Глава 3. Ашрам 3 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Скоро развезет дороги так, что не проехать… — сказал Митра и, поймав мой встревоженный взгляд, поспешно добавил:

Нет, нет, я никуда не уеду! Да вы ведь знали, Учитель, что так будет?

Учитель кивнул. В его глазах вспыхивали и гасли радостные искры.

Так все-таки я свободен или нет? — не выдержал Митра, — неужели вы знаете все, что я сделаю в следующее мгновение? Неужели все предрешено кармой?

Нет, — спокойно ответил Учитель. — Карма лишь определяет последствия поступков и воздаяние за них. Для человека так же невозможно предугадать результаты деяний, как предвидеть направление полета упавшего с неба пера. Проклятье или дар свободного выбора всегда остается с нами… Но я знал, что ты не уйдешь от нас, потому что и до посвящения ты уже был дваждырожденным. Как и Муни.

Но ведь Муни тоже попал к вам совсем недавно. Почему же он так смиренен и благостен, впору позавидовать…

Муни впитал эти качества так же естественно, как законы общины. Его не надо учить тождественности. Любой крестьянин внутренне сливается со своей землей, соседями, родным очагом. Для живущего на земле мир един. Ему и в голову не придет пытаться изменить его.

— Тогда он уходит к нам, — ответил риши, — Кшатрий от рождения полагается только на себя. Его гордость подобно доспехам делит весь мир на своих и чужих. Каждый из вашей варны внутрен не уверен, что меч может стать орудием достиже ния счастья. Тебе еще только предстоит понять, что мы не властны над миром. И все силы, отпу щенные тебе богами, лучше направить на то, что бы изменить себя. Посвещение должно было толь ко оторвать вас от привычного мира форм, дать почувствовать как текуче, подвижно ваше созна ние. Потеряв связь с окружающим, вы впервые по лучили ощущение внутренней сущности. Пока что только в себе. Но скоро вы научитесь видеть ее и в других. Мы называем это вмещением мира.

Но тут тревожная мысль заставила меня прервать Учителя:

— Если я научусь чувствовать боль каждого, то не захлебнусь ли я в этом океане страданий? Чем станет моя жизнь?

— Ты торопишься. Не о страдании идет речь. Страдания — удел непрозревших. Раз мы говорим об обуздании чувств, значит, и страданию ты бу дешь неподвластен. Когда человек открывает свое сердце брахме, ее огонь уничтожает перегородку между природой и сознанием. Ум уходит от мыс лей и видений и вступает в область непосредствен ного испытания. Расширяясь, сознание дважды– рожденного включает в сияние своей брахмы все больше людей. Это единение выше, чем симпа тия, дружба и даже любовь. Это — взаимопроник новение. Истинные брахманы в своих действиях и мыслях руководствуются уже не долгом и со чувствием, они просто воспринимают себя в не разрывном единстве со всеми окружающими. Так что не к обостренному чувству сострадания, а к пониманию истинной связи всего сущего в мире должно стремиться твое сердце. И жар его сам по себе — лишь частица мирового костра. Скоро вы это поймете!

Мы поняли, но не скоро. Наше обучение продолжалось. Время было светлым и тягучим, как дикий мед. Бежала по небу блистающая колесница творящего свет Сурьи. Сменяли друг друга стражи утренней и вечерней зари — Ашвины, мелькали спицы в колесах их колесниц. Насыщаясь звездным нектаром, жирел властитель ночи Сома. А потом снова шла на убыль его сила. Иссушался, истончался профиль, исчезало его сытое благодушие, и он угрожал подступающей тьме острыми крутыми рогами.

Как ни напрягаю память, не могу отличить один день от другого, чтобы сказать: «Вот тогда мы прозрели».

