💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Гражданская война в России и внешний мир

Эскалация гражданской войны с лета 1918 г. диктовала особый внешнеполитический курс Советской республики. С одной стороны, он определялся надеждой на мировую революцию и посильной поддержкой революционных начинаний пролетариата соседних стран. С другой – стремлением (ценой возможных территориальных и экономических уступок) добиться прекращения военной интервенции и поддержки западными странами белых генералов, а также восстановления экономических связей, разрыв которых больно бил по России.

«Революционная внешняя политика» вызвала появление нетрадиционных форм дипломатической деятельности. Установленная после октябрьского переворота 1917 г. Советская власть не была признана на Западе, лидеры которого в своих столицах продолжали общаться с русскими послами, назначенными еще Временным правительством. Тем не менее при взаимной неприязни, и Россия, и Запад нуждались в прямых контактах. Так в России возник своеобразный институт полпредов (полномочных представителей) – полудипломатических, полуреволюционных представителей Москвы. Их деятельность, скорее, должна была способствовать «революционному пробуждению Европы», нежели организации собственно дипломатической работы.

В письме советскому полпреду в Швейцарии Я. А. Берзину (октябрь 1918) Ленин рекомендует ему максимум времени тратить «на руководство агитацией», используя при этом немцев, итальянцев, французов. «Из них назначьте агентов, платите и за поездки и за работу архищедро. На официальщину (т.е. дипломатическую работу. – Авт.) начхать: минимум внимания. На издания и нелегальные поездки maximum внимания», – учил он. Советские полпреды работали в Англии (М. М. Литвинов), Швеции (В. В. Воровский),

Дании (Я. З. Суриц), Австрии (П. Ф. Симонов), Швейцарии (Я. А. Берзин) и в некоторых других странах. Эта ответственная работа была связана с определенным риском, поскольку агитационно-пропгандистская деятельность вызывала неприязнь официальных властей стран пребывания. Так, в феврале 1918 г. из Петрограда в Европу для революционной пропаганды выехали Л. Б. Каменев и И. А. Залкинд. Следуя через Швецию, они прямо заявили, что едут в Англию и Францию для того, «чтобы вызвать в этих странах революцию, аналогичную русской». После этого дипломаты-агитаторы были высланы из Англии, а затем арестованы (в Финляндии). Каменев с группой товарищей провели в заключении около полугода и лишь в августе 1918 г. были обменены на финских шпионов.

Осенью 1918 г. большевики по-прежнему большие надежды возлагали на Германию. В сентябре – октябре в атмосфере ожидаемого военного разгрома, политической катастрофы, радикализации народных масс, все, казалось, было готово к свержению кайзеровского правительства и установлению рабоче-крестьянского государства. РСФСР не скрывала своей заинтересованности, Как вспоминал позже посол в этой стране А. А. Иоффе, он заплатил 100 тыс. марок за оружие для революционеров. Наше посольство в Берлине «было главным штабом германской революции… Тонны антимонархической и антивоенной литературы печатались в совпосольстве». Туда «тайком» приходили социалисты, «чтобы получить советы». В итоге за три дня до восстания в ноябре 1918 г. Иоффе вместе с посольством был выслан из Германии. Позднее он как глава делегации ВЦИК (вместе с К. Б. Радеком, Х. Г. Раковским и Н. И. Бухариным) был направлен на первый съезд советов Германии. Однако советская делегация не была пропущена германскими военными властями. Только Радек проник в страну нелегально, 15 февраля 1919 г. он был арестован и пробыл в тюрьме до декабря 1919 г. А в ноябре 1920-го вновь нелегально выехал в Германию на «революционную работу».

Несмотря на неудачу, германская революция воодушевила большевистское руководство, ибо вселяла надежду, что революционное брожение в Европе не завершено и принесет ожидаемый результат. Эти ощущения разделяли не только они. Британский премьер-министр Ллойд Джордж в секретном меморандуме весной 1919 г. признавал, что «народные массы Европы, от края до края, подвергают сомнению весь существующий порядок, все нынешнее политическое, социальное и экономическое устройство». Действительно, весной и летом 1919-го революционные выступления имели место в Австрии, Германии, Венгрии, Словакии.

