал на ходу. Тогда он взял ученого под руку, отвел его, не будя, к яме и укутал песком.

На рассвете всех поднял на ноги крик Гленарвана:

– «Дункан»! «Дункан»!

– Ура, ура! – отозвались его спутники, бросаясь к берегу. В самом деле, милях в пяти в открытом море виднелась яхта. Убрав нижние паруса, она шла под малыми парами. Дым из ее трубы терялся в утреннем тумане. Море было бурное, и судно такого тоннажа, как яхта, не могло без риска подойти к банкам.

Гленарван, вооружившись подзорной трубой Паганеля, следил за маневрами «Дункана». Джон Манглс, видимо, еще не заметил своих пассажиров. Яхта продолжала идти левым галсом под зарифленным марселем.

Но тут Талькав, зарядив свой карабин, выстрелил из него по направлению яхты. Все стали прислушиваться, а главное – вглядываться. Трижды, будя эхо в дюнах, прогремел карабин индейца.

Наконец над бортом яхты появился белый дымок.

– Они увидели нас! – воскликнул Гленарван. – Это пушка «Дункана»!

Еще несколько секунд – и глухой выстрел донесся до берега. «Дункан» сделал поворот и, ускорив ход, направился к берегу.

Вскоре в подзорную трубу стало видно, как от борта яхты отвалила шлюпка.

– Леди Элен не сможет сесть в шлюпку, – сказал Том Остин, – море слишком бурное.

– Джон Манглс тоже, – отозвался Мак-Наббс, – ему нельзя оставить судно.

– Сестра, сестра! – повторял Роберт, протягивая руки к яхте, которая сильно качалась на волнах.

– Ах, как мне не терпится попасть на «Дункан»! – воскликнул Гленарван.

– Терпение, Эдуард, – сказал майор. – Через два часа вы будете там.

Два часа! Но, конечно, шестивесельная шлюпка не могла проплыть оба конца в более короткий срок. Гленарван подошел к патагонцу, который, скрестив на груди руки, стоял рядом со своей Таукой и спокойно смотрел на волнующийся океан. Гленарван взял его за руку и, указывая на «Дункан», сказал:

– Едем с нами!

Индеец покачал тихонько головой.

– Едем, друг! – повторил Гленарван.

– Нет, – мягко ответил Талькав. – Здесь Таука, там пампасы, – прибавил он, со страстной любовью протянув руки к беспредельным степным просторам.

Гленарван понял, что индеец никогда не согласится покинуть прерию, где покоится прах его предков. Он знал, какую благоговейную привязанность питают эти сыны пустыни к своему родному краю. И он больше не настаивал – только крепко пожал Талькаву руку. Не настаивал он и тогда, когда тот с улыбкой отказался принять плату за свой труд, сказав:

– Из дружбы!

Взволнованный Гленарван ничего не смог ответить. Ему очень хотелось оставить честному индейцу хоть что-нибудь на память о друзьях-европейцах. Но у него ничего не было: и оружие и лошади – все погибло во время наводнения. Спутники его были не богаче. И вот, когда Гленарван ломал себе голову над тем, как отблагодарить бескорыстного проводника, его вдруг осенила счастливая мысль. Он вынул из своего бумажника драгоценный медальон с прекрасным портретом кисти Лоуренса и подал его индейцу.

– Моя жена, – пояснил он.

Талькав с нежностью посмотрел на портрет.

– Добрая и красивая! – сказал он просто.

Роберт, Паганель, майор, Том Остин, оба матроса один за другим трогательно простились с Талькавом. Эти славные люди были искренне огорчены разлукой с отважным, преданным другом. Индеец их всех прижал поочередно к своей широкой груди. Паганель подарил ему карту Южной Америки и обоих океанов, на которую патагонец не раз посматривал с интересом. Географ отдал то, что у него было самого драгоценного. Роберту же было нечего дать, кроме ласк, и он с жаром излил их на своего спасителя, не позабыв уделить часть их и Тауке.

Но к берегу уже подходила шлюпка с «Дункана». Проскользнув между двумя отмелями, она врезалась в песок.

– Как моя жена? – спросил Гленарван.

– Как сестра? – крикнул Роберт.

– Леди Элен и мисс Грант ожидают вас на яхте, – ответил старший матрос. – Но надо спешить, милорд, – прибавил он, – нельзя терять ни минуты: уже начался отлив.

Все в последний раз обняли индейца. Талькав проводил своих друзей до шлюпки, уже спущенной на воду.

В тот миг, когда Роберт садился в шлюпку, индеец обнял мальчика, с нежностью поглядел на него и сказал:

– Знай: теперь ты мужчина!

– Прощай, друг, прощай! – повторил Гленарван.

– Увидимся ли мы когда-нибудь! – воскликнул Паганель.

– Quien sabe! [77] – ответил Талькав, поднимая руку к небу. Это были последние слова индейца. Их заглушил свист ветра.

Шлюпка, уносимая отливом, уходила все дальше в открытое море. Долго еще над пенившимися волнами вырисовывалась неподвижная фигура Талькава, но мало-помалу она стала уменьшаться и наконец совсем исчезла из глаз друзей, с которыми его нечаянно свела судьба.

Час спустя Роберт первый взбежал по трапу на «Дункан» и бросился на шею Мери Грант под гремевшие кругом радостные крики «ура».

Так закончился этот переход через Южную Америку, совершенный строго по прямой линии. Ни горы, ни реки не могли заставить путешественников отклониться от намеченного пути, и если этим благородным, отважным людям не пришлось бороться с людской злобой, то стихии, не раз обрушиваясь на них, подвергали их суровым испытаниям.