Воспоминания об ашраме отлились в устойчивый образ подъема по нескончаемой лестнице, прорубленной во чреве горы от ее корней до блещущей вершины. И все тянутся вверх однообразные ступени, течет вниз лента серой стены, и воздух пахнет сгоревшим маслом и летучими мышами. Я монотонно переставляю ноги со ступеньки на ступеньку, уже не думая о конечной цели, а просто подчиняясь привычке. Вокруг гулкая пустота и мрак. Но на этой бесконечной лестнице я не один. Бок о бок со мной, неотступный, как тень на стене, вверх взбиралется Митра. А где-то впереди виднеется фигура Учителя. Он идет, неторопясь, опустив голову, сосредоточив все свое внимание на бусинах сердоликовых четок. Камешки мелодично постукивают друг о друга, ловят в темноте рассеянные блики света, и кажется, что старческие пальцы перебирают горящие угольки, или от их прикосновения воспламеняется сам воздух пещерного тоннеля. Мы с Митрой спешим за этими всплесками света в руках Учителя и не можем догнать. Он не оборачивается, но мы чувствуем его заботу и внимание, неслышный зов, что не позволяет нам сесть отдохнуть или повернуть в отчаянии назад, ринуться вниз в темноту к привычной и надежной земле, из которой вышла и эта бесконечная лестница, и сама гора. А потом вдруг пришел момент, и мы почувствовали перемену. Ветер в лицо принес запахи жизни и простора, и алые полосы легли на стены пещеры, словно сверху протянуло нам свои руки негасимое солнце.

Однажды мирное течение нашей жизни нарушили неожиданные гости. Два всадника — мужчина и женщина, расседлав своих коней у подножия горы, поднялись по каменным ступеням к нашей пещере. Худой, горбоносый мужчина был одет в боевой панцирь, крепкий кожаный плащ, на широком ремне у левого бедра — ножны, отделанные серебром. Я принял его за кшатрия, живущего при дворе какого-нибудь великого владыки. Потом я взглянул на женщину. Не помню, какие одежды она носила, и были ли на ней украшения. Меня потряс необычайно белый тон кожи и черные брови, изогнутые, словно концы боевого лука, чуть продолговатые глаза, ясно смотревшие на мир из-под полуопущенных век. Впрочем, нас с Митрой они, кажется, не замечали. С Учителем прибывшие встретились, как со старым знакомым. Слуги поднесли путникам ключевую воду, помогли мужчине снять доспехи и проводили в одну из келий.

— Видал! Вот какие жены достаются настоящим воинам, — сказал Митра.

Когда наступили сумерки, мы расселись кружком на циновках в пещерном зале, едва освещенном огнем очага. У каждого были глиняные чаши с медовым напитком. В пещеру тянуло сыростью, но путешественники уже успели переодеться в теплое и сухое, а огонь очага если и не мог растолкать ночную тьму, то, по крайней мере, позволял на время забыть о неудобствах сезона дождей. Пока риши беседовал с гостями, мы с Митрой могли спокойно разглядеть их. Впрочем, женщина почти не принимала участия в разговоре. Она сидела очень прямо, подогнув под себя ноги. Белые одежды в отблесках очага делали ее похожей на луч лунного све-та.Черные волосы были стянуты жемчужной нитью в тугой пучок и опущены на левое плечо. На лбу мерцала тонкая серебряная диадема.

— Ты уже не расстаешься с оружием, Ашват– тхаман?

Вопрос Учителя заставил меня взглянуть на мужчину. Блики пламени высвечивали тонкие линии рукояти его меча. Воин прикрыл оружие концом кожаного плаща и передернул плечами:

Предосторожность не мешает. Пока мы ехали с севера на юг, я везде видел знаки беды: селенья обносятся частоколом, поля зарастают колючками, на перекрестках дорог трезубцы Шивы. Везде тревога и ожидание войны.

А что думают об этом в Хастинапуре? — спросил Учитель.