На волне этих настроений 2–6 марта 1919 г. в Москве состоялся I конгресс Коминтерна (Коммунистического Интернационала). Его участники исходили из того, что мир вступил в эпоху разложения капитализма и коммунистических революций, а задача коммунистов – объединить свои усилия для их скорейшего приближения. Коминтерн рассматривал себя как штаб мировой революции, все входившие в него компартии считались его национальными секциями. Для координации связанной с этим работы было создано Бюро Исполнительного Комитета Коминтерна (ИККИ), который возглавил Г. Е. Зиновьев. Помимо центрального, в Москве, были открыты региональные бюро ИККИ – в Скандинавии, Центральной и Восточной Европе, на Балканах.

Создание Коминтерна было и тактически удобным для советского правительства: вступая в контакт с «буржуазными» странами, оно могло формально отмежеваться от курса на «экспорт революции», указывая, что это – функция другой, не государственной структуры, а международной организации. Тем не менее, Коминтерн, опираясь на ресурсы Советской России, организационно и материально поддерживал коммунистическое движение в мире, не чураясь инициативных действий. Так, Ленин в июле 1920-го писал Сталину: «Положение в Коминтерне превосходное. Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может, также Чехию и Румынию». В этом контексте была логичной позиция Ленина в «польском вопросе» летом – осенью 1920 г. Выступая в сентябре на IX партийной конференции, он ставил вопрос о переходе «от оборонительной к наступательной войне, чтобы помочь советизации Польши, штыком пощупать, не созрела социальная революция пролетариата в Польше?». В случае успеха похода не исключалась еще одна попытка «революционирования Германии». М. Н. Тухачевский вел свои войска под лозунгом: «Вперед на Варшаву! Вперед на Берлин!».

В разгар революционной эйфории допускались и самые дерзкие проекты. В августе 1919 г. Троцкий обратился в ЦК РКП(б) с письмом, в котором предлагал создать на Урале корпус, с тем чтобы бросить его на Индию и Афганистан. Внимание коммунистов к Востоку заметно усилилось в 1920–1921 гг. По мере угасания надежд на Европу, национально-освободительные движения в колониальных и зависимых странах виделись как естественные союзники в борьбе за подрыв позиций буржуазии европейских метрополий.

Летом и осенью 1918 г. все основные империалистические державы встали на путь военно-дипломатической, морской блокады России и участия в организации вооруженной интервенции противосоветских сил в разных частях страны. Это побудило советское

руководство искать такой курс внешней политики, который имел бы успех на Западе. В его основу была положена экономика. Торговля, концессии должны были стать новым полем боя между капитализмом и социализмом, на котором и будет решаться вопрос, сумеет ли советское государство, пойдя на некоторые уступки, получить возможность длительного развития по пути социализма, или же буржуазный Запад сделает их каналами своего влияния на внутреннюю жизнь России в нужном ему направлении? Для проведения этой линии Россией использовалась ранее апробированная с Германией «брестская тактика». Ленин называл ее тактикой «отступления, выжидания, лавирования». Основанный на ней курс определял два первых этапа советской внешней политики. Первый, собственно «брестский», охватывал отношения с Германией после подписания мира 3 марта и добавочных соглашений от 27 августа 1918 г. – до аннулирования Брест-Литовского договора 13 ноября. На втором этапе эта политика проецировалась на отношения с государствами Антанты. Целью данного этапа было добиться мирного соглашения с бывшими союзниками ценой крупных территориальных уступок, «дани» (контрибуций) и т.п.

Возможность прибегнуть к этой тактике связывалась с тем, что на Западе были силы, которые помимо прямого военного вмешательства в дела России, готовы были использовать «германский опыт» военно-политического давления. В ноте от 22 января 1919 г. великие державы Запада обратились к советскому правительству и белогвардейским режимам России с предложением провести совещание, чтобы согласовать нем все меры уступок, которые должна осуществить Советская Россия для заключения мира. (Посвященную этому конференцию планировалось созвать на Принцевых островах в Мраморном море.) В ответной ноте советского правительства от 4 февраля была выражалась готовность предоставить державам «горные, лесные и другие концессии, с тем чтобы экономический социальный строй Советской России не был затронут внутренними распорядками этих концессий». В ней шла также речь об уплате всех довоенных долгов и к территориальных уступках в отношении тех областей, которые были заняты войсками Антанты или теми силами, которые пользовались ее поддержкой. Советское правительство обязывалось не вмешиваться и во внутренние дела держав Согласия, не прекращая, однако, международной революционной пропаганды.