Там спорят о наследии. Видура в зале собраний напомнил о приметах Калиюги, названных в Сокровенных сказаниях: «Люди становятся лживыми, стараются наживать богатство, брахманы нарушают обеты, женщины не хранят верность мужьям, а мужья отвращаются от закона». По-моему, приметы сходятся.

Да, нас ждут серьезные испытания, — вздохнул Учитель. — Но звезды не изменяют своего пути, дожди в срок пробуждают зерно, солнце по-прежнему дарит свет. Значит, беду несут люди…

Признаться, я слушал краем уха, так как все мое внимание было обращено на гостью с севера. У нас, на юге, никто бы не поверил, что человеческая кожа может быть цветом и нежностью похожей на цветок лотоса. Я даже не пытался оценить красоту этой женщины, далекой и совершенной, как богиня, просто любовался ею, запечатлевая в памяти ее черты: высокие скулы, чуть впалые, как от голода, щеки, прямой тонкий нос, гордо сомкнутые губы. Я мысленно попытался представить себя в роли ее спутника. Конечно, не в крестьянской юбке, а в плаще, доспехах, с медными браслетами на запястьях. Но ее отделяло от нас с Митрой не одеяние, а некий скрытый внутренний огонь, который чувствовался и в ее взгляде, и в почти невидимом серебряном сиянии, исходящем от ее тела.

— И брахманы нарушают обеты… — долетел до меня голос нашего гостя. — В городах остает ся все меньше учителей и врачевателей из дваж– дырожденных. Зато строится все больше храмов. Жрецы, называющие себя брахманами, но лишен ные способностей чувствовать брахму, привлекают паломников жертвенными огнями перед каменными идолами, пышными процессиями и громким чтением мантр. Сложные ритуалы оказываются более притягательными и для царей и для пахарей, чем наши р& суждения об истине.

— Наше учение могут понять лишь ищущие знания. А у какого крестьянина хватит терпения и сил постигать его? И какой кшатрий покинет дворец ради пещеры? — воскликнул воин.

Мы с Митрой сочли себя одинаково оскорбленными и выпрямили спины, словно призывая рассмотреть нас повнимательнее. Глядя на нас, Учитель грустно улыбнулся и прочитал нараспев слова из давней песни чаранов:

Но северянин, казалось, уже прочитал наши мысли и повернул к нам лицо с горящими, как угли, глазами:

Но вас только двое! Когда я был молод, в этом ашраме обучались десять учеников. А сейчас у нас не хватает учителей даже для подготовки тех немногих, кто попадает в наш узор. А сколько способных овладеть брахмой так и умирают, не узнав, что были рождены для жизни в двух мирах. Страшные, невосполнимые потери…

Тогда почему вы тратите время на овладение оружием? — как мне показалось, с горечью спросил Учитель. — Почему не помогаете нам искать и обучать? Сколько сил тратится на придворные интриги и воинские забавы!

Но мы должны уметь защищаться. Иначе нас просто уничтожат. Ведь ты знаешь, что использовать брахму для боя запрещено. Да и ее благое поле слабеет день ото дня.

Ив этом виноваты вы. Брахма не может удержаться в сердцах, пораженных злобой и властолюбием. Наш священный узор грозит распасться из-за того, что вы, думая о выгодах, отягощаете карму нашего братства. Учение об истине нельзя распространить так же, как царские приказы или песни чаранов. Мы даем умение управлять мыслями и чувствами. А для этого нужно время. Хотя я понимаю, — с вызовом сказал Учитель, — отшельничество не так приятно, как скачки на бешеных колесницах и пиры во дворце.

Кшатрий промолчал. Может быть, ему нечего было возразить. Но тут в разговор вступила женщина. Голосом, глубоким и нежным, как вдох, она сказала:

— Вы же знаете, Учитель, что мы не принад лежим себе. Я могу только мечтать об одном из наших убежищ. Как было бы хорошо успокоить мысли, собрать силы, восстановить утерянную гармонию. Вы давно не были в городах. Над не которыми из них вражда и подозрительность висят черным дымом. Крепости, как чаши, до краев полны ненавистью и жаждой убийства. Удивительно, как земля еще не разверзлась и не поглотила людей, желающих друг другу погибели. А вы говорите, что надо искать учеников. Надо, конечно, надо, но поздно. Сейчас только мудрость Высокой сабхи и острые мечи наших братьев, взявших на себя бремя кшатрийской дхармы, могут помочь выжить дваждырожденным.

— Неужели дела так плохи? — тревожно спро сил Учитель.

— Наш оплот — Хастинапур — остается не приступной твердыней. Дхритарашта, как и все цари лунной династии, покровительствует наше му братству. По-прежнему живут при его дворе Бхишма, Видура и другие патриархи. Хастинапур — наша надежда. Только там мы еще сохранили надежный союз с кшатрийскими родами, там при слушиваются к советам брахманов…

— Но какой ценой мы этого достигли! — вздохнул Учитель. — Дваждырожденные начали гордиться своим влиянием на царей, они почув ствовали вкус власти над людьми. Вы даже и не замечаете, как меняетесь сами.

Женщина не ответила, но мне показалось, что уголки ее гордых губ скорбно опустились. Ее спутник стукнул себя кулаком по колену.

Сейчас не время спорить о правильности пути. Я чувствую поток кармы, увлекающий наше братство к неизвестному исходу. Все, кто связан великой цепью, скоро будут втянуты в борьбу. Истекает срок изгнания Пандавов. Высокой сабхе снова предстоит выбор, кого предпочесть: Юдхиш-тхиру или Дурьодхану. Оба — дваждырожденные. Оба претендуют на престол. Но Дурьодхана — сын Дхритарашты. И царь, скорее всего, пожелает передать трон своему прямому наследнику.

Юдхиштхира считается самым лучшим знатоком закона. Даже в Хастинапуре его почитают как воплощение бога Дхармы, — смиренно заметил Учитель.

Многие говорят, что он возжаждал власти и пошел против Высокой Сабхи, — сказал гость с севера.

Майя уже занавесила правду о событиях десятилетней давности, — страстно возразила женщина своему спутнику. — Это враги Пандавов наговаривают, будто Юдхиштхира хотел покорить весь мир. Когда он получил царство со столицей Индрапрастхой, он совершил подобающие обряды — раджасую и ашвамедху. В глазах подданных без этих обрядов посвящения на царство никакая власть не будет прочной и долгой. Поэтому в древности раджасуя могла продолжаться больше двух лет. У Пандавов не было ни времени, ни возможности в точности соблюдать все ритуалы, но все же они постарались, чтобы обряд посвящения на царство прошел как можно более величественно и помог укрепить в подданных веру в законность и священность власти нового царя. Так предписывает традиция, и этого же требует здравый смысл. Юдхиштхира исправно приносил огню все надлежащие жертвоприношения, вел обязательные беседы с брахманами, бросал кости из камня вайдурья на резную доску в ритуальной игре, участвовал в колесничьих состязаниях и совершил жертвоприношение коня — ритуал, при котором лучшего коня царских конюшен выпускают бродить на свободе, а за ним следует царь, открывая для себя новые земли…

— А за царем следует войско, — криво улы баясь, добавил ее спутник. — И это войско взы– мает дань с той земли, на которую ступили копы та царского коня. Поэтому Высокая сабха и поня ла планы Юдхиштхиры.

Мы снова начинаем этот бесконечный спор. Я говорила Высокой сабхе и утверждаю сейчас: Юдхиштхира мечтает об объединении всех царств под благим зонтом нашего братства, он не ищет власти и славы. И ашвамедха с раджасуей хоть и дают царю титул «всепобеждающий», тем не менее, — всего лишь обряды. Куда пойдет освобожденный конь, не может предугадать никто. Разве так планируют военный поход? Следование за конем — такой же способ выбора, как и бросание игральных костей. В обоих случаях человек отказывается от собственной воли и целиком полагается на карму. Нет, не пути военных походов, а дорогу к объединению искал Юдхиштхира. Это Кауравы во главе с Дурьодханой готовы в любой момент прибегнуть к военной силе. Не случайно они так вцепились в казну и армию Хастинапура. А Высокая сабха все не может решить, кого выбрать.