Большевики стояли на грани заключения второго мира на «брестских» условиях. Его главное отличие от «первого Бреста» состояло в том, что теперь границы уступок предложило само советское правительство, а не его противник. Обсуждению этой темы был посвящен специально созванный пленум ЦК РКП(б) 14 марта 1919 г. Чуть позже Ленин говорил: «Когда мы ответили согласием на предложение конференции на

Принцевых островах, мы знали, что идем на мир чрезвычайно насильнического характера». Однако весной 1919 г. началось колчаковское наступление, Колчак и Деникин заявили об отказе участвовать в переговорах с советским правительством, и мирная конференция не состоялась.

В конце 1919 г., когда Красная Армия добилась перелома на основных фронтах, Антанта принимает решение о прекращении помощи белым. В феврале 1920-го Верховный Совет Антанты заявил, что «не рекомендует окраинным государствам вести войну против Советской России, но Антанта защитит их, если Советская Россия на них нападет; дипломатические отношения с Россией не возобновляются». Но именно «окраинные» прибалтийские государства, испытывавшие материальные трудности, недостаток вооружения и противодействие народов своих стран, не желавших продолжать бойню, были более других предрасположены к нормализации отношений с Россией, чем не замедлило воспользоваться ее правительство.

Еще 31 августа 1919 г. Ленин обратился к правительству буржуазной Эстонии с предложением начать мирные переговоры. Аналогичные предложения были сделаны правительствам Латвии, Литвы и Финляндии. 5 декабря 1919 г. в Юрьеве, после одобрения идеи Англией, начался завершающий этап переговоров с Эстонией. По словам Чичерина, действия советской делегации состояли в том, чтобы устранить ненужное сопротивление и идти на значительные уступки ради мира, в то же время отвергая всякие преувеличения и домогательства противной стороны. Хотя эти уступки и находились в рамках «брестской тактики», они были значительно меньшими, чем ранее. Эстония получила три уезда Псковской области, часть золотого запаса Российской империи, признание независимости и обещание советской стороны отказаться от антиправительственной деятельности в Эстонии. На таких условиях 2 февраля 1920 г. был подписан Тартуский мирный договор с Эстонией. Современники чрезвычайно высоко оценили его значение, называв это «генеральной репетицией соглашения с Антантой», первым экспериментом «мирного соглашательства с буржуазными государствами». Договор положил начало выходу России из политической изоляции, что позволяло прорубить и «торговое окно в Европу». Вскоре аналогичные соглашения были подписаны с Латвией, Литвой, Финляндией.

Потерпев неудачу в вооруженном подавлении большевизма, страны Запада должны были «определяться» в изменившихся условиях. Ленин справедливо выделил ту сферу интересов, где взаимодействие было наиболее вероятным. «Мы знаем, что экономическое положение тех, кто нас блокировал, оказалось уязвимым. Есть сила большая, чем желание, воля и решение любого из враждебных правительств или классов,

эта сила – общие экономические всемирные отношения, которые заставляют их вступить на этот путь общения с нами». Однако колебания по поводу снятия военно-морской и экономической блокады западные страны проявляли на протяжении 1920–1921 гг. В это время и Ленин начинает постепенно разделять «революционную» и «государственную» составляющие внешней политики. Первая все больше связывается с Коминтерном, государственные же структуры он ориентирует на решение конкретных вопросов в отношениях с буржуазными странами. В его работах чаще звучат темы о возможности длительного сосуществования с государствами иного общественного строя и об условиях этого «мирного сожительства».

Советско-британские торговые переговоры с переменным успехом шли с конца февраля 1920 г. Первоначально британская сторона настаивала на принятии предварительных политических условий торгового соглашения (отказ от «революционных» действий против Англии, принципиальное согласие советского правительства возместить долговые, имущественные убытки иностранным подданным, признание польских границ в британской редакции и т.п.). Однако осенью 1920-го британские министры были уже уверены, что «ближайшей перспективы падения советского правительства» уже нет, и советовали использовать торговлю как средство «приручить» или «свалить большевизм». Принципиальное решение о подписании торгового соглашения с Россией принято 18 ноября 1920 г., а итоговый текст подписан 16 марта 1921-го. Советско-британское торговое соглашение имело огромное значение. Его не случайно называют «торгово-политическим». Фактически оно положило начало более широкому процессу нормализации отношений между Россией и странами Запада. Торгово-политические договоры, аналогичные советско-британскому, заключили с Россией в 1921 г. Германия (май), Норвегия (сентябрь), Австрия (декабрь).

В то же время Россия была отстранена от участия в подведении итогов Первой мировой войны. Главную роль в этом процессе играли Англия, Франция и США. Итоговые документы готовились в ходе Парижской (1919–1920) и Вашингтонской (1921–1922) мирных конференций. Принятые на них соглашения предопределили формирование так называемой версальско-вашингтонской системы послевоенного устройства мира. Она фиксировала произошедшие в 1914–1922 гг. в мире перемены, но содержала зерна будущих конфликтов.

«Военный коммунизм»

Экономическую политику, проводимую Советской властью с середины 1918 г. по март 1921 г., обычно называют политикой «военного коммунизма». Между тем, это определение во многом условно. Во-первых, сам термин «военный коммунизм» появился лишь в 1921 г., когда при введении «новой экономической политики» началось осмысление предшествующего ей экономического курса, который привел к острейшему социально-экономическому и политическому кризису начала 1921-го и едва не стоил большевикам власти. Во-вторых, та модель общественного устройства, которая утвердилась в результате Гражданской войны, складывалась постепенно, во многом стихийно и противоречиво, под давлением чрезвычайных обстоятельств военного времени. Цель проводимых в 1918–1920 гг. мероприятий была одна: сохранение Советской власти в условиях фактической дезинтеграции страны, враждебного окружения, развала экономики и скудости ресурсов.

Все это объективно предопределило курс на централизацию управления экономикой; жесткую регламентацию производства и потребления; сведение на нет роли экономических рычагов; усиление административно-репрессивных методов регулирования хозяйственной жизни. И хотя проводимая в середине 1918 – начале 1921 г. политика базировалась на единых принципах, в истории «военного коммунизма» можно выделить два этапа: «складывание» системы в период решающих боев на фронтах гражданской войны (лето 1918 – начало 1920) и «расцвет» «военного коммунизма» в условиях, когда главные враги были разгромлены, а сохранение и «усугубление» чрезвычайных мер становилось все менее оправданным (весна 1920 – март 1921). Историки выделяют следующие черты экономической политики и хозяйственного развития тех лет.

Национализация крупной, средней и части мелкой промышленности. Если осенью 1918 г. в собственности государства было 9, 5 тыс. предприятий, то в 1920 – более 37 тыс. Изменилась система управления народным хозяйством, где ведущей стала тенденция централизации. В структуре ВСНХ были созданы «главки» – чисто пролетарские органы управления соответствующими отраслями экономики. По нарядам главка подчиненные ему предприятия получали сырье, полуфабрикаты, а всю производимую продукцию сдавали государственным органам. К лету 1920 г. существовали 49 главков, центров и комиссий. Их специализацию характеризуют названия:: Главметалл, Главторф, Главтекстиль, Главтоп, Центрохладобойня, Чеквалап (Чрезвычайная комиссия по заготовке валенок и лаптей) и т.п. А деятельность была ориентирована прежде всего на удовлетворение нужд фронта. Для персонификации ответственности назначались комиссары с чрезвычайными полномочиями. Так, в июле 1919 г. председатель ВСНХ А.

И. Рыков был назначен чрезвычайным уполномоченным Совета Обороны по снабжению Красной Армии (Чусоснабарм). Он мог использовать любой аппарат, смещать должностных лиц, реорганизовывать предприятия, изымать товары со складов и у населения под предлогом «военной спешности». Чусоснабарму подчинялись все заводы, работавшие на оборону. Для управления ими был образован Промвоенсовет.