Самым простым было бы поддержать Кау-равов, — неожиданно для меня сказал Учитель. — Они и так уже управляют Хастинапуром. Под их державным зонтом благоденствуют дважды-рожденные. Ты сама сказала, что у них власть и деньги. Поддержав же Пандавов, Высокая сабха может вызвать междоусобицу. Кауравы могут не отдать трон своего отца, а тогда — война между дваждырожденными.

Значит, вы, Учитель, допускаете, что Кауравы пойдут против Высокой сабхи! — воскликнула женщина. — И вы считаете разумным их поддерживать?

Я сказал, что поддержать Кауравов было бы самым простым для Высокой сабхи. Я не сказал, что это было бы разумным. Скорее всего, разумного решения здесь быть не может. Все равно — раскол. Мы действительно в потоке кармы. Это — воздаяние за то, что мы обагрили руки кровью, разрешили брахманам взяться за оружие.

Так распорядилась жизнь, — пожал плечами воин. — Если бы дваждырожденные не стали воинами, то сейчас от нашего братства остались бы только светлые легенды.

А теперь, я боюсь, эти легенды будут черными, — тихо молвил риши, — Мы не сможем противостоять карме, которая из века в век умаляет ряды дваждырожденных. Лишь зря прольем невинную кровь…

Невинную? — глаза воина гневно сверкнули, но он смотрел не на Учителя, а куда-то вдаль сквозь стены пещеры, словно в пламя минувшей битвы. — Вы не видели брошенных ашрамов?! А разгромленные обители лесных отшельников?! Вы не испытывали жуткого одиночества в городах, где не осталось ни одного дваждырожденного и угас свет благой человеческой мысли! Мы должны защищаться! Высокая сабха тоже так считает. Патриархи поняли, что необходимо поставить во главе государства дваждырожденного из царского рода. И тогда община получит могучую поддержку.

Когда-то Высокая сабха осудила Аурву за подобные же планы, — сказал Учитель.

Со времени жертвоприношения ракшасов многое изменилось в мире.

Жаль, что в братстве не осталось никого способного, как Аурва, сжигать города огнем подвижнического пыла. Теперь дваждырожденным приходится использовать силу войска и сокровищ.

Это и есть знамение нашего ложного пути. Неужели вы не видите, что мы теряем власть над брахмой не случайно! Какой-то неведомый закон удерживает нас от самого страшного преступления! Вдумайтесь: огонь прозревших сердец обращен в оружие! Еще три века назад мы могли остановить ураган, отвести тучу саранчи от полей, даже погасить начинающуюся войну. Да, теперь мы, кого в народе считают полубогами, вынуждены учиться разрубать плоть мечом. Споры возникают внутри общины, волны устремленной воли гасят друг друга, и наша брахма истаивает, как туман под лучами солнца.

А могло ли быть по-иному? — неожиданно вырвалось у меня. Гость повернулся ко мне и покачал головой:

Невозможно требовать от мужчин, даже если они дваждырожденные, чтобы они не сопротивлялись попыткам забрать их жен и детей, уничтожить ашрамы, надругаться над законами. Мы не можем винить наших предков за тот выбор между смирением и борьбой, который они в конце концов сделали. И вы не правы, Учитель, осуждая нас за то, что мы взялись за оружие. Брахма, направленная на уничтожение, несет смерть, не разбирая дорог. И мы знаем это. Именно для того, чтобы не прибегать к брахме, мы учимся владеть луком, мечом, колесницей. Мы учимся этому у кшатриев.