Одним из центральных элементов политики 1919 – начала 1921 г. была продразверстка, введенная декретом СНК 11 января 1919-го. Формально в ее основе лежала идея регламентации поставок: если проводившаяся с конца весны 1918 г. «продовольственная диктатура» предполагала просто изъятие «излишков» у всех имевших их крестьян, то теперь губернии облагались «разумным» налогом в зависимости от представлений об их запасах. Эти задания «разверстывались» по уездам, волостям, общинам. На практике же изъятие хлеба по разверстке осуществлялось без учета реальных возможностей хозяев, что вызывало их недовольство и сопротивление. Планы заготовок постоянно срывались, а это, в свою очередь, усиливало репрессии заготовительных органов. Помимо хлеба, к концу 1919 г. по разверстке стали собирать картофель и мясо.

Хронический продовольственный кризис вызвал к жизни нормированное снабжение населения, через карточную систему. В соответствии с классовым принципом и в зависимости от сферы деятельности, городские жители были поделены на четыре категории, от принадлежности к которой зависели объем и порядок снабжения. Число продовольственных и промышленных товаров, подлежавших нормированию, постоянно увеличивалось. Так, в январе 1919 г. в Петрограде было 33 вида карточек: хлебные, молочные, хлопчатобумажные, обувные и т.п. Нормы постоянно менялись, но все время были очень низкими. В мае 1919 г. в Петрограде по первой, высшей, категории, выдавалось 1/2 фунта (200 г), а по третьей – 1/8 фунта (50 г) хлеба в день. В 1920 г. по нормированному снабжению обеспечивались 24 млн человек. Сбор и распределение продовольственных и промышленных товаров были возложены на Наркомпрод, который становился вторым по важности – после военного – ведомством. Подчиненные ему Продармия (в 1920 – 77, 5 тыс. человек) и аппарат потребительской кооперации (на 1 первое января 1920 – 53 тыс. обществ) обеспечивали решение этих задач.

Введение нормированного снабжения сопровождалось резким ограничением торговых операций. Национализированы были частные торговые фирмы, склады и даже мелкая торговля, что формально вело к ее запрещению (разрешалось продавать лишь ненормированные продукты, набор которых стремительно сокращался). Однако на деле добиться этого не удалось: мизерные «твердые» закупочные цены вынуждали

производителей, а также спекулянтов продавать товары на «черном» рынке по реальным ценам. В результате мелкая рыночная торговля в местном масштабе продолжала существовать. Власти были вынуждены терпимо относиться к этому явлению. Символом неформальных отношений такого рода между властью и населением стала московская «Сухаревка» (рынок в районе Сухаревской площади, аналоги которого существовали повсеместно), где можно было купить и обменять практически все: продовольствие, бриллианты, одежду, валюту, книги, мебель и т.п. В августе 1919 г., в «разгар» «военного коммунизма», Ленин признавал, что городские рабочие приблизительно половину потребляемых ими продуктов получали по госцене из органов Наркомпрода, другую – покупали на частном рынке по спекулятивным ценам.

В 1918–1920 гг. произошла натурализация заработной платы – ее выдача рабочим и служащим продовольствием и предметами первой необходимости. В 1920 г. денежная часть оплаты труда составила лишь 7, 4 %. Это было обусловлено резким падением роли денег в 1918–1920. Расстройство же денежного обращения было напрямую связано с хозяйственной разрухой. Источники бюджетных поступлений сократились, но государство должно было содержать армию, госаппарат, обеспечивать необходимые отрасли экономики, поддерживать инфрастуктуру в городах. В 1918–1920 гг. эти траты осуществлялись за счет безудержной денежной эмиссии: к началу 1918-го в обращении находилось 22 млрд руб., 1919 – 61, 3 млрд, 1920 – 225 млрд, 1921 г. – 1, 2 трлн. При этом в ходу были разные денежные знаки: царские («николаевки»), думские деньги, «керенки» (выпущенные Временным правительством), а с февраля 1919 – и «расчетные знаки РСФСР». Нехватка денег и разрыв связей между районами в условиях гражданской войны приводили к появлению местных денег или их суррогатов. Помимо фактически отделившихся окраин, «свои деньги» печатали в Ижевске, Иркутске, Казани, Калуге и других городах. В качестве заменителей использовали разные чеки, боны, трамвайные книжки, этикетки от винных бутылок и т.п. Всего в 1918–1922 гг. на территории бывшей Российской империи «ходил» 2181 денежный знак.