— Да, вы сражаетесь не хуже кшатриев, я знаю, — сказал Учитель. — Подчас невозможно понять, с кем имеешь дело — то ли с брахманом, превратившимся в кшатрия, то ли с кшатрием, поднявшимся до овладения брахмой. Многие кшатрии из дваждырожденных начинают считать войну чуть ли не своей дхармой — разумеется, справедливую войну. Но, боюсь, скоро вы назовете любую войну справедливой. За пределами наших ашрамов все реже звучит запрет убивать. Остерегайтесь: оружие, взятое для самозащиты, может разрезать руку, держащую его. Пока ваши мечи обращены вовне. Но стоит произойти расколу — и пойдет брат на брата.

Я заметил, что женщина зябко передернула плечами. Пламя очага почти потеряло силу, и густые тени тянули свои щупальца из углов пещеры. Но по-прежнему неукротимым огнем сияли глаза воина, и спокойная сила мерцающим ореолом окутывала Учителя и женщину.

Так каков же ваш совет? — спросил наш гость, — Что передать сабхе?

Передайте, что великий океан имеет приливы и отливы, вслед за весной неизбежно приходит осень, несущая увядание всему живому. Может ли трава противиться приходу холодов? Я думаю, что наша раса стареет. Поэтому любые мудрые планы оказываются тщетными. Нам придется уступить эту землю новой расе. И чем скорее уйдут ученики из дворцов в заповедные леса и тайные убежища, тем лучше. Может быть, удастся кого-то спасти…

— Ваше мнение будут знать патриархи. Но я думаю, нам надо принять вызов времени. Укло ниться уже не удастся, так давайте примем созрев шие плоды нашей кармы. Молодых дваждырож денных ждут просторные залы дворцов и боевые колесницы.

Я увидел, как глаза Митры зажглись радостным нетерпением. Он уставился на воина, словно ждал команды. А я вдруг ощутил острое нежелание покидать ашрам. Раньше я не встречал дваждырожденных кроме Учителя. Но он был подобен пришельцу из другого мира. А эти двое были такие же люди, как и я. И все-таки, они как будто принадлежали к другой расе. И дело было не только в более светлой коже и совершенных линиях тел. Я почти физически ощущал жар силы, окутывающей их подобием панциря. Но, может быть, они со страхом ждут будущего? Внешне это не проявлялось, но я вдруг ясно понял, что так оно и есть. А что ждало меня? Крестьянину надлежит оставаться в своей деревне, где сама земля и души предков охраняют его от зла. А я пошел наперекор дхарме и уподобился щепке в водовороте. Не случайно эти дваждырожденные обращают на меня внимания не больше, чем на корявые тени в углу. Грустные мысли настолько заполнили мое сознание, что я перестал слышать разговор. Впрочем, беседа сама собой вскоре угасла, как угли в оставленном очаге. Гости с севера переночевали в ашраме и утром, оседлав коней, вновь отправились по неведомому мне пути…

Посещение нашей обители дваждырожденны-ми нарушило ровную спокойную жизнь, к которой мы так привыкли. Я с некоторым удивлением заметил, что мои сны стали короче и неспокойнее, к тому же, в них время от времени появлялось женское лицо, окруженное серебряным сиянием. Митра тоже не находил себе места. Он теперь чаще выходил из пещеры и с карниза устремлялся взором на затянутый тучами горизонт. Я понял, что моего друга позвал большой мир, и границы ашрама стали тесны для проснувшейся в нем жажды действия.

Узнав, что Ашваттхаман приходится сыном самому Дроне, Митра все время рассуждал о том, как бы хорошо податься к нему в ученики. Меня больше заинтересовала женщина, но я стеснялся даже спросить Учителя как ее звали.