Обесценивание денег вело к немыслимому росту цен. Коробка спичек или билет в трамвае стоили миллионы рублей. В 1921 г. покупательная способность 50-тысячной советской купюры приравнивалась к довоенной монете в одну копейку. И хотя в государственном секторе формально сохранялись различия в зарплате (в 1919 – в пять раз между высшей и низшей категориями), на практике это не имело значения, так как основную часть все работники получали натуральными пайками, а здесь разрыв в обеспечении составлял от 2 до 9%. Таким образом, сложилось уравнительное распределение как неотъемлемая часть существовавшей в стране экономической системы.

Столь же характерным ее элементом была милитаризация труда, во многом обусловленная невозможностью его экономического стимулирования. Первоначально трудовая повинность касалась только представителей буржуазии, но с октября 1918 г. все трудоспособные граждане от 16 до 50 лет должны были встать на учет в отделах распределения рабочей силы, которые могли направить их на любую необходимую работу. С конца 1918 г. власти прибегали к призыву (подобно армейскому) рабочих и служащих на госслужбу и в определенные отрасли экономики. Работники принудительно закреплялись на предприятиях и в учреждениях, самовольный уход приравнивался к дезертирству и карался по законам военного времени (суд трибунала, заключение в концлагерь).

Содержание экономической политики и способы ее осуществления в 1918–1919 гг. во многом совпадали с теоретическими представлениями большевиков о том, каким должно быть социалистическое общество. Это историческое совпадение породило определенную эйфорию в отношении военных, командных, административных мер, которые стали рассматриваться не как вынужденные, а как основной инструмент социалистического строительства. Совокупность этих представлений Ленин позднее назвал «военно-коммунистической идеологией». Она оформилась к началу 1920-го, когда объективные условия применения чрезвычайных методов сходили на нет. Красная Армия добивала остатки крупных белогвардейских соединений, и основная масса населения не желала далее жить в условиях «деспотического социализма», рассчитывая на восстановление привычной жизни, в которой снабжение осуществлялось не по карточкам через малоэффективные структуры Наркомпрода, а посредством рынка, торговли, где главные действующие лица – покупатель и продавец – легко находили общий язык без навязчивых советских посредников. Между тем, именно в начале 1920 г. был взят курс на дальнейшее «закручивание гаек» по всем направлениям.

В марте 1920 г. под руководством Л. Д. Троцкого была создана Комиссия для подготовки плана строительства социализма в мирных условиях. Ее рекомендации носили ярко выраженный военно-коммунистический характер. Предусматривались расширение продразверстки, огосударствление экономики, разработка общегосударственного плана, расширение всеобщей трудовой повинности, создание трудовых армий и милитаризация всей системы управления.

Предложения Комиссии были с энтузиазмом одобрены большинством делегатов IX съезда РКП(б), работавшего с 29 марта по 5 апреля 1920, которые своим решением «освятили» изложенный Троцким курс. В соответствии с этим в 1920 г. ненавидимая деревенским большинством продразверстка была распространена на новые виды

сельхозпродуктов и сырья (к хлебу, мясу, картофелю прибавились молоко, яйца, шерсть, кожа, лен и т.д.). Сохранялось привлечение крестьян к другим видам трудовых «повинностей». Утвержден план засева полей, следить за реализацией которого должны были следить посевкомы. В конце 1920 г. были национализированы и мелкие предприятия («с числом рабочих более десяти или пяти, но использующих механический двигатель»). В декабре 1920 г. на VIII съезде Советов был принят план ГОЭЛРО. Формально посвященный энергетике, он содержал перспективную комплексную программу создания социалистической экономики. Апофеозом милитаризации труда стали трудовые армии. Они формировались с начала 1920 г. из высвобождающихся на фронте воинских частей. В июле в народном хозяйстве были заняты 2, 5 млн красноармейцев, которых стали именовать «трудармейцами» и использовали заняты главным образом на тяжелых работах в строительстве и на транспорте. Однако производительность их труда была низкой.