— Вот это истинный властелин! Охранитель царств! И как почтительно он держался…

-- О, Учитель, я только сейчас понимаю с каким великими людьми нас сводит карма, — благоговейно сказал Митра. — Каждое слово дваждырожденнных — шаг по тропе мудрости. В этом есть что-то нечеловеческое, непостижимое для нас.

Риши взглянул на Митру со снисходительной улыбкой:

Просто ты научился слышать и понимать. Да и ореол величия вокруг властелинов и риши заставляет тебя сосредотачиваться на наших речах.

Но вы своим существованием как бы заключаете мир в гирлянду из цветов, придает святость и возвышенность всему, чего касаетесь.

Все в мире создано божественной волей. В любых, даже незначительных поступках и мыслях есть отблеск высшей истины. Неважно, кто изрек ее — я или Муни. Важно — готов ли ты услышать. Ячмень в котле — крестьянская пища, ячмень на алтаре — святая жертва. Если ты готов учиться, то твоим учителем может стать пальма у тропинки, тело горы, огонь и даже котелок с кашей. Мир полон учителей.

—...А мы сидим здесь, как связанные, — неожиданно сказал Митра, — я хочу в большой мир! Муни может все время блуждать по лабиринту собственных мыслей. А я уже готов к действию. Пошлите меня с каким-нибудь поручением к одному из властелинов. Я все выполню, клянусь…

-- Митра хочет во дворец, — не очень любезно заметил я.

-- Я хочу в жизнь! — огрызнулся мой друг, — да и тебе бы не помешало увидеть что-нибудь кроме деревни.

-- Если б на то была моя воля, я не позволил бы вступать во дворцы ни одному юному дваждырожденному, — сказал Учитель. — Вы не готовы к столкновению, к подлости и предательству.

Брахма сделала вас чуткими и, потому, более уязвимыми. Ваша сила в тайном горении брахмы, в нарастающем напряжении тонких сил, невидимых лучей, протянувшихся от сердца, и других чакр к явным и еще не открытым для вас полям. Ваши силы подобны коням. Если неумелый возница не сможет удержать вожжи разума, то могучие силы, как взбесившиеся кони, разобьют колесницу. Вы будете страдать!

— Мы все перенесем! — весьма легкомыслен но ответил Митра.

-- Боюсь, и тебе и Муни все равно скоро придется покинуть ашрам. Время действий пришло. Не для собственного развлечения посланцы Высокой сабхи пересекают нашу землю с севера на юг.

-- Но я так и не понял, что они хотели передать. Лишь какие-то туманные пророчества, — сказал Митра.

-- Как же вы не поняли! Соперничество Пандавов и Кауравов грозит расколоть нашу общину. А патриархи еще надеются сохранить единство. Надвигается новый потоп, порожденный человеческой жестокостью. Нас ждут страшные испытания!

-- Неужели, зная это, вы ничего не делаете? — спросил Митра, с тревогой оглядывая землю, на которую уже опустилась густая ночная мгла.

Звезды погасли, затянутые тучами. Ветер был наполнен ожиданием дождя, и мне показалось, что нашу гору обступают какие-то неясные мрачные формы, словно волны надвигающегося потопа. Митра смотрел вокруг с неменьшей тревогой. И только присутствие Учителя внушало нам спокойствие и надежду. В свете очага его белые одеяния и седые волосы, казалось, излучали серебристый свет. Такой же чистый и далекий, как свет звезд. Учитель был спокоен. И он устранял страх неторопливым рассказом о великих подвигах, о самопожертвованиях героев давно минувших дней.

— Наша община не бездействует. Мы ведем на стоящую борьбу за свою жизнь. Три поколения на зад у нас еще существовал закон, запрещающий убийство. Высокая сабха считала, что лучшей за щитой странствующего риши будут кротость и сми рение. Дваждырожденным предписывалось не но сить оружия, не вступать в споры, ни при каких об стоятельствах не применять брахму в ущерб лю дям. Даже те из наших братьев, которые были со ветниками при царях в больших и малых государ ствах, и те подчинялись этому установлению. Это му же учили и в наших ашрамах. И вот однажды один раджа испугался, что дваждырожденные, об ладающие большей мудростью, могут возжелать его трон. И он велел казнить всех брахманов, нахо дившихся при дворе. Я думаю, что он сошел с ума. Ведь не было случая, чтобы дваждырожденные стремились к власти. Но он все равно боялся рас тущего влияния нашей общины. За убийствами со ветников в этом царстве последовал разгром нескольких наших ашрамов. Как повествуют легенды, брахманов сажали на колья вдоль дорог, закапывали по горло в землю, пуская на них стадо слонов. Тогда молодые дваждырожденные призвали использовать силу брахмы для спасения своих братьев. Но большинство патриархов не хотели предавать закона, завещанного предками.

Тех, кто желал перемен, возглавил некий молодой брахман по имени Аурва. Его отец несколько лет назад был убит во время стычки с кшатриями из-за того, что не захотел применить оружие брахмы и смиренно ждал смерти. Аурва сказал патриархам, что в изменившемся мире нельзя придерживаться старых законов. Тем не менее, Высокая сабха, очевидно, не понимая размеров бедствия, призвала Аур-ву отказаться от мести. Он ответил патриархам так: «Когда злодей нигде не встречает карателя, тогда много их стоит на свете в злых делах. Кто, обладая силой, не пресечет зла, хоть и знает о нем, тот становится причастным ко злу». И многие молодые брахманы поддержали его, требуя покарать убийц. И еще Аурва сказал: «Если я, став властителем, не пресеку зла, у людей вновь возникнет великий страх перед насилием». Эти слова донесли до нас Сокровенные сказания как первый шаг дваждырожденных в борьбе за власть. Аурва, собрав несколько десятков своих единомышленников, пришел в то царство, где избивали брахманов. На огромной поляне перед крепостью, где засел раджа, они развели три высоких костра, и Аурва сел посередине пылающего треугольника в позе глубокого сосредоточения. Он смог впустить в сердце жар трех костров и сделался сам подобным огню. В это время из ворот крепости выехал многочисленный отряд кшатриев и направился к дваждырожденным. Против них и обратил Аурва первую волну своей брахмы. Те, кто видел это, потом рассказывали, как могучие воины катались по земле, вопя от боли. Они срывали со своих голов шлемы, зажимали уши руками, извивались, будто ужаленные змеями. Потом Аурва бросил огонь своего гнева на дворец раджи. Охранники и слуги, жены и танцовщицы падали без чувств, бились на мозаичном полу, на четвереньках ползли из покоев на улицу. Над городом стоял рев обезумевшей толпы. Тогда к Аурве пришли посланцы Высокой сабхи с призывом прекратить мучения людей. «Это не люди, — сказал им Аурва. — Это ракшасы. И то, что я делаю, — жертвоприношение ракшасов во имя спасения людей.»

Но посланцы Высокой сабхи наделили его дивным оком, чтобы увидел он как много невинных гибнет в огне брахмы. Когда Аурва понял весь ужас последствий своей мести, он уже не в силах был остановить огонь разбушевавшейся брахмы. И, чтобы отвести его от города, Аурва направил огонь на близлежащий лес. И, говорят, лес вспыхнул…

— А что стало с раджой? Ведь это из-за него пострадали невинные, — спросил Митра.

— С раджой? Его разорвали на улице прибли женные. В отчаянии они решили так умилости вить брахманов. Что ж, он пожал плоды своей кар мы. Но наша община тогда отвратилась от Аурвы. Еще раз Высокая сабха повелела не применять брахму против людей. А этого уже больше и не требовалось. Ведь страшные рассказы о гневе дваждырожденных разнеслись с быстротой лес ного пожара по всем сопредельным царствам, и кшатрии с тех пор стали кроткими и предупреди тельными со странствующими риши.